***
Чимин сам не замечает как засыпает во время урока. Сказались часы, проведенные ночью за просмотром сериала. Но парта действительно такая мягкая, а свет из окна был безумно ослепляющим. Пак просыпается от мягких и нежных поглаживаний по голове. Он довольно мурлычет и неосознанно тянется к ласкающей руке, что так бережно пропускает меж пальцев волосы. — Тебе нравится, Чиминни? — горячее дыхание опаляет ухо Чимина и сон как рукой сняло. Он резво поднимает голову и смотрит еще затуманенным взглядом на парня. — Что ты здесь делаешь, Чонгук? — Ты не пришел на обед, я решил найти тебя, — он пожимает плечами и совсем не видит ничего странного в этой ситуации. Только вот Чимин хмурится, убирает чужую руку и быстро встает. — Не обязательно проводить со мной каждую свободную минуту, предназначенные не только этим занимаются. Чимин уходит в замешательстве. Ему стыдно за то, что прикосновения Чонгука были слишком приятными. Он не должен ничего чувствовать к нему, кроме раздражения. Чонгук не может быть хорошим, он бесячий. Чимин настойчиво себя уверяет в этом всю дорогу до аудитории, где у него проходит следующий урок. И по дороге домой. И дома. Он совсем не замечает, что сегодня Чон не провожал его, и вообще больше не лез. Брюнет смотрит вслед Паку и улыбается. Чимин впервые назвал их предназначенными. Он принял это. Следующим утром Чонгук снова встречает Чимина во дворе школы. Жаль, этот день казался таким хорошим. Чимин молча проходит мимо брюнета, деланно игнорирует его во всю и специально смотрит совсем в другую сторону, пусть и выглядит это странно, что голова у него повернута не прямо, чтобы смотреть под ноги, а влево. Не мудрено, что это и сыграло злую шутку с Чимином, который усердно высматривал что-то в стороне, не заметив камешка, что лежал аккурат посреди дороги. Чимин чувствует, как запинается, и уже смирился с тем, что сейчас красивенько так распластается на дороге, вскидывает руки в воздухе и жмурит глаза. Только вот падения не следует. Потому что его держат крепко чужие руки и прижимают к себе. Чимин чует запах шоколада, шмыгает носом и открывает глаза. Впервые приставучесть Чона оказалась полезной. Но это не повод лапать Чимина своими грязными ладошками ниже поясницы. — Руки убери, — мычит в грудь Чону рыжий, пытаясь вырваться. Но мы же помним, что Чонгук сильнее, умнее и так далее по списку. Ничего у Пака не получается, он только брыкается, пока его продолжают впечатывать в тело. — Хен, ты такой неуклюжий. Мне нравится, — он наконец отпускает Чимина, но руки с чужой задницы не убирает. Слишком уж приятно. Чимин поджимает губы, хмурится зло и дышит тяжело, будто на гору вскарабкивается. Они снова стоят на школьном дворе, когда на них глазеют все, кому не лень. — Я тебе повторяю, руки убери, — Чимин снова пытается выбраться, но брюнет только усиливает хватку, вжимаясь пальцами в округлости хена. Все это уже начинает бесить. Особенно ухмылочка младшего, которая становится все больше. И это не из-за того, что тот улыбается шире, а из-за того, что он приближает свое лицо к Чимину. — Самый неуклюжий хен в мире, — Пак даже не успевает что-либо сказать в ответ, а ему есть что сказать и ой как хочется. Только Чонгук снова целует его, мнет губы с напором и облизывает их, совсем не обращая внимания на кривляния со стороны Пака. — Я же не обзывал тебя, — как-то хрипло говорит Чимин в губы Чону, когда тот отрывается, только чтобы упереться своим лбом в чиминов. Младший облизывает свои губы (вот будто чужие мало облизал сейчас) и улыбается своей совершенно дурацкой счастливой улыбкой, от которой даже адамово яблоко двигается. Чимин забывает о ладонях на своей заднице. — Мне просто захотелось тебя поцеловать, малыш. — Не называй меня так. Чимин не понимает, что происходит. Почему Чонгук ведет себя вот так? Как будто... влюблен? Да, они предназначенные, но разве он не недолюбливал Чимина в ответ? Он же всегда вставлял палки в колеса Паку, пытаясь как можно сильнее испортить ему жизнь и забрать все заслуги себе.***
Чимин сидит на лавочке возле огромного дерева, что находится на заднем дворе их школы, и пытается выучить дурацкие формулы и правила, что никак не лезут в голову. У него контрольная на носу, двадцать страниц конспекта и одна большая головная боль. И имя ей — Чон Чонгук. Чимин специально ушел сюда, чтобы побыть в одиночестве, попытаться подготовиться к контрольной. Скрывался перебежками, сливаясь со стенами школы и прикрываясь сумкой в надежде остаться незамеченным. Жаль, что он не особо понимал, что тело, прижатое к стене и закрывающее свое лицо огромной сумкой, привлекает в два раза больше внимания. Чимин как раз был на третьей страничке, когда возле него присел Чонгук и протянул стаканчик с кофе. Его лицо сияло, несмотря на хмурую погоду, но у этого паршивца рожа всегда радостная, даже на похоронах, наверно. — Что ты хочешь, Чонгук? — устало спрашивает Чимин, захлопывая тетрадь. Пока Чон находится на расстоянии десяти метров, учиться точно не выйдет. Это уже проверено. — Пришел посмотреть как дела у моего малыша, — Чонгук кивает в сторону стаканчика с намеком, чтобы Чимин взял его. Когда кофе оказывается в руках старшего, он присаживается ближе. — Чонгук, я просил тебя так меня не называть, — Пак до кончиков волос возмущен таким отношением к себе. И терпеть его точно не собирается. — Хорошо, Чиминни, — улыбается Чонгук и треплет старшего за мягкую щеку, за что получает по рукам. — Что делаешь? — Пытаюсь учиться, по крайней мере делал это, пока ты не пришел, — возмущенно отвечает Чимин и делает глоток кофе. Этот засранец даже его кофе любимый знает. — Давай помогу? — участливо предлагает Чонгук и заглядывает в глаза парню. Только натыкается на стену раздражения. — Чонгук, ты снова пришел тыкать меня в то, что умнее? — Нет, я на самом деле пришел тебя поцеловать, но могу и помочь, — он откровенно раздражающе радостный, кладет руку на коленку Чимина и сжимает. Он не обращает внимание на такого рода касания, а вот Пак вздрагивает. Он бьет ладошкой по нахальной руке и подает тетрадь. — И как поможешь? — Чимин ведет бровью, внимательно следя за действиями Чонгука. Как тот открывает записи Чимина, удовлетворенно хмыкает (у Чимина красивый почерк) и переводит взгляд на Пака. — Могу совместить приятное с полезным, не против? — он наклоняется к лицу старшего и слизывает вкус кофе с его губ. — Длина волны... — он снова легко целует в губы и переходит к щеке, — это кратчайшее расстояние между точками... — губы нежно ведут к уху, не отрываясь, и Чонгук нашептывает в кожу, — пространства, что колеблются в одинаковой фазе. Чимин вникает в смысл сказанного, слушая внимательно, иногда отвлекаясь на звуки дыхания, особенно тогда, когда Чонгук судорожно втягивает воздух у самого уха рыжего. Младший кладет руки на тонкую талию, сжимает бока словно тесто, пока спускается к шее Чимина, не переставая шептать материал на грани слышимости. Он вылизывает нежную кожу, иногда разрешая себе легкие укусы, только без меток. Рыжий дышит через раз, с трудом выпуская из себя воздух, и запрокидывает голову немного назад, на что Чон рычит и только усерднее покрывает мокрую от его касаний кожу поцелуями. Чимин на вкус соленый, чистейшее море, холодное и скалистое. Брюнет ухмыляется от того, как Пак незаметно пытается сжать в одной руке стаканчик, а другой, вцепившись в деревянную лавку, не разрешает себе ухватиться за Чона. Чонгуку давит возбуждение, пот стекает по спине кривыми дорожками, а губы немеют, но он продолжает повторять Чимину правила и теоремы. Если это поможет к нему прикасаться, то Чон готов днями напролет объяснять Паку всю школьную программу. Чон смелеет и тянется руками под теплый свитер Чимина, прячет холодные пальцы между ребрами, слушая тихие всхлипы сверху. Он забывает, что они на территории школы, сидят на скамейке, которую видно почти со всех окон, что выше второго этажа. И мимо может пройти учитель, да кто угодно. Что на улице ноябрь, они рискуют заболеть, если продолжат в таком духе. Но Чимин не останавливает. Единственный, кто действительно мог бы остановить Чонгука, молчит, глотает слюну с воздухом и сильнее вцепляется в деревянные доски, что костяшки белеют, пока чужие руки мажут по груди и соскам. Чимин захлебывается, совершенно потеряв голову от приятных действий, слушает, что Чонгук продолжает говорить, не прекращая ни на минуту. Он действительно не забывает рассказывать, пока водит языком по ключицам Пака. И только когда Чимин сдается и зарывается пальцами в жесткие черные волосы на затылке младшего, Чонгук затыкается пухлыми губами. Стаканчик с кофе благополучно летит на землю. Пак написал контрольную лучше всех в классе, но Чонгуку об этом лучше не знать.***
Чонгук наглеет с каждым днем. Чимин благодарит небеса только за то, что с его возрастом есть единственное, но такое важное преимущество — только он может попадать в комнату к Чонгуку, так как тому еще нет восемнадцати и ему закрыт проход в шкаф Чимина. Во всех смыслах. А из этого вытекает, что он не видится с младшим после школы, так как зайдет в шкаф только под дулом пистолета, и то не факт. Совсем не факт. Младший встречает Чимина возле школы каждое утро, ходит с ним на обеды и достает каждую свободную минуту. Целует, когда ему захочется, за руку держит и шутит, постоянно шутит. Но Пак привыкает. Спустя месяц его уже не пугают неожиданные появления Чонгука из-за спины, не бесят руки, которые с каждым разом позволяют себе все больше вольностей, и в шутках он находит что-то смешное. Вот только мозг упорно отрицает тот факт, что Чонгук нравится ему. Это за гранью понимания, да и поверить в это сложно. Уж лучше свято верить в то, что учительница Кан и Тэхен с соседней планеты, чем в то, что Чонгук уже не бесит, как раньше. Чимин выискивает плюсы в их общении. Пока их не находит, но должны же они быть. Первый он замечает спустя тридцать четыре дня с появления их связи. Если у вас возникнет вопрос, почему это Чимин считает дни, то все просто: каждый день с Чонгуком как пытка, тут хочешь не хочешь, а запомнишь каждый день. У Данте было девять несчастных кругов ада. Это он еще не познакомился с Чонгуком. Так вот, первый плюс, который отметил Пак, довольно банальный, но немаловажный. Чонгук красивый. Он подходит под все условные идеалы, которые Пак выстроил у себя в голове. Высокий, черноволосый, следит за своим телом, у него завораживающая улыбка и офигенные руки. И Чимину сложно спорить с объективными данными, что маячат у него каждый день перед носом как надоедливая мушка. Чонгук, правда, не похож на любимого актера Пака, нос у него побольше, да и лицо немного квадратное, и голос совсем не такой. Но в целом, очень даже неплохо. Не худший вариант, который мог ему перепасть. Второй плюс Чонгука парень замечает на следующий день. Чон внимательный. То, что Чимин упорно считал назойливостью, было заботой, что не могло не радовать. Чонгук спрашивал о здоровье почти каждый день, кормил Чимина, часто спасал от неловких падений и вообще был больше похож на мамочку-наседку. И было бы это плохо, если бы не вызывало легкую улыбку на лице Пака. Возможно, Чонгук лучше старого извращенца, как в начале считал рыжий. В какой-то мере, ему даже повезло. Чонгук был умным. Пусть он учился на класс младше, знал программу Чимина лучше некоторых учителей. Часто помогал Чимину с домашкой, и это немного задевало самооценку старшего, но, в принципе, и это не так плохо. Чон мог пересказать много прекрасных книг и делал это вдвойне интересней прочтения, украшая это своими шутками и особой манерой разговаривать. Чонгук любит детей. У него есть младший брат, о котором Чон обожает рассказывать. И рыжий соврет, если скажет, что его не уносит от того, с какой любовью и обожанием в голосе делает это парень. И как-то незаметно этих достоинств в Чонгуке оказывается больше, чем недостатков. Нет, он все еще заносчивый, надоедливый, нахальный и жутко любит хвалить себя, но. Чимину это нравится. — Чонгук, можно задать вопрос? — неловко отзывается рыжий, когда они оба занимают центральный столик в столовой во время обеда. Раньше Чимина это напрягало, слишком много ненужного внимания со стороны учеников, и чаще всего оно далеко не приятное. Но потом он забил на это, да и страсти по поводу их отношений значительно поутихли. — Подожди, мне нужно записать. — Чон тянется к своей сумке, достает тетрадь с ручкой и озвучивает. — Четырнадцатое декабря, Чимин подал признаки живого человека. В ответ он получает тычок в плечо и недовольное сопение. — Ну, а что? — Чонгук откладывает вещи в сторону и улыбается. — Я думал, что ты робот, который запрограммирован только на оскорбления и возмущения. Должен же я запомнить день, когда ты впервые обратился ко мне и это не была претензия. Что за вопрос? — он берет руку Чимина в свою и все еще поражается, насколько она маленькой выглядит напротив его собственной. — Ты такой отвратительный, — дуется Чимин скорее от привычки, на что Чонгук целует его в уголок губ. — Ну вот, снова оскорбления. — Это констатация факта, Чонгук, — он умолкает, но вопрос, который он хочет задать, тревожит его уже давно (два дня). — Откуда ты знал, что у меня хороший танец? — он видит непонимание на лице Чонгука и продолжает. — Перед соревнованиями учитель Чо сказал, что ты видел мой танец и тебе он понравился. Откуда ты знал какая у меня программа? Чонгук действительно потерялся. Он не ожидал этого вопроса, не спустя столько времени. Он же не признается, что иногда смотрел на тренировки Чимина в зале без его ведома. Это неловко, странно, да и на статью потянуть может. — Я просто знал, что у тебя хорошая подготовка, вот и все, — Чонгук отворачивается от старшего и пытается скрыть свои красноватые щеки. — Ты врешь! Чонгук, ты врешь! — Чимин подпрыгивает на месте и в нем столько радости, будто он планету спас, а не уличил во лжи своего парня (как не прискорбно это признавать). — Откуда ты знал о моем танце? Только не говори, что ты сталкер! — он вырывает свою руку из чонгуковой и прикрывает рот в удивлении. — Боже мой, ты сталкерил?! Чонгук, отвечай! — Ладно, только перестань орать, детектив, — сдается Чонгук и прокашливается. Похоже, сейчас все раскроется. Чонгук собственноручно выкопает себе удобную могилку, уляжется на мягкий песочек, а Чимин его похоронит. — Я увидел твой танец случайно, когда приходил к хену на работу, — он боится смотреть Чимину в глаза, поэтому пялится в тарелку на соседнем столе, совсем не замечая недовольства хозяйки этой тарелки. — Какой хен? Я его знаю? — Ты не можешь знать всех моих хенов, Чимин! — Правильно, потому что ты врешь! — Пак жмурит глаза в подозрении и садится ближе к Чону, чтобы рассмотреть его лживое лицо хорошенько. — Да ты задолбал! Да, я отказался ради тебя, потому что знал, как для тебя это важно! Мы занимались в одном зале, и я иногда смотрел на твои тренировки... И те цветы дурацкие я вообще не хотел приносить, просто увидел случайно и... — лицо Чонгука красное, они впервые оказались в ситуации, когда неудобно Чонгуку, а не старшему. — Какие цветы? — Чимин напрягает память и охает. Пионы, его любимые белые пионы и Чонгук... — Это ты их принес? Откуда ты узнал? Чонгук психует, его как неумелого воришку поймали с поличным, он резко встает и уходит, не проронив ни слова. Чимин жует свою губу и, ударь его Зевс, но сегодня он решил впервые прийти к Чонгуку. Через шкаф.***
Чимин делает это третий раз в жизни. Но впервые он чувствует, что этот раз самый важный. Дверцы шкафа скрипят, будто говорят, что идти туда плохая идея, но Чимин уверен в себе. Как никогда. Если Чонгук действительно сделал это ради него, если он действительно отказался от конкурса только чтобы Чимин принял в нем участие, даже не зная, что они соулмейты, возможно, он не такая задница, какой считал его Чимин. Никто не дарил Паку цветы, оно и понятно, мальчикам дарить их не положено, но это жутко приятно, когда для тебя делают такие приятности и проявляют знаки внимания. Чонгук не повез бы пионы в октябре домой парню, на которого ему плевать. — Чонгук, ты здесь? — Чимин зовет тихо, впервые боясь, что Чона не окажется в его комнате. Он удачно преодолевает преграды в виде разбросанной одежды и упаковок из-под еды. В комнате тихо и пусто, и она кажется совсем не такой, какой должна быть. Хотя, а какой она должна быть? Это комната человека, которого Чимин презирал и ненавидел несколько лет только из-за того, что он, Чимин, был недостаточно успешным. Чонгук не виноват, что он одарен, умен и ему все дается. Чимин не знает, какие усилия младший приложил к тому, чтобы достичь тех результатов, о которых грезил Пак. Чимин вообще ничего не знает о Чонгуке. Они общаются больше двух месяцев, и за все это время Чимин не интересовался своим предназначенным, у них и общение-то выходило скорее односторонним. Пак глубоко вздыхает и смотрит на все это под другим углом. Это Чонгук сделал первый шаг к их сближению, пусть и в комнату к нему пришел именно Чимин. Чонгук налаживал контакт с ежом-Чимином, даже если в своеобразной манере. Он не стеснялся проявлять свою симпатию словесно и физически. Пак только сейчас понимает, что младшему наверняка было неприятно когда после поцелуев Чимин бил его в грудь кулаком и вытирался. Они ведь предназначенные. Не так должно быть все. — Чимин? — парень искренне удивляется, когда видит старшего на своей кровати. Этого он никак не ожидал. Чимин ощущает дежавю, ведь Чонгук снова только что вышел из душа, снова стоит в одном полотенце и смотрит потерянным взглядом на Чимина. Чонгук оказался совсем не тем человеком, образ которого Чимин выстраивал все это время. И осознание накрывает как лавина. Пак катится с горы вместе со снегом, ему ломает конечности, но впервые он так явно все понимает и чувствует стыд. Это он оказался свиньей в их отношениях. Все это время он желал другого предназначенного, считая Чонгука недостойным. Чимин винил его в своих неудачах, когда винить нужно было только себя. — Как ты здесь оказался? — задает глупый вопрос Чонгук, стоя истуканом в дверях ванной. — Ты забыл, что мы соулмейты, — Чимин улыбается и встает, направляясь в сторону Чонгука. — Точно... мы соулмейты... — вторит ему Чон, внимательно наблюдая как Чимин подходит ближе. Ему интересно и одновременно тревожно. Что Чимин собирается делать? — Знаешь, я не буду спрашивать как ты узнал о моем танце или о моих любимых цветах. Главное, что ты это знаешь, а я не знаю о тебе ничего. Чимин кладет ладонь на щеку своему парню, и Чонгук вздрагивает, точно ожидает удара. Пака от этого тошнит. Чонгук не должен чувствовать себя так. — Я хочу попросить прощения за все: за свое поведение, за свои мысли, за свои поступки. Ты моя судьба, с которой я обошелся не лучшим образом, но у меня есть возможность все исправить? — он гладит большим пальцем слабо выраженную скулу и прикусывает губу. Чонгук действительно красивый. Лучше актеров, лучше всех в мире. Его прямой нос, тонкие губы и этот маленький шрам на левой щеке, оставленный братом. У Чонгука невероятные глаза. Темные, что даже зрачка не видно. Две Вселенные со своими мирами, в которых главная звезда — Чимин. — Мне действительно жаль, — после небольшой паузы продолжает Чимин. Он надеялся на ответ Чонгука, что тот скажет хоть что-то, сделает, но младший, кажется, совсем не здесь. Смотрит сквозь Пака, даже не моргает. Только дышит, что крылья носа раздуваются словно у загнанного быка. Чимин переводит взгляд с глаз Чонгука на его губы и решается. Он делает последний глубокий вдох, как перед прыжком в воду, и закрывает глаза. Пак сам раскрывает замершие губы Чонгука языком и немного прикусывает. Они у Чона сухие, но приятно теплые, и Чимин жмурится сильнее, впервые действительно наслаждаясь таким контактом. Чимин чувствует кончиком языка чонгуков, трется об него своим и глаза закатываются сами, потому что ему отвечают. Чонгук ведет языком вперед, навстречу рыжему, хватается губами за его и тихо стонет. Пак обводит чужое небо, чувствует как горячий язык давит его губы, и у него сладость разливается во рту. Чонгук вкусный, во всех смыслах. Чонгук невероятный. Он проходится по кромке зубов Чимина и начинает посасывать язык старшего, когда тот не упускает возможности толкнуться в рот еще глубже, будто хочет достать до горла. — Легче, ковбой, — смеется Чонгук в поцелуй и гладит шею Чимина. У того глаза прикрыты, он хватается губами за воздух по инерции, ведь Чон отстранился слишком быстро. — Ты меня прощаешь? — шепчет осипшим голосом Чимин, боясь открыть глаза. Он выглядит как слепой котенок и Чонгук не отказывает себе в удовольствии потереться носом об чиминов. — Чонгук, мне кажется, я люблю тебя. Чимин наконец открывает глаза и сразу же жалеет. Чонгук выглядит безумно горячо: покусанные губы, что алеют на бледном лице, темные глаза и легкая испарина. Будто сошел с фотографий с лучших журналов. Чимин на таких дрочил раньше. — Я тоже люблю тебя, мне не за что тебя прощать, — Чонгук снова улыбается до морщин и добавляет: — малыш. — Мне нужно домой, я маме не говорил, что собираюсь навестить соулмейта, — выдавливает Чимин из себя. Он действительно не говорил родителям, что уйдет куда-то. Они могут переживать. Чонгук выпускает Чимина, позволяя тому отойти с черепашьей скоростью к шкафу. — Ладно, только… — Чонгук в двух шагах оказывается настолько близко к Чимину, что у того дыхание перехватывает, — возвращайся скорее, — он прижимается губами и улыбается в поцелуй, обнимая настолько сильно, насколько может. По крайней мере, пока не начнут трещать кости Чимина. – Я буду ждать здесь. — Я приду, — обещает Чимин, его голос еле слышен, особенно когда он тонет в волосах Чона. Тот жмется крепко, сжимает ладонями свитер на спине Пака и совсем отпускать не хочет. — Я не хочу, чтобы ты уходил, — совсем по-детски тянет Чонгук и утыкается носом в ухо Чимину. — Чонгук, ты все еще не одет, начнем с этого, — на что младший хохочет и подходит ближе. Чимин случайно (возможно) проводит руками по каменному прессу Чонгука, пересчитывает его кубики и оставляет руки висеть вдоль тела, не рискуя снова прикоснуться к еще мокрому телу Чона. Вот только внизу что-то не так. И Чимин превращается в зажженную спичку, ведь у Чонгука явно не шоколадный батончик недельной давности под полотенцем. Ох, точно не батончик. Таких больших в магазинах не продают. — Ты чувствуешь? Чимин закашливается в приступе смущения, но Чон буквально приклеился к нему, и Чимину ничего не остается кроме как кивать. — Это из-за тебя, — шепчет Чонгук и поглаживает волосы на затылке Пака. Чимин прикрывает глаза и старается не думать о прекрасном теле возле себя. Чонгук истинный Аполлон, немного азиатский, но от этого не менее идеальный. Чимин теперь завидует не Чону, а самому себе. Рыжий ощущает, как от этого у него тоже все скручивает внизу. Он воспринимает все исключительно остро, и все потому, что руки у Чонгука нежные, мягко массируют кожу головы, и Чимин сглатывает. Они оба молчат. Чонгук ждет действий со стороны своего парня, Пак же просто-напросто хрен знает что делать. Одна его сторона кричит схватить Чона за член покрепче и валить на эту шикарную двуспальную кровать, а вторая, та, что более разумная, тихонько шепчет, что домой пора, слишком много для одного дня. Чимин доверяется той, что потише. Голос разума всегда шепчет среди криков импульсивных решений и эмоций. Он мотает головой из стороны в сторону и улыбкой извиняется, пока задним ходом идет к шкафу. Чонгук провожает его разочарованным взглядом, губы только поджимает и надеется, что быстро справится в душе со своей проблемой. Не впервой. Рыжий захлопывает дверь за собой, стоит в темном шкафу и пытается пальцы себе не переломать от нахлынувших эмоций. Он чертовски возбудился только от того, что почувствовал стояк Чонгука, и эту ситуацию нужно хорошенько проанализировать. Возможно, даже загуглить, нормально это или отголоски пубертата играют с Паком злую шутку. Вот только в голове один возбужденный Чонгук, который все еще находится за дверью, на коже все еще его касания, а на губах — его вкус. Пульс истерит, и Чимин облизывает губы. Гори оно все в аду. Если он сейчас вернется домой и пойдет дрочить, то после этого никогда себе не простит. Дверь поддается на удивление легко, будто сама желает принять Чимина обратно в комнату, и Пак спешит вернуться. Как только он открывает дверь — видит голую задницу своего парня, отличную, стоит добавить. Сравнение с персиком — это комплимент персику. — Чимин, что ты делаешь... — Чонгук в потерянных чувствах разворачивается. Взор Чимина остается на уровне задницы, вот только картинка теперь другая. Вдруг захотелось кушать, только не наггетсы. Член у Чона такой же идеальный, как и все остальное в нем, и тело Чимина само падает на колени, как перед божеством. Если Чимин и будет теперь молиться, то только на член Чонгука. И только на коленях. Он подползает ближе к Чонгуку и хватается за его бедра, после чего руки младшего оказываются в волосах Чимина. Они действуют по наитию, просто Чонгуку хочется, а Чимину хочется еще больше. Пак никогда раньше не делал минеты, только видел с экрана ноутбука, ему никогда не хотелось брать в рот что-то, кроме святой еды. Но сейчас Чимин, кажется, нашел кое-что получше. Вишневая головка оказывается прямо перед носом Чимина, он трется об нее и слышит сдавленное шипение сверху. Чонгук возбужден до предела, даже воздух причиняет болезненное удовольствие. Пак понимает это, но попробовать Чонгука везде желание побольше, поэтому он начинает с бедер. Целует внутреннюю сторону, сначала просто облизывая, но потом сильнее впиваясь в нежную кожу зубами, с желанием оставить синяк. Чимин еще не ощущал такой гладкости, и если Чонгук не бреет ноги, то отрежьте Чимину руку, почему там кожа как шелк? Он ведет выше, пока не утыкается в мошонку, не оставляя ни миллиметра кожи без внимания своих губ. Чимин тянется вверх, зацеловывая уже ствол, и чувствует, как пальцы Чонгука тянут его за волосы. Пак утыкается губами в мокрую головку, собирая языком смазку. Господи, он и здесь сладкий! — Чимин, только не... — хрипит Чонгук, пока Чимин старательно вылизывает дырочку, которая сочится природной смазкой, но не решается заглатывать глубже. Рвотный рефлекс никто не отменял. Но Чонгук старательно давит на голову Чимину, призывая к более решительным действиям. Пак берет в рот головку, очерчивает ее языком, лижет широко, причмокивая. Он всегда думал, что это на вкус намного отвратительнее. Однако, оказывается, это дико возбуждает, и рыжий явственно ощущает вибрацию у себя в штанах. Вряд ли это телефон названивает. Рыжий расстегивает свои штаны и стягивает их вместе с трусами, чтобы внизу хоть чуток полегчало. Когда член Чимина получает долгожданную свободу, его хозяин забывается и стонет, сдавливая зубы на члене Чонгука. Брюнет шипит и сильно тянет Чимина за волосы, от чего тот вынимает орган изо рта, и с его губ капает слюна, оставляя темные пятна на ковре. — Чимин, аккуратно, ты не кукурузу грызешь, хорошо, малыш? — он проводит большим пальцем по лицу старшего и надавливает на подбородок после легкого кивка, снова прижимая к своему возбуждению. Пак теперь заглатывает глубже, ну, или старается. Из глаз брызжут слезы, стекая по щекам, и все в Паке кричит выплюнуть это, но Чимину до дрожи в коленках нравится ощущать каждую венку языком и проводить по ней мучительно долго, чтобы слышать стоны сверху и наслаждаться стальной хваткой в волосах. Он постоянно забывает прятать зубы, определенно принося больше боли Чону, чем удовольствия, но его мысли все время возвращается к собственному члену, что кричит о том, если его сейчас не удовлетворят, то он взорвется. У Чимина болит шея, Чонгук заботлив до боли, старается помогать руками, двигать головой Чимина, но это не очень-то и облегчает работу. Шейные позвонки горят, челюсть вообще, кажется, навсегда останется открытой, потому что держать долгое время во рту член не самое естественное положение. Но Чимин пытается сделать все хорошо. Втягивает щеки и активно работает языком, чтобы доставить максимальное удовольствие. Губы немеют как от обезболивающего, слезы все время текут, и Чимин то и дело давится, но продолжает. Сомнение в глазах Чонгука смешивается с возбуждением, когда он видит, что Чимину тяжело, но тот все равно возвращает свои губы на член, заставляя пальцы на ногах загибаться. Пак снова вынимает возбуждение изо рта, начиная легонько его облизывать, его челюсти нужно немного отдыха, или ее точно заклинит на веки вечные, и он больше не сможет кушать наггетсы. Чонгук берет руку Чимина в свою и тянет к члену, намекая поработать рукой. Пак мнет яички, массируя их в руках, а потом берет ствол в руки, надрачивая. Член у Чонгука обрезан, и Чимин мысленно благодарит врачей, что ему не пришлось иметь дело с крайней плотью. По своему интернет-опыту он знает, что выглядит это не очень привлекательно. Он опять берет в рот красную головку, с которой уже капает смазка, которую он глотает вместе со слюной, одновременно работая рукой. На весу это делать неудобно, рука затекает, мышцы болят, и кто вообще говорил, что это просто? В порно все такие умельцы, а на деле тяжелая работа. Но Чимин почти не замечает этой боли, на самом деле, особенно когда Чонгук полностью начинает контролировать темп и двигает головой Чимина сам. Паку остается только держать рот открытым, втягивать щеки и принимать. Головка трется об небо, упирается в глотку, и Пак мычит, потому что это одновременно приятно и больно. Через каких-то полминуты Чимин интуитивно чувствует, что дело близится к концу, а глотать сперму ему не охота. Он хватается за руки Чона и отстраняется, глазами сообщая, что хватит на сегодня сосания, продолжая двигать рукой. Левой он прикасается к своему члену и стонет, потому что ощущения запредельно охеренные. Чонгук не выдерживает вида Чимина, стоящего на коленях, у которого губы все в слюне и смазке, со слезами на глазах. Пак весь потный, красный и божественно сексуальный, дышит ртом тяжело и сжимает свой член в маленькой ладошке. Как он двигает рукой, и розоватая головка прячется в ладони, как прозрачный предэякулят марает пальцы Пака, и у Чонгука взрываются глазные яблоки, не иначе. В голове перегорает лампочка, все гаснет и только теплая ладошка, которая ритмично продолжает выжимать сперму, что толчками мажет руку, чувствуется сильнее всего. Чонгук на финальных движениях рычит и открывает глаза именно тогда, когда мутная жидкость попадает Чимину на губы и он слизывает ее. Чонгук обессиленно опускается вниз, на уровень Пака, и придвигается ближе, накрывая его ладонь своей. Чимин смотрит ошалело на Чонгука и хрипит, когда его руку на члене полностью заменяет чужая, более шершавая и большая. Чонгук цепляет ногтем головку, совсем несильно, и слышит громкий стон от Чимина, который ухватился за предплечье Чона, сжав крепко пальцы. Чимину хватает нескольких секунд, чтобы кончить в руку своему парню и застонать во весь голос. Он упирается лбом в голую грудь Чонгуку и жадно глотает воздух, получая ласку от младшего в виде поглаживаний кончиками пальцев по шее. Чон целует его в висок, ловит губами капельки пота и улыбается. Чимин безумно невероятный. И плевать, что член Чонгука теперь будет болеть несколько дней от первого и неидеального минета, и следы от зубов явно останутся тоже. Но Чимин старался. Чимин признался в любви. И за это Чонгук готов терпеть болезненные минеты хоть каждый день.***
— Чимин, у меня дома завелся смурфик, — Чонгук смеется в трубку телефона, уже представляя как вытягивается лицо его парня в удивлении. — Что? Чонгукки, ты о чем? — Чимин поднимает голову с подушки, бросая взгляд на свой шкаф, и борется с желанием сходить к младшему и проверить. — Как тебе объяснить? Приходи и посмотришь, — игриво отвечает Чон и кладет трубку, чтобы через секунду увидеть Пака в своей комнате. Чимин, вероятно, валялся на кровати, потому что волосы его были в полнейшем хаосе. — Чонгук? Ты в порядке? Я читал статью, когда люди начинали видеть разную нечисть, а потом их закрывали в психушке! — рыжий подбегает к Чонгуку с огромными глазами и оглядывает его на наличие физических увечий. Он проверяет температуру ладошкой, пока Чонгук не хватает его за запястье и улыбается по-кроличьи. — Хочешь, покажу, где смурфик? — Чонгук играет бровями и опускает руку Пака вниз, намеренно проведя по своему животу. — Он в штанах, Чиминни. Завелся после твоего минета, — младший откровенно ржет над реакцией Чимина. Тот вырывает свою руку и кривится в отвращении. — Ты о чем? — Хен, мой член синий после твоих зубов. Похоже, мне стоит показать тебе на практике, как делать качественный минет, — он наклоняется к лицу рыжего и легонько целует в губы, подавляя улыбку от искреннего удивления своего парня. — Ладно, покажи, — Чимин давит на плечи Чонгука, пока тот не утыкается лицом в промежность Пака, скрытую штанами. Младший заливисто смеется, прижимаясь ближе. — Учись, Чиминни.