***
— Два-ноль в мою пользу, — Анро слабо дышит сквозь приоткрытый рот, а Заб нависает над ним, уперев руки в бока. — С тебя желание, невезучий. — Я же говорил, что ты — талант, — он улыбается, хотя ему должно быть обидно за проигрыш. Забияка резко выпрямляется и складывает руки на груди. — Кто бы сомневался. Хватит уже это повторять. — Но тебе надо работать над техникой: ты из меня едва дух не выбила, Заб, — Анро принимает протянутую руку и тяжело поднимается, потирая поясницу. — Зашибешь и не заметишь. Ты слишком импульсивна, когда увлекаешься, и вечно перегибаешь палку. — Должность личного чтеца нотаций на данный момент занята моим учителем, так что хватит отнимать у него темы для разговора. — Да неужели ты не понимаешь, как это опасно? — Анро вдруг перестает улыбаться, хмуря рыжие брови. — Ладно, моя спина всякое видела, но если твой соперник будет похож на каменное изваяние без намека на переживания, он просто завалит тебя, как только ты сделаешь первый рваный вздох. — Я сама знаю, как мне лучше управляться со своим телом. — Ты — талант, Забияка, но твоя горячность тебя погубит, — Анро поднимает с пола сломанный пополам шест. — Зачем ты переломила его, скажи? — Случайность, прости, — Забияка прикусывает губу, внезапно понимая, что знает, что он скажет в следующий момент. — Серьезно, я… — Я закрылся им от твоей атаки. Еще немного, и вместо него под ударом оказалась бы моя рука. — Да что ты хочешь от меня, а? — маг воздуха вспыхивает, и щеки ее заливаются густым румянцем. Проклятье, он снова поймал ее на слабом месте, и она ничего не может ответить. — Я умею контролировать себя, и уж твоя кость явно не сломалась бы, как эта палка! — Ты точно не слушаешь меня, — Анро грустно усмехается и кладет ладонь ей на плечо. Девушка грубо спихивает ее коротким жестом. А следующая фраза заставляет ее почти беззлобно фыркнуть и отвернуть от друга чуть порозовевшее лицо. — Как все-таки плохо, что самые опасные на свете вещи бывают излишне прекрасными…***
— Успокоилась? — его дыхание обжигает кожу за ухом, и в горле у Забияки внезапно встает непонятный ком. В плечо стреляет так сильно, что она не в силах выдавить из себя простейшую угрозу. Сердце ухает в груди, и приходится до скрипа сжать зубы. Снова. — Думаю, теперь тебе станет легче. Можешь не благодарить. — Ты, — она сплевывает попавшую в рот траву, пока Йоргенсон без лишних церемоний поднимает ее на ноги. — Убери от меня руки… Сморкала. — Так-то лучше, — маг земли насмешливо усмехается, однако взгляд его тем временем скользит по ней, точно оценивая. — Как рука? Сустав не выбила? — Каленое железо подержи и поймешь, — крысится Забияка, смаргивая подступившую к глазам влагу. Еще не хватало, чтобы он подумал, будто она разревелась от пустякового падения. Не маленькая, не дождется. — Давай посмотрю, — Сморкала внезапно серьезнеет и протягивает руку, чтобы коснуться ее плеча. Забияка резко шарахается от его прикосновения, сузив глаза. — Да ты чего? Я помочь хочу. — Спасибо, обойдусь! — она пересиливает желание пнуть ногой гнилую ветку, разворачивается на пятках и, прихрамывая, быстро уходит прочь, вжав голову в плечи и вперив гневный взгляд в землю. Тупая боль не утихает, и ей дико хочется излить на голову этому недоумку ушат первейших ругательств. Странно, но он не преследует ее. Этот странный парень, даже нет, этот нагловатый, самоуверенный парень клеился к ней с самого первого дня, объявляясь перед ней каждый день то тут, то там, махая рукой, улыбаясь, и иногда (о Духи!) подмигивая. От словоохотливого и дружелюбного Иккинга она узнала, что тот приходится ему двоюродным братом, предметом тайных и открытых воздыханий некоторых местных девушек, и нисколько не пытается уменьшить внимание к своей персоне, чему она даже не удивилась, пообщавшись с ним пару раз. Разумеется, Забияке не составило труда понять, что насчет нее у Сморкалы сугубо спортивный интерес: получится ли опутать ее своей паутиной из харизмы и внешнего обаяния. Увы, она и тогда, и сейчас находилась не в том состоянии, чтобы думать о парнях, а потому заигрывания мага вызывали в ней единственно злость и раздражение. Тем не менее, одно стоило признать: в магии земли этот Сморкала был очень хорош. Останавливается она, лишь выйдя к небольшой речушке, и без сил плюхается на камень, подгибая немного утихнувшую руку и утыкаясь лбом в колени. Как ей хочется домой. Мысль, что там не осталось ни одного кочевника, что всех их безжалостно перебили невесть откуда взявшиеся маги огня, она подавляла с тех самых пор, как ее семя упало на благодатную почву расшатанного переживаниями сознания. «Анро мертв… Но другие?.. Учитель Шаро, те малыши, сбежавшие в лес, друзья… Нет, не может быть, чтобы все обернулось так! Я еще не получила ответы на свои вопросы! — Забияка снова смаргивает и быстро отирает рукой непрошеные слезы. Нельзя, нельзя сдаваться раньше времени! Надо только вылечить руку, смастерить планер и вернуться в Храм, а там, если нужно, связаться с другими монахами. А возможно, они уже в курсе и сами прилетели на помощь собратьям, и прямо сейчас кочевники, отирая пот, заново расписывают обгоревшие фрески, срезают цветы для могил недавно усопших защитников-монахов, медитируют, рассказывают древние философские притчи, а она… А она здесь. Беспомощная. Бесполезная. Разбитая. Одинокая. — Нет! Во что бы то ни стало, я вернусь! Это не могло закончиться так, и мы обязательно найдем друг друга, только бы скорее вылечить руку, иначе планера мне не видать, как своих ушей. Эх, был бы здесь хоть один летающий бизон, а Мирри, наверно, так сейчас тоскует без меня…» — Не сиди на камнях: простудишься. Забияка едва не вскакивает с валуна, на котором примостилась, и ошарашенно оглядывается. Сморкала стоит в паре шагов от нее, скрестив руки на груди. Его взгляд серьезен, и в нем нет и следа былой издевки. Девушка хмурится и встряхивает головой, так что тяжелые косы ударяются о лопатки. — Вот упертая, — ей не видно, как он улыбается, но она чувствует это по изменившемуся тембру голоса. Сильнее вжимает голову в колени, всем видом показывая, что ни капли не настроена беседовать с таким самоуверенным, заносчивым, приставучим, смазливым и… — Слушай, — рядом с грохотом вырастает каменный пень, и юноша садится на него, упираясь локтями в колени, — мне жаль, что с тобой это произошло. Врагу не пожелаешь оказаться вдали от тех, кто тебе дорог, без всяких известий, что с ними и живы ли они вообще. Он прерывается, внимательно наблюдая за ее реакцией и при этом делая вид, что занят разглядыванием пушистой белки, сидящей на дубе по ту сторону реки. Небольшое рыжее животное увлеченно разгрызает крупный орех, вертит его в лапках, а тот никак не поддается ни зубкам, ни коготкам. Забияка, в душе медленно подвывая уже не только от его присутствия, но и от вопиющей бестактности, выдыхает сквозь зубы и смежает веки. Боль в плече, кажется, почти ушла, и скоро можно будет уйти отсюда со спокойной совестью, а пока придется терпеть присутствие назойливого мага земли. — Не у одной тебя есть люди, погибшие ни за что, так что не думай, будто никто тут не понимает, каково тебе. И хватит уже тухнуть в лесу, время от этого быстрее не пойдет. Опять молчишь? Испытываешь мое красноречие или из принципа не собираешься со мной разговаривать? — Зачем ты ко мне привязался, Сморкала? — Забияка переводит на юношу потухший взгляд небесно-голубых глаз. Его губы сразу трогает уже знакомая ей ухмылка, однако что-то в ней на сей раз определенно меняется: он будто не насмехается вовсе. — Тебе что, своих девушек мало? — Да нет... просто ты мне нравишься, — он пожимает плечами, заявляя это так просто и открыто, что даже в глазах девушки на секунду зажигается любопытный огонек. Который тотчас угасает, уступая место раздражению. — Так и знала. Сердцеед. — Как-то ты однобоко мыслишь, — меланхолично отзывается юноша и внезапно откидывается назад, опираясь на локти и запрокидывая голову. — А я слышал, маги воздуха не такие твердолобые, или ты досадное исключение? — заметив, однако, пробежавшую по фигуре нелюдимой собеседницы дрожь, он спешно поправляется: — Ладно, ладно, это лишнее. Я к тому, что ты мне как человек нравишься, вот и все. — Как человек? — даже хмурая и уставшая Заб не может удержаться от скептического смешка. — Ну да. Так я тебе и поверила. — А что такого? — искренне удивляется тот, и маг воздуха уже с некоторым интересом косится на него из-за плеча. — По-твоему, все симпатичные парни видят в девушках сугубо девушек что ли? — Насчет твоего брата не знаю, а вот ты точно да. — И с какого перепугу ты это взяла? Ты меня даже толком не знаешь! — Каким выставляешь себя, по такому и сужу. Еще есть вопросы, или наконец оставишь меня в покое? По твоей милости я уже плечо не чувствую, — вранье: плечо она чувствует, и еще как, просто то, как быстро этому наглецу удается разговорить ее, не прибегая ко всякого рода заигрываниям и раздражающим любую девушку действиям, заставляет Забияку чувствовать себя неловко: происходящее идет вразрез с ее убеждениями. — Если бы ты хотела от меня избавиться, давно сама бы ушла, Забияка, — внезапно произносит он ее имя, и девушку чуть коробит: с его губ оно слетает как-то непривычно насмешливо и жестко. — Хех, надо сказать, имя тебе родители выбрали подходящее: характеру под стать. — Чей бы лемур верещал… — Чего? — Лемур, говорю. А? — до нее внезапно доходит, и Заб с интересом приподнимает голову. — Ты никогда лемуров не видел что ли? — Говорит девушка, испугавшаяся страусолошади. — Пф, — Забияка закатывает глаза, но не отвечает колко. — Ладно, один-один. — Зачем ты стремишься туда? — внезапно переводит тему Сморкала, пододвигаясь к ней и снова теряя былую веселость. Кочевница даже вздрагивает от неожиданности. — Куда? — она делает вид, что не понимает. Пытается потянуть время и увернуться от ответа. — В свой храм, — Сморкала нажимает на последнее слово. — Зачем? — В смысле зачем? Это мой дом. — Неужели ты думаешь, что после такого там мог кто-то остаться? — А вот это не твоего ума дела, маг. И лучше умолкни, пока я тебя не заставила. — Вряд ли мне что-то грозит, пока одна рука у тебя почти не рабочая, — вскользь замечает он и снова упрямо возвращается в тут же колею: — Не уходи ответа. На что ты надеешься, кочевница? — Я верю. Слышал о таком слове когда-нибудь? — Только почему для этого надо лезть на рожон? — Северный Храм, — Забияка сжимает здоровую руку в кулак, выпрямляясь и в упор глядя ну Сморкалу, — мой дом. И я вернусь туда, чего бы мне это ни стоило! Разыщу всех, кто спасся, и отстрою это место по камешкам, если понадобится. Я воздушная кочевница, и мой долг — защищать свою веру и свою семью! — А если… — Сморкала бросает на нее взгляд исподлобья, а после переводит его на ту самую ветку дуба. Белки уже нет, как и разгрызенного ореха. — А если тебе уже некого защищать? Если ты увидишь там только пепелище и горы тел, что тогда сделаешь? Понесешься мстить? — Нет, — она прикусывает изнутри щеку. Повисает секундное молчание. — Кровь невинных монахов останется на руках тех, кто ее пролил, и Создатели покарают их за это. — Вре-е-ешь, — Сморкала даже не встречается с ошеломленным взглядом Забияки. А у той слегка приоткрывается рот, откуда уже готовы политься жаркие возражения. — Можешь до посинения убеждать меня в обратном, но это просто слова. — Да что ты… — Ты ведь при неудачном исходе кинешься за ними. Кинешься и сгинешь к духам. Все просто, это закон жизни, и никто не способен ему противостоять. — Нет! — она начинает паниковать. Вдруг, почти на ровном месте. Просто потому, что этот парень говорил так, точно предугадывал ее слова и читал по ее глазам. — Ты… Ты не знаешь нашей веры. Ты вообще ничего не знаешь о воздушных кочевниках! — Верно. Но тебя-то я успел рассмотреть, и, помяни мое слово, ты точно не последуешь заповедям, о которых мне сейчас толкуешь, если увидишь хоть одного мертвеца. Я, честно говоря, думал, что маги воздуха как на подбор тихони и миротворцы, но тебя, видно, Создатели с кем-то спутали. И не надо врать самой себе, кочевница: ты это хорошо понимаешь. Забияку невольно передергивает от предпоследней фразы, и она изумленно вытаращивается на по-прежнему спокойного Сморкалу, не веря ушам. Юноша странно улыбается, и девушке вдруг приходит на ум, что он торжествует победу: раскусил ее потаенные мысли, вывел на откровенный разговор, а теперь она, распаленная, взвинченная до предела, не может успокоиться, потому что в глубине души знает, как он прав. Ни один человек, для которого его семья хоть что-нибудь значит, не должен спокойно смотреть на бездыханные тела родных. Она спрыгивает с камня. Не оборачиваясь, решительным шагом идет в сторону деревни, спиной ощущая пристальный мужской взгляд. Сморкала неслышно хмыкает и потягивается, жмурясь от пропустившего сквозь крону лучик солнца. «Вот тебе и мир да гармония... Сама кого хочешь в бараний рог согнет...» — Скажи! — он замирает, когда его уха касается удивительно звонкий женский голос. Забияка стоит у края подлеска, сжимая руки в кулаках и сверля его подозрительно блестящим, однако без тени злобы взглядом. — Почему ты думаешь, что все знаешь? — Я не знаю, — Сморкала хмыкает и пожимает плечами, а после встает и намеренно вальяжно подходит к ней почти вплотную. Их разница в росте сейчас особенно заметна: Забияка стоит, вытянувшись в струнку, а он выглядит слишком расслабленным. — Просто я не говорю тебе то, что ты хочешь услышать. Всегда обидно, когда твое мнение оспаривают, ведь так? И, обогнув ее, призраком исчезает в листве. Забияка стоит, и ей кажется, что ноги намертво приросли к траве. Серые глаза Анро на секунду появляются перед ней, чтобы исчезнуть без следа. Сталь мешается с небом, и она слышит запах влажного леса.