Где же моя Мэри?

      Утро началось с кошмара. Это не было чем-то таким уж заурядным — кошмары мучили Джона с завидной периодичностью. Но этот… Мужчина несколько раз за ночь просыпался в холодном потому. Он видел бледное, словно мертвое лицо Мэри. Она пыталась что-то кричать, но у нее не выходило, темные воды поглощали ее, постепенно превращаясь в кровь. Последнее, что Джон всегда слышал, прежде чем проснуться, был пронзительный крик его жены. Аммо, кричала она. Аммо. Аммо. Раз за разом, снова и снова. Однажды утром и сам Ватсон проснулся с этим словом на устах, перепугав всех обитателей квартиры. Миссис Хадсон взлетела вверх по лестнице, как реактивный самолет, наплевав на боль в бедре. На ней не было лица, но Джон так и не смог понять почему: он часто кричал во сне, но никогда домовладелица не впадала в такую панику.       Доктор Ватсон стал замечать некоторые неприятные изменения в своем поведении и ходе своих мыслей. Кошмары мучила его не только во сне, но и наяву. Ему мерещились странные вещи, на которые он упорно пытался закрывать глаза. А еще звуки. Они повсюду преследовали его, куда бы он не пошел. Это действовало ему на нервы и выводили из состояния равновесия. И очень пугало. Джон вообще то не был из пугливых: война закалила его характер, а работа детектива показала ему какие угодно ужасы, которые могут приключиться с человеком. По сути, его приводили в ужас вовсе не видения, не звуки, которые постоянно ему мерещились, но осознание того, что он сходит с ума. Как врач, мужчина прекрасно понимал, что все эти галлюцинации являлись последствием травмы головы. Но все же, Джон не был психиатром и не могу с полной уверенностью утверждать, что это не первые признаки шизофрении. И как раз вот это и пугало его больше всего. Он так и не решился рассказать о видениях своему психотерапевту, боясь ее реакции. Боясь, что она станет воспринимать его, как психа.       Шерлоку данная тенденция совсем не нравилась. Он прекрасно замечал состояние друга, видел, что тот вздрагивал от каждого резкого движения, что ему вовсе свойственно не было. Его не покидало чувство, что его друг вот-вот все вспомнит. И возненавидит его. Даже мысль об этом была абсолютно невыносима для детектива. Потому что Холмс по-настоящему знал, что такое ненависть Джона Ватсона. Он не раз доводил их дружбу до грани и заставлял Джона ненавидеть себя, но после смерти Мэри все изменилось. Он изменился. Его жизнь наконец-то приобрела смысл. Цена, конечно, была высока. Непосильно высока. Но, казалось, Шерлок именно к этому моменту и шел всю свою сознательную жизнь. Он никогда не мог остановиться, ввязывался во все, во что только ему вздумается, сидел на таких наркотиках, о которых даже его братец не подозревает. Ему не грозило прожить больше сорока лет. Но тут появляется она, загадочная Мэри Ватсон, и отдает свою жизнь за него. Теперь ее образ прочно поселился в голове детектива, напоминая ему каждый Божий день, как дорога его никчемная жизнь.       Мэри вообще была особенным человеком для них всех, и ее утрата отдавалась болью в сердцах каждого. За тот недолгий период их с Джоном брака, она смогла расположить к себе членов их большой семьи. Даже Майкрофт Холмс, бывший свидетелем ее гибели, еще долго не мог оправиться от этого события, хотя и всячески это скрывал даже от самого себя. Одно это говорило очень о многом. Мэри завоевала их сердца и умы так же стремительно, как и ушла от них. Все они довольно часто вспоминали супругу доктора, рассказывали о ней Рози, которая живо интересовалась жизнью своей матери. Но, к сожалению, ничего кроме фотографий и рассказов ей не суждено было познать. Она любила ее всей душой, даже несмотря на то, что не имела ни одного собственного воспоминания о ней. Девочке вся эта игра давалась довольно тяжело, она все не могла понять, что случилось с отцом и почему он больше не говорит о маме. Молли стоило титанических усилий раз за разом объяснять Розамунд всю сложившуюся ситуацию. Отношения Хупер и юной мисс Ватсон было сложно как-то охарактеризовать. С одной стороны, женщина не была матерью Рози, не была даже ее кровным родственником, но с другой стороны они были настолько близки, доверие Розамунд к Молли было абсолютным, а авторитет последней непререкаемым.       Они старались как можно больше внимания уделять Джону. Хупер стала все чаще заходить на Бейкер-Стрит, просто чтобы поговорить с Джоном по душам. Она стала ему настолько близка, что он и сам не мог такого ожидать. Ее успокаивающий тон и всепонимание вселяли в него чувство надежды на то, что все вернется на круги своя. Женщина постоянно готовила с его дочерью какие-то сюрпризы для него. На прошлой неделе они спели ему вместе песенку, совершенно не попадая в такт, но так весело и задорно, что вызвали лучезарную улыбку на суровом лице Ватсона. Рози каждый день рисовала ему в саду какую-нибудь картину и представляла её произведением искусства. Джон знал, что все это — целиком и полностью заслуга Молли. Она удивительным образом смогла стать для Розамунд особенным человеком, при этом не вытесняя и не заменяя собой родителей. Девочка очень четко знала и понимала, кто ее отец, а кто — мать.       Впрочем, всех волновало только одно: Джону лучше не становилось. Протоколы его сеансов психотерапии говорили о том, что он испытывает сильный стресс, его состояние неустойчиво, психика повреждена. Он стал рассеян, начал забывать некоторые вещи, а некоторые и вовсе не мог запомнить. Картина складывалась не радужная, и беспокойство окружающих Джона людей росло с каждым днем. Это никак не могло ускользнуть от его внимания, и дико раздражало мужчину. Он банально не понимал напряжения окружающих, и от этого ему становилось не по себе.       А еще не по себе ему становилось от приступов гнева и агрессии, которые он стал испытывать. Его терапевт говорила, что это совершенно нормально, но это, конечно же, было не так. Даже после Афганистана с ним такого не было, хотя потрясения войны по логике вещей должны были бы пробудить в Джоне самые неприятные его черты. Но это сделала авария. Банальная авария перерезала его жизнь на до и после. Банальная авария привела к коме, из которой Ватсон с трудом выкарабкался. Все это время от времени вызывало у него нервный смех, который пугал даже его.       Джон катастрофически скучал по Мэри. Его сердце рвалось к жене, но он знал, что это невозможно. Она возненавидит его, если он посмеет помешать ее расследованию, ее работе. Мужчина и так испытывал чувство вины за то, что сковывает жену обыденностью своей жизни. Ей всегда не хватало риска, адреналина, погони. Порой, ему казалось, что она бы больше подошла Шерлоку: они были одной масти. Настолько похожи, что порой казалось, что она его сестра, а не Эвр. Это был бы интересный поворот судьбы, но, слава Богу, это не так. И, тем не менее, они с его другом идеально гармонировали. В особо плохие дни эти мысли не оставляли разум Джона ни на минуту, но он старался бороться с ними.       Ватсон был борцом по жизни, поэтому он был уверен, что справится с этой проблемой. И со всеми последствиями аварии. Стоит его жене вернуться, как он тут же встанет на ноги и все будет так, как прежде. Она всегда обладала поразительной способностью вытаскивать его их любых душевных передряг. Как это было тогда, много лет назад, после мнимого самоубийства Шерлока. Джон был разбит на части, но появилась Мэри Морстен и собрала его по кусочкам.       Мысли Джона переключились на реальный мир. А именно на то, что он видел в окне. Эта картина в мгновение взбодрила его и привела в чувства. Мозг начал анализировать происходящее с поразительной для его нынешнего состояния скоростью. Доктор Ватсон наблюдал, как Шерлок Холмс весьма многозначительно обнимает Молли Хупер на пороге их дома и это было словно откровение для него. Для Джона в жизни его домашнего детектива существовала только одна Женщина. Та Женщина. Рыжеволосый патологоанатом никак в данную картину не вписывался и вызывал жуткий диссонанс между тем, что Джон видел сейчас своими глазами и тем, что он знал о Шерлоке. В голове пролетает миллион вопросов, которые он непременно задаст другу.       Шерлок не заставляет себя ждать и появляется на пороге комнаты через считанные минуты. Обыкновенно опрятный, волосы растрепанны холодным Лондонским ветром. Он проходит на кухню заварить чаю для себя и Джона, не произнося ни слова. Словно профессионал своего дела, Холмс заваривает в чайник Earl Grey и сервирует стол для традиционного чаепития. Джону лишь остается завороженно наблюдать за действиями кучерявого друга.       — Шерлок… — решается он наконец-то заговорить.       — Шпионишь?       Кто бы мог сомневаться, что всемогущий Холмс не заметит Джона, наблюдающего за ним. Он сотни раз представлял себе этот разговор, но ни разу у него не возникало желания действительно поговорить с доктором Ватсоном об этом. Или с кем-либо ещё. То, о чем собирался завести разговор Джон было секретом, спрятанным за сотней замков в чертогах разума детектива.       — Я… Это на самом деле то, что я увидел?       — Да.       — Понятно, — Джон присаживается в кресло и многозначительно смотрит на друга. Ему все еще тяжело долго стоять. — Но я думал, что Ирэн Адлер никто не заменит.       Шерлок вздрогнул. Опять. Это стало происходить с ним все чаще и чаще. Были ли это сантименты? Определенно да. Мистер «я выше человеческих чувств» достаточно долго держал свою маску, но Джон с самого начала знал, что он не машина. Ему удавалось долго притворяться, но в конце концов, он такой же человек, как и они все. Ему, конечно же, свойственны чувства и прочие эмоциональные переживания, как бы яростно он это не отрицал.       — Она умерла. Три года назад, — отчеканил Шерлок, стараясь придать тону будничный оттенок, разливая чай по чашкам. Будто он говорит о погоде или курсе валюты, а не о смерти любимой женщины.       — Почему ты не сказал мне раньше?        Вопрос так и повис в воздухе без ответа. Он просто не мог сказать об этом Джону. Не тогда, когда он острее всего переживал смерть своей любимой жены. Это был самый сложный период после ее гибели, и лезть к нему со своими проблемами казалось Шерлоку непозволительным. Он счел это неважным и так и не удосужился за эти годы сказать Джону чего он лишился. Он так и не сказал Джону какой это был для него удар. Стыд не позволил сообщить ему, что Шерлок, вероятно, впервые в жизни почувствовал такую боль в своем сердце. Он был сломан на куски, и даже изощренная месть ее убийцам никак не помогла ему стать целым вновь.       Она погибла в Париже, где жила после своей мнимой гибели в Карачи. Но хоронили ее на одном из Лондонских кладбищ. На том самом, где Шерлок и сам имел могилу. Стояла ужасная ноябрьская стужа, ветер продувал шерстяное пальто Холмса насквозь. Она жила шикарной жизнью, окруженная множеством мужчин и женщин, имевшая связи и контакты по всему миру, несломленная покушением на убийство и бегством. На ее похоронах не было никого, кроме Холмса-младшего и пастора. Ирэн умирала несколько раз, но теперь все было по настоящему. Смерть наконец-то дождалась ее. Шерлок Холмс изредка посещал ее могилу, в самые плохие дни. Она располагалась рядом с его, и каждый раз его не покидало чувство, что и он когда-нибудь уляжется рядом с ней и погрузится в свой последний сон.       — Случая не подвернулось сообщить, — он размешивал чай, будто на самом деле ничего не произошло.       Это почти взбесило Джона. Это его спокойствие и отстранение. Снова делало его похожим на машину.       — А Молли? Как так случилось, что вы… ну…       — Твоя дочь буквально свела нас, Джон. У нее неплохие задатки.       Шок Джона тяжело было описать словами, и Шерлок даже невольно ухмыльнулся. Это очаровательное выражение непонимания на лице друга дорого стоило.       Но это было чистой правдой. Розамунд с самых ранних лет задавалась одним единственным вопросом, который не покидал ее ни в два года, ни в пять. Почему ее крестные родители не вместе? Молли тоже задавалась этим вопросом, но вот для Шерлока ответ казался очевидным. Он все еще скорбел по своей Женщине, к тому же, Хупер никогда не была его типажом. Ему так, по крайней мере, казалось до определенного момента. Они стали проводить много времени вместе, приглядывая за Рози, и очень сблизились. Шерлок всегда знал, что его подруга-патологоанатом умна, но никогда не подозревал, каким на самом деле интеллектом она одарена, насколько разносторонней и интересной она была. Подсознательно, доверие к ней всегда присутствовало в Шерлоке, но он не осознавал, что это может быть чем-то большим. Не пустая вера в человека, а точная уверенность, что на нее можно положиться. Что она готова будет на все, ради него.       Очень скоро детектив понял, что играть Бога — невероятно утомительно. Эти мысли часто посещали его голову, но в мире был весьма ограниченный круг людей, перед кем он мог бы предстать настоящим. Джон был выбит из строя смертью жены, поэтому ради него Шерлок старательно изображал всемогущество. Единственная женщина, разжигавшая в нем огонь и вызывавшая бурю эмоций, была безжалостно убита. Одиночество окружало его в те времена, и было его вечным и единственным спутником. Это было тяжело не только для Джона пережить потерю Мэри, Шерлок также страдал и глубоко переживал утрату этих двух невероятных женщин. Пока в его жизни не появилась другая невероятная женщина. Он стал замечать, что находясь в компании Молли и своей крестницы Холмс-младший становится гораздо более человечным. Почти обычным, если такое вообще можно сказать о Шерлоке. Сколько раз прохожие в парке принимали их за счастливую среднестатистическую семью, заставляя Молли грустно улыбаться. Однажды она чуть не заплакала после разговора с другой парой в парке, знатно перепугав Шерлока.       Не прошло и года после смерти Ирэн, как Молли и Шерлок ни с того ни сего начали встречаться. Отношениями, конечно, назвать это было сложно. Они скрывали это от всех, даже от самых родных и близких. Пожалуй, одна лишь Розамунд заметила изменения, произошедшие в ее крестных родителях, но по каким-то неведомым причинам она молчала об этом. Им было хорошо вдвоем. Только вдвоем. Они создали вокруг себя невероятный мир, где каждый из них мог быть самим собой. Шерлок второй раз в жизни мог расслабиться. Отпустить ситуацию, дать событиям идти своим чередом. Но только с Молли. Она была его невидимой рукой, поддерживающей его в этом мире, когда он лишился мисс Адлер и Мэри Ватсон.       Бытовало распространенное мнение, что братья Холмсы совершенно неспособны к человеческим чувствам. Но это были выдумки людей недалеких, не способных понять всей их глубины. Они очень даже были способны любить, ведь воспитывались в окружении счастливых родителей, подавших им великолепный пример гармоничной интеллектуальной семьи. Бесспорно, им было невероятно трудно найти для себя подходящего человека, но не невозможно. Даже Майкрофту это удалось, что уж говорить о куда более сентиментальном Шерлоке.       С Молли Хупер он, вероятно, обрел покой, который искал всю жизнь.       — Это у вас серьезно? Я к тому, что ты уже разбивал сердце Молли, и я не хотел бы, чтобы это повторилось.       Холмс не удержался и закатил глаза.       — Поверь мне, Джон, такого больше никогда не повторится, — мужчина прочистил горло. — Я извинился перед Молли столько раз, что сбился со счета. Она уверяет, что простила меня, но она всегда прощает, так что я не могу быть до конца в этом уверен. И перед тобой, я бы тоже хотел извиниться. Ты точно не должен был узнать обо всем подобным образом, но что есть то есть. После смерти мисс Адлер, я был разбит, но Молли помогла мне справиться с этим и теперь все прекрасно. Кстати говоря, ты единственный, кто об этом знает. Постарайся, чтобы все так и оставалось.       Джон потер переносицу пальцами, немного находясь в шоке от откровения детектива. Ему не хотелось представлять, как они с Хупер встречаются, потому что это не желало в его голове укладываться. Шерлок был гораздо более сложно организованным человеком, чтобы ходить с кем-то за руку, дарить цветы по праздникам и ходить в кино по субботам. Это не представлялось Ватсону чем-то реальным, скорее бредни его воспаленного мозга.       И этого и вправду не было. Шерлок был далек от такого рода сантиментов, потому их отношения с патологоанатомом выглядели совсем по-другому. Они не ходили в кино, зато ходили в театр и оперу. Цветы Шерлок дарил не только по праздникам, а почти каждый день. Ему нравилось смотреть, как Молли радуется новому букету на своей кухне. Женщина любила готовить и большую часть врмени так или иначе проводила на кухне или в совмещенной с ней гостиной. Так что свежий букет цветов всегда находился в поле ее зрения. Они ходили под руку, а не за руку, но в основном не в Лондоне. Париж, Берлин, Прага — вот те места, где они появлялись чаще всего. Никто вокруг и не замечал, что они исчезают из города в одно и тоже время. Никому и дела не было до этого. А там, за пределами Британских островов, никто не подозревал об их существовании и не было нужды каким-либо образом скрывать свои отношения.       Идиллией их союз также не был. Шерлок часто совершал ошибки, вызывая у Молли дикие приступы гнева и негодования. Но ему всегда удавалось сглаживать углы и во время приносить свои извинения. Иногда, конечно, и Хупер могла задеть Холмса, но это происходило гораздо реже.       Они были абсолютно счастливы в своем особенном уединении, и их совсем не волновало ничего вокруг. Так продолжалось несколько лет. Ровно до того момента, как Джон попал в аварию и впал в кому. Это событие перечеркнуло жизнь не только Ватсону, но и всем, кого он знал и любил. Он об этом даже и не задумывался, а его друзья слишком заботились о нем, чтобы о чем-то Джона упрекать.       — Лучше расскажи мне о своем состоянии, — перевел тему Шерлока. — Тебя преследуют образы? Слуховые или визуальные?       Конечно же Шерлок знал о проблеме друга. Он всегда пристально наблюдал за ним и от него не скрылось то, как Джон смотрел подолгу в пустоту, или невзначай пытался заткнуть уши, будто вокруг играла слишком громкая музыка. Все это было тревожными звонками. Воспоминания, должно быть, возвращались, но Джон даже и не понимал, что это такое.       — Я… Да. Иногда мне видится что-то, но я думаю все это не важно, — Джон старался держать себя в руках.       — Что конкретно ты видишь, Джон? Это может быть важно. Постарайся описать свои образы поподробнее и может быть я смогу в них разобраться.       Волна злости охватила Джона мгновенно. С чего это Шерлок решил, что имеет права лезть в его голову. Какое ему вообще было дело до того, что Джону мерещится или видится. Это было его сознание, его видения и его проблемы. И он должен был справится с ними один.       — Я понимаю, что тебе тяжело говорить об этом, Джон, но, поверь мне, это может быть очень важно!       — Иди к черту, Шерлок! Это тебя не касается. — Голос Ватсона немного повысился и совсем чуть-чуть дрожал. Он уже не был способен держать это под контролем.       — Джон.       Неожиданно даже для самого себя, Ватсон ударил кулаком по журнальному столику с такой силой, что тот чуть не треснул. Рука заныла от боли, но это ни в какое сравнение не шло с той злостью, которую он испытывал в данный момент.       — Я еще раз повторяю, что это…       — Ты видишь Мэри? — внезапно прервал его Холмс.       Джон застыл. Этого не могло быть. Никакая дедукция не могла подсказать Шерлоку, что именно он видит. Даже если можно допустить, что он каким-то образом догадался о его галлюцинациях, то об их содержании он узнать никак не мог. Джон действительно видел свою жену. Она временами появлялась то тут, то там, словно размытое пятно. Но это точно была Мэри. Мужчина списывал это на стресс и долгую разлуку и старательно данный факт игнорировал. Но как, черт возьми Шерлок об этом узнал? Догадка? Интуиция?       — С чего ты вообще это взял?       — Сказал наугад.       — Ах, наугад? — изумился Джон. Это было совершенно нелепо. — Ты ничего не делаешь наугад, Шерлок Холмс.       — Джон, я лишь сделал предположение. Не стоит драматизировать.       — Драматизировать тут любишь ты, а вовсе не я, — воскликнул Джон.       — Я сопоставил факты и предположил…       Джон больше не слушал. Ему сделалось дурно, и он рухнул в ближайшее кресло, чуть не промахнувшись и не рухнув на пол. Ему будто делали лоботомию без анестезии. Подобные приступы мигрени были частыми его гостями, но этот был в разы сильнее предыдущих. Глаза заволокла пелена, а уши заложило от невероятно пронзительного крика. Кричала женщина в его сознании. Снова и снова в его сознании кричала его любимая жена. Это было последнее, что услышал Джон, прежде чем провалиться в спасительную и чарующую тьму.