Раз, два, три - посмотри.

Антон напрягся и удивленно на меня посмотрел. - В смысле, почему? - Ну, понимаешь, я же в группе был новенький, меня вроде никто открыто не игнорил, но и в лучшие друзья записывать не спешили, а потом ты появился со своим пошли туда-пошли сюда... Тоха вновь непонимающе на меня уставился. Его взгляд был стеклянным, а зрачки чуть расширены. Я принюхался и уловил еле слышный аромат дури. Огляделся, так и есть: под диваном стояла запаленая колба. Мое лицо непроизвольно скривилось. Нет, не подумайте, я совсем не против, что мой друг курит и пьет и, кхм, курит, просто в последнее время уж очень он зачастил. А вращаясь в кругах «творческих» личностей, мне легко представить, что с ним будет через пару лет, если не прекратит. - А-а-а, почему решил тебя в друганы записать? Ну, дык... Тут надо уточнить, что Антон умный. Он хорошо учится, умеет грамотно разговаривать и, впринципе, создает впечатление весьма эрудированного молодого человека. Но иногда, особенно в таких ситуациях, как сейчас, его мозг отключается и друг становится похожим на обычного быдловатого подростка. Это я так, на всякий случай, чтоб вы не сомневались в его адекватности. - Убогий ты такой был, сиротливый, - смерив меня жалостливым взглядом, выдал он. - ЧТО-О-О?! - Я даже поперхнулся воздухом от возмущения. - Ну, я же говорю. Нервный весь, дерганый. Шмотки эти, словно с чужого плеча, штаны подстрелы, бабочки твои вечные и очки. Прям «дядь, дай копеечку». А потом нам еще рассказали, что у тебя друг умер, и мне та-а-ак тебя жалко стало, та-а-ак жа-а-алко, - Антон стиснул меня своими накачанными руками и на минуту мне стало тяжело дышать. Но дышать - не думать, поэтому справедливый вопрос: «Какого хера?» все не давал мне покоя. В принципе, его я задал. - Антон, какой друг, ты что? Никто и никогда у меня не умирал. Я не знаю, откуда ты вообще этот бред взял, - откашливаясь, я опасливо покосился на него. На самом деле, вполне ожидаемо, что про нового и довольно-таки замкнутого в себе студента начали распространяться слухи. Только интересно, почему именно такие, а не про то, к примеру, что я гей или инопланетянин, или мои родители американские шпионы, да и сам я шпион. - Умира-а-ал, не смей отрица-а-ать, не притворяйся, что тебе не больно, - меня сжали в еще более крепкие объятья, и, по-моему, Тоха начал плакать. Что именно он курил?! Так или иначе, я все же решил ему подыграть. Истерика, так истерика! - Значит общаешься ты со мной только из чувства жалости, да? - Поджав губы, раздраженным тоном уточнил я. - Дааааа... – рыдания стали еще сильнее. Вот он нормальный вообще, или как? Выкрутившись из "захвата Хагрида", я отполз на другой конец дивана, и стал играть в недотрогу. - Ле-е-ер, ну Ле-е-ер. Ну не обижа-а-айся, - начал канючить друг. - Я не обижаюсь, просто не понимаю! Если я такой убогий, то с чего это ты вдруг стал со мной общаться, а? Приступов филантропии за тобой никогда не замечал. Или я исключение из твоих правил? Ну что ж, расскажи тогда, что сподвигло тебя на благородный подвиг по отношению к одинокому и отчаявшемуся бедняжке? Антон вытер пледом красные глаза и уставился на меня. Странно, что я никогда его не рассматривал. Короткие черные волосы, густые брови, ресницы - длинные, как у маленькой девочки - тяжелый подбородок. Лицо было крупным, словно вырубленным кем-то в спешке. Да и сам парень казался сейчас не живым человеком, а гротескным големом. Сгорбленные широкие плечи, одна нога поджата под себя, вторая твердо стоит на полу. Вспомнив, как еще недавно мой двухметровый накачанный друг прижимал меня к себе, я поежился. Если бы Антон захотел, то я бы не вырвался. В воздухе повисла тишина, я напрягся. Знаете, иногда такое случается: предчувствие беды. Вот сидишь ты и никого не трогаешь, а потом холодный пот по спине и понимаешь – сейчас произойдет что-то плохое, что-то очень и очень плохое... А потом неожиданно отпускает. Но до конца ощущение беды все же не проходит, словно кто-то стоит над ухом и подпевает ту самую песенку из старого ужастика: "Раз, два, Фреди заберет тебя..." Антон продолжал смотреть на меня. Страшная песня все наигрывала на заднем фоне моего подсознания. Больше не оставалось никаких сил терпеть это издевательство над собой, и я чуть ли не телепортировался с дивана в другой конец комнаты. Почувствовав расстояние между собой и другом, я расслабился. - Ладно, Тох, засиделся я у тебя. Пора в общагу топать. Хоть сделаю что-нибудь к универу, а то меня терзают смутные сомнения, что с аттестацией в этом семестре у меня будут бо-о-ольшие проблемы, - нервно улыбаюсь, пытаясь выглядеть естественно. Обычно Антон бы улыбнулся в ответ и подшутил насчет моего идиотизма, но не в этот раз. В этот раз друг все так же молча сидел на диване, сверля меня своими темными глазами. "Раз, два..." - Ты никуда не уйдешь, - парень встал с дивана. – Родители приедут только утром, и до того момента ты никуда не уйдешь, понятно? Словно заколдованный, я кивнул. Оцепенение расползлось вязкой тягучей массой по всему телу, не давая возможности даже вздохнуть лишний раз под тяжелым взглядом моего друга. - А теперь, Лера, послушай меня, - голос Антона был четким и властным, словно это не он пять минут назад рыдал, будто пятилетняя девчонка. - Я Вале... – закончить фразу мне не дали. Мою щеку обожгла боль от пощечины. - Сейчас говорить буду я, а ты лучше помалкивай! Как же ты меня достал... Даже не представляешь. Ты, со всеми своими заморочками: я модель, я писатель, я весь такой чувственный и творческий, не ровня тебе! Скукин сын, хипстер херов. Завел себе дружков-педиков и понеслось, - Антон уже держал меня за волосы и выкрикивал слова прямо мне в лицо. - Хожу где хочу, сплю где хочу. Смотрю Хичкока в оригинале и читаю Кафку на ночь... Бесишь! – Меня отшвырнули на пол. Страх и непонимание не давали мне возможности даже закрыть глаза. "Раз, два, Фреди заберет тебя..." - Где бы ты сейчас был, если бы я не навязывался, а? Университетским отбросом, тенью общества? "Три, четыре, запирайте дверь в квартире..." - Писатель, тоже мне нашелся! Ни один из твоих рассказов так и не напечатали. Знаешь, почему? Потому что они дерьмо, откровенный понос. Много возвышенных слов, великих избитых идей не о чем. Ты дерьмовый писатель, Лер, признай это. И смирись, - с треском порвалась майка, когда Антон в очередной раз тряхнул меня за ворот. – Но знаешь, что? Модель из тебя получилась неплохая. Роль сладкого мальчика тебе подходит, ведь ты весь такой... Сладкий, - гадко ухмыльнувшись, он скривился, будто от громаднейшего отвращения. "Пять, шесть, Фреди всех нас хочет съесть..." ... А потом Антон меня ударил. И еще раз, и еще. Он кусал меня, царапал, заламывал мне руки, тянул за волосы. Он целовал меня, вгрызался в мои губы, насиловал мой рот. Он изнасиловал меня. Грубо, сильно, принося жуткую боль - не заботясь даже о своих ощущениях. Кажется, в процессе мне почти удавалось отрубиться, но он каждый раз встряхивал меня, заставляя оставаться в сознании до конца. "Семь, восемь, Фреди всех зовет нас в гости..." Было больно, было унизительно, было ужасно. Я плакал, кричал, вырывался. Но Антон всегда был физически и психологически сильнее меня. Он подавлял одним лишь взглядом. Я лишь кричал. Кричал, кричал и кричал, потому что не мог пошевелиться, потому что больше ничего не мог сделать, только кричать. "Девять, десять, никогда не спите дети." Почему? За что? Из-за чего? Как так? Почему? Почему, почему, почему..?