Питер попросил маму прислать успокоительное зелье, как только узнал об исчезновении Тома. Заодно он возмутился насчёт того, что она не упоминала об этом в последнем письме, ведь миссис Маккиннон явно уже тогда переживала из-за сына…
«Боялись, что я раньше времени испугаю Марлин?»
Питер не знал точно, сказал ли бы он Марлин о произошедшем или сумел бы сохранить тайну. В любом случае прошлого не воротишь. Сейчас он направлялся в гостиную Хаффлпаффа, прихватив с собой зелье в склянке с жёлтым ярлыком.
У самого портрета он столкнулся с Эммелиной. Та на ходу приглаживала волосы рукой. Увидев его, девушка улыбнулась:
— Привет. Ищешь Марлин?
— Привет. Ага. Позовёшь её?
Эммелина отрицательно покачала головой:
— Нет, не смогу. Она ушла — я не знаю куда.
Питер почесал макушку:
— Может, гуляет в окрестностях? Денёк сегодня тёплый для ноября.
— Да, неплохой.
Он решил, что поищет её рядом с замком — всё равно на завтра нужно было только написать второе эссе по трансфигурации, и Питер уже договорился с Люпином: тот обещал помочь с заданием.
— Как она?
Эммелина сразу стала очень серьёзной, скрестила руки на груди:
— Марлин храбрится, но ей плохо, ты ведь понимаешь…
Питер понимал. Он знал, как Марлин любила Тома, сколько он для неё значил. В детстве они часто играли втроём. В тот раз, когда Питер с Марлин поженились — кажется, им было по пять лет — именно Том обвенчал их.
— Спасибо, что сказала. Я поищу её. Пока.
Эммелина кивнула ему и поспешила куда-то. У неё, наверняка, были какие-то свои дела, возможно, связанные с обязанностями старосты. Если судить по Лили и Рему, то все они только и делают, что трудятся.
Питер пошёл к выходу из замка, не забывая оглядываться по сторонам. Он искал Марлин — та могла спрятаться в какой-нибудь нише или сидеть на подоконнике — да и вообще не стоило расслабляться, гуляя по Хогвартсу без друзей. Питер был полукровкой, но не знал, точно ли это спасёт его от таинственных преследователей. Пока они не высовывались, видимо, боялись профессоров, но могли ведь и внезапно объявиться.
«В Хогвартсе так опасно, сынок. Не хочешь, чтобы я забрала тебя?», — писала мама в последнем письме.
Питеру пришлось хорошенько обдумать её вопрос. Могли ли Сохатый и Лунатик — на Бродягу он не очень-то надеялся — защитить его в случае необходимости? Стоило ли общение с Марлин этого риска?
Поразмыслив, он написал маме: «Не хочу».
В конце концов, обстановка вне Хогвартса была ничуть не лучше, а доучиться всё-таки стоило. И Марлин… в последнее время — до новости о пропаже Тома — она казалась особенно милой.
«Может, наконец, поняла, что я ей нравлюсь?»
Думая об этом, Питер вышел на улицу. Для ноября день был и, правда, солнечный и тёплый. Питер огляделся и заметил у озера две фигурки. Пошёл к ним, и вскоре узнал в одной из сидевших Марлин — как перепутать эти светлые, почти белые волосы, эти округлые плечи? Он хотел окликнуть её и тут разглядел спутника Марлин.
— Ббб… Бродяга? — выдохнул Питер и тут же прижал ладонь ко рту.
«Вроде несильно громко спросил».
Он не верил своим глазам, он пытался понять, что эти двое вообще могут делать вместе.
«Да ещё и сидят так близко, соприкасаются плечами».
Хотелось узнать, о чём они говорят, какую лапшу Бродяга вешает ей на уши.
«Он же ловелас, у него каждый день новая девушка… разве нет?»
Питер подумал об этом и тут, ужаснувшись, осознал: Сириус давно не хвастался своими победами, хотя раньше любил напустить на себя загадочный вид, а потом уступить под градом вопросов. Питеру нравились истории Бродяги, он слушал их с жадностью и не понимал, почему так морщится Ремус.
«Но ведь такого и, правда, давненько не было. Рем не вздыхал тихо, но осуждающе, а Сириус не смеялся: "Что? Слишком шокирующее для твоих девственных ушек, Лунатик?" И Джеймсу не приходилось мирить этих двоих».
Питер снова взглянул на сидевших у воды Сириуса и Марлин. Можно было бы потихоньку подкрасться или лучше вернуться в Хогвартс, в туалете превратиться в крысу, предварительно спрятав одежду, и примчаться сюда, подслушать…
«Но если Бродяга учует? Нюх у него отменный. Он ведь скажет Марлин, и что если… если она будет смеяться надо мной вместе с ним?»
Такого Питер бы не смог вынести. А надеяться на порядочность Сириуса было нельзя.
«Какая уж тут порядочность, если он за моей спиной… Сам ведь шутил про жениха и невесту, и тут такое».
Постояв ещё немного, Питер испугался, что его заметят, и поспешил в замок. В руках он всё ещё сжимал склянку. Хотел было избавиться от неё, но вспомнил — зелье дорогое, мама старалась — и решил его оставить.
В холле он заметил Снейпа, братца Сириуса и плечистого капитана слизеринской команды по квиддичу Розье. Они о чём-то переговаривались. Питер понадеялся, что слизеринцы не обратят на него внимания, собирался аккуратно прошмыгнуть к лестнице, но с его комплекцией сделать это было сложно.
— Эй, ты куда, толстяк? — недобро усмехнулся Розье, преграждая ему дорогу.
Питер закусил губу. Он не был толстым, просто немного упитанным. К тому же мама всегда говорила, что дело в широкой кости.
— Я…я… к себе. Я не хочу неприятностей.
Розье рассмеялся:
— Да какие неприятности? О чём ты?
Но его вид не предвещал ничего хорошего. Ждать помощи от Снейпа или Блэка-младшего тоже не приходилось. При взгляде на физиономию последнего Питер сразу вспомнил его брата, миловавшегося с Марлин, и ещё раз укусил собственную губу.
— Я полукровка, — поспешил сообщить Питер. — Отец — маглорождённый волшебник, но я и не общался с ним когда, он давно умер, так что…
Снейп скривился, Блэк-младший махнул рукой:
— Пойдём, Эван, зачем с ним возиться?
Питер кивнул. Ему нужно было любой ценой избежать неприятностей.
— Секунду.
Палочку Розье вытащил мгновенно, наставил её на Питера и прошептал что-то. Его ноги тут же разъехались в стороны, потом правая выписала круг, левая последовала за ней.
Снейп и Розье рассмеялись, по лицу Блэка пробежала усмешка.
Питер упал на пол, они прошли мимо. Кажется, он услышал, как Розье протянул: «Такой жалкий».
«Вы у меня ещё получите», — процедил сквозь зубы Питер, пытаясь подняться.
***
Эван назвал Петтигрю жалким, но тот был просто мерзким. Впрочем, вся эта поттеровская шайка вызывала у Северуса отвращение.
«А Лили увязла в ней по самые уши», — заявил противный голос в голове Северуса, и тот послал его ко всем чертям.
На вечернее собрание они, как всегда, пришли разными путями. Встречались в выручай-комнате — специально для них она представала тёмной с дубовыми панелями на стенах. По её периметру были развешаны канделябры со свечами, горевшими тускло и приятно для глаз. Посередине стоял вытянутый стол, его окружали несколько стульев с резными спинками.
Северус занял своё место, рядом сел Регулус. Потом — Барти, Розье, Мальсибер, Эйвери.
Первым заговорил Эван Розье. Он сверкнул своими чёрными глазами и сказал:
— У меня есть хорошие новости от Малфоя.
Кажется, Регулус и Барти переглянулись.
— Тёмный Лорд позволит нам встретиться с ним после Рождества, — Розье повернулся к Краучу. — Он обычно не общается с пятикурсниками, но для тебя сделает исключение. Малфой рассказал ему о твоих идеях.
Барти счастливо улыбнулся. Иногда Северуса интересовало: что у этого человека в голове? Он был безумцем — Барти Крауч, но умело скрывался. Профессора вообще считали его идеальным учеником.
Знали бы они, что это он окрасил воду по всему замку в алый и помог Северусу с переселением боггартов в Хогвартс.
Барти потёр руки и сказал:
— Я так рад, так рад… Но что будем делать дальше? Грязнокровки совсем распоясались. Может, уже стоит…
Северус знал, что он хочет предложить. Они уже много раз обсуждали это: реальное дело стоило оставить напоследок — на май, июнь. Сейчас нельзя было трогать учеников.
— Риск слишком велик, — отрезал Северус. — Нас могут раскрыть.
Розье кивнул:
— Нельзя, чтобы нас всех исключили. Вдруг Тёмному Лорду понадобятся свои люди в Хогвартсе.
«Свои люди» — было в этом что-то особенное, приятное. Это ещё не метка, но всё же. Другие думали также.
Барти притих и стал похож на приличного человека — такого, каким, наверняка, представал перед своим отцом-правдолюбом, но потом вдруг встрепенулся, осклабился.
— У меня есть идея, — сказал он. — Раз о серьёзном деле речь пока не идёт, почему бы нам немного не поиграть?
***
Когда Лили узнала о его тайне, она тихо охнула и пробормотала что-то. Ремусу показалось — она упомянула Сева, в смысле Северуса Снейпа.
Впрочем, это было не так уж важно. Лили смогла понять его, даже обняла порывисто: «Как же тебе тяжело».
На следующий день отдала ему новый график. Ремус пробежал расписание глазами и сразу понял: теперь ни одно из их с Доркас дежурств не совпадало с полнолунием. Правда, один раз его напарнице предстояло патрулировать коридоры не с ним, а с Джорджем Дэвисом из Хаффлпаффа.
«Интересно, ей понравится с ним работать?», — спросил самого себя Ремус и через пару дней узнал ответ.
После очередного собрания он остался в классе, чтобы подождать Лили и вместе вернуться в гостиную. Та как раз вышла в смежную комнату для разговора с парочкой провинившихся девчонок — то ли они вовремя не сдали отчёты, то ли не вышли на дежурство.
— Неплохо выглядишь, — раздался голос Доркас за его спиной, и Ремус понял, что она специально пересела на его ряд.
— Ммм… спасибо.
— А то два дня назад был таким бледным, и меня поставили на внеплановое дежурство с идиотом Дэвисом, значит, чувствовал ты себя отвратно, — говорила Доркас протяжно, вкрадчиво, и от её тона Ремусу стало не по себе.
— Отравился, — ляпнул он первое, что пришло в голову.
Доркас округлила глаза:
— Правда? У тебя, видно, очень слабый желудок, — потом она придвинулась совсем близко к нему и прошептала. — Знаешь, пока я лежала в больничном крыле меня вдруг посетила одна мысль… вопрос, конечно, деликатный, и вряд ли это может быть правдой, но всё так совпадает…
Она произносила слова всё быстрее и быстрее, а Ремус с ужасом ждал развязки и поглядывал на дверь, за которой Лили распекала старост: и чего ей стоило открыться сейчас? Ремус знал, к чему клонит Доркас. Как он вообще мог подумать, что она не догадается, почему медлил с признанием Лили, с перестановкой графика?
— И тут наши дежурства сдвинули без ясной причины, Эванс, конечно, проблеяла что-то, — Доркас махнула рукой. — Но я уверена: она мне соврала. Лю… Ремус, слушай… — она склонилась к нему, — Не обижайся, но ты, ты… у тебя нет никаких особых проблем?
Этот вопрос был таким слизеринским, что Ремус улыбнулся. Правда, довольно нервно.
— О чём ты? Я тебя не понимаю.
Он надеялся, что Доркас не станет настаивать, но она внезапно решила проявить упорство.
— Ремус, так вышло, что обычно тебе плохо перед полнолуниями, а в нашем перестроенном графике не осталось ни одного дежурства в подобную ночь, хотя до этого они были. И сейчас я вспоминаю, во что превратился боггарт, когда увидел тебя… — и, пронзив его взглядом, она выпалила, побледнев. — Ты… болен ликантропией?
Последнее слово она произнесла максимально неразборчиво, но Ремус уловил бы его в любом случае.
— Нет, конечно, нет, ты о чём, — поспешно запротестовал он.
Ремус надеялся, что его голос звучит убедительно. Он смотрел на Доркас: она свела брови к переносице и буравила его взглядом, но тут, видно, убедившись в чём-то, постепенно расслабилась.
«Она хотела, чтобы я сказал "нет"», — понял Ремус.
Тем временем Доркас улыбнулась:
— Как хорошо, как хорошо…
И не сказав больше ни слова, быстро вышла из класса. Всё это время Ремус думал, что у неё какое-то дело к Лили, но, как оказалось, Доркас специально хотела поговорить с ним.
«Эта догадка, пришедшая к Доркас в больничном крыле, мучила её. Конечно, — Ремус хмыкнул. — Такая правда ведь отвратительна, как бы она могла дежурить с кем-то, кто б-о-л-е-н-л-и-к-а-н-т-р-о-п-и-е-й?»
Ремус покачал головой. Дверь, разделявшая классы, открылась. Две девочки — брюнетка и блондинка — быстро покинули комнату, Лили подошла к Ремусу.
— Пошли… — выражение её лица изменилось, она напряглась. — Что случилось?
Он пожал плечами:
— Ничего.
Или всё сразу. Это как посмотреть.
