Где же моя Мэри?

      Дни текли для доктора Ватсона мучительно долго. Одни сутки переходили в другие совершенно незаметно, ибо выходить на прогулку сейчас было для него великой роскошью. А вот осмотр врача на дому, благодаря мистеру Холмсу-старшему, вовсе роскошью не был. Хотя мужчина с удовольствием бы посетил клинику самостоятельно, лишь бы вырваться из душащих его стен хотя бы на пару часов. Вся серость будней навалилась будто из ниоткуда, и спасти его, как и много лет назад, был призван блог. В интернете он вновь мог чувствовать себя полноценным членом общества, общаться с людьми, не знающими о его проблемах, с которыми он мог просто побеседовать на отдаленные темы, не заботясь ни о чем. Самое прелестное в общении через социальные сети было то, что Джон не видел глаз собеседника. Компьютер не был способен передать этот жалостливый взгляд, который он ловил на себе от всех окружающих. Даже от чертового Андерсона, который взялся тут пару дней назад совершенно непонятно зачем и исчез из поля зрения так же быстро, как возник.       Мужчине такое положение вещей осточертело довольно быстро: не привык он быть объектом всеобщей заботы и вообще не терпел соплей и сюсюканий. Иной раз ему казалось, что с Розамунд разговаривают более серьезно, чем с ним, будто у него появились какие-то умственные отклонения после аварии.       Кстати об аварии. Джон смутно мог припомнить, что вообще произошло в тот злополучный день. После пробуждения у него даже не было времени выяснить, как он, водитель с многолетним стажем, умудрился попасть в такую страшную аварию с такими ужасными последствиями. К сожалению, сам мужчина был не в состоянии этого вспомнить. Он многое не мог четко воспроизвести в памяти, но его психотерапевт говорит, что это совершенно нормально. В этот раз с мозгоправом повезло чуть больше, чем в предыдущий. Ватсон уже и позабыл, зачем ходил к психоаналитику в последний раз, но он прекрасно помнил, что им оказалась чокнутая на всю башку Эвр Холмс. Ох и доставила она им тогда проблем.       Уголки рта Джона приподнялись в ухмылке от этих воспоминаний. Пожалуй, это было самое их тяжелое, во всех отношениях, дело за последние годы. Ему было жутко вспоминать обо всем том, что тогда произошло в Шерринфорде, но иногда, по ночам, он вновь оказывался в колодце, прикованный цепями, растерянный и до смерти напуганный. Никогда раньше он не мог бы подумать, что девчонка будет внушать ему такой нечеловеческий, попросту животный страх.       От мыслей о былых временах его оторвал внезапный гость. Женщина впорхнула в гостиную, где лежал и предавался думам доктор Ватсон, пытаясь балансировать с тяжеленным подносом в руках. Удивительно, как она вообще умудрилась поднять его на второй этаж с кухни миссис Хадсон, а он, несомненно, принадлежал домовладелице. На подносе теснились чайник и пара чашек, блюдце с вареньем и тарелки с печеньем, молочник и сахарница. Рыжеволосая избавилась, наконец, от своего груза, пристроив все на журнальный столик, и повернулась в Джону.       Молли сегодня была более собранна и опрятна, чем обычно бывало в рабочие дни. Все-таки работа в морге вынуждала выглядеть чуть более жестко и на порядок менее женственно. Ее медные волосы были убраны в причудливую прическу из двух кос, а платье до колен прекрасно подчеркивало фигуру. Она была очаровательна, но Джон все еще был в недоумении от ее внезапного визита.       — Освободилась сегодня пораньше и решила заскочить к тебе перед тем, как забрать Рози из сада, — приветливо объяснила она. — Чаю?       Мужчина лишь кивнул. Молли сегодня явна была прислана ему, чтобы отвлечь от хандры и развеять скуку и страдания.       — Как ты себя чувствуешь? — дежурно осведомилась она, продолжая разливать чай. Джону без сахара с молоком, а себе с двумя ложками сахара и без молока.       Ответ Ватсона как всегда был одинаков, ожидаем и тривиален: все хорошо. Он отвечал так не потому, что у него действительно все было хорошо, а потому что ему не хватало словарного запаса описать, что вообще происходит в его голове после аварии. Ему чудились странные вещи, снились ужасающие сны, он стал дерганным, нервным, раздражительным. Мужчина много читал о коме, но нигде не натыкался на такую резкую смену характера после выздоровления. Да, он не был ангелом во плоти, у него были свои сложности и проблемы, но Джону казалось, что он был по настоящему заботливым отцом, добрым другом и неплохим собеседником. По крайней мере, слушать он умел. А теперь же любая полемика вызывала у него приступы мигрени. Впрочем, что-то подсказывало его сердцу, что сегодняшний день станет исключением. Слишком уж Молли светилась добром и умиротворением.       — Пойдем прогуляемся? — внезапно предложила девушка после непродолжительного чаепития и беседы.       Джон чуть было не уронил чашку, когда она непринужденно это произнесла. Никто не звал его на прогулки, то ли боясь, что он стал таким хрупким, что развалится у них на руках, то ли не в состоянии терпеть его перепадов настроения.       — Мы могли бы забрать Розамунд из детского сада и поболтать по дороге. Ты же знаешь, что это совсем не далеко, а Рози будет жутко рада тебе, — Она вызывающе приподняла бровь. — К тому же, Шерлок сегодня проводит день со Снеговиком*, и не вернется до вечера. Некому читать нам нотации, так что carpe diem**.       — Полагаю, — Ватсон аккуратно встает с кровати, стараясь не вызвать приступ головокружения. — это именно то, что мне нужно. Если ты, конечно, не боишься прогулок с инвалидом.       Молли хмыкнула и закатила глаза.       — Я работаю в морге, Джон. Я не боюсь живых людей.       Через четверть часа они уже шли под руку вниз по улице в сторону детского сада Рози. Времени у них было предостаточно, так что шли они медленно, наблюдая как ветер срывает жухлую листву с деревьев и кружит ее в невероятном танце.       Конец октября выдался необычайно теплым и красочным. Может, попросту потому, что Джон не выходил на улицу так долго, все вокруг казалось ему смешением ярчайших красок. Все магазинчики, балкончики домов, парадные входы были украшены самым причудливым образом к Хэллоуину. Не то чтобы мужчине импонировал когда-то этот праздник, но он не мог не признать, что украшения были просто невероятны. Вот, например, на витрине книжного магазина, который они проходили квартал назад, красовались черепа, нарисованные с помощью цитат из книг. Молли так это понравилось, что она даже сделала пару фото на свой телефон. Джону же это казалось комичным, что патологоанатом в восторге от дня мертвых. Женщина, как никто другой знающая как выглядят настоящие черепа мертвых людей, находила совершенно очаровательными пирожные из марципана в виде скелетов. Это забавляло и одновременно немного пугало.       — Ну что ты, Джон! Хватит хандрить. Я уже не могу видеть тебя таким, — упрекнула его Молли, когда он в очередной раз не выразил восторга по поводу этого глупого праздника.       — Я просто не люблю Хэллоуин.       — Да ну, кто же не любит его? Ну, разве что Холмсы, но они вообще мало что любят. Я вытащила тебя на прогулку не для того, чтобы ты ходил как тень отца Гамлета за мной, а чтобы ты взбодрился и наконец, подышал свежим воздухом. Ты только посмотри на себя, затворничество вовсе тебе не на пользу.       Он взглянул на их отражение в витрине бакалеи. Они смотрелись точно как отец и дочь, настолько старо выглядел док. Хотя Молли была ненамного младше Ватсона, на фоне его осунувшиеся фигуры она выглядела на десяток лет моложе и свежее. Мужчину это, конечно же, не порадовало.       До этого момент Джон не очень обращал внимание на свой внешний вид и отражение в зеркале. На фоне внутренних переживаний это казалось совсем несущественным. Но стоя здесь на улице, глядя на их отражение, осознание больно ударило его по голове. Он выглядел как старый дед. Небритый, нестриженый, обрюзгший. Точно как некоторые его совсем опущенные пациенты в клинике, где он раньше работал. Да если снять с него дорогую куртку, можно с легкостью было подумать, что он просит милостыню, а прелестная юная дама взялась проводить его до ближайшего приюта для бездомных, насколько все было плохо.       — Боже, я выгляжу омерзительно, — сокрушительно произнес Джон.- Как я опустился до такого?       — Эй, все не так уж и плохо. Ты просто не видел каким вернулся Шерлок с того света, когда Майкрофт привез его из Сербии.       Молли указала куда-то на противоположную сторону дороги. Проследив за ее рукой, взгляд Джона уперся в вывеску мужской парикмахерской. Это был один из тех новомодных салонов, где стриглась бородатая молодежь. Неоправданно дорогой и жутко безвкусный. Брадобреи с усами и в клетчатых рубашках не воодушевляли Ватсона нисколько.       — Ты можешь постричься, пока я схожу за Рози. Представь, как она обрадуется!       Этот аргумент перевесил предубеждения Джона по поводу подобных мест, и он покорно позволил Молли завести его в салон.       Там он устроился в кресло, радуясь, что наконец-то головокружение начало отступать. Молодой парикмахер по имени Боб оказался поклонником его блога и все то время, что он занимался его волосами, болтал без умолку обо всех делах детектива в шляпе. Его так увлек разговор, что он даже и не заметил, как пролетело время. Беседа с незнакомым человеком оказалась тем, что доктор прописал: Джон получил возможность почувствовать себя как прежде, побеседовать о том, что всегда было ему интересно и, наконец, убедиться, что не все в мире знают о его коме. Осознание этого взбодрило мужчину не на шутку. Мир не вращался вокруг Джона Ватсона и его личной катастрофы. Люди жили своими жизнями, не придавая почти никакого значения его проблемам.       Прическа и гладко выбритое лицо сразу сделали его моложе на десяток лет и вернули прежнюю суровую красоту. Джон глядел на себя в зеркало и поражался отражению, испытывая сильнейший диссонанс между тем, что есть на самом деле и тем, что он видел. Внутренне он был абсолютно точно если не сломан, то хорошенько надломлен, а для окружающих все было не так плохо. Некоторые могли бы по незнанию предположить, что этот мужчина здоров, безмятежен и процветает.       Доктор не торопясь покинул заведение, поблагодарив Боба за стрижку и интересный разговор, и двинулся в сторону детского сада, навстречу дочери. Никуда не спеша, он мог позволить себе любоваться Лондоном, вдыхать его запах, чувствовать его под своими ногами. Это было прекрасное ощущение родного места, которое никогда не покидало его в этом городе. Хоть Джон и не был рожден в столице, она всегда манила его своими улочками, атмосферой старой Англии и, конечно же, возможностями. Вся его жизнь, по сути, была связана с этим городом, и он совершенно точно чувствовал себя тут как в своей тарелке. Гарри несколько раз предлагала ему пожить у нее, чтобы быстрее восстановиться после аварии, побыть на свежем воздухе дома, но Джон нашел миллион причин отказать сестре. Тут ему было спокойнее, тут была его вторая многочисленная, надоедливая, странная семья.       Мимо Джона с невероятной скоростью промчался автобус с рекламой океанариума, и у него буквально подкосились ноги. Синева поглотила его. Видение возникло перед его глазами, словно вспышка света. Множество самых разнообразных рыб, снующих туда-сюда прямо у него над головой. Картинки сменяли друг друга с невероятной скоростью, а перед глазами все плыло. Отчаянный крик пронзил все вокруг и мужчина не мог понять, кто кричит. Уши заложило, но он, определенно, слышал выстрелы. Внутри будто что-то оборвалось, и Ватсона захлестнула волна боли и невероятного отчаяния. Чувство потери переполняло его до краев и ему не представлялось возможным как-нибудь от этого чувства избавиться. Это мгновение, это заставляющее кровь стыть в жилах видение, было до боли знакомо Джону. Он испытывал подобное сразу после войны, когда все синдромы ПТС*** не покидали его ни на секунду.       Мужчине удалось совладать с накатывающей тревогой и паникой и, открыв глаза, он обнаружил, что лежит прямо посреди улицы. Видимо, у него закружилась голова и он упал. Это нормально для моих травм. Внутри все еще что-то невыносимо тянуло, хотя он, вроде бы, и не ударился. Видение продолжало всплывать, даже когда он принял вертикальное положение. Они были не такими яркими, но рыбы все еще проплывали перед его глазами.       Поднявшись на ноги, отряхнувшись, он снова чуть не оказался на земле, когда Розамунд Мэри Ватсон со всего разбегу попыталась запрыгнуть на него.       — Крестная не наврала, ты и вправду пришел! — Рози была вне себя от счастья, и Джону было отрадно видеть дочь такой.       Всей дружной компанией они двинулись в сторону дома. Молли тактично молчала о его падении, лишь сделав тысячу комплиментов его прическе и якобы свежему виду. Ватсон же разговаривал с дочерью, интересуясь, как прошел ее день, что нового она узнала и чем хочет поделиться с ними. Девчушка была просто невыносимой болтушкой, и ее отец искренне не мог понять, как так вышло. Неужто, это воспитание миссис Хадсон? Ведь в семье и в ее окружении никто не слыл общительным. Сам Джон больше слушал, чем говорил, Мэри была патологической лгуньей, Холмсы не относились к категории разговорчивых людей даже косвенно, а Хупер работала в морге, и беседовала лишь с трупами и немногочисленными живыми коллегами. Тем не менее, Розамунд была любознательна, никогда не теряла возможности поговорить с кем-нибудь из взрослых, совершенно при этом не интересуясь беседами и играми со сверстниками.       Немного погуляв по вечернему Лондону, Джон даже и не заметил, как они дошли до Бейкер стрит. Сегодняшний день выбивался из череды однообразных вялых дней, даря мужчине надежду на выздоровление, несмотря на тот инцидент с падением. Теплая атмосфера семейной прогулки заставляла его улыбаться все то время, что они провели на улице.       Молли и Рози собирались уходить около двух часов. Сначала был чай с миссис Хадсон, потом мультфильм, который ни в коем случае нельзя было пропустить. В самый разгар просмотра явился Холмс, забрав Молли на разговор и оставив Ватсонов одних. Затем был подан ужин, и Марта отказалась выпускать их из дома, если они не поедят, сетуя на то, что они все пытаются заморить голодом ребенка.       Абсолютно все и думать забыли о Джоне. Все внимание было приковано к маленькой мисс Ватсон, которая стала редкой гостьей в этом доме из-за болезни отца. Все безумно скучали по ней. Даже Шерлок за ужином сообщил ей, что не на шутку обидится, если она не согласится сходить с ним в музей в воскресенье. Розамунд манерно обещала подумать, вызвав приступ неудержимого смеха у всех за столом.       Почти в десять подъехал кэб. Рози уже спала на руках у отца, и он делал все возможное, чтобы не разбудить ее. Молли настояла на том, чтобы поехать домой, несмотря на поздний час. Ей не хотелось никому мешать, к тому же, Шерлок будет не очень рад, если она тоже останется ночевать. А оставлять Розамунд одну совершенно не представлялось возможным: она могла сказать что-нибудь лишнее и обострить состояние Джона. Он и так был нестабилен — это бросалось патологоанатому в глаза.       — Спасибо за этот день, Молли, — искренне поблагодарил Джон. — Я знаю, что невыносим после аварии, извини меня за это. Но сегодняшний день был как глоток свежего воздуха. Спасибо.       Хупер тепло улыбнулась ему в ответ, невероятно довольная собой. Все думали, что знают, что нужно Джону для выздоровления. Но на самом деле ему было нужно только одно — чтобы никто не акцентировал внимания на том, что что-то не так. И девушке удалось это на все сто процентов. Она чувствовала себя виноватой за все, что делает, за то, что лжет в глаза своему другу, но его счастливая улыбка заставляла ее совесть умолкнуть на пару мгновений.       — Не за что, Джон, — ответила Молли, уже усадив Рози в машину. — Я просто скучала по своему другу и хотела погулять с ним. Так что, это тебе спасибо. Я позвоню, как только уложу Розамунд спать.       Они уехали в ночь, оставив Джона одного на крыльце дома размышлять о сегодняшнем невероятно насыщенном дне и о видении, посетившим его. Вода. Рыбы. Выстрел.