Прыжок в пустоту

      У нее ломит все тело. Ломит так нещадно, что нет сил приподнять веки. Забияка ощущает себя на шаткой границе сна и бодрствования и даже слышит голоса рядом с собой. Тяжесть окутывает тяжелым покрывалом, примагничивая голову к подушке, и… Подушка. Тепло. По телу током проходит резкая дрожь, и маг испуганно распахивает глаза с дикой мыслью, что только что очнулась от затяжного бреда.       Она упирается взглядом в деревянный потолок и почти сразу непроизвольно дергается, сжимая пальцами простыни. Попытка принять сидячее положение, впрочем, резко пресекается залпом острой боли по всему позвоночному столбу, точно в него разом вогнали штук двадцать тонких штырей, и Забияка с громким шипением валится обратно, готовая подсознательно стукнуться о жесткую постель, однако вместо ожидаемого удара обнаруживает себя в кольце теплых крепких рук.       — Куда?! — голос почти насмешливый, явно мужской. Обалдевшая от боли и шока Забияка цепляется мутным взглядом за расплывчатое лицо юноши, который тем временем, бормоча, укладывает ее обратно. — Вот дурная. Ее с того света выдрали, а она сбежать собирается! Лежи, сейчас лекарку позову.       — Ты… кто? — первая трезвая мысль — от него пахнет землей и потом. Густая каштановая шевелюра, собранная в аляповатый пучок. Забияка тяжко сглатывает воздух, морщась от боли, и уже более осмысленно вглядывается в лицо незнакомца, который явно не тянет на мага воздуха. Они встречаются глазами, и она окунается в глубокую сероватую синь, похожую на тучи предгрозового неба. — Где… я?..       — В лазарете, — юноша фыркает, кажется, не протестуя против такого наглого рассматривания своей персоны. А Забияка, боль в спине которой начинает медленно затухать, пытается согнуть в локте одну из рук и снова присесть, когда этот странный парень убирает от нее свои удивительно кстати подвернувшиеся конечности. — Ну-ну, лежи, сказано ж тебе. Отлеталась.       — Что значит… отлеталась? — мозг тоже постепенно начинает приходить в себя, однако Забияка по-прежнему не может понять, где находится, что происходит и не сон ли это. — Что... происходит?       — А то и значит, что тебе чуть все кости не переломало, кочевница. В Царстве Земли ты, в Бёрке. Этого с тебя пока хватит.       — Какое еще Царство… О Духи… — на нее вдруг накатывает ясное осознание: это не бред. В бреду не бывает боли, да и вообще все вокруг выглядит слишком реальным и чужим. — Так я не умерла?       — Как видишь, — незнакомец насмешливо пожимает плечами и плюхается обратно на табуретку. Забияка поворачивает к нему голову, и в виски тотчас отдает, как от удара оубхом. Она морщится. — Ну? Чего глядишь, как на памятник? Еще скажи, что в мире ничего, кроме твоих храмов, нет и я — твоя навязчивая иллюзия.       — Сколько я… была в отключке?       — А говоришь ты странно… — юноша хмурится, облокачиваясь локтями о колени и наклоняясь ближе к ней. Его голова загораживает весь обзор, и девушке приходится снова пялиться на кончик его носа. — Слушай, а ты точно маг воздуха, а?       — По мне... не видно? — Забияка пытается усмехнуться, но выходит какая-то дикая гримаса, ибо юноша только улыбается чуть шире. Вот ведь твердолобая дубина.       — Тряпье и подменить можно… — меланхолично замечает он и наконец соизволивает выдать нечто похожее на информацию: — Ты валялась в речке по самую шею, а я тебя вытащил. Потом четыре дня бредила, пока над тобой лекарка колдовала. По одежде решили, что ты кочевница, тем более вы от нас вроде недалеко живете, нет? Да куда ты опять намылилась? Лежи и не дергайся, у тебя вся спина отбита и рука вывихнута. Была.       — Четыре дня?.. — Забияка сглатывает, а в сознании тем временем начинает медленно проясняться все происходящее. Нападение магов огня, дым, крики, взрывы, вырванный у мертвого монаха посох, Анро…       Ее передергивает так сильно, что ухмылку с лица юноши как ветром сдувает. Девушка сжимает губы, прикусывая их изнутри до крови, хмурится и вдруг заходится новым приступом дрожи, безвольно прижимая к груди дрожащие руки. Сил сжаться в комок или отвернуться просто нет.       — Эй, эй, ты чего? Опять плохо? — юноша нерешительно подносит руку к дергающемуся плечу больной, но та продолжает молча, как-то по-покойницки лежать на деревянной кровати, и до него вдруг доходит, что она плачет. В уголках глаз собирается прозрачная влага, и вот уже она бежит вниз по расцарапанным щекам, впитываясь в еще влажную от пота подушку. — Духи… Хельга! Да чего ты ревешь-то? Успокойся!       Волна воспомианий смешивается со страшными догадками, что именно произошло четыре дня назад, что на ее глазах была перебита ее семья, что сама она выжила, но ей так плохо, что хочется придушить себя собственными руками. Что Анро лежит где-то там, в руинах, а вокруг него рыжим пятнами темнеют окровавленные, холодные, серовато-черные от сажи и пыли тела людей, на руках которых она впервые вдохнула воздух этого мира. Мертвы. Их убили, убили! Грудь сдавливает железными тисками, и Забияка вдруг запрокидывает голову, разражаась нечеловеческим рыданием, похожим на ошалелый звериный вой. Пальцы рвут грубую ткань простыни и одеяла, тело содрогается, как в лихорадке, а сама она точно глохнет и проваливается куда-то за пределы реальности, отчаянно пытаясь очнуться. «Нет, нет, нет! Это сон! Мне кажется, я сплю! Они живы, мы все живы, я просто брежу, я…»       — Сморкала, принеси воды, живо! Тише, тише, милая, все хорошо…       Две холодные руки давят на плечи, прижимая к подушке, а потом на нее и вовсе наваливается кто-то теплый, с тихим шепотом уговаривая на что-то и гладя по голове. Девушка отчаянно бьется, жмурясь и глотая стекающую на губы соленую влагу, в истерике боится раскрыть глаза и как будто цепляется за эту черноту, в которой отодвигается действительность. Ей больно. Больно и страшно.       — Успокойся… Успокойся, слышишь?.. Открой глаза.       — Хельга, а ну-ка подвинься... — она подсознательно разбирает уже знакомый голос, а следом на горящее лицо вдруг выливается что-то холодное, раздается испуганно-негодующий женский вскрик, и маг воздуха наконец распахивает красные, мутные от слез глаза, разом протрезвев от ощущения мокрого мороза на щеках и за шиворотом.       — Да ты сдурел что ли? — расфокусированный взгляд ловит момент, когда невысокая женщина в зеленом вскакивает с ее постели и накидывается на того самого юношу, который держит в руках пустую кружку. Лицо у него отчасти недовольное, однако в большей степени снисходительное. — Я ее что, просила водой поливать? А ну иди отсюда вон, пока метлой не выгнала!       — Да не кричи ты, — юноша уворачивается от ее удара и фыркает. — Зато я ее в два счета успокоил.       — Успокоил?! — гневное лицо Хельги, кажется, готово воспламениться, однако короткий жест парня заставляет ее обернуться и медленно закрыть рот.       Забияка, приподнявшись на локти, тяжело дышит, еще всхлипывая, однако глядя вокруг себя вполне осмысленно, хоть и слегка затравленно.       — Духи Великие, девочка, ты как?       — Меня зовут Забияка… — она сама не знает, зачем отвечает именно так, но это первое, что срывается с языка. — Я из Северного Храма Воздуха. Что... что там случилось?..       — Значит, ты все-таки кочевница… — довольно милая, в меру худая женщина с русыми волосами, собранными в высокий пучок, медленно садится рядом, кладя руку ей на плечо. Забияка вздрагивает: та по-прежнему очень холодная. — Где-нибудь болит? Ты можешь говорить?       — Везде, — маг сглатывает, краем глаза замечая, как странный юноша тихо садится на сундук, готовясь слушать. — Это ты меня спас… Верно?       — Ну наконец-то, — он кивает, а Хельга тотчас отправляет в его сторону уничижительный взгляд.       — Не надо… Стойте… — она сопротивляется, когда лекарка пытается уложить ее. — Мой посох. Где он?       — Если ты про ту штуку вроде змея, то она на дне. Я б удивился, если бы ее потрепало меньше, чем тебя.       — Обезьяньи перья…       — Что? — Хельга изумленно вытаращивает глаза на больную, а та мрачно смотрит на одеяло. — Она что, опять бредит?..       — По-моему, это ругательство, — юноша снова издает тот же неприличный звук и шумно поднимается с насиженного места. — Ну, если злится, значит, помирать не собирается. Я к вождю. Скажу, что наш улов оклемался и уже пытался врезать мне лбом. А ты давай лечись скорее, не то проваляешься тут одному кротобарсуку известно сколько времени и допрашивать тебя будут тоже здесь.       — Иди уже, Сморкала! — Хельга возмущенно замахивается, а юноша, посвистывая, мерными шагами покидает комнату, только запнувшись о выскочивший из досок гвоздик у выхода. — И под ноги смотри. Не хватало мне еще такого гостя в лазарете! Не обращай на него внимания. — Обратилась она уже к самой девушке, которая продолжала отрешенно сверлить взглядом свои прикрытые коленки. — Он, вообще-то, неплохой парень, только за языком порой не следит и слишком толстокожий. Ну что ты? Очень плохо?       — Оставьте меня одну… — Забияка вздрагивает, когда Хельга пытается прикоснуться к ней и притянуть к себе, и та робко убирает руки. — Пожалуйста... Мне нужно... поспать.       Ей холодно… Холодно и одиноко, и сейчас уже никто не может в этом помочь.

***

      — Странно все это, — Иккинг задумчиво ковыряет палочками в тарелке ароматной лапши, глядя куда-то на дно.       — Ты о чем? — Астрид, красивая белокурая девушка с ясными голубыми глазами, не поворачивая головы, проглатывает несколько белых нитей, облизывает губы и краем глаза косится на друга. Точнее, негласного жениха.       — Об этой девушке. Никак не идет она у меня из головы.       — Ты смотри, я и заревновать могу, — с иронией предупреждает Хофферсон и указывает концами палочек на его висок.       Шатен хмыкает и качает головой:       — Мы оба прекрасно знаем, что нет.       — Иккинг, она даже не приходила в себя. В конце концов, может, просто попала в шторм и прибилась к нашим землям. Они же вроде летают на этих, как их… — девушка дергает плечом, чтобы ненароком не утопить в обеде кончик косы, — планерах. И бизонах. Я видела в книге у Рыба.       — Можешь считать, что у меня паранойя, но здесь все не так просто. Ее одежда. Ты просто не видела ее.       — А вот теперь я точно начинаю волноваться за свое спокойствие.       — Да прекрати ты уже шутить надо мной! — юноша внезапно хлопает ладонью по столешнице, заставляя вздрогнуть пожилую пару за соседним столиком. Единственная на всю деревню лапшичная и харчевня — место сбора всего люда Берка, и в ней существуют неписаные законы относительно правил поведения. — Я готов поставить свою ногу на то, что ее преследовали.       — Ребят, я не помешаю?       Иккинг и Астрид синхронно оборачиваются. Возле столика стоит Рыбьеног. Его полная фигура загораживает теперь соседей стариков, светлая шевелюра чуть всклокочена, глаза горят робким интересом. Хэддок приветливо улыбается в ответ и двигается, давая ему место.       — Конечно нет. Садись. Кажется, эта лапшичная скоро станет нашим официальным местом сбора.       — Не хватает только Сморкалы.       — Я видел его, — с готовностью отзывается на замечание Астрид не маг, поудобнее перехватывая палочки и устремляя голодный взгляд зеленых глаз на дымящуюся плошку рисовой лапши с плавающими там кусочками овощей и мяса. — Хельга, кажется, поймала его и впрягла посмотреть за нашей таинственной незнакомкой.       — Надеюсь, она не очнется в его дежурство, — снова саркастически вставляет Астрид, переглядываясь с Иккингом. Тот понимающе, хотя для вида чуть укоризненно кивает. — Иначе ей придется испытать на себе все вершины его галантности.       — Охотно фоглашуфь, — похрюкивая из-за набитого рта, отзывается Рыбьеног, неаккуратно взмахнув мокрыми палочками и чуть не обрызгав Иккинга. — Ой, фрофти!       — Эй, а почему никто не потрудился сказать, что у нас внеплановое собрание? — возле столика внезапно материализуется Йоргенсон, вызывая у Астрид очередной взрыв сарказма. Правда, уже беззвучного: «Помяни медведеутконоса, точно на него напорешься». — Хофферсон, к тебе сегодня крысоёж что ли в постель пробрался? Гляди, сейчас лапшой подавишься.       — Сморкала, перестань задирать Астрид, — спокойно осаживает брата Иккинг, отставляя в сторону опустевшую плошку. Если не угомонить двух остряков сразу, они, чего доброго, затеют словесную перепалку, плавно перетекающую в рукоприладство, ибо характер у Астрид боевой, а язык Сморкалы способен довести до Ба Синг Се. — Ты же должен быть у Хельги, разве нет?       — Уже нет. Наш улов благополучно пришел в себя. Правда, почти сразу стал выть, как на похоронах, но я успел это пресечь.       — Даже не хочу слушать дальше, не продолжай, — Астрид выставляет вперед одну руку, делая красноречивый жест «Умолкни», а Иккинг как подрывается с места, едва не задев Рыбьенога.       — Я в лазарет. Отец в курсе?       — Собирался к ней после обеда. Да не торопись ты так, сбежит она оттуда что ли? Ей еще лежать и лежать…       — Мне надо... кое в чем удостовериться, — уклончиво отвечает юноша, игнорируя пристально-любопытный взгляд брата, вопрошающий — невесты и менее всего понимающий — Рыбьенога, решительным шагом направляясь в сторону выхода и ловко лавируя между жителями и столами.       — Пойду-ка я за ним, — Астрид наспех дожевывает кусочек капусты, отирает губы пальцами и, со вздохом взглянув на недоконченный обед, оставляет обоих друзей решительно недоумевать по поводу такой спешки.       — Да их, кажись, всех сегодня переклинивает, — скептически выражает догадку Сморкала, почесав в затылке. Вот и весело день начинается...