Моя любимая шестёрка

Родители решили задержаться. Объявили они об этом сыну в субботу вечером, когда тот находился на работе, меняя одну капельницу на другую у пациента. Ответ мамы на вопрос Матвея, что, собственно, произошло и почему несчастному сыночке семейства Шестерняковых придется еще несколько дней ютиться в коморке друга, последовал гениальнейший ответ: «Мы с папой решили еще немного отдохнуть. Но ты не переживай, мы задержимся максимум дня на два-три». Неуверенность в голосе мамы дала Матвею почву для размышлений. Если она не уверена в своем ответе, значит, отец что-то задумал для нее и, видимо, немного прокололся с сюрпризом. А если отец что-то задумал, то это натуральнейший пиздец. Не то чтобы Матвей очень сильно расстроился из-за неожиданного известия о своем продолжающемся бродяжничестве, но быть якорем на шее друга ему надоело знатно. Он сообщил Сашке о новости, заранее приготовившись к ворчанию, но тот его крайне удивил: - Шикарно, тогда ты пойдешь со мной в клуб в воскресенье, а еще поможешь написать акт, спиногрыз, - однако в голосе Жарина проскальзывало видимое удовольствие от того, что еще парочку дней он не будет в одиночестве проводить дни в своей холостяцкой квартире. - Имей совесть, - застонал в трубку Матвей, уже жалея, что вообще позвонил Сашке. Похоже, идея переночевать на вокзале перестает казаться такой плохой. – Я после работы завтра буду никакущий! Мне надо как минимум до вечера отсыпаться, потом еще самому написать этот чертов акт. - Тебе писать одну страницу! – возмущенно запыхтел Саша. – А мне целых двадцать! И ты лучше понимаешь этот дурацкий предмет, чем я. Он такой дотошный, что сил нет, - казалось, друг вот-вот готов был расплакаться, и Матвей капитулировал, взмахнув радужным флагом в качестве своей сдачи без боя. Заполнять акт – это действительно дело непростое. Если вы считаете, что истории болезни – это куча непонятных букв сомнительного содержания, то вы еще не открывали судебно-медицинские документы. Вот там нюансов выше крыши! От описаний цвета волос, радужки глаз, расположений родинок, татуировок и прочей мелочевки до формы кровоподтека или раны, а также места расположения тела в комнате, где, возможно, был обнаружен человек и под каким углом повернуты оказались конечности. И таких мельчайших деталей так много, что, кажется, будто судебно-медицинский эксперт рассматривает трупы под лупой. - Но в клуб я с тобой не пойду, - упрямо заявил Матвей. – Знаю, какие ты заведения посещаешь. Мне хватило того раза, когда я был облапан твоими подозрительными знакомыми. Матвей поёжился и поморщился, вспомнив случай, когда Саша напился в хлам, и его пришлось срочно эвакуировать домой. В тот день Шестерняков впервые посетил гей-клуб, и после того случая зарекся еще когда-либо там бывать. Сколь же словечек уменьшительно-ласкательных Матвей тогда выслушал! От обычных «зайчик, пупсик, сладенький» до «шикарная задница, персичек» и «так бы и вдул тебе, кисонька». В общем, опыта общения с гейскими друзьями Матвею хватило по самые помидоры. В прямом смысле, потому что один из компашки, напившись вдрызг, полез лапать новую рожицу, появившуюся в клубе и, разумеется, потянулся своими загребущими ручками к самому сокровенному. Матвей тогда материл Сашу на чем свет стоит, заявив, что в первый и последний раз он забирает его пьяную тушу. И вообще, какого черта он налакался?! Оказалось, несчастный запивал свое горе после громкого расставания с, - внимание, цитата, - «любовью всей моей чертовой жопошной жизни». Естественно, на следующее похмельное и зверское утро Сашка даже не вспомнил, о ком шла речь, а все потому, что любовников он менял, как перчатки. Шестерняков очень сильно сомневался, чтобы хоть к кому-то из них друг испытывал чувства, кроме как, возможно, похоти. - Ладно, - протяжно выдохнул друг, и Матвей подумал, что тот, наверное, закатил недовольно глаза. – Но с актом ты мне поможешь все равно! И как тут отказать? Матвей вернулся с работы уставший, голодный, полусонный и злой. В больнице был завал кошмарный: все суетились, пациенты вечно жаловались, бегать от одной капельницы к другой приходилось на скорости спринтера. А все почему? Потому что то одному покажется, что у него пузырьки воздуха в инфузионной системе застряли (можно подумать, что от маленького пузырька они умрут, ё-маё! Это совсем не так!), то у другого что-то защиплет или заколет в ягодице после укола. Саша дрых, довольно посапывая, едва ли не слюни на подушку пуская. Тихо прикрыв за собой входную дверь, Шестерняков аки ниндзя прокрался на кухню, где поставил подогреваться чайник, чтобы выпить, наконец, долгожданный горячий чай с лимоном, попутно приготовив завтрак себе и Сашке. В голову ничего, кроме яичницы и салата, не пришло, и Матвей успокоился на этом, быстро заглотив свою порцию, чтобы, приняв душ, затем сладко уснуть, завернувшись в одеяло на матрасе. Проснулся Шестерняков далеко после обеда, удивившись, что Сашка, иногда бывающий хуже слона в посудной лавке, не разбудил его своим топотом. Оказалось все очень просто - Жарин корпел над актом, попутно матеря весь мир за несправедливость. Друг, забавно морща нос, заглядывал то в конспекты Матвея, то поглядывал на монитор компьютера, поправляя сползающие и норовящие вот-вот упасть очки. - Что, все настолько плохо? – хрипло отозвался со своей импровизированной кровати Матвей, приоткрыв один глаз. Сашка, не ожидавший, что Шестерняков так быстро проснется, вздрогнул от испуга, возмущенно обернувшись: - Завались, - незлобно огрызнулся Саша. – Все плохо настолько, что дальше титульника я не могу продвинуться. - Да ладно? – выдохнул крайне изумленно Матвей. – Что, настолько тупой? - Заткнись, Шестерняков! – рыкнул огорченный Жарин. – Не настолько, но достаточно, чтобы начать психовать над описательными моментами. Матвей закатил глаза, откидывая одним рывком одеяло и вставая, чтобы в следующую секунду оказаться у стола друга, заглядывая ему через плечо. Почерк Сашки Матвей начал понимать почти сразу, как только одолжил когда-то у него конспект, так что не составило много проблем понять все написанное. Парень действительно почти не продвинулся дальше титульного листа. Он начал описывать тело, но запутался в порядке протоколирования. А ведь Яковлев диктовал, что нужно и как именно, только Саша в этот момент почти спал, не желая слушать рекомендации преподавателя. - Ну ты и наворотил, - вздохнул Матвей, стукнув Сашу по плечу, словив недовольный злобный взгляд. – Хотя бы подумал лишний раз, что именно пишешь. Если я обещал, то помогу, а ты тащи чай и какие-нибудь печенюхи. Работа над актом заняла около двух часов, в течение которых Саша и Матвей переругивались, задорно шутили, смеялись и еще творили какую-нибудь дичь, но вскоре двадцать листов было написано, и Сашка с чувством выполненного долга свалил в клуб. Матвей же остался писать свое заключение, размышляя обо всем и ни о чем конкретно. К примеру, ему было очень интересно, почему Михаил Александрович так к нему относится. Нет-нет, не в том смысле, что так уж странно. Вообще, любить или не любить кого-то в группе – это вполне нормально для любого преподавателя. Но Яковлев изначально сказал, что любимчиков себе не выбирает, а вот Матвея все равно выделил, хоть и не из чувства прекрасного. Поначалу Матвей все скидывал на то, что у него развилась легкая паранойя, но довольно часто Михаил Александрович подолгу задерживал на нем взгляд, рассматривая внимательно, пристально, хоть и равнодушно, но нет-нет, и Матвею чудилось, что за маской непроницаемости проскальзывает нечто, о чем Матвей никогда не должен догадаться, что это секрет. Таинственно. И будоражаще любопытно. К счастью и одновременно к сожалению, Шестерняков был и остается от природы до ужаса пронырливым, желающим узнать все до самого конца, докопаться. Он не был идиотом, понимая, что заинтересованность в нем Яковлева чем-то вызвана. Особенно сильно поразило то, что Михаил Александрович поставил ему «отлично» за работу на паре, а до этого совсем не щадил. Правда, зачем узнавать правду? Отмахнувшись, Матвей решил, что хватит страдать всякой дурью и, убедившись, что правильно написал задание на пару в понедельник, с чистой совестью решил прогуляться на улице. Совершенно точно было необходимо подышать свежим воздухом. Погода, к огромному удивлению, стояла достаточно солнечная, хоть и прохладная. Тепло уже вот-вот обещало хлынуть теплыми мартовскими деньками. Февраль сдавался под натиском весеннего сезона. Однако люди все равно понимали, что наступившее неожиданное потепление весьма и весьма обманчиво. Стоит скинуть с себя теплые пуховики, как снова подует холодный, пронизывающий до костей и ломящий до скрипа ветер, принося с собой промозглую погоду в виде дождя и, конечно, слякоти. Поэтому Матвей совсем не оплошал, когда тепло оделся, решив сгонять в ближайшую кафешку, чтобы встретиться с одногруппниками, которые, наконец, собрались отметить начало нового семестра шестого курса и, к их огромной радости, последнего. Не все собрались, поскольку у многих нашлись дела поинтересней, как у Сашки, к примеру. Однако сидящая парочка девчонок, среди которых засветилась и староста, скрасила атмосферу уныния из-за того, что у них группа, как всегда, не может встретиться полным составом. Беловолов без зазрения совести громко шутил, веселя девушек, раздавал комплименты направо и налево, а сами дамы делали селфи, смешно дуя губы и строя забавные рожицы. Матвей любил хорошенько поразвлечься, считая дикостью тот факт, что есть люди, которые ведут затворнический образ жизни. Сам он, хоть и учился очень прилежно, не упускал возможностей напиться в хорошей компании, здорово проведя время. А то всем почему-то кажется, что все люди с хорошими оценками поголовно задроты! - Матвейка, так ты недавно расстался со своей девушкой? – хлопнула ресницами очаровательная золотоволосая Валя Сапрыкина, поправляя прядку волос. – Вы же с Машей, как я слышала, достаточно долго были вместе? Шестерняков пожал плечами. Ему все еще было неприятно обсуждать тему разлада с бывшей, но внутри уже так сильно не ныло, как первое время. Да и ныло ли вообще? Парень настолько сильно погрузился в учебу, что совсем забыл о возможной хандре о том, что только что потерял девушку, разойдясь с ней не на самой приятной ноте. Валечка в группе была на хорошем счету, поскольку имела достаточно большие связи за спиной. Ее нельзя было назвать глупой блондинкой с голубыми глазками, но и умной девушкой не назовешь. Кажется, у нее отец был главным врачом в какой-то крутой больничке, так что Сапрыкина вовсе не переживала о своем будущем. Впрочем, Матвей на ее месте тоже бы не переживал. А еще Валечка хитро-вымудренно любила заполучать все, что захочет. И Шестерняков знал, что девушка давно мечтает попробовать его, как лакомый десертик на своей тарелке. Только вот Матвей ее не хотел. Не по той причине, что ему не льстило ее внимание, а потому, что наслышан о безумных заскоках и запросах девушки, а потрахаться на одну ночь с ней – это подписать себе приговор на ближайшие несколько месяцев стать для нее парнем и кошельком одновременно, поскольку запросы у Валечки были нехилыми. Девушка круто брала в оборот. Стоит с ней позаигрывать, и все – она начинает считать, что у вас любовь до гроба. Странное, но одновременно милое создание с кукольным личиком. - Недавно, - остальные одногруппники, коих было не так много, болтали о какой-то ерунде, пуская в расход черный медицинский юморок, который никто бы из обывателей, кроме таких же медиков, не понял. Валечка оказалась неудачно сидящей прямо напротив Матвея за столом, так что отвертеться от разговора у парня не получилось бы все равно. – Мы встречались шесть месяцев. - Ох, извини, наверное, неприятно обсуждать такое, да? – и совсем не проскользнул укол совести в голубой радужке. Девушка лишь заинтересованней облизнула губы, словно уже представляла, как берет Матвея в оборот, ведь она за ним довольно давно бегает. - Все нормально, - отмахнулся беззаботно Матвей, в душе веселясь над попытками Сапрыкиной очаровать его. – Жаль, пожалуй, что все так вышло, но, возможно, это и к лучшему. - Конечно, к лучшему! – воскликнула девушка. – Ой! – она потупилась, смешно моргнув, когда поняла, что чересчур радостно отреагировала. – Я хотела сказать, что… Ты ведь еще так молод, верно? А долгие отношения – это прямой путь к браку. Думаю, это к лучшему, что вы выяснили, что не подходите друг другу. Матвей подавил смешок, предпочтя ничего не ответить, топя свои насмешки в стакане с соком. Все ребята заливались алкоголем, а Шестерняков отчего-то, вопреки своим желаниям тоже оттянуться, с алкашкой не стремился сегодня поздороваться. Может быть, ему стоило бы расслабиться. Вечер воскресенья все-таки, но смутные чувства не давали покоя. В уютном кафе они с ребятами просидели почти до одиннадцати вечера, болтая о всякой ерунде, фоткаясь, смеясь, желая друг другу успешного семестра и прочей ерунды. Все до скрипа за ушами наобсуждались, обмусоливая Яковлева и то, какой он все-таки мудак. Матвей предпочитал молчать. Не потому, что ему вдруг понравился преподаватель, а потому, что Яковлев заинтересовал Матвея судебной медициной. Ко всему прочему, Михаил Александрович отлично рассказывал темы, объясняя все чуть ли не на пальцах. Разумеется, и требования у него были бешеные. Да, с теми оценками, что он ставил, рассчитывать на автомат не стоило. Но на полуавтомат вытянуть можно было. Но ведь студентам только дай повод поныть об их несчастной судьбе, верно? Вот и студенты шестого курса не отставали. Когда время чуть перескочило одиннадцать, ребята решили расходиться. Завтра нужно быть бодрячком на парах, даже не посметь уснуть. Вот на лекции по общей врачебной практике потом можно будет сладко подрыхнуть на задних рядах, изредка подавая признаки жизни, но точно не на паре у Яковлева. В момент, когда Матвей уже собрался идти домой, подумывая, что Сашка, наверное, уже вернулся, у него зазвонил телефон. На дисплее высветилась фотка друга. Он как почувствовал, когда о нем подумали. - Да иду я уже, иду домой, - без всяких приветствий ответил на звонок Матвей, представив, как Жарин мог известись за время отсутствия парня. – Задержался немного. - Матве-е-е-юшка, - протяжно выкрикнули ему в ухо, и только тогда Шестерняков услышал звучащие на заднем фоне громкие биты, умцу-умцу и крики людей. – Солны-ы-ы-шко ты мое ненаглядное! Матвей затормозил на тротуаре, и в него едва не врезался идущий позади мужчина. Выругавшись, прохожий зыркнул в сторону отошедшего в сторону парня взглядом, поспешив по своим делам. У Сашки включился его гей-режим. А это свидетельствовало только об одном – друг упился до состояния нежностей. И для субтильного Жарина – это пограничное между «в зюзю» и «я еще могу стоять на ногах». Матвей удержал себя от желания побиться головой прямёхонько о кирпичную стену дома, возле которого он тормознул, осмысливая тот факт, что ему придется делать то, чего делать он совсем не хотел бы. Пока парень собирался с мыслями, чтобы не послать друга на хуй и не пойти домой, на том конце трубки продолжились изливаться сладкие речи на фоне грохочущей клубной песни. - Ты, чудовище, напился?! – зарычал в трубку Матвей, спугнув двух девушек, проходивших рядом. Они поспешили ретироваться, испугавшись грозного голоса парня, а тот словно не обратил на них никакого внимания, продолжив: - Ты, засранец чертов, совсем в бухарика решил превратиться?! - Ну же, сладенький мой, - хихикнул пьяненький геюшка. – Не злись на меня… Ик… Прекрасный мой. У Диди сегодня День Рождения, поэтому мы немного выпили. - И поэтому у тебя язык сейчас заплетается? - Ик… Ну, Матве-е-е-юшка, - снова смешки. – Пожалуйста, забери меня, а то я… Ик… Не в состоянии. - Еще бы ты был в состоянии, - закатил глаза Матвей. – Совсем уже. Когда-нибудь твоя жопа напросится на приключения! - Моя жопа не против приключений, только кандидатов достойных нет, - Матвею на секунду почудилось, что друг готов еще долго возмущаться от несправедливости этого мира. – Любовь моя, забери меня отсюда. - Прекрати уже свои гейские слюнтяйства! – поморщился и возмутился Шестерняков. – Мне и так тошно от твоего нытья. Где ты? Я за тобой приеду. - Спасибо, любовь моя! – по-дурацки захихикал Сашка, заплетающимся языком называя адрес. Матвей чуть не застонал в голос, когда услышал название клуба. Диди, а точнее – Дмитрий Дёмин выбрал не самое удачное заведение. Местечко, конечно, богатое, роскошное, не для каждого, но до безумия гейское. Это именно тот ВИП-клуб, в котором Сашка любил тусить, а Диди – розоволосое исчадие ада, обожающее тусовки, тем более. А еще Диди не пропускал ни одних штанов в поле зрения. Будь это богатый папик или студентик. Главное, чтобы на мордашку был красив. Матвей в свое время наслушался много интересных историй о приключениях Диди от Саши. Миленький, невысокого роста, с оленьими огромными карими глазами, Дима привлекал к себе внимание развязным поведением, и именно он облапал Матвея при первом же их знакомстве. Добравшись на автобусе до знаменитого клуба, Матвей пораскинул мозгами, как бы ему попасть внутрь. Саша как-то рассказывал, что по особым дням в этом клубе особые клиенты, то есть, собирались люди с нетрадиционной ориентацией. И пускали в здание строго по пригласительным или карточкам гостей. В здании громко звучала музыка, выливаясь на улицу через приоткрытые двери, через которые постоянно потоком проходил народ, то выходя покурить на улицу, то вновь возвращаясь в настоящую содомистскую вакханалию. Матвей спустя десять минут отчаялся дозвониться до Сашки, телефон которого резко стал «абонент-не абонент», пока на улицу не вышел знакомый из компании Жарина. Подлетев к нему, Матвей, как мог, быстро объяснил ситуацию,и друг Саши, похлопав его по плечу, провел через охрану, косо посмотревшую на них. Внутри творился еще больший дурдом, чем снаружи. Световые лучи от диско-шаров ударили по глазам почти сразу, стоило Матвею лишь переступить порог клуба, выйдя сразу на верхний этаж. Музыка разрывала барабанные перепонки. Матвей даже собственных мыслей не мог расслышать! Рассмотреть друга среди пестроты одежд движущихся в такт клубняку тел парень отчаялся, пока знакомый Сашки не потянул его за рукав куда-то вниз по ступеням. Матвей во второй раз в жизни попадал в клуб, где сконцентрировались все сливки радужного общества. Вообще, контингент едва ли отличался от обычного, разве что парней было в два, а то в три, раза больше, чем девушек. Но и представительницы слабого пола находились тоже, правда, они терялись на фоне общей массы. Если бы Матвей не знал, что сегодня день ЛГБТ-сообщества, то он никогда бы не подумал, что клуб чем-то отличается от многих других. Разве что целующиеся в разных углах просторного помещения парочки, состоящие из двух парней, смущали непристойностями, буквально заглатывая друг друга, вылизывая так, что любой бы порно-актер позавидовал. Уединились бы, что ли, в небольшой комнатке под лестницей, которая вела в самый смак клуба, так нет же – надо поиграть на публику. Умца-умца разрывала мозг, но Матвей стоически терпел, пробираясь сквозь толпу танцующих к дальней части танцпола, где в небольшой комфортной зоне за столиками расположились отдыхающие. Парень (то ли его звали Егор, то ли Никита), за которым следовал Матвей, махнул в сторону столика, за которым Шестерняков в свете бегающих лучей различил знакомую шевелюру. Сам провожатый скрылся в толпе тел. Пока Матвей продвигался к своей цели, его успели облапать с ног до головы, едва не утянув в поцелуй. Распихивая всех локтями, костеря друга, на чем свет стоит, Шестерняков выбрался из буйства движений, почти выпрыгнув перед столом, за которым расселся его друг. Расселся – это слабо сказано! Он почти развалился на мягком пухлом диванчике, завалившись какому-то парню на плечо, сама живая подставка в отрубоне целовалась со столом. Всего за столиком сидело человек шесть, и только двое из них находилось в более-менее адекватном состоянии. Но никого из присутствующих Матвей не знал, и знать, собственно, не хотел. Диди нигде не наблюдался, чему парень несказанно обрадовался. - О, какой красавчик! – вдруг отозвался брюнет или шатен, ведь различить в плохом свете цвета стало гораздо трудней. – Присоединишься к нам? - Нет уж, - качнул головой Матвей, перекрикивая музыку. – Я за этим телом пришел, - парень указал пальцем на пьянющего Сашку, который, судя по всему, после звонка другу еще сильней налакался. – Где, собственно, именинник и виновник этого кошмара? Брюнет-шатен то ли хрюкнул, то ли хихикнул, но ответил, наблюдая, как Матвей ближе подходит к столику: - А Диди это… Трахается. В туалете, кажется, - парень дернул плечом. – А, может, и не в туалете. Черт его знает, эту сучку. Отличные комплименты в сторону Димы. Популярностью пай-мальчика среди друзей Диди явно не пользовался. Подобравшись ближе к другу, распихав в разные стороны телеса других сидящих, Матвей, больше не слушая, что ему пытаются впарить, старательно выводя на разговор, потянул Жарина за руку на себя, попутно пытаясь растолкать. Толку было ноль. Сашка лишь завозился, недовольно поморщился, но не открыл глаза. Тогда Матвей, уже не церемонясь, стукнул друга по плечу, чем вызвал поток мата из его уст. - А-а-а, это ты, Матвеюшка, - захихикал Саша, пьяно пытаясь сконцентрировать внимание на Шестернякове. Взгляд зеленых глаз казался поплывшим, мутным, бессмысленным, и что-то Матвею подсказывало, что вечерок был не только под градусом. Парня начинала одолевать злость, плавая неприятной пенкой гнева в чане терпения. Безграничного терпения, которого переставало хватать. Черт побери, Матвей же просил больше не звать его в клуб, где полно охочих полапать его за задницу! - Вставай уже, укурыш, - проворчал Шестерянков, пытаясь поднять Сашку. – Нам надо домой спатеньки. Судьба остальных гостей Диди волновала Матвея так же, как рост цен на бензин в Корее. Собственно, вообще не волновала, а вот состояние друга, который постоянно хихикал, вешаясь на нем и пытаясь подняться – очень. Саша неловко оттолкнулся с места, встал, пошатнулся и, дернув рукой, стараясь ухватиться за руку Матвея, со всего размаху звезданул со стола высокий бокал с ярким нечто внутри, которое напрямик полетело липкой мерзостью на Матвея. Неприятная жидкость щедро окропила руки и штаны Шестернякова, а тот лишь мог, глупо хлопая ресницами, воззриться на нечто, расплывающееся темным пятном на его любимых джинсах. Саша ойкнул, прикрыв рот ладонью. Кажется, он даже немного протрезвел, видя, как ошарашенно, пытаясь осмыслить ситуацию, развел руки в стороны Матвей, уставившись на свои ноги и влажные липкие ладони. Друзья Диди, растолканные неожиданным гостем, пьяно хихикнули, чем привели Матвея в крайнюю степень бешенства. Ну, все, это был просто край, Жарин! Просто край! Сощурившись, Матвей поднял взгляд на друга, зарычав: - Блять, Саша! Это были мои любимые джинсы, херов ты алкаш! – голос Матвея осип, став грозным, обещающим расправу. – Я тебя в клочья порву, сволочь ты такая! У меня теперь руки все липкие от этого дерьма, что вы лакали! - Это был всего лишь коктейль, - пискнул Сашка. – Прости, Матвеюшка. - Заткнись, пьяница! – Матвей взмахнул руками, смахивая с себя капли, чувствуя себя так, словно его окунули в чан с дерьмом. Гости Диди фыркали в кулаки, дружненько завидуя Саше, что его оприходует на кусочки такой мальчик, как Матвей. – Сиди, блять, здесь и не вздумай двигаться хоть на сантиметр! Мне нужно вымыть руки, а после этого мы с тобой без всяких истерик едем домой, ясно?! - Да, - пискнул Сашка, упав на диван, смиренно и извиняющейся поглядывая на друга. Матвей, развернувшись в сторону туалета, пыша злостью, поспешил уйти, чтобы не выговорить Сашке все то, что еще он о нем думает. К счастью, яркая лампочка над требуемой комнатой видна была издалека, туда-то и прошел Шестерняков, в данный момент всей душой ненавидя друга за его треклятое поведение. Буквально влетев в санузел, Матвей поразился находящейся здесь звукоизоляции. Музыка стала доноситься значительно тише, приглохнув, уменьшившись до едва различимого «бум-бум». Зато кабинки туалетов оказались наполнены более интересными звуками. Стараясь не слушать стоны, вскрики и прочую ересь, Матвей быстро подошел к умывальникам, включая холодную воду. Моя тщательно руки, пытаясь более-менее привести испорченные брюки в божеский вид, пока яркая липкая хрень не высохла, Матвей краем глаза видел вываливающиеся из кабинок парочки. Редко, кто выходил один, посетив туалет по его прямой необходимости. Отмыв руки, Матвей собрался уже уйти, как ближайшая к нему кабинка открылась, выпуская наружу знакомую розовую макушку. Разукрашенный, как кукла, намакияженный, совсем не похожий на себя, Диди держал кого-то за руку, хихикая и строя своему партнеру глазки. Худой, до проступающих ребер, мальчишка облизывал припухшие губы, что не оставляло сомнений в том, чем он занимался со своим любовником на ночь, оставив гостей упиваться одних. Диди нельзя было назвать страшненьким. Скорее – нескладненький, как подросток, хоть ему сегодня исполнилось двадцать один. Матвей почти ничего не знал о парне, лишь урывками по рассказам Жарина. Кажется, они с другом даже пытались мутить, но у них ничего не вышло. То ли Диди слишком педик, то ли Сашка чаще любит быть снизу, а Диди нет. Шестерняков в этом не разбирался, да и не пытался вовсе. Внимание Матвея привлек совершенно другой субъект, возвышающийся над Димой на полторы головы. С широкой спиной, подтянутый, в обтягивающей черной футболке мужчина, возможно, был бы неузнаваем со взъерошенными темно-русыми волосами, в которых наверняка побывали игривые пальчики Диди, но вот только сероглазый пронизывающий взгляд Матвей никогда бы ни с чьим-либо другим не спутал. Ошарашенно вылупившись на партнера Диди, Матвей потерял дар речи, подбирая челюсть с пола. Он только смог выдохнуть громко, на одном дыхании, заставляя и Диди, и его спутника вздрогнуть: - Ёб твою мать, - не веря в происходящее, Матвей себя ущипнул, думая, что у него отличненькая такая галлюцинация вышла. Серебристый взгляд забегал по лицу Матвея, и парень, кажется, впервые увидел панику в непробиваемом никакими эмоциями лице. А потом обладатель карикатурной внешности, раздраженно сжав узкие губы, тем самым словно беря себя в руки, выдохнул: - Не то слово, Шестерняков, не то слово…