Черная Вдова

Ночь медленно опускается на Дерри, укутывая город мягкой шалью мглы с колючими искрами звезд над ней. Постепенно затихает шум оживленных днем улиц, и смолкает бесконечное ворчание автомобильных двигателей. Это в крупных городах, где Беверли бывала, ночью вся жизнь только начиналась. Дерри же и не думал вести разгульный образ жизни, и с наступлением темноты засыпал. Лишь только окна домов да одинокие фонари выплывали из тьмы маленькими, теплыми островками света. Ночной Дерри нравится Бев куда больше. Во тьме город тоже словно бы становится настоящим. Она смотрит в окно публичной библиотеки Дерри и улыбается уголками губ, любуясь столь мирным и прекрасным видом. Майкл и Билл только что закончили какую-то оживленную беседу, и теперь слово взял Бен. Беверли почти не слушает то, о чем говорят ее друзья, ей это попросту не интересно. Они вспоминают прошлое, которое раньше казалось навечно похороненным в их памяти. Бев старается, чтобы ее лицо выражало заинтересованный вид и доброжелательность, тогда как на самом деле ей дико хочется скривиться в презрении. Все, что говорят Неудачники, все их охи и ахи от внезапно пробудившейся памяти и тех откровений, что в ней оказались спрятаны, для Беверли ничего не значат. Сама она вспомнила все, что ей нужно, и, судя по всему, гораздо раньше, чем ее друзья. Мысли Беверли уплывают все дальше от темы ведущейся тут беседы. Она думает, что если Неудачникам удастся то, что они задумали, этот прекрасный вид сонного ночного города, который открывается из окна библиотеки, попросту перестанет существовать. Потому что Оно не просто чудовище. Оно — сам город, целиком и полностью. Дерри погибнет, если ее друзья все же убьют монстра. Бев улыбается шире и прикладывается к стакану, в котором смешана водка и томатный сок, делая большой глоток. По всему телу прокатывается волна тепла, заканчивающаяся приятным легким покалыванием в кончиках пальцев. Город будет жить. Она об этом позаботится. Правда Беверли не представляет, что станется с ней самой после, но это ее уже ни капли не волнует. Когда Бев проснулась на полу ванной комнаты дома, где прошло ее детство, то Оно рядом с ней уже не было. На миг Беверли даже показалось, что она просто отключилась от нервного перенапряжения, и ей приснился крайне яркий сон. Однако в следующую секунду холод, успевший пробрать обнаженное тело едва ли не до самых костей, очень остро дал о себе знать, а заодно развеял все сомнения. Дрожа и лихорадочно стуча зубами, Беверли поспешила подняться с пола и принялась судорожно одеваться. Если бы все произошедшее было сном — она не продрогла бы из-за того, что оказалась на сквозняке без одежды. И в промежности не ныло бы так тягуче и сладко. Осознание всего, что случилось не так давно, накатило на Бев, заставив замереть. На миг появилась тошнота, но тут же отступила, словно ее и не было. Закончив приводить себя в порядок и спрятав подарок Оно в карман, Беверли поспешила вернуться в гостиницу. Судя по часам, с момента ее появления в отчем доме прошло каких-то жалких полтора часа, тогда как самой Бев казалось, что целая жизнь минула с той поры. Но рассуждать о превратностях ощущения времени совсем не хотелось. А вот чего Беверли на самом деле страстно желала — так это принять горячий душ, переодеться во все чистое и подремать пару часов под теплым одеялом. И она выполнила все эти пункты, один за другим, чем осталась весьма довольна. Уже перед самым выходом Бев включила свой телефон и, конечно же, обнаружила там множество пропущенных звонков. На миг внутри словно бы натянулась ледяная струна, а затем расслабилась, когда Беверли осознала, как мало все это на самом деле имеет для нее значение. Она ответила на все звонки, произнося слова ровно таким тоном и изображая именно такие эмоции, какие от нее и ждали, тогда как на деле не чувствовала совершенно ничего. Тело Тома Рогана обнаружили в подвале собственного дома. Нет, конечно, полиция ни в чем не подозревает его как раз этим утром отбывшую в город своего детства супругу, как можно? Вот только ее счета они все же заблокируют. Таковы протоколы, мэм, нам очень жаль. Беверли прекрасно понимала, что никаких таких протоколов нет, и что ее на самом деле подозревают. Быть может, отключенный на весь день телефон способствовал этому, а быть может, так было с самого начала. Тем не менее Бев изобразила ужас и потрясение, не забыла возмутиться действиями полиции и пообещала приехать в самом скором времени, как для того, чтобы отдать последнюю дань уважения своему мужу, так и для того, чтобы написать пару жалоб в центральный департамент полиции на их незаконные действия. Ну, или куда там положено писать все эти жалобы. Закончив телефонные разговоры, Беверли направилась прямиком в публичную библиотеку Дерри, даже и не подумав проверять, на самом ли деле ее счета заблокированы. Сейчас, сидя в удобном кресле и потягивая свой напиток, Бев ощущала расслабленность и уверенность в себе. Почему-то предстоящие разборки с полицией ее совсем не пугали. Как и возможные проблемы, если она не вылетит домой ближайшим самолетом из Бангора. Быть может потому, что скоро этих проблем станет на порядок больше. Беверли делает еще один глоток обжигающего горло напитка и касается кармана своих джинсов самыми кончиками пальцев. Нож с выкидным лезвием лежал там, никак не выделяясь, — что было поистине удивительным — маскируясь под обычную складку одежды, но прекрасно ощущаясь через плотную ткань. Бен заканчивает говорить и слово снова берет Майкл. Беверли с трудом подавляет в этот момент зевоту. Весь этот вечер они только и делают что говорят, говорят и говорят. Сначала Неудачники бурно обсуждали то, что каждый из них увидел в городе этим днем. Оказалось, Беверли была не единственной, удостоившейся визита Оно. Правда, ни один из ее друзей не мог похвастать столь близким контактом. Впрочем, Бев, конечно же, и не подумала посвящать Неудачников в свои приключения, вместо этого наплетя какую-то ахинею о ведьме из сказки о пряничном домике, что превратилась сначала в ее отца, а затем в Пеннивайза. Честно говоря, Беверли сама себе удивилась, откуда в ее голове взялась столь бредовая история, скорее всего подобному поспособствовала та самая водка с томатным соком, стакан которой она уже успела осушить перед своим рассказом. И еще больше Бев удивилась тому, что ее друзья безоговорочно поверили ей. И в то же время было крайне приятно осознавать, что она пока не подорвала их доверие. Затем разговор сам собой перешел на то, как живет сейчас каждый из них. Майкл подмечал какие-то общие детали, моменты и нюансы, которые должны были еще больше связать их. Бев подобное не сильно волновало, однако эта часть, пожалуй, была единственной, которую оказалось интересно послушать. Подозрения Беверли касаемо Майкла оправдались, и он признался Неудачникам, что уже давно и достаточно плотно сидит на наркотиках. Конечно же это вызвало бурю обсуждений, под конец которых Бев начало клонить в сон. Ей даже было немного жаль Майкла, ведь, судя по всему, дела его оказались довольно плохи, но не настолько, чтобы устраивать из такой новости какое-то событие. Все же загубить свою жизнь и здоровье Хэнлон решил сам. Никто не заставлял его, никто от него подобного не смел и требовать. Но тем не менее Майкл сделал это, пытаясь хотя бы таким способом познать истинную природу Оно. Как выяснилось, не так и успешно, как хотелось бы. И все же именно Майкл первый заговорил о том, что глобально в поступках Оно нет ничего противоречащего естественному ходу вещей. Это удивило и поразило Бев, и она поняла, что, пожалуй, рановато записала Хэнлона себе во враги. Похоже, этот парень все же сумел найти кое-какие ответы, пусть и не все, что желались, и сделать правильные выводы. И Беверли осталось только тихо-тихо скорбно вздохнуть, когда слова Майкла буквально потонули в бурных возражениях Билла. Тема о том, что Оно лишь следует своей собственной природе и не более того, с того момента не поднималась. Майкл замолкает и слово берет Эдди. Беверли отрывается от окна и смотрит на Каспбрака. Эдди говорит быстро, дергано и явно старается закончить все поскорее. Губы Бев трогает легкая улыбка. Она прекрасно понимает, в чем тут дело. И Ричи, и Эдди наговорили довольно много о том, что видели сегодня в городе, но Беверли не сомневалась, что правды в их рассказе было еще меньше, чем в ее собственном. Какое-то внутреннее чутье безошибочно подсказывало Бев, что эти двое поспешили после встречи в Общественном Центре Дерри обратно в гостиницу и уже никуда не выходили из номера одного из них вплоть до самого вечера. И теперь, глядя как пересекаются взгляды этих двоих, как Ричи то и дело норовит коснуться пальцев Эдди, и как от этих простых прикосновений вспыхивают щеки Каспбрака, Беверли не сомневается, что и тот, и другой желают поскорее снова вернуться в гостиницу. Их тоже утомляют все эти разговоры. По глазам мужчин Бев понимает, что никакое Оно они убивать и в помине уже не хотят, и более того, меньше всего сейчас готовы рисковать потерять друг друга. Бев думала, что ей придется туго. Но теперь в ее голове постепенно начал формироваться план. Сам собой, легко и непринужденно, как это всегда бывало. Беверли залпом допивает свой напиток и не наливает себе новой порции. Достаточно. Не стоит мутить рассудок больше, чем нужно. Она понимает, что сейчас перед ней стоит выбор. Она может действовать грубо или же тонко. Может просто вырезать всех, кого раньше называла друзьями, и кто так искреннее верил ей и делает это до сих пор. Любой из них пустит ее к себе в номер, а кое-кто и в постель, не раздумывая. Или же она может попытаться спасти некоторых из них. Но не всех. Всех не удастся ни при каких раскладах, это Беверли видит совершенно отчетливо. Потому что реальность мало похожа на красивые сказки, где все всегда заканчивается хорошо. Когда Эдди замолкает, повисает неловкая пауза. А затем, наконец-то, к огромной радости Бев, Майкл объявляет, что всем им пора пойти отдыхать. А уж завтра, на рассвете, они спустятся в логово монстра. Беверли не понимает, зачем ждать какое-то определенное время суток, если им предстоит спуститься туда, где все равно не светит солнце. Но держит свои мысли при себе. Такая задержка ей только на руку. Встав из кресла и поймав на себе жадный и какой-то тоскующий взгляд Билла, Беверли улыбается ему так тепло и нежно, как только может. Она касается руки писателя и словно бы случайно задевает своим бедром его пах, когда проходит мимо. По тихому, но отчетливому судорожному вздоху, Бев понимает, что попала точно в цель. Она оглядывается и смотрит на Неудачников, прекрасно понимая, что уже никогда не увидит их вот так, всех вместе. И Беверли Роган принимает окончательное решение. Когда-то для них она была хорошей и верной. Когда-то она и сама поверила в это вместе с ними. Их чувства были искренними и, пожалуй, это оказалось единственными приятными воспоминаниями, светлыми воспоминаниями из детства, которые Бев готова была хранить. Она не хотела, чтобы Неудачники сотворили то, что собирались. Но гибели их, особенно от своей собственной руки, тоже не желала. Ради всего того хорошего, что связывало их когда-то очень, очень давно. И, к огромной радости Бев, именно Ричи и Эдди дали ей ту самую возможность уберечь хотя бы кого-то из своих друзей. Неудачники тянутся к выходу одни за другим. Ричи и Эдди впереди всех, быстро, словно летят на крыльях, а за ними Бен, то и дело бросающий через плечо полные тоски, понимания и смирения взгляды. Ведь Бев и Билл все еще держатся за руки, хотя все рамки приличий уже давно истекли. У самого выхода Беверли улыбается Биллу, жарко и многообещающе, и шепчет на самое ухо: — Жди внизу. Хочу кое-что сказать Майклу наедине. Билл кивает, исполняя ее просьбу, хоть и по морщинке, пролегшей между его бровей, и какому-то необычно холодному взгляду, брошенному напоследок в сторону Хэнлона, видно, что он не очень доволен. Беверли вздыхает, понимая, что было бы у нее побольше времени, и она запросто могла бы перессорить Неудачников между собой. Когда тебе двенадцать, ты не сильно заботишься о такой вещи, как ревность. Но когда тебе сорок, приоритеты расставляются совсем по-иному. Бев не сомневается, что могла бы даже заставить своих бывших друзей перебить друг друга ради нее, и какое бы это было забавное зрелище! Она разворачивается и делает шаг по направлению к Майклу. Пальцы ее снова поглаживают нож через ткань штанов, но в карман так и не ныряют. — Скажи, Майкл, ты не жалеешь? — О чем ты, Беви? — Майкл смотрит на Беверли устало, его руки сильно дрожат и теперь он уже не видит смысла прятать их. — Ты понимаешь, о чем я. Обо всем этом. О наркотиках. О том, что ты пытался узнать, но так и не смог. Майкл тяжело вздыхает. Он все еще сидит в кресле, не собираясь подниматься, и Бев понимает, почему он остался. Дело вовсе не в той книге, которую он якобы пишет. Нет на самом деле никакой книги. Майкл просто весь день не принимал дозы, чтобы в ясном сознании поговорить со своими друзьями, и теперь ему очень хочется поскорее остаться наедине с собой. И своим лекарством. — Жалею, как никогда, Беви. Но не о том, чего не узнал. О том, что понял. И о том, как глухи могут быть люди. Если бы не Большой Билл… Тут же Майкл вздрагивает, осекаясь, и словно бы опасаясь, что Бев на него набросится. Он еще помнит с какой яростью смотрел на него Билл во время того самого нежелательного разговора. И так же полагает, что и сейчас сболтнул лишнего. Бев подходит ближе, но и не думает бить. Вместо этого она наклоняется, нежно целуя Майкла в лоб. — Спасибо. Ты не представляешь, как это все на самом деле важно. Быть может для тебя еще не все потеряно. Знаешь, всегда обращайся ко мне, если хочешь. Можем организовать тебе лечение в лучшей клинике, если будет надо. — Спасибо, Беви. Я подумаю. Беверли разворачивается и выходит из библиотеки не оглядываясь. Они оба прекрасно понимают, что Майкл ни за что не воспользуется ее предложением. Потому что, как и сама Бев, он уже все для себя решил. Билл находится у самой двери и меряет крыльцо библиотеки широкими шагами в ожидании Бев. Наверно еще немного, и он бросился бы обратно, выяснять, чем это там занимается этот черномазый с его женщиной. Беверли улыбается Биллу широко, маняще, а затем похотливо облизывает губы. Да, она теперь для Билла не более чем собственность, его самка, и это читается во всем: во взгляде, в поджатых губах, сведенных к переносице бровях, в том, как резко и властно он притягивает ее к себе, тут же стараясь коснуться всех мест, до каких только может дотянуться. Пометить свою территорию. Беверли не возражает. Она сама жмется к Биллу, трется об него, словно кошка, и впивается в губы жадным поцелуем прямо тут, на крыльце библиотеки. Ей-то что, она уже вдова, пусть Билл этого еще и не знает. А вот он, кажется, женат. Да только когда мужчин, находящихся рядом с Бев, это останавливало? Беверли отпускает свою страсть и возбуждение, позволяя им вести себя. Путь до гостиницы смазывается: все происходит словно в тумане. Они с Билом бредут по улице, то и дело останавливаясь и обжимаясь. Будь на ней не джинсы, а юбка, Билл уже давно присунул бы Бев, в том она нисколько не сомневалась. Впрочем, у них и так вся ночь впереди. В холле гостиницы Билл, даже не спрашивая мнения Беверли, ведет ее к себе. Она вновь не возражает. Голову слегка кружит, и от похоти, и от выпитого алкоголя, и этот коктейль ощущений Бев очень даже по душе. Конечно, было бы куда лучше, если бы Билл ударил ее, сжал посильнее, дернул за волосы… Но нет, на подобное тот явно неспособен. Потому, когда Билл нетерпеливо срывает с нее одежду, Беверли перехватывает инициативу. Ласкает его, сводит с ума так, как только она умеет. Делает все, чтобы не дать ему сосредоточиться на нежностях, чтобы не дать в полумраке комнаты разглядеть ее тело, испещренное знаками внимания Тома Рогана, оставленными не далее, как прошлой ночью. Синяки и ссадины давно не болят, но, если Билл обратит на них слишком пристальное внимание, это может вызвать у него в последствии ненужные вопросы, на которые Бев вовсе не хочет давать ответы. И когда Билл наконец входит в нее, Бев закрывает глаза и, подстраиваясь под заданный ритм, представляет себе совсем другое лицо. Такое родное и такое чужое одновременно. И видение это настолько приятное и будоражащее, что Беверли в итоге даже не приходится имитировать оргазм. Удовлетворивший свою похоть, Билл лежит с ней рядом и что-то сонно говорит. Слова проходят мимо Бев, и она отвечает невпопад, судя по тому, как снисходительно улыбается писатель. Конечно, она же всего лишь глупая девочка, его малышка, что с нее еще можно взять. Как только Билл засыпает, что становится понятно по его глубокому и мерному дыханию, Бев открывает глаза. Она улыбается в предвкушении и с огромным удовольствием стряхивает с себя сонливость, по большей части напускную. Медленно, все еще опасаясь разбудить Билла, Беверли выбирается из его объятий. Но мужчина спит крепко, вымотанный их недавним соитием, и, судя по всему, не проснется, даже если за окном будет проходить военный парад. Бев тянется к своим джинсам. Движения ее четкие, но в то же время плавные и тягучие. Ни единого лишнего. Пальцы нащупывают нож и извлекают его из кармана. Бев приближается к Биллу, несколько секунд просто глядя на него. Если бы не Большой Билл… Последний шаг сделать всегда трудно. Но раз уж Бев вынесла приговор, то в этот раз ей же самой придется приводить его в исполнение. Билл Денбро, Большой Билл, их негласный лидер. Он и есть тот самый стержень, вокруг которого держатся все остальные. Тот, кто сумел объединить их, тот, кто воодушевил когда-то в детстве, кто показал, что даже если ты Неудачник, то все равно можешь дать этому жестокому миру отпор. И теперь он стал тем, кто слепо и фанатично следует своей цели, что потеряла свою актуальность уже много лет назад. И тащит их всех за собой в бездну. Ее первая любовь. Ее первый объект вожделения. Беверли глубоко вдыхает, медленно выдыхает, а затем приставляет нож к шее Билла, к тому месту, где под кожей размеренно бьется жилка. А затем нажимает на кнопку. Билл дергается, хрипя, и глаза его распахиваются, полные непонимания, потрясения, боли и ужаса. Бев наваливается на него всем телом, не позволяя вырваться и зажимает его рот рукой. Она не знает, как сильно повредила нужные сосуды на шее, и сумеет ли писатель выжить, если вырвется прямо сейчас, а потому не хочет рисковать. Беверли чувствует, как зубы Билла впиваются в ее ладонь, прокусывая нежную кожу, и шипит от боли, но хватки не ослабляет и проворачивает с силой нож в шее. Ей совсем не надо, чтобы раньше времени поднялся шум. А боль… ее легко перетерпеть. В конце концов в этой жизни она и так уже испытала ее не мало. Что-то отвратительно горячее и липкое течет по ее пальцам, и в нос ударяет тошнотворный металлический запах. Как на скотобойне. Взгляд Билла замирает, когда он понимает наконец, в эти свои последние секунды, кто же стал его погибелью. Беверли смотрит прямо в его полные боли и какой-то детской обиды глаза и шепчет яростно: — Отправляйся к своему ненаглядному Джорджи, мразь. Давно пора. Билл дергается еще пару раз, а затем затихает. Бев видит, как стекленеют его глаза, и жизнь постепенно покидает их. И она не может не признать, что прекраснее зрелища еще не видела никогда. Выждав несколько минут, Беверли, наконец, с трудом высвобождает свою руку из хватки зубов Билла. Ловко орудуя ножом, она перерезает писателю горло, просто для перестраховки, не более, оставляя ему на память широкую улыбку от уха до уха. Как у клоуна. А затем Беверли отстраняется, вытягивая перед собой собственные руки. Прокушенную ладонь неприятно дергает жгучей болью, но она постепенно стихает. В серебристом свете луны, льющемся из окна, Бев видит, что ее кисти и предплечья словно бы одеты в черные перчатки. При свете дня черное, безусловно, обратилось бы в алое. Беверли Роган смотрит на свои руки, залитые кровью Билла Денбро, и начинает смеяться, с каждой секундой все громче и громче. Звуки, что срываются с ее губ, полны яростного ликования и триумфа. Свободна. Теперь она на самом деле свободна от всех обязательств и клятв прошлого. От всех своих сомнений. И ей больше не страшно.