Тонкий лёд

      Темнота. Подвал. Тусклый свет лампочек в коридоре.              Тихо капает вода в трубах.              Санса не понимает, где она и что происходит. Она гуляет по этим темным коридорам с цементными стенами и слышит звуки откуда-то извне. Они глухо доносятся, словно из аквариума.              Слишком много поворотов. Так куда же они ведут ее? И где прячется Арья?              Санса вспомнила, как зашла в этот подвал с Арьей. Они убежали без Робба и Джона от их нового охранника и пошли сюда. Кажется, за вареньем? Или, может, …              Санса повернула за угол и наступила на рыхлое сено. Но ей это кажется страшным. Она вскрикивает. Что происходит? И где эти… лепреконы?              Санса полностью осознает, зачем она здесь. Старая гувернантка Нэн всегда излишне красочно пугала их лепреконами, которыми, якобы, кишит подвал. Сансе это показалось жутким, но четырёхлетняя Арья не поверила россказням и решила самой проверить. Но все же припахала Сансу следовать за ней. Они хотели узнать, в чем дело и не замешаны ли тут банки с вареньем, которые дети очень любили брать из кладовой, за что Нэн всегда их ругала.              Правда, этим обычно промышляют Робб и Джон, Санса же никогда не ворует, ведь это не хорошо, ну, а Арья пока только учится штурмовать подвал. Эй тоже хочется стащить немножко.              Санса оглядывается по сторонам. Прошло много времени с того момента, как они с Арьей разделились. Она стоит одна, и тусклая лампа единственно освещает маленький круг облицованного пола. Санса встает прямо по центру. Надо было не разделяться.              Тишина отдает зловещностью. В закоулках подвала ее ждет темнота, а лепреконы могут появиться когда угодно. Зачем она послушала Арью?              Бешено стучит сердце. А выход отсюда она забыла уже три поворота назад. Каким огромным кажется этот подвал! Прямо не подвал, а подземелье. И Сансе страшно: в темноте за поворотом, кажется, кто-то есть.              Она пробует позвать Арью, но голос не слушается. Она пробует шелохнуться, но не может. Парализованный ужас охватил ее тело, и слезы уже готовы вырваться наружу.              Но она сходит с места, вновь бредет вперед. Или назад. Она потеряла дорогу. В однотипности стен пытается найти знакомые очертания, но везде все те же трубы и редкие лампы. Как только тут может ходить человек? Права была Нэн: тут действительно живут лепреконы.              Санса проходит вперед еще чуть-чуть и слышит пищание. Мыши! Крысы! Она бежит обратно.              За новым поворотом она видит прямо-таки черное углубление, не освещенное лампами. Туда ей хочется идти меньше всего, но она идет.              Чернота пугает, но она все же идет. Ноги упорно ведут ее туда, звук туфелек тихо отмеряет шаг. Хотя она уже знает, что там ее кто-то ждет.              Она останавливается перед самой мглой, всматривается в углубление, ожидая этого — чего-то неизбежного. Оно тянется оттуда и, словно само зло, пугает неотвратимостью. Как будто, это то, чего Санса всегда искала, но боялась найти. То самое неминуемое, без чего нельзя было жить спокойно.              И вот, наконец, голос из тьмы доносится до ее слуха:              — Ну здравствуй, — говорит кто-то, сокрытый мраком.              — З-з-здрасьте, — заикаясь, отвечает Санса.              — Чего это мы бродим тут одной по подземелью? — говорит голос пугающе. — Ты что, не знаешь, что тут живут лепреконы?              — Л-л-лепреконы?! Ты лепрекон?!              — Да. Вот я и спрашиваю, зачем ты пришла сюда в мои владения?              Санса стоит и во все глаза пытается рассмотреть лепрекона, но чернота вокруг, вдали от ближайшей лампы, не дает ей этого сделать. Он тихо смеется.              — Девочка, ты ведь пришла сюда не по злому умыслу?              — Нет, — умалчивает намерения Арьи та. — Мы с сестренкой хотели узнать, есть ли тут лепреконы.              — Ну вот, ты узнала, — отвечает ехидный голос. — Хотя, я очень надеюсь, что ты с сестренкой не пришли сюда за вареньем.              — Не-е-ет! Что вы, мистер Лепрекон! — заверила того Санса. — Мы и не думали его у вас красть.              — Очень рад это слышать, девочка. Мои варенья и компоты не должны быть украдены. Я очень люблю их и не потерплю, чтобы их таскали такие маленькие девочки вроде тебя. А еще я не хочу, чтобы в мое подземелье вторгались и нарушали мой покой. Поэтому не стоит сюда ходить, ведь я буду очень зол. А уж как Нэн разозлится, если я расскажу о вас, — голос угрожающе прозвучал в тишине, но после паузы продолжил. — Но я вижу, что ты чиста сердцем. На первый раз я прощаю тебя и сестру. Ничего не будем говорить миссис Нэн. Ты поняла меня, девочка?              — Да, мистер Лепрекон. Я все поняла. Я никому не расскажу, что я здесь была.              — Очень рад, юная леди. Но также не надо говорить, что ты видела меня.              — Хорошо, мистер Лепрекон.              — Прекрасно. Ты умница, девочка, и вырастешь в очень красивую и смышлёную леди когда-нибудь, — похвалив ее, лепрекон слегка замялся. — А знаешь, ведь лепреконы совсем не страшные на самом деле. Мы очень добрые ребята, просто не любим шум и когда воруют варенье. И я не злой, вот ни капельки. Ты же понимаешь?              Санса в ответ угукнула, ожидая, что дальше скажет лепрекон. Он продолжил:              — Как хорошо! — сквозь темноту чувствуется улыбка лепрекона, и после некоторого колебания он произносит: — А ты любишь играть? Я вот очень люблю. Иди сюда. Я покажу, какой я нестрашный и добрый, и мы поиграем. Идем со мной.              Санса чувствует необъяснимую боль от этих слов, и ее желудок сжимается в комок. Она понимает, что идти никуда не нужно, но не может заставить себя повернуться или закричать. Она идет, ведомая неясными мотивами, вопреки разумной мысли бежать.              Она чувствует теплую руку лепрекона, а затем…              Ее настегает мрак и отчаяние загнанного зверя.              Она просыпается.                     Субботняя реальность прорвала оковы сна и резко прояснила разум.              Санса сидела на кровати в своей уютной просторной комнате в Норвиче и тяжело переводила дыхание. Время было около девяти утра, поэтому солнечные лучи уже в полную длину расположились на полу мансарды, засветив большущее окно дальней стены, как прожектор. Санса не шевелилась. Тот ужасный сон словно околдовал ее.              Спустя время она очнулась, почесала руку, откинула необъятное пуховое одеяло и свесила ноги с просторной кровати. Затем, задумавшись, уставилась на свои розовые с глазками тапки, стоявшие чуть поодаль. Многие удивлялись, с каким порядком вещи Сансы были расставлены вокруг.              Она всегда любила порядок. В одежде, в тетрадках, в книгах, даже в расположении вещей на полках и столе. Просто немыслимо было представить, чтобы она перед сном не проверила, как стоят тапочки у кровати и как висит халат на плечиках у двери. Если у других девушек, даже весьма опрятных и аккуратных, на туалетном столике могли покоиться разные банки и склянки, хоть и в относительном порядке, то у Сансы они обязательно были расфасованы по ящикам или специальным маленьким коробкам. Никаких лишних вещей и пыли. Об этом она уже перестала заботиться, потому что у нее это вошло в привычку: она убиралась в комнате, как на автомате.              Упорядоченность вещей в ее жизни было тем, к чему она всегда стремилась. Перфекционизм, чистоплотность, аккуратность или опрятность — все это было характерно для Сансы. Многие уже привыкли, даже несмотря на некоторые заскоки по поводу общих бутылок или обязательного мытья рук. Просто она такая чистюля. Истинная леди (или фифочка, как думали многие).              И с людьми Санса старалась держаться определенных правил и такта. Никогда не брала чужую вещь или не уходила, не попрощавшись. Всегда вежлива и добродушна — это стало ее каждодневной манерой поведения со всеми, не считая, правда, семью, перед которой она не видела смысла притворяться. С семьей у нее было более натуральное поведение, хотя порой и холодное.              Также с дворецким и прислугой в доме она вела себя дружелюбно, никогда не огрызаясь, как Арья. В общем, порядок в ее жизни установился полный: она была в хороших отношениях со всеми, и никто не держал зла на нее (исключая Арью, с которой иногда завязывались ссоры).              Санса вспомнила про вчерашний вечер, и ее передернуло. Неудивительно, что после такого ей приснился этот ужасный сон. Она припомнила все эти обжимания и прикосновения Джоффри, а еще ту липкость, которую она пыталась смыть с себя в ближайшем оттуда туалете. Санса сморщила нос и вскочила с кровати. Не стоило затрагивать эту тему. Неприятные воспоминания теперь она думала прогнать обыденными утренними приготовлениями.              Санса направилась в ванную. Попутно взглянув на часы, она заметила, что время оказалось куда более ранним, чем предполагалось. Восемь тридцать семь. И как только она умудрилась выспаться?              Примыкающая к комнате ванная имела небольшие размеры. Единственная на этом только лишь с тремя спальнями этаже, она могла обеспечить лишь раковиной, санузлом и маленьким душем. Правда, благодаря Сансе, эта ванная была если уж не самой комфортабельной, то по крайней мере самой опрятной, так как та самолично контролировала ее стерильность.              И получалось, что эта ванная целиком находилась во владениях Сансы. О чем говорили и всякие примочки, расфасованные по ящикам. И поэтому ее можно было считать второй Сансиной комнатой. Здесь она могла часами засиживаться, не торопясь наводя марафет и думая о своем.              Вот и сейчас она заперла дверь и стала умываться, тоником протирать кожу, наносить крем и так далее, не забывая при этом обдумывать свой странный сон.              Вопреки ощущениям, что это был лишь полный буйной фантазии и пережитых накануне эмоций сон, Санса заволновалась. И вновь вспоминая его отрывки, она все больше поражалась тому, как явственно во сне ощущались страх и отвращение. Она точно смогла определить, что это были именно те эмоции, так как сама недавно ощутила их с Джоффри, но только слегка пришибленно. И как не стыдно было признаться, до сих пор ощущала. По неясной причине.              Видимо, вчерашнее волнение сильно отразилось на ней, и посредством сна вылилось в такого рода кошмар. Да, детская фантазия порой творит всяких монстров, и, возможно, в далеком прошлом они с Арьей и вправду бегали от лепреконов в каком-то подвале. Это могло стать своего рода фоном для сегодняшнего сна. Детские догонялки от лепреконов в подвале для кошмаров очень подходили.              Санса осматривала свое лицо в зеркало, когда задумалась, а не видела ли она раньше тот подвал с цементными стенами и малочисленными лампами. Скорее всего, да. В ее памяти вспыхнул момент в летнем домике, когда они с Арьей действительно пошли воровать варенье в кладовку. Когда это было? Лет десять назад?              Смутное чувство дежавю внезапно озарило ее мысли, и тонкая, едва уловимая догадка закралась в подсознание, все же оставшись неразъясненной.              «А не видела ли я его раньше? Тот подвал? А что, если я была там? — задумалась Санса. — Надо вспомнить. Арья, я… когда это мы могли туда пойти?»              Постепенно память стала играть с Сансой плохую шутку.              Конкретный момент или обстановку невозможно было определить в том вихре воспоминаний, которые нахлынули на нее. Но зато она вспомнила Пса, их охранника, который приглядывал за ними до какого-то времени, старую Нэн и младших Старков, с которыми Санса проводила детство, Петира, их дворецкого, и кучу остальных людей, имена которых она редко запоминала, но которые сновали по дому по всяким поручениям отца.              Многие из них давно остались лишь в памяти — с ними Санса больше не виделась — но вот Петир и Нэн по-прежнему существовали в ее настоящем. К глубокому сожалению Сансы, лишь отдаленно.              Она очень жалела о том, что они стали меньше общаться, потому что ей казалось, это были единственные люди, которые всегда с нежностью относились к ней. До определенной поры, пока Санса не повзрослела и не стала манерной до посинения.              С гувернанткой Нэн они перестали общаться, потому что та давно ушла на пенсию. А вот с Петиром Санса начала вести себя отстраненно, так как того стали требовать правила приличия. Санса давно стала взрослой барышней, поэтому общение с неженатым мужчиной она посчитала разумным прекратить.              В детстве они со старой Нэн любили вышивать и рисовать красками, пока время не прекратило их общение — подросшему Брану более не нужна была нянька. Теперь Нэн стала совсем старой, и Сансе порой трудно было разговаривать с ней, так как Нэн постоянно теряла нить разговора, а Санса не отличалась достаточным терпением, чтобы притворяться внимательным слушателем. Она ее любила, но порой людям легче подтверждать это в воспоминаниях, а не в общении.              Петир же был тем необходимым человеком, который помогал везде и всюду. Санса помнила, как в детстве они были дружны. Он, почти также как Нэн, участвовал в их воспитании, обучая чтению или счету. Иногда он и вовсе заменял детям Нэн, когда та не могла приходить, и целыми днями возился с ними. На то он и был дворецким, и Санса даже не помнила, с каких времен это было.              Петир в семействе Старков появился благодаря Кейтилин. И наверное, все в доме знали их историю дружбы с детства, потому что о них часто судачила прислуга. Многим казалась забавным его странное, отнюдь не дружеское влечение к Кейтилин, но они никогда не сомневались в целомудрии последней. Просто невозможно было представить что-либо подобное интрижке между ними, исходя из ее характера.              Однако Петир, по мнению Кейтилин, обладал всеми качествами хорошего менеджера, поэтому она порекомендовала его Эддарду в компанию. И он действительно хорошо разбирался в делах. Когда Эддард поручил ему пару-тройку штатных дел для решения, он справился с ними в мгновение ока, предложив удивительно незамысловатую идею.               И с тех пор, вопреки плохо скрываемой ревности, Эддард стал во всем советоваться с Петиром, однако никогда не исключая случая перепроверить его решения. С таким пройдохой надо было оставаться начеку.              Но в конечном счете лояльность Петира подтверждалась из раза в раз, и Эддард все больше доверял ему дела по работе. У них даже смягчились отношения, несмотря на легкие искры ревности, что порой омрачали думы Эддарда. Так, Петир достиг весьма неплохих высот на карьерной лестнице.              Но как говаривали многие из работников и телохранителей (коих у семейства Старков было немало в доме), один случай кардинально изменил его карьеру.              Случилось это одиннадцать лет назад. На одном из крупнейших складов «Северного ветра» взорвалась цистерна с необработанным гексогеном, что вызвало огромной мощности взрыв и дальнейший пожар близлежащей фурнитуры. Карета пожарных приехала поздно, многое успело сгинуть в пламени, включая и нескольких заваленных сотрудников. Среди раненых оказался Сандор Клиган.              Один из крупнейших складов сгорел в отсутствии каких-либо предпосылок к этому. Все аналитики компании говорили о подстроенном взрыве, так же думал и Эддард. Но ничего не смогли доказать, так как явного подтверждения предательства среди сотрудников не было выявлено, да и система охраны работала слажено и четко — никого из посторонних не пускали.              Вот и получилось, что без доказательства подстроенного взрыва и с кучкой раненых и убитых сотрудников, Эддард попал на крупные деньги. И в дополнение к этому на него повесили халатность в обращении с особо опасными веществами и нарушение техники безопасности. Его фирму грозились прикрыть. Он бы остался без средств к существованию, не считая еще уйму судов, которые бесспорно отсудили бы немалую кучу денег.              Положение было критичным: семьи трех погибших сотрудников требовали ответа, раненые присылали повестки в суд. Но за дело взялся Петир.              Тот сумел доказать причастность какой-то фирмы-конкурента ко взрыву и привел железные доказательства. После отыгранного уголовного дела, в судах начали раздавать социальные компенсации раненым, которые хоть и были меньше взыскания ущерба за физические повреждения, но успокоили взбушевавшихся сотрудников и вернули их расположение. Также многим предложили новые рабочие места, но в местах более престижных и с хорошей страховкой.              Таким образом, конфликт был урегулирован, Петир получил свои заслуженные лавры и должность управляющего дома. По началу она казалась какой-то насмешкой, но на поверку отождествляла собой огромную ответственность и доверие Эддарда. Ведь Эддард Старк доверил ему заботу о самом важном — его семье.              После того пожара также Сандор Клиган, бывший охранник на том злополучном складе, стал неотъемлемой частью дома Старков.              Получив огромные ожоги на лице, Сандор мысленно похоронил все надежды на свое светлое и счастливое будущее. Он был не против той компенсации, которую предложили в суде, но понимал, что с таким лицом, как у него, его больше не возьмут на хорошую должность. Он обозлился на всех, и послал начальство «Северного ветра» на все четыре стороны. И вот тут ему навстречу пошел Эддард — он взял его на работу к себе домой в качестве телохранителя. Для своих детей.              Даже чопорная Кейтилин не постеснялась в грубых словах выразить точку зрения на это, но Эддард был непоколебим — он видел в Сандоре, хоть и изуродованном ожогом, хорошего человека. Ей ничего другого не оставалось, кроме как молиться, чтоб он не оказался каким-нибудь «бандитом с большой дороги», внушающим детям невообразимый ужас.              Таким образом, в жизни детей появился некто настолько уважаемый, что его слушались все, включая пронырливую Арью. На вид грубый и злой, Сандор в глубине души был добрым и справедливым. Дети потихоньку привыкли к его свирепому виду и даже научились ладить с ним и порой смешить. А он привязался к ним. Но их дружба продлилась недолго.              Спустя два года его уволили. И больше никто не знал о его существовании, только лишь иногда вспоминая об угрюмом здоровенном парне, который любил их катать на себе и кидать в бассейн. Да, были времена их беззаботной юности, но теперь они далеко в прошлом, и от них лишь остался холодный тоскливый след в душе.              Санса, ностальгируя о беспечном прошлом, не заметила, как закончила умываться, и, одевшись, сошла вниз в столовую. Чисто машинально она прошла все коридоры, лестницу и очнулась, когда уже почувствовала едва уловимый аромат блинчиков в воздухе. Что-то меняется, а что-то вечно остается неизменным. Например, блинчики с джемом по выходным.              Зайдя в столовую, она увидела, как отец с матерью в одиночестве завтракали блинчиками с клубничным джемом и премило разговаривали, сидя во главе стола. Санса улыбнулась и отчего почувствовала укол в сердце.              Они заметили Сансу и обратили взоры к ней:              — Доброе утро, Санса. Ты так рано сегодня встала, — удивилась Кейтилин.              — Доброе утро, мам, пап. Да я вот выспалась и решила встать. Не валяться же целое утро в постели? — отмахнувшись, соврала Санса. — А вы тут блинчиками завтракаете?              — Да, дочь, и весьма недурными, — улыбнулся Эддард. — Сходи на кухню, там Петир тебе пожарит. Мы ведь думали, вы только в десять встанете.              — Хорошо, — Санса направилась на кухню.              Там уже сидел Петир и читал газету, запивая чаем тост с джемом. Он заметил, как вошла Санса, и поздоровался:              — Доброе утро, Санса. Ты что это, как утренняя пташка, в девять часов вскочила? Неужели выспалась?              — Да, Петир. Я выспалась, — только и смогла ответить та. — Ты пожаришь мне блинчиков? Пожалуйста.              — Конечно, пожарю, — отложил тот газету и чай. — Сколько хочешь?              — Давай, три. Хотя нет, лучше два.              — Ой, да знаю я, как ты блины любишь. Я сделаю четыре. А там посмотрим, — улыбнулся Петир и начал раскалять сковородку.              Санса в это время налила себе воды и села на стул напротив места Петира. Она вновь окунулась в свои переживания, в то время как по воздуху начал тянуться пряный аромат блинов. Хорошо еще, что занятый делом Петир не докучал разговорами. Он вообще очень редко говорил с ней. Но когда-то все было по-другому.              В детстве он учил ее читать и писать, а еще в форме игры преподавал математику. Ей нравилось общаться с ним, он стал ей своего рода дядюшкой. После успешного прохождения Сансой элементарного дошкольного курса, он рассказывал ей всякие другие вещи о науках и явлениях. Но иногда они просто общались о всяких пустяках. Как только Петир находил время для них всех?              Когда же Санса подросла и пошла в школу, Петир отдалился от нее. Если раньше всегда с веселой улыбкой, он развлекал ее играми и участливо расспрашивал о прошедшем дне, то потом он перестал проводить с ней время вместе, иногда только помогая с уроками и наставлениями. Прежнего дружеского общения как ни бывало.              Он крайне изменился, и в первую очередь пострадала его улыбка — казалось, он повзрослел лет на двадцать. То ли дело в бизнесе, что они вели с Эддардом, то ли в том, что Петир так и не женился, но теперь в его взгляде чувствовалась какая-то грусть, а их непринужденное общение омрачилось какими-то недомолвками. Видимо, дела у него возросли со временем, поэтому дружба с Сансой осталась в прошлом, как призрачное напоминание детской поры. Санса не обижалась, нет. Она понимала, что взрослый мир куда серьезнее детской дружбы.              Санса взглянула на сосредоточенного у плиты Петира и почесала нос. Ей внезапно вспомнился вчерашний вечер. Джоффри… Как же теперь неприятно он звучал во всех этих отголосках ее светлого детства. Где та беззаботная жизнь, что была у нее до его пришествия? Как размерена и скучна, но притягательно проста была она совсем недавно, может, недели три назад. Санса бы без колебаний вернулась к ней вновь, забыв все «прелести» ее отношений с Джоффри. Его улыбки, прикосновения, ощущения и секс, которого так и не было.              «И слава богу», — подумалось Сансе.              Но тут, как разряд тока, ей в память врезалась картинка из ее сна. Скорее даже ощущение. Такое похожее на то, что делал Джоффри в той комнате вчера, на кровати. Сансу передернуло, будто от холода. Как же натурально чувствовались те прикосновения, оставляемые пальцами того лепрекона. Ей стало мерзко. Больно было представить, что такое могло бы случиться когда-нибудь с ней, особенно в детстве.              «Это немыслимо. Как о таком можно думать?! Вот же фантазия разбушевалась! Все из-за этого Джоффри», — думала Санса и встретилась глазами с Петиром, который положил перед ней тарелку с блинами.              От его пронизывающего взгляда ей стало стыдно за те мысли, что мерзким роем кружились в ее голове. Опять от нахлынувшего волнения она слегка растерялась:              — С-спасибо вам. Очень вкусно пахнут, — сказала она, потупившись. Ей было настолько неловко, что она покраснела.              — Не за что, Санса, — тихо ответил Петир и вздохнул. — Приятного аппетита.              Он взял свою чашку и направился к раковине.              Санса же взяла свою тарелку с четырьмя блинами и пошла в столовую. Там по-прежнему сидели родители.              Она молча села на стул и стала есть.              Похожие ощущения, похожий страх, отчаяние. Как же все одинаково. Но почему же она их испытала вчера? Разве это нормально убегать в такой ответственный момент?              На Сансу нахлынули те неуловимые догадки, каким-то странным образом до сих пор ее не пугавшие. Если раньше связь двух явлений — Джоффри и сна — казалась прямолинейной, и Санса думала, что одно побудило другое, то теперь в нее стали закрадываться сомнения. А была ли близость с Джоффри основой ее сна, или же он зародился отдельно от нее?              В принципе, нет, как думала Санса. Те волнения на почве секса взбудоражили ее психику, вызывая в дальнейшем выплеск эмоций через сон, но все же фон и действие кошмара казались Сансе ужасающе знакомыми. Также наличие лепрекона слегка настораживало, потому что их со Старками связывает многое — взять только запугивания Нэн.              Но тогда остается вопрос, а были ли действия сна только проявлением бурной фантазии?              Так могло казаться на первый взгляд, потому что столько воспоминаний касалось тех времен, что они могли быть просто на просто замешаны в один кошмар, да и только. Но что, если это давно забытое воспоминание, до этого момента лишь тихо дремавшее где-то в глубине ее подсознания?..              Внезапно голос матери вырвал ее из цепочки рассуждений:              — Санса, милая, ты как? Вчера хорошо повеселилась? — спросила Кейтилин.              — Да, мама. Все было чудесно.              Как бы не хотела Санса выглядеть сейчас жизнерадостной, это у нее получилось плохо. Ее лицо выдало тревогу, вопреки стараниям принять спокойное выражение, и Кейтилин, конечно же, это заметила. Эддард тоже заприметил явное отсутствие хорошего настроения у дочки.              — А выглядишь так, будто не очень, — проговорил он. — Что-то случилось? Может, Джоффри…?              — Нет, пап! Да ты что? — поспешила натянуть улыбку Санса. — Все с ним чудесно. И со мной тоже. Ничего необычного.              — Правда, дочка? — спросила Кейтилин.              — Да, мам. Я вот просто сижу с вами, наслаждаюсь блинами.              — Ну-ну, тебе бы поспать, может, еще, — предложил Эддард, встав из-за стола. — Мы поздно приехали. Кажется, ты не выспалась.              — Да, наверное, — меланхолично согласилась Санса и тут же зевнула, что убедило ее отца отступить от дальнейших расспросов.              Эддард кивнул, заботливо улыбнувшись, и направился из столовой в гостиную, взяв напоследок яблоко из фруктовой вазы на столе.              — Так иди ляжь. Есть еще время поспать. Сегодня же суббота, — улыбаясь, потребовала Кейтилин. Она всегда улыбалась, когда ее требования были нестрогими. — А потом, когда выспишься, расскажешь, как там прошел вечер с Джоффри. Все с вас глаз не сводили, какими вы были красивыми.              — Правда? — слегка испугалась Санса. Последнее, что ей хотелось, так это во всем осведомленных глаз, следивших за ней повсюду.              — Ну конечно! И я вижу, — последнее Кейтилин сказала непринужденно, но было видно, что она замялась, — как ты ему нравишься.              — Ну знаешь… — уже хотела начать Санса о своих двояких чувствах к Джоффри, но остановилась. Меньше всего ей хотелось сейчас говорить о нем. Вот совершенно не хотелось.              — Что такое, милая? — искренне откликнулась Кейтилин. На ее лице отразилась озабоченность.              — Да ничего, — просто отмахнулась Санса. Ей вспомнились те догадки о сне, которые казались какой-то ужасной историей, но отнюдь не правдой.              «Но что, если это так? Что тогда сделает мать, если я скажу?»              Санса посмотрела в тарелку, затем на Кейтилин. В глазах той читалось искреннее беспокойство:              — Санса, ты какая-то другая сегодня. За последний месяц ваших отношений с Джоффри ты была такая радостная, как лучик солнышка. А сейчас совсем другая. Неужели он тебя чем-то обидел?              У Сансы дрогнула губа. Она быстро перевела взгляд на тарелку.              «Нет, мама. Нет. Хотела бы я тебе рассказать, что меня заботит. Но не могу», — с болью в душе подумала она, но сдержалась от того, чтобы поделиться о своих подозрениях.              Вместо этого Санса с ясными глазами посмотрела на Кейтилин и произнесла:              — Нет, мам. Джоффри сама душка. Я счастлива.              Ей с трудом далось это внешнее спокойствие во взгляде, которое грозилось исчезнуть в любую секунду.              — Эх, Санса. Я меньше всего люблю, когда утаивают правду. Все бы простила, но не это. Ты же врешь мне. Скажи, что случилось?              — Да ничего, мам. Клянусь.              — Санса, не делай так, — начала грозиться Кейтилин. — Ты знаешь, как я этого не люблю.              Такой тон слегка возмутил Сансу. Она начала защищаться от нападок матери, что оказалось легче, чем изображать спокойствие:              — Да, знаю. Поэтому не вру. Все, мам, я не хочу говорить. Папа был действительно прав: я не выспалась, и мне надо поспать.              — Санса Старк, прекрати увиливать! — в панике от того, что с ее дочерью могло что-то случиться, Кейтилин начала прибегать к крайним мерам. На ее глазах дочь скрывала что-то, о чем не хотела даже говорить. В ее голову стали закрадываться страшные версии того, что могло случиться, одна красочнее другой. — Или ты говоришь, что случилось, или у нас будет более настоятельный разговор с отцом. Я же волнуюсь за тебя!              — Да мам! — возмутилась Санса, округлив глаза. Она пыталась ее переубедить. — Все хорошо! Я действительно в порядке. Видимо, так получилось, что сегодня у меня плохое настроение и я так отвечаю. А с Джоффри мы просто вчера общались и веселились, как и все остальные. Не надо делать из моего плохого настроения повод для трагедии.              Она смотрела на нее в упор, всеми силами делая крайне возмущенный вид подростка, которому несправедливо приписывали какие-то нарушения. Ее округленные глаза встретились с ровными глазами матери, в незримом противостоянии отстаивая свою правоту. Кейтилин все же отступила:              — Хорошо, Санса. Я действительно взвилась на пустом месте. Но и ты пойми, я за тебя волнуюсь.              Санса понимающе кивнула. Ей и самой хотелось высказаться, но она строго наказала себе этого не делать. Ей сейчас не хотелось проблем с переволновавшейся матерью.              — Ты не закрывайся, главное. И если ты сейчас не хочешь говорить, то давай поговорим потом, — после некоторого молчания произнесла она, затем продолжила более сдавленным голосом. — Тут и так с Джоном неполадки, так и ты еще начала. Не стоит быть такой закрытой. Мы все поймем. Мы же любим тебя и желаем только добра.              — Я поняла, мам, — ответила Санса, утыкаясь в тарелку.              После этих слов матери желание рассказать ей о своих домыслах полностью пропало. Кейтилин сравнила ее с Джоном, а Санса видела, какие отношения у нее с ним.              «Так будет лучше для всех. Я могу нагородить невесть чего, рассказав об этих странных предчувствиях», — с горечью поджала губы Санса и продолжила есть блины. Далее разговор стал вестись в абсолютном молчании.              Кейтилин пару раз взглянула на Сансу, но заговорить не решалась. Устало вздохнув, она перестала наседать над дочерью и вышла из-за стола, оставив ее завтракать в одиночестве. Пусть так и не стоило делать, но дела по дому в единственный выходной также жаждали внимания. Кейтилин решила отложить разговор на потом.              И Санса была не против остаться одной, наконец уединившись со своими мыслями.              

***

             После продолжительной прогулки на свежем воздухе и обдумывания всех своих мыслей Санса оказалась в нелегкой ситуации.              Солнечная погода, долгожданная для столь дождливой осени, в прямом смысле слова пролила свет на сомнения, которые Санса так боялась оправдать.              Прохладный воздух словно вытряхнул ту дымку из ее головы, заботливо укрывавшую правду от обнаружения. Сон казался лишь сном, пока память не воскресила воспоминания. Теперь не оставалось другого варианта.              Даже если предположить, что все это было случайностью и неправдой: сон был нереален, а побег от Джоффри — перенапряжением, то как объяснить тот ее страх прикосновений, то явное отвращение? Когда дело доходило до этого, Санса словно отключалась, и вместо окрыленных, возвышенных чувств появлялись те — другие. Это не могло быть просто волнением. Чтобы так испытывать ярое отвержение, нужно было нечто большее, чем страх перед новыми ощущениями. Нечто поистине страшное и отчаянное. От меньшего Сансе не было бы так ужасно и противно сейчас, после всего пережитого.              Она вспоминала все, рылась в своей памяти, пытаясь найти повод, чтобы все опровергнуть. Возвращаться к тем воспоминаниям в подвале было больно, но Санса хотела удостовериться в ложности своих страхов, поэтому пересиливала себя и смотрела на обрывки своего прошлого, хотя они казались ей тошнотворными психоделическими кадрами, заснятыми на старую пленку. Но были ли они реальными?              Бывает, иногда даже малейшее сомнение, кажущееся столь абсурдным, доводит человека до отчаяния — он не знает, в чем правда, и не может понять, на какие моменты своего прошлого он вообще может полагаться. Воспоминания так мимолетны, что порой их призрачное существование оказывается под сомнением. Мысли роятся и спорят друг с другом, вызывая откровенную боль — а что, если правда не на той стороне, в которой уверен человек? И только в глубине души далекая пакостная мыслишка нашептывает давно известный, но отвергаемый факт. И когда наступает принятие этого факта, после стольких отрицаний и сомнений, внутри образуется вакуум, сотканный из тысячи эмоций. Готовый прорваться в любой момент.              Грудь рвется от невыносимой боли, и наступает катастрофа.              Но человеку сперва необходимо осознать, прежде чем она наступит, а, значит, поверить во все.              На последнем издыхании в голове Сансы вели борьбу две мысли:              «Нет. Такого не было».              «Да. Ты чувствовала это сама».              «Это невозможно!»              «Более, чем возможно — это правда».              «Нет!»              «Да! Не ври себе, Санса. Давно уже понятно, что случилось в том подвале…»              И наконец одна мысль одержала победу над другой, и в голове стало тихо. Санса остановилась посреди дорожки сада, задержав дыхание.              «Сомнения прочь, Санса. Ты же знаешь, что это правда».              Воспоминания оказались реальными. И от этого осознания все тело сдавило, словно небо обрушилось на землю, и атмосфера сжалась.              Санса стояла и смотрела на ровный зеленый газон лужайки, засыпанный то тут, то там реденькими листочками красного клена. Солнце грело ее сквозь запахнутое пальто из кашемира, лучами играя в ее рыжих распущенных волосах. Ветер хозяйничал по пустынному саду, словно погрустневший призрак.              Санса не спеша направилась к дому.              Сняв пальто и стараясь идти, словно тень, она прошмыгнула на второй этаж, затем на третий, в свою ванную.              Как только дверь закрылась на щеколду, волна тяжелых эмоций захлестнула Сансу, скрутив ту пополам. Она беззвучно кричала, медленно оседая на плиточный пол ванной. Из ее глаз пошли слезы. Она не могла дышать, и сдавленный плач порывался разразиться отчаянным рыданием.              Она осела на пол, не в силах держаться.              Но несмотря на раздавленное состояние, в ее мыслях крутился один вопрос:              Кто же мог так поступить?