Моя любимая шестёрка

В небольшом помещении, куда ввалилась всем скопом группа Матвея, оказалось достаточно душно, несмотря на прохладную погоду на улице. Снаружи начал моросить дождик, что весьма сгущало краски субботнего утра, но ничего не могло снизить настрой Шестернякова получить кайф от первого вскрытия, к которому он готовился, подробно прочитывая все нюансы проведения разрезов. Парня немного трясло внутри от предвкушения и желания понять, насколько он способен справиться, выдержит ли его психика. Девчонки не особо тянулись ассистировать Яковлеву, который сразу заявил, что не потерпит причитаний и ворчаний, потому что его слушать нужно беспрекословно, выполняя все требования. Поэтому представительницы слабого пола уткнулись в свои блоковые тетрадки, предпочитая записывать этапы вскрытия, нежели орудовать инструментарием. Саша после вчерашней попойки был бледно-зеленый, постоянно массировал виски. Голова у него раскалывалась на части, поэтому про его участие во вскрытии и речи не шло. Яковлев смерил Жарина недовольным взглядом, но ничего не стал говорить, лишь плотней сжал узкие губы, высказывая всем видом, что недоволен состоянием студента, но личная жизнь парня не его забота. Главное, что вообще на пару пришел. Яковлев пристальным взглядом осмотрел каждого из группы. Его серые глаза ни на ком конкретно не останавливались. Он убедился лишь в том, что все одеты в застегнутые белоснежные халаты, что студенты не забыли про шапочки и бахилы, а так же чтобы они держали в руках тетрадки и ручки, готовые записывать под диктовку. За спиной у преподавателя, накрытый тканью, лежал неясный силуэт, и пока что никто не стремился узнать, кто именно скрывается за полотном. - Итак, - Михаил Александрович отметил в журнале всех присутствующих, даже не называя никого по фамилии, запомнив всех по именам и отчествам на раз-два, - мне нужен один ассистент и один человек, который будет записывать за мной мой собственный акт, потому что в любом случае мне нужно будет отдавать документ по вскрытию. Староста неуверенно подняла вверх руку, пискнув, что она готова записывать. Все девчонки поморщились, поскольку они тоже были бы не против помочь красивому преподавателю, чтобы выделиться, но староста как всегда успела быстрей всех. - Отлично, тогда, присаживайся за тот стол, - Яковлев кивнул в сторону старенькой мебели. – Слушай все внимательно. Повторять я не хочу и не люблю. Если что-то упустишь – будет плохо, - девушка быстро закивала, поспешив сесть на указанное ей место. Ассистировать никто не стремился, а Шестерняков принципиально не поднимал руку, хотя ему очень хотелось вызваться, но он не был уверен, что Яковлев не сделает так, чтобы проигнорировать Матвея. У них, как понял парень, с мужчиной тихая, необъявленная, но относительно спокойно протекающая война. И Яковлев, видя желание Матвея поучаствовать во вскрытии, мог бы преспокойненько, зараза такой, вызвать кого-нибудь другого. Поэтому Матвей, пожевывая губу, молча стоял в сторонке, почти не отсвечивая. - Что, неужели никто не хочет? – Яковлев издевательски вскинул вверх черную бровь, усмехнувшись. – Вы же все так рвались на вскрытие, а в последний момент поджилки затряслись. Ладно, отлично, тогда я выберу сам, - взгляд мужчины проскользил по студентам, пока его взгляд не остановился на Матвее. – Шестерняков, твоя тонко организованная душа выдержит подобную экзекуцию? Матвей скрежетнул зубами, почти с улыбкой уставившись на преподавателя, стараясь не высказывать всем своим видом, как он почти ненавидит Михаила Александровича за его издёвки. Кто-кто, а Матвей этого не заслужил хотя бы за то, что всегда готовится к занятиям, что тянется к знаниям, впитывая их, как губка. - Моя тонкая душевная организация не против испытать себя на прочность, - относительно ровно ответил Матвей, услышав смешок Сашки за спиной, который незаметно толкнул друга в спину, чтобы он перестал колкостями отвечать на колкости. - Что ж, - Яковлев усмехнулся, и в его серебристых глазах сверкнуло нечто, что Шестернякову напомнило довольствие подобным ответом. – Тогда пойдем переоденемся. Нам нужна дополнительная экипировка. А вы, - мужчина строго взглянул на студентов, - осмотрите пока необходимый инструментарий. Указанные вещи лежали на подносе, стоящем у окна. Возле лотка сразу сгрудились девушки, разыгрывая бурную деятельность. Матвей проследовал вслед за преподавателем в примыкающую к помещению комнату, в которой оказались висящие на вешалках плотные старые халаты, одноразовые пакеты с дополнительными, сделанными из тонкого материала, фартуками, и специальная одноразовая ткань, надеваемая поверх обуви на манер высоких бахил. Вдоль правой стены выстроились в ровный строй две раковины с мусорными баками под ними. В дальнем углу стоял небольшой шкаф, откуда Михаил Александрович достал две пары перчаток, одну пару из которых кинул Матвею. Парень едва сориентировался, схватив кинутый пакет, чуть не уронив его на пол. Он возмущенно взглянул на Яковлева, а тот лишь невозмутимо пожал плечами, хмыкнув. - Смотри, Шестерняков, сначала одеться мне поможешь ты, а потом я тебе, - мужчина, отложив свою пару перчаток на столик рядом с раковинами, взял в руки пакет с фартуком и тканевыми бахилами. – Свой халат не снимай, надеваем на него сверху все то, что я тебе буду говорить. Матвей порадовался, что додумался надеть футболку под халат, припомнив слова преподавателя, что в морге будет достаточно душно, а упасть от перегрева в обморок при всем честном народе Шестернякову уж очень не хотелось. Яковлев вел себя достаточно расслабленно, диктуя Матвею инструкции по одеванию, а сам попутно подкалывал его, отпускал колкости, из-за которых у студента начинал нервно дергаться глаз. То Матвей якобы не так завязывает бантики на спине, то слишком слабо затягивает халат, то еще что-нибудь. В какой-то момент времени, когда Михаил Александрович повернулся к Матвею лицом, чтобы парень смог завязать тесемки халата на запястьях, у студента от очередной издевки нервы потихоньку приготовились выйти в открытое окно. И, не выдержав, прямо глядя в наглые серые глаза, парень с силой затянул болтающиеся тесёмки, перетянув запястья преподавателя. - Эй! – возмущенно выдохнул ошарашенный Яковлев, дернув рукой. – А понежней, Шестерняков?! - Прошу прощения, - ухмыльнулся Матвей, ни капли не переживая за свой поступок, нагло заглядывая в глаза мужчины. – Сил много. - А ума, видимо, не хватает? – хмыкнул Михаил Александрович, однако так же, как и минутой ранее, доверительно подставил Матвею свое запястье, на котором тот ослабил узел, завязав крохотную бабочку. Когда наступила очередь Матвея одеваться, Михаил Александрович, к огромному удивлению Шестернякова, вел себя достаточно порядочно. Матвей решил, что тот будет всячески комментировать каждое свое действие, но Яковлев позволил себе лишь раз стукнуть сутулящегося Матвея, строго сказав, что у врача должна быть прямая спина, показывающая уверенность человека. Как связана уверенность и прямая спина Матвей так и не понял, но сутулиться перестал, лишь возмущенно засопел, ведь прикосновение Михаила Александровича далеко не было мягким, и удар оказался достаточно сильным, чтобы заставить вздрогнуть. Когда оба помогли друг другу надеть перчатки, они вышли к остальным студентам. Жарин, уловив момент, пока Яковлев что-то начал объяснять старосте по поводу записи акта, подвалил к другу, шепнув ему: - Ваши одевания были похожи на заигрывания, дружище, - и Сашка с хитрецой в глазах подергал бровями, довольно растягивая губы в широчайшей улыбке. - Заткнись, - закатил глаза Шестерняков, чувствуя, как даже в футболке под низом трехсот одежек начинает липнуть к телу. – Если ты – гей, то это не значит, что вокруг все такие же. - Не стал бы я так утверждать, - пожал плечами отчего-то задумавшийся Сашка. Матвей не успел спросить, что бы это значило, как Яковлев подозвал его к себе. Мужчина включил вытяжку над столом, и помещение заполнилось шумом втягиваемого в трубу воздуха. По комнате начал распространяться неприятненький запашок несвежего тела, и девушки почти что отпрянули от стола, но под строгим взглядом преподавателя вернулись обратно. Не так сильно и воняет, если не задумываться, что именно лежит на длинном столе. Терпеть можно. И Яковлев, как бы Матвей не хотел это принимать, в чем-то прав, заставляя смотреть на все нюансы работы суд-мед экспертов. Подобного студенты больше нигде не увидят – это раз, а, во-вторых, предстоит еще сдавать зачет, и в билете совершенно точно может попасться вопрос, связанный со вскрытием, и проще отвечать, когда наглядно видел, как все происходит в жизни, чем читать материал по учебнику. *** Выжатый, как лимон, Шестерняков упал на свой стул в учебной комнате, ощущая, как футболка на спине вся взмокла за те полтора часа, что они провели в морге. Девчонки убежали на перерыв, щебеча нечто о том, что еще долго не смогут есть мясо, да и вообще аппетита нет, но нужно чем-то заняться, чтобы не сидеть в комнате, где все напоминает о произошедшем в морге. Подобный опыт из своей жизни Матвей запомнит надолго. Он четко выполнял все то, о чем говорил ему Яковлев, помогая вскрывать, перемещать органы, взвешивать их и точно выяснять, в чем возможная смерть лежащего на столе человека. Однако стоит признать, у Матвея аппетит тоже пропал, и есть ему совсем не хотелось. Но Шестерняков был доволен – он испытал себя, выйдя героем из битвы с собственными планками, за которые можно или нельзя переступить. А вот Сашке оказалось невероятно плохо. Он за полтора часа дважды выходил на свежий воздух, чтобы как следует продышаться. - Ты - натуральный псих, - сел рядом с другом бледный Жарин, поморщившись. – Как ты вообще умудрился выдержать все эти… Эти… - парень взмахнул рукой, пытаясь описать все моменты вскрытия. – И ты еще с таким интересом все расспрашивал у Яковлева. Мне даже в какой-то момент показалось, что вы с ним на одной волне и понимаете друг друга с полуслова! Фу, просто невероятно! Шестерняков польщенно ухмыльнулся. И в то же время он понял, что никогда не скажет другу, что в какой-то момент он думал о том, что зря согласился на вскрытие, помогая Яковлеву. Потому что, как бы кто не храбрился, когда в первый раз сталкиваешься с тем, что приходится препарировать не фиг его знает, сколько валяющийся в формалине, труп, а вполне человеческий – становится не по себе. Но ничего не поделаешь – такова работа любого судебно-медицинского эксперта. Но все равно становилось немного противно, пока в мозгах Шестернякова не щелкнуло нечто, напоминающее, что перед ним лежит всего лишь тело, а не живой человек. Тем более, устанавливая причину смерти, вполне возможно, он раскрывает некие тайны смерти, которые в будущем могут понадобиться для того же следственного комитета. Неожиданным стало то, что Яковлев не сказал почти ни одну колкость во время работы, даже подбадривал Матвея, точно раздавая указания и помогая в случае необходимости, когда Шестерняков попросил сам сделать надрез. - Послушай, работа каждого человека важна, верно, Сашка? – пожал плечами уставший морально и физически Шестерняков. – Даже если это патологоанатом или суд-мед. И я понял, что за эти шесть лет ничего не цепляло меня так сильно, как судебка. - Точно, псих, - покачал головой ошарашенный парень. – Ты невероятен, друг. Но, похоже, ты нашел то, чем бы хотел заниматься, - и Сашка, неуверенно улыбнувшись, стукнул друга по плечу, то ли поздравляя его, то ли сочувствующе поддерживая выбор. Яковлев пришел после перерыва, сжимая в руке журнал. Вся группа уже успела собраться, заранее обсудив сегодняшний день и планы на воскресенье, а также то, как они будут писать акт и как несправедливо, что им – шестикурсникам, придется все писать от руки, а не распечатывать на принтере. Почувствуй себя младшеньким! - Удивительно, но вы довольно неплохо держались, - вырывалась изо рта Яковлева похвала, и Матвей поерзал на месте, прислушиваясь, не показалось ли ему, что их похвалили. Но, поняв, что все так же, как он, ошарашенно ловят челюсти, услышав недокомплимент, Шестерняков понял, что не ошибся – ему не послышалось. – Но вы все знаете, что я не могу никого оставить без оценки, поскольку каждый день идет в журнал, - Михаил Александрович открыл тонкую тетрадь, находя свою группу. – Шестерняков и Полянова мне помогали, поэтому им я ставлю пятерки, а остальным продублирую оценки за прошлое занятие. Что?! Что-о-о-о?! Матвей уставился на Яковлева, как баран на новые вороты, не веря тому, что он услышал про оценку. Он серьезно поставит пять?! Это показалось чем-то невероятным! Староста почти запищала от восторга. По сути, она получила оценку ни за что, потому что просто записывала слова преподавателя под диктовку. Запросто заполучить высокую оценку – это сродни чуду! Все удивленно заозирались друг на друга, думая, что им послышалось, но Яковлев, призвав всех к тишине, добавил: - Более того, Полянова и Шестерняков пишут только заключительную часть акта вскрытия, - Сашка едва не подавился, возмущенно уставившись на Яковлева. – Думаю, мне стоит пояснить, почему именно так? – нарисовав в журнале последнюю оценку, Михаил Александрович поднял взгляд. – Тогда, поясняю: Шестерняков делал все своими ручками, и я уверен, что не каждый из вас решился бы помогать мне, судя по тому, как вы шарахались от стола. А староста заполнила документацию разборчивым почерком без единой помарки, что достаточно ценно, потому что большинство из вас пишет, как курица лапой, причем в полупьяном состоянии, - и тут взгляд Яковлева как бы невзначай скользнул по Жарину. – Есть недовольные? Все промолчали. Еще бы кто-то посмел хоть слово ляпнуть! Шестерняков, и так находящийся в воодушевленном состоянии, еще больше взбодрился, довольно растягивая губы в улыбке. Разумеется, как человеку, которому очень понравилась судебка, невероятно льстило, что его оценили, что поставили высшую оценку, заслужить которую невероятно на самой кафедре и у Яковлева в частности. Матвей убедился, что стоит подумать над будущим судебно-медицинского эксперта. Ну, а что, чем черт только не шутит, верно? Яковлев распрощался с группой, дав задание на понедельник, посоветовав не затягивать с написанием акта. Шумно переговариваясь, студенты начали покидать учебную комнату, а Шестерняков, находясь на каком-то подъеме эмоций, выскочил за дверь, поспешив нагнать Михаила Александровича, удаляющегося по коридору к ассистентской. - Михаил Александрович, - окликнул преподавателя Матвей, привлекая к себе внимание, - можно, пожалуйста, кое-что спросить? Яковлев молча кивнул, однако немного поморщился, когда понял, что к нему подошел именно Шестерняков. Подобная неприглядная эмоция на красивом лице мужчины немного остудила пыл Матвея, но не уменьшило желание узнать нечто, что было для него важно. - Скажите, пожалуйста, а в какие дни и часы проходит кружок по судебке… Эмм… То есть, по судебной медицине? – выпалил Шестерняков на одном дыхании, переминаясь с ноги на ногу. - Что, настолько заинтересовал предмет? – хмыкнул Яковлев. Матвей закивал, о чем сразу пожалел, когда услышал ответ преподавателя: - Одно вскрытие не показатель, Шестерняков, - в серых глазах промелькнула какая-то эмоция, расценить и дать объяснение которой Матвей не смог. – Тебе повезло, что ты не рухнул в обморок и что все прошло относительно спокойно, и тело было не таким кошмарным, каким бывает, к примеру, у утопленников или тех, кто умер от отравления какими-либо веществами. - Я знаю! – упрямо повторил Матвей, настроение которого упало чуть ниже «хорошо». – Но я бы хотел понять, действительно ли это та профессия, что меня заинтересовала или нет, смогу ли я в ней работать, если захочу поступать в ординатуру по предмету. Яковлев прищурился, немного поразмышлял, прежде чем кивнуть в сторону лаборантской, небрежно махнув на дверь. - Зайди туда и спроси про расписание. Тебе все расскажут, - и, не дав студенту сказать больше ни слова, Яковлев поспешил уйти. Глядя в удаляющуюся спину Михаила Александровича, Матвей неожиданно поймал себя на мысли, что ему дали добро, оценив порыв изучать понравившийся предмет. Может быть, Яковлев не настолько ужасен, как кажется?