Война капитана Бауэрса

      Оскар, захлебнувшись рвущимися с губ ругательствами, прибавил скорости и с силой надавил на клаксон. Рывком затормозив у края моста, — Хаггарти, кажется, едва не ударился лбом о приборную панель — он вышел из машины, громко хлопнув дверью. Четверо подростков напряженно всматривались в его лицо. Растрепанные, вспотевшие, они стояли плечом к плечу, сжав кулаки, будто собирались не то нападать, не то защищаться. Хокстеттер с придурочной улыбочкой и откровенной, неприкрытой издевкой в блестящих глазах, чем-то удивленный Хаггинс, у которого на щеке сохли брызги чужой крови, испуганный дерганный Крисс, шарящий взглядом в поисках спасения… Они отступили на шаг, не сговариваясь, а Генри остался стоять на месте. Не опустил головы, смотрел в упор, вперед, губы сжаты в тонкую линию. Ни страха. Ни раскаяния. Ни запоздалых: «Я сам не понимаю, что на меня нашло, простите, я все исправлю». Он знал, что делал, и это доставляло ему удовольствие — сознание собственной силы и безнаказанности. Что ты мне сделаешь, а? Убьешь? В тюрьму отправишь собственноручно, расписавшись в своей полной недееспособности как родителя? Давай, давай…       Оскар прошел мимо Генри и наклонился над натужно кашлявшим Денбро. Лицо его, покрытое синяками и ссадинами, искажала гримаса боли. Футболка, мокрая от пота, прилипла к худой скрюченной спине, и в прорехах виднелась бледная кожа с все теми же следами побоев. Увидев Оскара, Денбро попытался встать, но снова рухнул на дощатую мостовую, в последний момент успев опереться на согнутые руки. Он прошептал что-то, но Оскар не расслышал ни слова из-за непрекращающихся рыданий, доносившихся с края моста. Он отошел от избитого и осторожно приблизился к мальчишке, который судорожно вцепился в парапет и глотал слезы, по-видимому, безуспешно пытаясь успокоиться.       — Послушай-ка… — Оскар замолчал, обдумывая, что сказать. Умение утешать рыдающих детей не входило в число его талантов. — Как твое имя?       — Дж… Дж… Джорджи Денбро, — отчаянно всхлипывая, выговорил мальчишка.       Оскар изрядно удивился: он помнил Джорджи крохотным кульком, который мамаша Денбро возила по парку в яркой коляске. Значит, избили на глазах у младшего брата. Это было почти так же омерзительно, как… Как убийство этого ряженого. В голове Оскара взвыл Дон, и его рыдания слились с плачем Джорджи, звуком клаксона и жутким визгом, который шел волной, то усиливаясь, то затухая до еле слышного свиста. Воздушная тревога. Оскар чертыхнулся, заставляя себя сосредоточиться на происходящем.       — Джорджи. Ты ведь братишка Уильяма, так?       Джорджи кивнул, утирая кулаком сопли. Оскар извлек из кармана платок и, сделав последний шаг, вплотную приблизился к ребенку, медленно, аккуратно опустил ладонь на худое дрожащее плечо.       — Сейчас нам с тобой нужно сделать очень важное дело. Ты мне поможешь?       Джорджи огляделся, остановив взгляд покрасневших глаз на лежащем брате, потом кивнул на неподвижно стоявших обидчиков и испуганно зашептал:       — Вы их арестуете, офицер? Они… Уильям им ничего не сделал. Они били его так, что кровь летела во все стороны. Я звал на помощь, кричал, но ни одна машина…       Вот черт.       — Джорджи. Они будут наказаны. Сейчас нужно успокоиться и помочь Уильяму.       Джорджи всхлипнул несколько раз, потом решительно вытер мокрое лицо.       — Что мне надо делать?       Оскар, выдохнув с облегчением, приказал Джорджи сесть возле брата и подсунуть тому под голову рюкзак, из которого вытряхнули учебники и тетради. Потом вызвал по рации медиков и экипаж из участка, наказав позвонить родителям Денбро. Все заняло меньше пяти минут, но ему показалось, что прошло несколько часов. Убедившись, что старший Денбро в сознании и даже утешает младшего, еле ворочая разбитыми губами, Оскар вернулся к четверке хулиганов.       — Сейчас сюда прибудут другие сотрудники полиции, и все вы будете доставлены в участок, куда приедут также ваши родители.       — Но мистер Бауэрс, моя мама… — начал было Хаггинс, но сник под взглядом Оскара и замолчал.       — Об этом нужно было думать раньше, — отрезал Оскар.       Невдалеке послышался звук сирены, и из-за поворота показался полицейский автомобиль. Оскар в двух словах объяснил ситуацию прибывшим коллегам и пошел было к машине, но его окликнул дрожащий голосок.       — Офицер, постойте!       Оскар обернулся, ощутив укол тревоги, — что, если Уильяму стало хуже? Но Денбро был в полном сознании и даже ухитрился сесть, сжимая руками всклокоченную окровавленную голову.       — Что-то еще, Джорджи? — спросил Оскар, стараясь говорить спокойно. Джорджи сделал несколько нерешительных шагов, опасливо глянул на хмурого Генри, а потом вдруг бросился вперед и обнял Оскара.       — Вы спасли Билли, офицер. Если б не вы… — и, не договорив, он отскочил в сторону и метнулся назад к брату.       Оскар, смущенный порывом Джорджи до крайности, беспомощно отвел глаза от наблюдавших за патетической сценой сослуживцев и вдруг натолкнулся на взгляд Генри. Сын смотрел на него с неприкрытой злобой, и лицо его искажала издевательская усмешка.       Кивнув на прощание патрульным, Оскар сел за руль и повез домой Хаггарти, предупредив его, что не собирается отвечать ни на какие вопросы. Когда он распрощался с Хаггарти и добрался обратно в участок, то заметил знакомый крайслер, припаркованный на стоянке. Эта навороченная тачка принадлежала главному меценату и общественному деятелю города, спонсору большинства городских мероприятий, монополисту в сфере лакокрасочных изделий, а по совместительству папаше бедового приятеля Генри Гейлу Хокстеттеру. Значит, сам владелец автомобиля обретался где-то в участке. Оскар уже в коридоре услышал голос Хокстеттера-старшего.       — Не зря город платит полиции. Важными делами занимаетесь. Поймали опасных преступников — расследуете школьные драки. Скоро в газетах будут сообщения про то, что спасли от старшеклассников малыша Джимми, который неудачно упал в коридоре?       — Вы же понимаете, что они могли убить Уильяма, — голос Байта звучал виновато.       — Не преувеличивайте, офицер. Мальчик даже отказался от медицинского освидетельствования и уж тем более не остался в больнице. Я заплатил его матери компенсацию. Я могу забрать домой сына?       — Боюсь, что в этом случае мы должны оформить…       — Офицер, я считаю, что я должен заниматься своим делом — воспитывать сына, а вы — своим, и ловить настоящих преступников, — в голосе Гейла звенели металлические нотки. — А когда люди берутся не за свое дело, получается хаос. Например, дети полицейских провоцируют драки на улице.       — Генри Бауэрс… — начал было Байт.       — Офицер, не надо только выгораживать своих подчиненных и их родственников. Мой мальчик находится под влиянием сына капитана Оскара Бауэрса, а Оскар Бауэрс, видимо, не очень хороший отец, раз его ребенок такое себе позволяет. Если уж офицер не способен воспитать сына правильно, какой спрос с меня, обычного бизнесмена?       — Вы только что говорили… — Байт совсем растерялся.       — Я говорил и говорю одно — прекратите эту видимость деятельности и займитесь чем-нибудь более серьезным. Заявление семейство Денбро писать не будет. Нет заявления — нет дела. Я забираю Патрика домой, у нас гости, мать испекла вишневый торт, а мы с Патриком опаздываем. Есть конкретные обвинения? С документацией, снятыми побоями и всем таким? Нет? Отлично. До свидания.       После этих слов оба Хокстеттера вышли из кабинета и прошли мимо Бауэрса.       Генри сидел в кабинете у стены, откинувшись на спинку стула и опершись головой на сложенные на затылке руки. На губах его играла расслабленная улыбка, будто он просто отдыхал посреди утомительного рабочего дня. Когда в кабинет вошел отец, Генри открыл глаза и зло улыбнулся:       — Ну что, офицер, отпустите меня под подписку о невыезде, а? — бросил он, глядя отцу в глаза с вызовом.       Оскар устало взглянул на него, не сдержав брезгливой гримасы, отвернулся и принялся наводить порядок на столе: сложил в ровную стопку разбросанные бумаги, убрал в подставку ручки и собрал скрепки. Ему нужно было хоть немного времени, чтобы прийти в себя и снова взять под контроль то, что упорно желало вырваться наружу из глубины его мыслей. Бесконечные дежурства, одно происшествие за другим, крики, брань, задержания, утомительные допросы, шелест бесконечных протоколов, снова брань, крики и кровь… Чужая кровь, брызгами выпачкавшая растерянное лицо Хаггинса и довольное — Генри.       — Ты, конечно, ни о чем не жалеешь, не собираешься выдумывать оправданий своему отвратительному поступку. Более того, тебя все это изрядно забавляет. Так? — наконец, ответил Оскар, все еще не глядя на сына.       Сколько времени он уже толком не спал? Наверное, поэтому в голове словно оседала пыльная завеса после песчаной бури, и в тишине безликого, официально-строгого кабинета, где не было и не могло быть лишних звуков, ему слышались сливавшиеся воедино назойливые шепотки, повторявшие его имя и обрывки невнятных слов. Оскар понимал, что все это может для него очень и очень плохо закончиться, но не разрешал себе поддаваться слабости. Еще одно дежурство, еще один допрос, еще один долгий и тяжелый разговор с Генри, в котором не было смысла, как и во всех предыдущих. Почему нельзя было просто прекратить все это, отказаться в этом участвовать? Повернуться и уйти, хлопнув дверью, и пусть пацаном занимается опека.       — Парень защищал пидоров. Парень лез не в свое дело. Парень получил по заслугам и другим незащищенным местам, — Генри лениво, по-кошачьи потянулся. — Да, я знаю, что это незаконно. Но увы, не все то, что законно — справедливо. Например, незаконно колотить своих детей за проступки. Вроде как даже какие-то бумажки есть о правах ребенка, если я не ошибаюсь. И все же ты без зазрения совести это делаешь.       Оскар нервно дернул плечом.       — Неверный выбор предметов для сравнения. Я твой отец, как бы нас обоих это не удручало, и мне приходится тебя воспитывать. Точнее, прилагать совершенно бесполезные усилия к тому, чтобы хоть как-то приучить тебя уважать законы общества, чтобы оно не списало тебя, как бракованный элемент, едва ты закончишь школу. Что касается Денбро, то ни тебе, ни твоим дружкам нет оправдания. Ты не имеешь права избивать людей только потому, что с ними в чем-то не согласен. Несколько таких вот чересчур уверенных в своей правоте сидят теперь под замком, потому что их обвиняют в убийстве, и просидят еще очень и очень долго.       Упоминание о недавнем убийстве само собой сорвалось с губ — Оскар заставлял себя забыть об этом, выбросить из головы как нечто, не имеющее никакого отношения к его теперешнему разговору с сыном. Но он против собственной воли продолжал сравнивать и, к своему ужасу, находить одну сходную черту за другой. И вывод напрашивался сам собой. Генри мало чем отличался от тех ублюдков, которых Оскар недавно сдал на руки конвойным. Кто знает, возможно, они точно так же вели себя в школе, бросая вызов родителям и учителям, самоутверждаясь на слабых и уходя от наказания раз за разом благодаря какому-нибудь чрезмерно заботливому папаше типа Гейла?       — А даже если я сяду в тюрьму, тебе-то что? Спишешь меня как… как ты там сказал? Совершенно бесполезный элемент? Может, найдешь себе новую игрушку. Вон как мелкий к тебе лез. Такого вот заведи, наивного, чтоб смотрел влюбленными глазами и оправдывался за то, чего не совершал, пока ты его лупишь до кровавых соплей своими коваными ботинками. Это было весело — лет пять назад, да, пап? А теперь щенок подрос и кусается. И уже не так забавен, — Генри смотрел зло, хищно, со звериной ненавистью.       Оскар изумленно воззрился на сына.       — Ты что же, вздумал попрекнуть меня прошлым, чтобы объяснить нынешнее дерьмо, которое с тобой происходит? Конечно, я был плохим отцом и не отрицаю этого — куда мне до Гейла Хокстеттера? Только причем здесь мелкий Денбро? На кой хрен вы избили Уильяма прямо у него перед носом? Хочешь, чтобы другим было так же плохо, как когда-то тебе? Так иди, доложи на меня, куда следует, и вали в приют или в какую-нибудь любящую семью, где тебя будут целовать в зад, пока ты не откроешь пасть и не цапнешь кого-нибудь просто так, из любви к искусству. Может, щенок и вырос, причем в тупую бешеную псину. Но мозгов-то не прибавилось, только злобы. Ты бегаешь за Хокстеттером-младшим, как собачонка, жрешь подачки из его рук, а он помыкает тобой, как хочет, потому что он истинный сын своего папаши. Вот только когда вы кого-нибудь прирежете, сожжете, забьете до смерти, Хокстеттер отмажется, а ты загремишь по полной.       Верхняя губа Генри нервно дернулась, и оскал сменился ироничной усмешкой, словно Бауэрс-младший сумел взять себя в руки.       — Знаешь, что я тебе не могу простить? Того, что ты меня списал не когда я начал творить это дерьмо, как ты выражаешься, а того, что ты пнул меня под зад, когда я высказал свои убеждения. Когда у меня появились мозги, и я стал думать не так, как ты. И я бегаю за Патриком вовсе не из-за подачек, а из-за того, что ему не плевать на меня настоящего, он понимает, в то время, как родной отец плевать хотел на мои мечты и желания. Да, Джорджи милый и чудесный, он не любит даже в бандитов играть и никогда не берет в руки игрушечный пистолет. Ты ведь такого сына хотел, да? Который будет жить долго и счастливо в Дерри и не будет кусаться.       Генри коротко рассмеялся.       — Ну, долго и счастливо — это если не нарвется на ублюдков вроде меня. Огрызаться в ответ такие придурки ж не умеют.       Оскар едва сдержал порыв, диктовавший ему взять Генри за шкирку и как следует ударить лбом о стену.       — Черт тебя побери, какие еще твои убеждения? Ты был безмозглым пацаном, подростком, заигравшимся в войнушку и вздумавшим, что знает, как правильно! У тебя тогда не было своего ума, нет его и сейчас. За тебя думает Патрик, потому что у него побольше мозгов и подлости, а ты веришь всему, что он тебе говорит, ведь то, что тебе говорил я, тебя не устроило. И да, я хотел бы другого сына, так же, как и ты хотел другого отца. Я вообще хотел бы, чтобы у меня все было по-другому. Долго и счастливо — я не знаю, возможно ли это в Дерри или где-то еще, но я сделаю все, что от меня зависит, чтобы люди не боялись ходить по улицам. И чтобы пацаны вроде Джорджи не наблюдали за тем, как уроды типа тебя колотят других людей только потому, что так им захотелось. Но тебе ведь на все плевать, так? Не я тебя списал, Генри, а ты сам.       Генри рывком поднялся и смачно плюнул под ноги отцу.       — Вот где место этих Джорджи, Меллонов и всех остальных. И если они все под землю провалятся и подохнут, не заплачу.       Тем временем во дворе Хокстеттеры в сопровождении Гордона Байта и парочки сержантов подошли к припаркованному крайслеру Гейла. К участку в то же время подрулила ярко-красная дамская машинка, лихо припарковалась рядом. Оттуда навстречу Патрику и Гейлу выскочил взъерошенный Эйвери в модных фирменных джинсах и настоящей кожаной ковбойской распахнутой курточке. Он кинулся к Патрику и крепко обнял его, привстав на цыпочки, пока Гейл галантно подавал руку водительнице — роскошной блондинке в алых модельных туфлях на шпильках в тон машине. Патрик сверкнул зубами в улыбке, подхватил младшего на руки и крепко прижал его к плечу. Миссис Хокстеттер что-то щебетала, нервно теребя шелковый шарфик наманикюренными холеными пальчиками, Гейл приобнимал жену за плечи.       Никто из славного семейства Хокстеттеров не заметил высокую сутулую фигуру, мелькнувшую в полумраке переулка.