Черная Вдова

Она выдыхает, все же сумев справиться со своим взбунтовавшимся горлом и вытолкнуть воздух наружу полузадушенным писком, но никак не криком. Да Беверли уже и сама не хочет поднимать шум. Расширившимися глазами она смотрит на Пеннивайза и ощущает, как словно бы перенеслась обратно в восемьдесят девятый. Вот сейчас, еще чуть-чуть, и ее сознание потухнет, и когда Бев придет в себя, то непременно окажется в канализации. Там будет гора хлама, наваленная вокруг забавного циркового фургончика и дети. Много детей. И все они летают. Страха нет, как не было его и в то время, только лишь потрясение от внезапного появления Оно и смирение с неизбежным. Однако ничего не происходит. Пеннивайз стоит абсолютно неподвижно, слегка склонив голову на бок, не сводя своего нечеловеческого и какого-то словно бы стеклянного взгляда с Бев. Через атлас перчатки девушка ощущает тепло, исходящее от его руки. В прошлый раз та была ледяной, словно бы неживой, и твердой, как камень. В этот раз Беви горячо от удивительно мягкого, едва ли не символического прикосновения клоуна. Рука его ощущается почти как обычная человеческая. Почти. Словно во сне Беверли вытягивает собственную руку и осторожно, самыми кончиками пальцев касается волос Пеннивайза. Она ожидает любой реакции на свое действие, в том числе и самой агрессивной, однако ничего ужасного вновь не происходит. Клоун только слегка скашивает один глаз на руку Бев, следя за ней, что смотрится, к слову, довольно жутко, и продолжает бездействовать. Беверли прислушивается к себе, когда дотрагивается уже до щеки Пеннивайза и проводит пальцами вдоль яркой красной линии. Она должна была бы испытать отвращение и неприязнь, все же перед ней чудовище, что питается плотью детей, одержимый жаждой убийства монстр. Однако внутри себя Бев ощущает лишь интерес, любопытство и маленькую искру удовлетворения, так как кожа клоуна оказалась теплой и довольно приятной на ощупь. Она думает, что должна бы ненавидеть это существо, как любой другой человек поступил бы на ее месте. Так, по крайней мере, утверждали все остальные Неудачники. Но, как бы ни искала, Бев не может найти причин заставить себя испытывать это чувство. Оно всего лишь следует своей природе. Инстинкту. Это еще не повод ненавидеть. Пеннивайз улыбается, и Беверли поспешно убирает руку, не желая остаться без пары-тройки пальцев. — В отличии от своих друзей, ты всегда была умненькой маленькой девочкой, малютка Беви. Скажи, вам всем понравился мой небольшой подарок? И Пеннивайз негромко хихикает, видя, как кривится лицо Беверли в отвращении. Тогда, в конце их встречи в Общественном Центре Дерри, Неудачникам пришла прекрасная идея заказать себе печенье с предсказанием. Что ж, сюрпризы внутри оказались совсем не таким, как они все ожидали. В частности, когда Беверли разломила свое печенье, ей на руки выплеснулась кровь: яркая, алая и еще теплая. И было ее куда больше, чем могло поместиться внутри небольшой сдобы. В тот момент Бев ощутила настоящий ужас: острый и парализующий, но напугала ее не кровь, как таковая. Ее собственные испачканные руки, выставленные на всеобщее обозрение. Ей даже показалось на секунду, что еще миг, и Майкл Хэнлон вскочит со своего места, и, указав пальцем на окровавленные кисти Беверли, разразится обвинительной речью. И все, что ей останется — слушать, видя, как взгляды ее друзей медленно наполняются ненавистью и презрением. А потом они уйдут, просто оставив ее одну, и Бев уже никогда не сможет подобраться к ним настолько близко, чтобы суметь хоть что-то предпринять. — Это был очень дешевый и глупый трюк. Теряешь хватку, — Беверли улыбается, уже совладав со своими эмоциями. Хихиканье Пеннивайза становится громче, похоже, он нисколько не рассержен на девушку за ее наглость. — С вас — истинных глупцов — хватило и дешевого. Потому что вы все испугались, уж я-то знаю, — клоун улыбается шире, а затем медленно облизывает губы. Бев только тихо хмыкает, не видя смысла оспаривать очевидное, а Пеннивайз тем временем наиграно сокрушенно вздыхает: — Но как же это сложно, на самом деле, с вами — взрослыми. Столько противоречий внутри, столько глубинных ассоциаций и, как итог, страх захватывает вас всего на пару минут. Скучно, долго, трудно и в итоге почти невкусно. И это было правдой. Потому что перепугались Неудачники все до одного, да только не успели они вместе спуститься в холл Общественного Центра, как от страхов и следа не осталось, даже воспоминания о пережитом стремительно таяли, рассеиваясь. — Излишняя лень портит фигуру. Иногда полезно и поднапрячься, — Бев позволяет себе вновь улыбнуться, видя, как недовольно фыркает Пеннивайз, а затем решительно сжимает губы. — Я тебя не боюсь. — Конечно, не боишься, — Оно теперь пристально, пронзительно смотрит прямо в глаза Бев, заглядывая в самые глубины ее души. — Меня — нет. А затем Пеннивайз начинает видоизменяться, плавно и стремительно перетекая из привычной клоунской формы в иную. Беверли ахает, когда понимает, что именно, а точнее, кого именно она видит перед собой, и лишь рука Оно, все еще удерживающая девушку за шею, не дает ей отшатнуться. Перед Беверли Роган стоит она сама. Бев судорожно втягивает в себя воздух, понимая, что на миг забыла даже о том, как правильно дышать. Стоящая перед ней ее копия все же не является до конца точной, по крайней мере Бев изо всех сил надеется, что это именно так. У этой поддельной Беверли слишком жестокая и злобная улыбка, чем-то напоминающая оскал и безжалостный, расчетливый и холодный взгляд. В ней нет ни тепла, ни нежности, ни сострадания. А есть все это в тебе самой? Бев чувствует, как мелко дрожит, и понимает, что Оно снова оказалось право. У каждого есть свои страхи. Ее копия вновь облизывается, и от этого действия по спине Беверли бегут мурашки. Но помимо ужаса, сковавшего, казалось, все ее существо, в глубине души все сильнее разгорается какое-то болезненное любопытство и нетерпение, смешанное с напряженным возбуждением. Бев изо всех сил гнала от себя этот образ всю свою жизнь, но разве не такой она всегда на самом деле хотела быть? Сильной, не знающей сомнений, не испытывающей вины. Хищницей. — Чего ты хочешь? — голос Беверли звучит хрипло и слегка задушено. В прошлый раз существу не удалось напугать девочку, и Оно так и осталось ни с чем. Но вот со взрослой женщиной у чудовища получилось явно лучше. И теперь, когда страх Беверли вытащен на поверхность, ничто не помешает жуткой твари полакомиться своей жертвой. — Не того, о чем ты подумала, Беви, — звучание собственного голоса из чужих и одновременно таких своих уст заставляет все внутри сжаться. И Беверли никак не может понять от отвращения или от удовольствия. А когда ее копия отпускает шею Беверли и медленно проводит пальцами по ее щеке — совсем как сама Бев проделала это с Пеннивайзом не так давно — чувства внутри окончательно смешиваются. Беверли попеременно бросает то в жар, то в холод, нереальность происходящего, его вопиющая неправильность давит на разум, но в то же время дико хочется знать, чем все в итоге обернется. Она боится саму себя, но не хочет, чтобы ее копия уходила. Бев противно ее прикосновение и в то же время она желает большего: вновь и вновь ощущать, как ее темная половина касается кожи, видеть свои собственные и одновременно полные древнего знания глаза, и слышать свой голос со стороны, наполненный при этом совсем незнакомыми интонациями. Беверли закрывает глаза, не в силах справиться с собой и шепчет, отчаянно стараясь хотя бы не дрожать так сильно: — Тогда зачем еще я тебе? Разве мы все для тебя — не еда? — Еда. Но ведь пища пище рознь, верно? — Бев слышит, как Оно медленно движется, приближаясь практически вплотную, и чувствует, как свои-чужие пальцы неспешно проходятся по ее волосам. Раз, другой, третий. Беверли ощущает, как клубок эмоций и чувств внутри нее сплетается еще сильнее. Еще немного, и она просто сойдет с ума, более не в силах выдержать подобного. — И чем же я отличаюсь? Оно движется в сторону, обходя Беверли и оказываясь за ее спиной. Теперь руки ее копии ложатся на плечи Бев, мягко оглаживая их. — Многим. Ты не такая, как остальные. Давно уже в Дерри не рождалось подобных тебе детей. Тех, чья кровожадность является не результатом психического отклонения, а осознанным выбором, — дыхание Оно обдает жаром затылок Беверли, от чего та вздрагивает, чувствуя, как мурашки бегут по всему ее телу. И ощущения эти весьма приятные, — Ты — изысканное лакомство, манящее к себе среди однообразных блюд. — Ну так сожри меня. Хватит издеваться, — Беверли чувствует начинающую закипать внутри злость. На себя, за то, что посмела стать такой, какой стала, и на Оно за то, что так беспардонно смеет указывать ей на это. Бев напрягается, желая отстраниться, дернуться прочь, сразиться со своим обретшим плоть кошмаром. И замирает, когда чужие руки, выглядящие как ее собственные, неожиданно крепко обхватывают девушку за талию, и Оно прижимается к ней. От ощущения собственного тела, жмущегося к ней, и того жара, что исходит от него, у Беверли начинает кружиться голова. Вся злость и желание сопротивляться тают, словно дым, оставляя внутри только какое-то тягучее томление. Бев понимает, самым краем своего рассудка, что это все неправильно и неестественно, но уже ничего не может и не хочет поделать с собой. — Я же сказала, пища пище рознь, — теперь Оно шепчет, почти что прижимаясь своими губами к уху Беверли, — у твоей плоти отвратительный вкус, без обид. Менее питательной она от этого, конечно, не станет, да только у меня здесь и так полно мяса, куда более вкусного. Знаешь, страх, он как соус, делает еду лучше. А иногда соус получается так хорош, что не хочется портить его ничем лишним. Беверли чувствует, что ее мягко, но настойчиво разворачивают. Она все же решается открыть глаза и видит перед собой зеркало. Конечно, света в ванную комнату проникает не так много, но его вполне достаточно, чтобы Бев сумела разглядеть собственное бледное лицо и рядом с ним точно такое же, черточка в черточку, только совершенно не перепуганное. С замиранием сердца Беверли следит, как чужие-свои руки плавно движутся по ее телу снизу вверх, едва касаясь. Дыхание сбивается, и Бев ахает, когда Оно пальцами слегка надавливает через ткань блузки на ее соски, от чего они тут же твердеют, и одновременно с этим ощутимо прикусывает мочку ее уха. Легкая боль слишком мимолетна, чтобы отрезвить Беверли, а та волна жара, что прокатывается по всему ее телу, сплавляет весь тугой клубок противоречивых эмоций в нечто единое, пульсирующее глубоко внутри нетерпеливым предвкушением. — Я думала… ты жрешь… только страх… — говорить слишком тяжело, и Бев умолкает, полагая, что если продолжит болтать, то попросту задохнется. — Знаешь, Беви, а ведь мы с тобой во многом похожи, — ее копия смотрит прямо в глаза Беверли, отраженные в зеркале, а руки ее тем временем медленно расстегивают одна за другой пуговицы на блузке девушки, — ты выбираешь себе жертву. Самца, как правило. Плетешь вокруг него паутину из своей беззащитности, хрупкости и чувственности. С тихим шуршанием блузка соскальзывает с плеч, но Бев от ее потери совсем не холодно. Наоборот, ей кажется, словно под кожей растекается огонь. — Ты заманиваешь его своей податливостью и соблазняешь беспомощностью. Опутываешь верой в то, что он может сломать тебя, подчинить, подавить твою волю. А сама пьешь его похоть, словно сладкий нектар. До тех пор, пока не приходит пора нанести решающий удар. И в этот момент — в момент освобождения — ты летишь, становясь самой собой. Лифчик отправляется вслед за блузкой, и Оно мягко сжимает груди Беверли своими руками, от чего та коротко и хрипло стонет, слегка выгибаясь навстречу ласке. Словно зачарованная, Бев видит в зеркале, как ее собственная копия неторопливо ласкает ее грудь, сжимая, массируя и надавливая именно там, где это требуется и именно так, как необходимо для получения наибольшего удовольствия. — Бедная жертва думает, что она охотник, а на деле становится обедом для паучихи. Ты единственная, кто сумел заглянуть глубже остальных своих друзей. И только ты приняла меня. Просто соблазнить любого человека недостаточно, чтобы я могла получить то, что хочу. Именно сплав твоей страсти, похоти, вожделения к самой себе, страха и решимости, отданный добровольно, когда ты точно знаешь с кем рядом ты находишься, и дает тот самый желанный и неповторимый букет. Слова проходят сквозь сознание Бев, словно раскаленные иглы. Неужели она на самом деле такая? Всю свою жизнь она бежала от самой себя, боялась саму себя, но стоило ли это делать? Оно сжимает пальцами соски Бев, легонько пощипывает их и оттягивает, срывая с ее губ все новые и новые стоны. Последние барьеры, что девушка возводила в своем сознании всю жизнь, вот-вот готовы рухнуть. — Я… не такая… Я не ты… — А затем Беверли выгибается еще сильнее, судорожно втягивая в себя воздух, так как рука ее копии скользит по животу, добираясь до джинсов. Пальцы Оно ловко расправляются с пряжкой ремня, пуговицей и молнией. — Конечно, не я. Ты — настоящая Беви. Ты — Беви Настоящая. И я знаю, что ты этого никогда не забудешь. А затем пальцы Оно проникают туда, где уже очень давно жарко и влажно, находя чувствительный бугорок, и Бев откидывает голову назад, зажмуриваясь и гортанно вскрикивая. Больше она не может сопротивляться самой себе. Все ее чувства слились в единый порыв, все эмоции сплавились в одно непреодолимое желание. Никогда и ни с кем Бев не было так хорошо, ничьи прикосновения так не сводили ее с ума, как касания своей собственной копии. Быть с самой собой, чувствовать себя, видеть и осязать, и касаться самой — темная, глубинная мечта, ставшая внезапно явью. И она готова выпить ее до дна. Беверли кладет свои руки на кисти Оно, а потом выворачивается из объятий, но лишь затем, чтобы развернуться лицом к своей копии и прижаться всем телом, отчаянно, несколько судорожно целуя, позволяя чужому языку сплетаться в танце со своим собственным. Впрочем, Оно довольно быстро разрывает поцелуй, к неудовольствию Бев, и слегка отворачивает голову, не позволяя девушке повторить попытку. И тут же, обрубая на корню все возможные вопросы, укладывает Беверли прямо на пол ванной, одновременно избавляя от оставшейся одежды. Краем сознания Бев замечает, что и ее копия оказывается абсолютно нагой. Удобно, когда одежда всего лишь часть образа. Не надо тратить время, чтобы ее снять. Мысль мелькнула и тут же угасла, погребенная под волной удовольствия, когда Оно снова принялось ласкать груди Бев, на сей раз используя губы и язык. Одной рукой Беверли вцепляется в волосы своей копии, но не направляет и тем более не отталкивает, а просто держится, инстинктивно желая хвататься хоть за что-то. Оно не возражает, по крайней мере пока что. Поддаваясь удовольствию, растворяясь нем, Бев понимает, что больше ей некуда бежать от самой себя и незачем. Оно право и право во всем. Она именно такая: порочная и жестокая, расчетливая и безжалостная. И теперь, полностью отдаваясь во власть монстра, как того, что находился снаружи, так и того, что обитал внутри, Беверли ощущает себя как никогда счастливой. Настоящей. Оно оглаживает рукой внутренние поверхности бедер Беверли, а затем касается горячей, влажной и такой восхитительно податливой плоти между ними. Пальцы ее копии дразняще, медленно и неспешно ласкают нежные складки лона Беверли, а затем легко проникают внутрь. Бев вскрикивает, чувствуя, как пульсирующий, колючий жар распространяется по всему ее телу, и выгибается, запрокинув голову и подаваясь бедрами вперед, желая получить больше. Оно не спешит, доводя Беверли до исступления, но при этом удерживая на тонкой грани, не позволяя удовольствию достигнуть самого пика. Беверли сильнее выгибается, не в силах сдерживать протяжные стоны, ощущая, как ее копия задевает именно те точки внутри нее, какие следует задевать. И это правильно, ведь кому, как не ей самой знать все секреты собственного тела. Оно тем временем не обходит вниманием ни один участок тела Бев, впиваясь губами в разгоряченную, влажную кожу, вылизывая ее, слегка втягивая в себя и прихватывая зубами, но не прокусывая до крови. Мелкими глотками пьет ее похоть, страх, возбуждение и вожделение, смакуя, точно дорогое вино. Беверли в самой глубине души ждет, что Оно перейдет черту, и вместо наслаждения придет боль, а удовольствие сменится агонией, однако этого не происходит. А вскоре последние крохи сомнений растворяются, исчезая в невероятном восторге от чувства единения с самой собой. У Бев было много любовников, но и ни животная похоть с теми, что желали сломить ее, ни нежное и тягучее удовольствие с теми, кто хотел оберегать, не могли сравниться с тем, что она испытывала сейчас. Что-то более темное и глубинное, совершенно иное, запретное и одновременно страстно желаемое. Стоны сменяются вскриками, когда Оно добирается до клитора Бев, обхватывая его губами, посасывая и лаская языком. Словно тысячи электрических разрядов взрываются под кожей, мышцы сводит в сладком спазме и оргазм накатывает могучей, ослепляющей волной, сметая все остальные чувства и ощущения, едва не выбивая из сознания. А когда разум слегка проясняется, Беверли ощущает неимоверную легкость и расслабленность. Ее тело словно ничего не весит, она не ощущает ни жесткого пола, ни прохладного сквозняка, обдувающего разгоряченную кожу. Она летит. Сладкая истома разливается по всему телу, и Бев все сильнее начинает клонить в сон. Ее копия вытягивается на полу рядом с ней, расслабленная и довольная, словно сытая кошка. Беверли поворачивается на бок и чуть хмурится, отгоняя от себя сонливость. Она не возражает, чтобы взять, ничего не отдавая взамен, но только не у самой себя. Бев осторожно дотрагивается до кожи живота своей копии, такой знакомой и такой чужой одновременно, и медленно ведет пальцы вниз. Однако Оно тут же перехватывает кисть Беверли, останавливая ее движение, и улыбается самыми уголками губ. — Мне этого не требуется, Беви. Ваш вид не возбуждает меня… в этом смысле. Впрочем, ты и так уже дала мне многое сегодня. Находясь так близко от тебя, я ощущаю все, что чувствуешь ты и проживаю вместе с тобой каждую испытанную тобой эмоцию. Поверь, все остальное будет просто лишним. Оно отпускает Бев, и та тут же обнимает свою копию, прижимая ее к себе. Сейчас существо, лежащее рядом с ней, сыто, удовлетворено и расслаблено, а потому не склонно к агрессии. — Скажи, принимая облик простого человека, ты и чувствуешь так же, как и мы? — Беверли глядит в собственное лицо, буквально пожирает глазами черты, которые множество раз видела в зеркале. Все это кажется ей таким родным — изящный изгиб бровей, ровная линия скул, мягкие чувственные губы — и в тоже время таким незнакомым. — Конечно. Все сущее подчиняется законам формы, которую принимает. Я не исключение, — Оно не открывает глаз и улыбается шире, — но как только я сменю форму, все законы, действующие на предыдущую, теряют силу. — Вот как. Значит, сыграть с тобой, как кот в сапогах, не выйдет. Ибо по-настоящему одолеть Оно можно только тогда, когда существо находится в своей истинной форме. Мысль мелькает на краю сознания и тут же гаснет. Потому что побеждать Оно Беверли точно не собирается. А вот чего она хочет, так это видеть саму себя, извивающуюся от удовольствия, слышать собственные полные страсти и похоти стоны, и осознавать, что это все не простая имитация. Потому что она всегда, когда думала о самой себе, мечтала не только отдаваться, но и брать. Оно открывает глаза и смотрит на Бев, задумчиво и серьезно. А потом прижимается теснее. — Знаешь, Беви, ты все же сумела меня заинтересовать. Если твои задумки увенчаются успехом, если я сумею по-настоящему ощутить себя в безопасности, настолько, чтобы достаточно расслабиться рядом с тобой, я, пожалуй, позволю тебе дать волю свой фантазии. Это будет занимательный… физический опыт. Беверли тихо смеется, устраивая свою голову на плече Оно, и расслаблено закрывает глаза. Ей не требуется что-либо говорить вслух, клясться или обещать. Когда твой собеседник умеет читать мысли, это значительно упрощает процесс общения. Дрема наваливается на Бев, и она не сопротивляется ей. За несколько мгновений до того, как окончательно заснуть, Беверли Роган ощущает, как что-то длинное, прохладное и довольно тяжелое вкладывается в ее руку. Бев стискивает пальцы, дабы не уронить подарок, но даже и не думает открыть глаза и посмотреть, что же это такое. Она и так знает. Нож с выкидным лезвием.