Shades of Reality

      Неутомимые, вечно жаждущие праздника жители Нового Орлеана выдумали новое торжество, которое тотчас подхватил весь Французский квартал. Джазовые музыканты вышагивали по улице, создавая яркий карнавал музыки. Город жил, он дышал праздником, а вместе с ним жили и все его обитатели.       Элайджа настолько привык к этим шумным процессиям за многие годы, которые он здесь проводил, что уже практически не обращал внимания. Но эта жизнь, эта яркость и заразительная радость были для него ценны больше всего, что существовало в огромном мире. Куда бы Элайджу не приводила судьба, он в итоге всегда возвращался в Новый Орлеан, к своим истинным корням, а не тем, которые исходили из Мистик-Фоллс.       Одним вечером, возвращаясь домой после длительной прогулки по городу, он не мог отделаться от чувства, что за ним кто-то наблюдал. Это ощущение только усилилось, когда он оказался во внутреннем дворе особняка. Никлаус с утра уехал, не сообщая, куда, и дом сейчас был пуст. Но Элайджа был уверен в обратном, поскольку со второго этажа доносились шорохи, причем со стороны его спальни. Осторожно, стараясь не наводить шума, он поднялся наверх и подошел к чуть приоткрытой двери комнаты. За стенкой теперь уже отчетливо слышалось ровное дыхание названного гостя, а что самое странное — чувствовался знакомый аромат, который он бы не спутал ни с каким другим. Кэтрин.       Элайджа зашёл в помещение, заметив на диванчике знакомую фигуру. Ее темные идеальные локоны все так же элегантно накрывали плечи, поза была чуть расслаблена, как и всегда, и ее окутывал невероятный ореол из запаха роз после дождя, горького шоколада и терпкого вина. Невольно Элайджа вспомнил их первую встречу, когда он был очарован, сражен наповал ее улыбкой и неописуемым обаянием. Тогда ему казалось, что девушки, похожей на нее, не сыскать в целом мире. Но тогда перед ним была юная, добрая и задорная Катерина Петрова, а сейчас — коварная и хладнокровная Кэтрин Пирс. Она потеряла редкие человеческие качества, опустела, но как же часто Элайдже в голову приходила мысль, что нежная Катерина все еще где-то в глубине ее души. Он видел это ее в ее глазах, а глаза не лгут. — Здравствуй, Элайджа, — послышался ее мелодичный голос. Она повернулась к нему, обжигая пронзительным взглядом, который раньше вводил его в состояние тревоги и непонимания, а ныне лишь забавлял. Она была величайшей соблазнительницей, но больше на него не воздействовали ее чары. — Что тебе нужно, Катерина? — На самом деле он отлично знал, зачем она здесь, в какой-то степени он даже ждал ее сегодня, но ему хотелось услышать, как она объяснит цель своего визита. — Ты не прислал розу, — с долей досады в голосе откликнулась она. Она поднялась на ноги, смотря на него в упор, не отрываясь. — Семь лет подряд в день моего рождения ты присылал по одной алой розе и короткую записку. Лишь короткое, незначительное поздравление и одну дикую розу, — по ее взгляду было видно, что ей этого недостаточно, но сейчас она не к этому предъявляла претензии. — А сегодня не прислал ничего. Я ждала целый день, но ни утром, ни вечером не получила привычного подарка. — И ты примчалась сюда, в Новый Орлеан. Похвально, — он не был удивлен, так как знал, что Кэтрин душу продаст за должное внимание к своей персоне. А его скромный, но символичный подарок уже стал их маленькой традицией, но сегодня он вдруг решил ее нарушить. Намеренно ли? Несомненно. Ему хотелось увидеть ее, и он знал, что добьется желаемого. — Я решила, что с тобой что-то случилось. — Чушь, ты всего лишь оскорбилась, — опроверг он, присаживаясь на кресло. Все это время Кэтрин не сводила с него взгляда, а он отвечал тем же. Они были не властны над разговором, который между собой вели их глаза, и, пожалуй, лишь эти непроизнесенные слова были откровенны. — Подумала, что у меня кто-то появился, и это оскорбило твое самолюбие, ведь другая заняла твое место. — А это так? — придав голосу вселенское безразличие, поинтересовалась она и присела на подлокотник рядом с ним.       Элайджа промолчал, решив, что про Хейли ей знать вовсе не обязательно. К тому же на данный момент они были в ссоре и даже не здоровались по утрам. Он посчитал, что лучше будет им сделать перерыв и тщательно разобраться в своих чувствах. Странно было в них разбираться вместе с бывшей возлюбленной, но Майклсону и в голову не приходило ее прогнать. А стоило бы, стоило бы… — Молчишь, не хочешь рассказывать, — протянула она. — И все же, почему не прислал розу? — вернулась она к причине своего приезда. — Забыл, — просто отмахнулся он. — Ложь тебе не к лицу. Значит, тоже не желаешь говорить. Ну ладно, из тебя эти слова и клешнями не вытянуть, хотя я могла бы попробовать. — Она наконец отвела взгляд, разглядывая свои безупречные ноготки. — Хорошо, а почему тогда розы были красными? Лишь один неизменный кроваво-алый оттенок. — Потому что это твой цвет, разве нет? — Он незаметно смерил взглядом ее утонченную фигуру. Он знал о ее грациозности и уважал Катерину за то, что она не поддалась современной глупой тенденции девушек становиться мужеподобными. Она осталась все такой же хрупкой на вид, такой же изящной. Но лишь стала опасней. — Ты уверен, что это мой оттенок? — отозвалась она, уловив на себе его взгляд. — Тебе лучше знать, — пожал плечами он. — О нет, Элайджа, как раз тебе лучше знать. Ты знаешь меня лучше самого себя, лучше, чем я сама знаю себя. Ты видишь меня насквозь с того момента, как я стала вампиром. Лишь тебе известно, какая я на самом деле. И мне жаль, что это так, но я не могу скрыть от тебя ничего. — Как и я, — вздохнул он, снова сталкиваясь с ее взглядом. — Красный не твой цвет, Катерина, но я хотел уверить тебя в том, что созданная тобой легенда достоверна.       Она чуть усмехнулась, касаясь кончиками пальцев его руки — осторожно, будто опасаясь, невесомо, будто думая, что он исчезнет. И эти ее легкие прикосновения были настолько обжигающими, что Элайджа отдернул руку, но Кэтрин ее перехватила. — Ты должен мне подарок, Элайджа, — со свойственными ей нотками озорства произнесла она. — Подари мне этот вечер. Позволь мне быть рядом всего один раз, и я обещаю, что больше не потревожу тебя. Я отпущу тебя, и ты сможешь жить дальше свободно, с кем хочешь, как хочешь. — Ты не отпустишь, — покачал головой он. — Не сможешь, не захочешь. — Вопрос в том, сможешь ли ты. — Она провела рукой по его щеке. — Мы с тобой похожи, Элайджа, рядом со мной ты чувствуешь себя тем, кем хочешь быть. — Это была лишь констатация очевидного, но веками они пытались скрывать такую правду. — Но мы все же такие разные, Катерина. — Он сжал ее тонкое запястье в свое ладони, мягко поцеловав пальцы. — Да, потому что кроваво-красный — твой цвет. — И ты единственная, кто не осуждает меня за это, — прошептал он, наклонившись к ней и прижавшись своим лбом к ее. Сейчас ему было так легко, так отрадно, и ей тоже было настолько спокойно, что словами это не передать. Кровожадная Кэтрин Пирс рядом с ним могла вновь стать той, кем была столетия назад, а Элайджа Майклсон рядом с ней понимал, насколько мнимо его благородство, но лишь рядом с ней он не стремился так ревностно утаить страшную правду. — Я уйду, обещаю, просто будь со мной сейчас. — Ее голос был тихим, она не хотела спугнуть момент, стремилась его запомнить таким безмятежным. — Не уходи, — эти слова были секундным порывом, но, даже осмыслив их до конца, он не подумал что-то изменить. — Никогда больше не уходи.