Лавэлиан Кё Тэй

Прошло семь лет, Лавэлиан продолжала работать наемницей в клане, совершенствуя свои навыки. Когда у эльфийки выдавались свободные дни, она навещала свою дочь, обучая ее, и просто проводя с ней время. Талрис же все реже навещал ее, у Лав начали появляться мысли о том, что ему совершенно все равно что происходит с ней, и его дочерью. Солнце, заботливо дарившее свет миру, наконец-то уступило небосвод полной Луне, и Луносвет погрузился во мрак. Наступила спокойная, летняя ночь. Улицы опустели, лишь стража безответственно дремала на своих постах, что было только на руку единственным двум существам, лишенным сна. Огромная тигрица, облаченная в кованую броню, бесшумно скользила во тьме, став похожей на тень. Лавэлиан, болезненно облокотившись на луку седла, уже не в силах была управлять животным, сосредоточившись только на том, как бы ни упасть оземь. Каждый, казалось бы, мягкий шаг верной хищницы отдавался мучительной болью в израненном теле наемницы. Если бы не выдержка, испытываемая годами, то эльфийка уже на подъезде к городу потеряла бы сознание, но она все еще держала разум ясным, хоть и была уже на пределе. Зверь заметно нервничал. Лав понимала, что сейчас происходит в его широколобой голове. Первобытные жестокие инстинкты сошлись в смертельной схватке с преданностью хозяину, с которой его воспитывали с самых ранних лет. Тигрица шумно тянул воздух носом, стараясь не потерять сквозь пьянящий, сладостный аромат свежей крови еле различимый запах родных мест. Он, будто тонкая нить, манил полосатую кошку через лабиринты однотипных домов, минуя посты стражей порядка, прямиком к знакомой двери. Она увеличил темп, пока не перешела на легкую рысь. То ли она забыла про критическое состояние своей наездницы, то ли желала быстрее окончить эту пытку. Оставшееся расстояние до входа в жилище тигрица сократила в два мощных прыжка, выбив из Лавэлиан первый болезненный вскрик за ночь. Момент, когда замок отворился, впуская наемницу в объятья мягкого полумрака помещения, растворился в ее сознании. Она пришла в себя уже после того, как захлопнула дверь и сползла по ней вниз, оставляя на деревянной поверхности влажные темные полосы. Тяжело дыша, Лавэлиан провела ладонью по разорванному доспеху. Остывшая кровь тут же пристала к руке, склеивая пальцы между собой. Оценив масштаб увечий, эльфийка закрыла глаза, откинув голову назад. Оставшись один на один с собой, Лавэлиан старалась не потерять сознание думая о дочери, о том, что ей нельзя сдаваться, о том, что она не может оставить свою малышку одну. Эльфийка, попыталась встать, но рука, испачканная кровью, предательски скользнула по паркету. - Мама? Лавэлиан резко распахнула тяжелые веки. На лестнице, скованная страхом и непониманием происходящего, стояла ее восьмилетняя дочь. Взгляд ее изумрудных глаз был прикован к истекающей кровью матери. Наемница, словно позабыв про боль и усталость, предприняла очередную попытку подняться с пола, приблизиться к своему рыжеволосому ангелу и прижать его к себе, чтобы вновь почувствовать ее тепло, чтобы вновь сказать, что все будет хорошо. Еле поднявшись на ноги девушка сделала пару шагов и рухнула на колени перед шокированной девочкой. - Мирэ. - Тихо произнесла Лавэлиан и потянулась рукой к дочери. В глазах мутнело, тело дрожало, боль новой волной пронзила тело и эльфийка вскрикнула. - Мама! - Девочка взяла мать за руку и испуганно смотрела на нее. На шум из комнаты выбежала Кара, девушка, что присматривает за малышкой. Увидев на полу Лавэлиан, корчащуюся от боли, всю в крови, она немедля подбежала к ней. Такое в её жизни происходило нередко. Не задавая лишних вопросов, служанка с трудом помогла хозяйке подняться, они подошли к стеллажу с книгами, и потянув одну из них - отворили в стене проем. Медленно, через шипение и стоны, Кара со своей госпожой опускалась по лестнице, во мрак комнаты, и Мирэ следовала за ними по пятам, с волнением глядя на них. Разглядев стол, горничная аккуратно усадила Лавэлиан на него и зажгла свечи. В помещении , на стене висели кинжалы, рядом находилась стойка с броней, алхимический стол, развешаны карты, а в шкафах лежали разнообразные книги и свитки. Не теряя времени, Кара начала снимать броню с девушки, молниеносно расстегивая ремни и заклёпки. Прилипшие к телу остатки кожаного доспеха приходилось сдирать силой, от чего разбойница время от времени пронзительно вскрикивала. На теле эльфийки было много порезов, глубоких ссадин и свежих, лиловых синяков. Кажется, будто на её теле не было ни одного участка, которое бы не заняло увечье. Бегло осмотрев девушку, Кара промолвила: - Раны глубоки, вы потеряли немало крови, нужно зашить их, - её голос был холоден, как сталь, - а пока не смейте терять сознание, я все приготовлю. Служанка выбежала верх по лестнице за всеми нужными материалами для оказания помощи. Дрожа от волнения, Мирэ подошла к матери и положила маленькие ладошки ей на колени, кожа эльфийки была холодна и бледна, от этого у девочки наворачивались крупные слёзы, падающие на ноги Лав и больно щиплющие травмированную кожу. - Мама... Лавэлиан медленно открыла глаза и приложила руку к щеке дочери, пытаясь улыбнуться через приступы пульсирующей боли, сковывающие всё её тело. - Не волнуйся, милая. - Но мам, все эти раны... - Ничего не бойся. Кара неслышно вернулась назад, и подойдя к столу, на котором сидела Лав — разложила все материалы для оказания помощи. Полностью погруженная в свои мысли, она тихонько отодвинула Мирэ и развернула Лавэлиан к себе спиной. - Приготовьтесь, раны нужно обеззаразить, и процесс этот не самый приятный. Наемница взяла остатки своего ремня, и крепко закусив его зубами, уверенно кивнула своей служанке. Кара обмакнула ткань в приготовленный раствор и начала немедленно промывать порезы, стараясь делать всё максимально быстро. Разбойница чуть нахмурилась от боли и нервно вздрогнула, но выдержка давала о себе знать. Судьба била её сильнее, и то, что с ней происходит сейчас - лишь жалкая, слабая оплеуха. Лавэлиан молчала, пытаясь не потерять сознание, агония мутнила её рассудок, и сейчас она думала обо всём на свете, лишь бы сбить ужасное наваждение. Одно она знала точно — умирать она будет не здесь, не сейчас, ибо кто тогда позаботится о Мирэ? Нет, её маленький лисёнок никогда не останется один! Вся боль в один миг будто отступила, когда с ней рядом был самый дорогой ей человек. Она крепко держала тёплую, маленькую ручку, владелица которой не хотела отступать от Лав ни на шаг, даже не смотря на наставления Кары. Мышцы девушки рефлекторно перекатывались под бледной кожей, по всему телу начала выступать испарина. - Сейчас я наложу швы, иначе вы ещё не скоро поправитесь. — Девушка помогла Лавэлиан развернуться и приподняла ее ногу, согнув в колене. — А ваша карьера не ждёт. В свете свечи сверкнула тонкая, острая игла. Просунув в ушко хирургическую нить, эльфийка начала делать аккуратные, ювелирные стежки по краям раны, от чего Лав резко вскрикнула и зажмурилась. Ремень выпал и она плотно стиснула челюсти, чуть прикусив язык. Тело било мелкой дрожью, разбойница уже понятия не имела, куда деть взгляд. Она знала, что её дочь смотрит. На тонкую ладонь падали горячие слезы, со временем сдавленный плач перешёл в рыдания, и о знала бы дочь, как Лави хотелось плакать вместе с ней. Как бы хотелось сказать, что всё в порядке, прижать к себе поближе, но увы, рваная рана на груди не позволяла ей этого. Переполненная ужасом, Мирэ оторвалась от матери и с силой схватила за руку Кару. - Хватит! Ты делаешь ей больно! Осознав происходящее, Лавэлиан слабо обернулась и смотрела на блестящие зелёные глаза лисенка. Не смотря на то, что всё её тело будто горело заживо, она сумела выдавить из себя слабую улыбку и подозвала дочь обратно, усадив рядом. - Не волнуйся, солнце, я выдержу. Кара, продолжай. - Но, мам...! От потери крови Демоническая Лиса стала практически ледяной, но, тем не менее, склонив голову, она положила её на плечо лисёнка, чуть испачкав кровью милую ночную сорочку. Она слушала сбивчатое дыхание и гулкий стук сердца своей дочери, и эта музыка сейчас была самой успокаивающей на свете. Когда-то давно она так же слушала сердце Талриса, тонущая в его объятиях и поцелуях. Она не знала что с ним, и от того поперёк горла вставал ком. Ком обиды и разочарования. Даже когда Лав оказалась практически на смертном одре - он так и не появился рядом. А ведь он мог помочь Мирэ, остаться с ней там, наверху, пока Лиса терпела все эти пытки. - Ты не должна была этого видеть, но теперь ничего не поделаешь. Служанка завершила последний шов и аккуратно обрезала нить, начиная накладывать бинты с настоем трав. Лавэлиан сильно хворала, но в конце-концов, не смотря на сильную головную боль и звон в ушах, она осталась в стабильном состоянии, хотя и чувствовала, насколько теперь уязвима и слаба. - Я так счастлива, что всё обошлось! Я не знаю, что бы я без тебя делала! - Успокойся, радость моя. - Она начала тихонько гладить её по макушке. - Всё ведь обошлось? - Угу... Но я не хочу, чтобы тебя лечила только Кара! Я... я и сама смогу, вот увидишь! - Это тяжёлый труд, солнышко, видеть боль и страдания других людей каждый белый день... Ты уверена в этом? Искренняя улыбка дочери была для Лавэлиан самой лучшей наградой на свете, в эти редкие моменты она понимала, что не одинока, и ей есть, на кого надеяться. Но её мучила тревога: со временем дочь узнает обо всём, и ей предстоит куда более сложный выбор, и не одно важное решение. Сейчас Лиса старается обезопасить её от всех невзгод, но в конце-концов девочке придётся столкнуться с тем, что зовётся реальностью... И наконец узнать, кто пролил её матери столько крови.