Запасной

      Антон собирается минут за пятнадцать, действительно переживая за Попова. Он же пьяный, мало ли какая чушь в голову взбредет? А виноват кто будет? Шастун! Поэтому нужно ехать как можно быстрее, но по пути все же забежать в магазин за сигаретами. Без них будет тяжеловато.       Наверное, в состоянии Арса есть и свои плюсы. Пьяным он не соврет. Пьяного его проще будет успокоить. Пьяным он выскажет то, что думает на самом деле. А сам Шаст трезвый, значит, сможет хорошенько ситуацию проанализировать. Хорошо? Хорошо. Главное — не нервничать и не показывать, как же на самом деле вся эта тема с чувствами запарила Тоху. И тогда все обойдется малой кровью. Наверное.       В итоге примерно через час Антон уже стоит перед знакомым подъездом. Его немного потряхивает, когда он замерзшими пальцами набирает номер нужной квартиры. Что сказать?       Однако говорить ничего и не приходится, потому что Арсений даже не спрашивает ничего, просто открывает дверь. Рот Шаста закрывается так же медленно, как и открылся, а потом он заходит в подъезд и идет к лифту.       Перед дверью квартиры его потряхивает куда сильнее, он даже хочет плюнуть на все и уйти, но понимает, что это слишком глупо. Но что делать, черт возьми? Как теперь смотреть на Арса, зная, что он смотрит на тебя в ответ совсем не как на друга? Абсурд. Но Шаст все же нажимает на кнопку звонка и на пару секунд прикрывает глаза. Как школьница перед первым свиданием, ей-богу. Антон цокает языком, потому что это сравнение здесь чертовски неуместно.       Арсений к моменту приезда Шастуна успевает задремать прямо так, сидя на полу в гостиной, в обнимку с бутылкой. От звонка в домофон он вздрагивает и осматривает комнату расфокусированным взглядом, а после подрывается с места, хотя это действительно было зря, потому что он слишком пьян для таких резких движений. Его шатает, но это кажется пустяком, потому что мужчиной овладевает лишь одна мысль — он приехал. Антон действительно приехал? Правда? Серьезно? Оставил Иру ради него? Просто взял и приехал посреди ночи, несмотря на все то, что наговорил ему Арс? Несмотря на его глупое признание, несмотря на тонны оскорблений и все остальное? Несмотря даже на то, что он сказал Кузнецовой? Не может быть.       Попов так боится ошибиться, что даже ничего не спрашивает в трубку домофона. Просто открывает дверь и задерживает дыхание. Страшно и волнительно.       Через несколько ужасно длинных минут мужчина вздрагивает от громкого звонка в дверь. Он медленно протягивает ладонь к дверной ручке. Одно движение — и на него уже устремлен немного испуганный взгляд зеленых глаз. Это действительно происходит. Антон действительно стоит здесь и чуть приоткрывает рот, словно хочет что-то сказать, но тут же закрывает его обратно. Видимо, слов не находит. Эти несчастные несколько секунд длятся вечность, целую, сука, вечность, но Арсению это кажется таким замечательным.       — Приехал, — выдыхает он, резко хватая опешившего Шастуна за рукав и затягивая в квартиру, чтобы крепко обнять и уткнуться носом в бледную шею. — Тоооха…       Сам же Антон даже не знает, что делать, говорить и как вообще реагировать. Он просто стоит и позволяет себя обнимать. Возможно, это неправильно, возможно, нужно оттолкнуть и просто поговорить, но он не может. Он вдруг понимает, как же много боли причинил Арсу, если его слова о ревности и чувствах правда. Поэтому обнять его в ответ — это единственное, что может сделать Шаст. Он осторожно приобнимает брюнета и вздыхает. Все стало слишком сложным в одно гребаное мгновение. По идее, ему должно быть мерзко или неприятно, но вся эта ситуация даже начинает вызывать в нем интерес.       Спустя минуту Арсений все же понимает, что погорячился с объятиями. В конце концов, они с Шастом сегодня разошлись на весьма негативной ноте, поэтому обнимашки сейчас — лишнее.       — Проходи, — выдыхает он, нехотя отстраняясь и кивком головы указывая на гостиную.       А Антон только сейчас понимает, насколько же Попов пьян. И, кажется, никаким разговором тут и не пахнет, потому что этот идиот едва стоит на ногах. Что ж, значит, планы меняются. Нужно уложить Арса спать, а утром уже нормально с ним поговорить.       — Какой же ты бухущий, Арсэн, — бормочет себе под нос парень, разуваясь. Он стягивает ветровку и продолжает внимательно осматривать друга, решая, что же с ним сделать.       Через минуту они оба уже сидят на диване, а Шаст испытывает ужасное чувство вины, глядя на потерянного Арсения, на бутылку какой-то дряни в его руках, к горлышку которой он слишком часто присасывается. И взгляд у него такой… черт.       — Может, ты спать пойдешь? — все же подает голос Шастун, нервно кусая собственные губы. — Или в душ холодный сходишь? Тебе сейчас надо прийти в себя, иначе утром совсем загнешься.       Ему вдруг хочется попросить прощения, но он не знает, с чего начать. А стоит ли вообще? Кому, блять, станет легче от этих извинений?       — Нет, — хрипло произносит Попов, поднимая взгляд на светловолосого и пьяно улыбаясь. — Не хочу я спать. Хочу с тобой побыть.       Он допивает остатки виски из первой бутылки и отставляет ее в сторону, чтобы тут же взять и открыть вторую. Сейчас, когда главная причина всех его загонов находится перед ним, ему слишком тяжело. Тяжелее, чем за все последнее время. От виски легче. Точнее, должно быть легче, но на деле его только тошнит. Хотя тошнота, возможно, и не от алкоголя.       Мужчина шумно выдыхает и сползает на пол, обнимая колени Антона и укладывая на них голову. Шаст замирает, потому что все это слишком странно, слишком необычно, неловко. По черепу беспрерывно бьет лишь «пиздец». Других слов нет, мыслей тоже.       — Тооох, — тянет он, прикрывая глаза, — спасибо, что приехал.       На пару секунд повисает тишина, и Шастун уже боится, что они так и будут молча сидеть всю ночь в своеобразном ступоре и полнейшей тишине, но Арс вновь заговаривает.       — Мне так плохо, — едва слышно. — Прости меня.       Ну, это уже слишком. Арсений не должен извиняться. По крайней мере, не должен делать это первым. Антон делает глубокий вдох, медленно выпускает воздух из легких, а потом все же решается заговорить.       — Это ты прости. Я долго думал над всей ситуацией и понял, что действительно забивал на некоторые вещи, не уделял им должного внимания. Я бы, возможно, все понял давно, если бы был внимательнее к тебе. Но и ты пойми, Арс… я ведь не мог и подумать, то есть… Ты ведь всегда был только с девушками, никогда не показывал свою заинтересованность в парнях. Разумеется, я и не мог заподозрить что-то такое. Не присматривался, не задумывался.       Шастун вздыхает и садится на пол рядом с Арсением, потому что слишком уж стремно извиняться перед тем, кто обнимает твои колени.       — Прости, правда, я наговорил тебе кучу гадостей. Ты просто знай, что это… это ничего. Да, я ахуел от происходящего и оттого, что ты мне сказал, но это вовсе не значит, что я злюсь или больше не хочу общаться с тобой. Мы будем дружить и дальше, если ты хочешь этого. И если сможешь. Я всегда буду рядом, ты ведь не чужой человек для меня, ты мне дорог. — Антон аккуратно кладет руку на плечо второго импровизатора и медленно соскальзывает вниз по его руке, забирая бутылку. — Ты это, Арс… не пей только больше, пожалуйста. Не надо, ладно?       Но Попов не слушает. Потому что самое главное он уже услышал. «Будем дружить». Дружить. Хорошее слово, доброе, но почему оно рассекает грудную клетку? Почему так больно? И хотя Арс понимает, что даже этого не заслуживает после всего того дерьма, которое он наделал, легче все равно не становится. Потому что Антон просто не сможет его полюбить. Никогда.       — Ладно, — просто произносит мужчина, опуская вмиг потухшие глаза. У него нет сил демонстрировать свое актерское мастерство. Он подавлен и разбит. Ему так хочется рассказать Шасту, как же ему плохо и больно, как его убивает эта антоновская любовь к Ире, как он хочет стать ближе и дороже, чем просто друг. Но он молчит. Молчит и обнимает Антона, доверчиво прижимаясь к нему и прикрывая глаза. Он судорожно выдыхает, а потом замечает, что футболка парня подозрительно влажная, и только тогда понимает, что плачет. Плачет от осознания того, что как раньше уже не будет. Так, как было до появления в их жизни Иры. Он цепляется пальцами за одежду Антона и постыдно всхлипывает, ощущая себя еще более жалким. Но это все слишком, понятно? Несколько месяцев вести себя как мудак, а потом в одно мгновение осознать, что причиной тому послужили чувства к другу. Рассказать об этих чувствах и, разумеется, получить отказ. Да в его жизни еще никогда не случалось подобного дерьма! На Шаста теперь даже смотреть страшно…       Сам же Шастун совсем не против объятий друга, потому что ему, пожалуй, и самому это нужно, особенно после недель недосказанности, молчаливых упреков, косых взглядов. И после двух последних дней.       Но чувствовать влагу на своей коже просто невыносимо. Нет, он вовсе не считает эти слезы постыдными или чем-то подобным, ни в коем случае. Скорее всего, в такой ситуации он сам разревелся бы куда раньше. Но эти тихие всхлипывания Арса заставляют парня чувствовать себя еще большим ублюдком. Это ведь он во всем виноват, все из-за него. Все эти месяцы Арсений отталкивал от себя всех, был замкнутым и отстраненным. Но винить в этом нужно не его. И ведь даже ребятам не объяснишь, не расскажешь правду. Вряд ли Попов хочет всем вот так просто заявить, что он втрескался в мужика.       — Арс, — хрипло шепчет зеленоглазый, а потом решает ничего не говорить. Он ведь понятия не имеет, что чувствует Арсений, он не сможет подобрать нужных слов, он может все испортить и сделать хуже, а ведь хуже уже, кажется, некуда.       Поэтому он лишь крепче прижимает друга к себе и осторожно поглаживает его по подрагивающей спине, позволяя просто плакать и выплескивать все те эмоции, которые тот так долго держал в себе.       — Если хочешь, то можешь втащить мне со всей силы. Можно даже в лицо. Вдруг полегчает, — через несколько минут произносит Антон, прижимаясь щекой к макушке Попова и прикрывая глаза. Стерпеть парочку ударов — это самое малое, что он может сделать, чтобы хоть как-то искупить свою вину. Он такой придурок.       Будь ситуация немного другой, Арсений бы усмехнулся на предложение друга, но сейчас он может лишь едва ощутимо покачать головой.       — Не хочу, — выдыхает он.       Единственное, чего ему хочется, — чтобы Шастун продолжал обнимать его ближайшую вечность. Чтобы он целовал, чтобы Арс понял, каково это — целовать парня, в которого так сильно влюблен. Каково это вообще — целовать парня. Чертова Кузнецова и понятия не имеет о том, как ей повезло. Она так легко целует Антона, не задумываясь о том, что кто-то мечтает об этом. И как она вообще может смотреть на кого-то другого, если рядом с ней это чудо? Шастун так наивно влюблен, он такой глупый, но такой прекрасный.       Арсений отстраняется и поднимает голову. Он внимательно смотрит на Шаста, хотя сконцентрировать свое внимание ему чрезвычайно сложно, потому что он действительно очень пьян. Он понимает, что сейчас скажет глупость, но поделать ничего не может, потому что что-то незримое слишком сильно пульсирует под ребрами, причиняя адскую боль.       — Антон, — хрипит он и облизывает губы, чувствуя на них соленую влагу. — Блять, Тох, поцелуй меня, а?       Шастун напряженно молчит, даже не зная, как реагировать на подобное.       — Чего?       — Я пизданулся, я знаю. Но пожалуйста. Всего разочек. Один раз, Шаст. — Попов чувствует себя мерзким и жалким. А как еще может чувствовать себя пьяный заплаканный мужик, который вымаливает поцелуй у своего друга?       Антон же продолжает молчать и просто смотреть в голубые глаза. Ему становится интересно, что же будет, если они действительно возьмут и поцелуются прямо сейчас. Что произойдет? Земля вряд ли перестанет вращаться вокруг своей оси. Солнце вряд ли потухнет. Кто-то вряд ли узнает об этом. Так почему бы…       Зеленоглазый даже не успевает осознать всю бредовость своих мыслей, потому что в кармане вибрирует телефон. Парень радуется, что ему предоставилась такая отличная возможность перестать думать о поцелуях с Арсением. Он смотрит на экран и улыбается, потому что ему написала Ира. А она редко пишет первой.       «Спишь?»       Но отвечать Антон не спешит. Врать ему не хочется, он не привык обманывать любимую девушку, поэтому он решает просто оставить сообщение без ответа. Пусть она думает, что он уже спит. К тому же будет весьма странно, если он скажет ей правду, ведь сегодня вечером они с Арсом едва не подрались, а теперь что? Шаст решил к другу в гости заехать на чай? Ну не говорить же ей всю правду, в самом деле!       Попов же внимательно следит за тем, как Антон смотрит в телефон и глупо улыбается. Не нужно быть гением или Шерлоком Холмсом, чтобы понять, кто же ему написал, ведь эту идиотскую улыбку на его лице может вызвать только один человек.       — Арс, — тихо произносит Шастун. Нужно отказать, нужно просто отказать, потому что это ненормально. Во-первых, нормальные парни не целуются со своими друзьями, тем более когда где-то переживает любимый человек. Во-вторых, этот поцелуй Арсения только зря обнадежит, сделает больнее. — Я не могу, — в конце концов выдыхает парень, а потом виновато опускает глаза.       Арс совсем невесело усмехается. Разумеется. Разве можно было надеяться услышать что-то другое в ответ? Разве можно было надеяться, что эти чертовы чувства будут кому-то нужны? Да они не нужны самому Арсению. Заберите их, пожалуйста, потому что это слишком тяжелый и неприятный груз, а мужчина хочет идти дальше налегке.       Но Шасту вдруг становится не по себе, потому что и без того печальный и потерянный взгляд второго импровизатора становится совершенно пустым.       — Я не могу, поэтому давай ты сам. А потом просто сделаем вид, что ничего не было, окей? — вдруг выдает Антон, а Попов удивленно поднимает глаза. Да ну нахер. Да быть этого не может. Он это серьезно?       Впрочем, даже если это шутка, то Арсу плевать. Шастун сказал, что можно.       Значит, можно.       — Антох, ты же понимаешь, что я не откажусь? — бормочет брюнет, а потом приближает свое лицо к лицу друга и нервно сглатывает. Вот он, этот момент. Казалось бы, алкоголь должен притупить все страхи и чувства, но все происходит с точностью до наоборот.       «Ну и что ты наделал, придурок?» — думает Антон, но продолжает неподвижно сидеть, словно все это вообще его не касается. Черт, уже поздно метаться. «Дал разрешение на поцелуй — целуйся». И, словно прочитав его мысли, Арсений проводит подушечкой большого пальца по его нижней губе, а потом сокращает крохотное расстояние между ними и целует Шаста.       Разумеется, по классике жанра Шастун должен почувствовать электрический разряд по всему телу, фейерверки в голове или что-то такое, что помогло бы ему осознать, что чувства к Арсу у него совсем не дружеские.       Но этого не происходит.       Не происходит вообще ничего, никаких резких изменений, желаний или внезапного порыва ответить. Это просто поцелуй. Никакого отвращения или злости. Ничего, кроме, конечно же, смущения. А еще Арс хорошо целуется. Пожалуй, больше Антону добавить нечего.       Зато Арсений ощущает весь спектр эмоций. Они так быстро сменяют друг друга, что даже дурно становится. Это и пресловутые фейерверки с искрами, и удовольствие, и боль, и злость за собственную слабость, и отвращение к самому себе. Как можно наслаждаться поцелуем с другом? Как можно так жадно целовать мужчину, если всю жизнь ты был исключительно с красивыми девушками.       «Но он ведь красивее их всех…»       Попову тяжело остановиться и оторваться от поцелуя. Он не получает ответа, от этого больно, но не менее приятно. Ведь он целует Шаста!       — Все-все, Арс, хорош, — смущенно бормочет Антон, отстраняясь. Он смотрит в затуманенные голубые глаза и даже замирает на пару секунд, потому что в них так много нежности. Никто и никогда не смотрел на него так. Ни одна из его бывших девушек, ни фанатки, ни Ира. Разумеется, не она. Наверное, она вообще так не умеет.       И Шастун вдруг думает, что поцелуй — равносильная плата за такой взгляд. Наверное, это эгоистично, но ведь быть любимым всегда приятно.       Он видит, как Арсений порывается что-то сказать, но слов не находит. Да и не нужно ничего говорить, это все только усложнит, а это никому не нужно.       — Ну все, теперь тебе точно пора спать, — произносит Антон, мягко взъерошивая и без того растрепанные волосы друга.        Пожалуй, он слишком мягок для сложившейся напряженной ситуации, но это выходит само собой. Один лишь взгляд на разбитого и потерянного Арсения заставляет Шастуна так себя вести. Дело не в жалости, а в элементарном желании позаботиться и защитить. Теперь Попову будет еще тяжелее, но Шаст не даст ему раскиснуть. Он поможет. Он просто будет рядом, потому что это, черт возьми, правильно. Как бы сложно все ни было в последние месяцы, Арсений все равно его друг и коллега. И он не должен оставаться один со своей проблемой.       — Прости, — виновато шепчет Попов, но Антон не собирается даже слушать его извинения. А за что извиняться? Он ведь сам позволил себя поцеловать.       — Я побуду с тобой еще немного, ладно? Хочу убедиться, что ты ляжешь спать, а не продолжишь пить, — игнорируя извинения, произносит парень.       Арсений поджимает губы и поднимается на ноги, хотя удается ему только с третьей попытки. Мало того, что он пьян, так еще и этот поцелуй отдается дрожью в коленках.       — Спасибо, — тихо произносит мужчина, который действительно не ожидал такого отношения к себе. Жалость? Сочувствие? Грызущая совесть? Сейчас Арсу совершенно не важно, что движет Антоном. Главное, что он рядом. Не отталкивает.       Не дожидаясь ответа или любого другого проявления активности, брюнет тащится в комнату, стараясь не собирать каждый косяк. Получается плохо. Он заваливается на кровать прямо в одежде, потому что раздеваться нет ни сил, ни желания. Просто отключиться и не думать ни о чем.       Интересно, а если попросить Антона полежать рядом, он согласится?       Эту мысль Арс быстро отгоняет. Он ведь и так сегодня напряг Шастуна слишком сильно, он буквально взвалил на него свои проблемы, скинул это чертово признание, хотя Антону оно никуда не уперлось. Он и так сделал многое против своей воли.       — Я покурю, а потом вернусь, — вдруг слышится голос самого Шаста, а Арс лишь едва заметно кивает и прикрывает глаза. Просто уснуть. Это ведь не так уж сложно.       Антон же внимательно смотри на Попова и нервно пожевывает нижнюю губу, прежде чем подойти к кровати и присесть на самый ее край.       — Арс, слушай, — неуверенно начинает он. — Ты не должен заниматься самобичеванием. Ты обвиняешь себя в чем-то, а этого делать не нужно, понимаешь? Ты ни в чем не виноват.       Арсений лишь неопределенно ведет плечами, но парень совершенно не понимает, как вообще трактовать этот жест. Наверное, не стоит говорить с ним на эту тему сейчас. Он слишком пьян и измотан. Разумнее будет дождаться утра.       — Ладно, спи. Спокойной ночи, Арс. — Шастун чуть улыбается, хотя лежащий перед ним импровизатор так и не открыл глаз, поэтому не увидит этого.       Антон проводит на балконе минут десять, успевая скурить три сигареты. Он не хочет думать обо всем этом, но и оставлять все вот так глупо и жестоко по отношению к Арсу. Он же не может просто взять и сделать вид, что ничего не было и что это вовсе не из-за него Попов стал таким, не из-за него он страдает и замыкается в себе? Но ведь и сделать ничего существенного Шаст не может. Значит, стоит остановиться на все том же варианте. Нужно собрать все силы в кулак и просто быть рядом с Арсением, помогать ему и стараться вытащить из этой ямы.       Парень решительно кивает самому себе и возвращается в комнату, где Арсений все в той же позе лежит на кровати. Спит? Шаст аккуратно и тихо подходит к кровати и ложится на свободную половину. Он тоже решает не раздеваться, чтобы утром лишний раз не смущать друга. И как теперь с ним гримерку делить?       Но ходить на цыпочках было не нужно, потому что собственные мысли еще не позволили Арсению уснуть. Он тянется к прикроватной тумбочке и выключает ночник, а потом боязливо двигается ближе к Антону и нерешительно обнимает его за пояс, утыкаясь носом куда-то в шею.       — Позволишь? — совсем тихо спрашивает он, а Шастун пытается прислушаться к ощущениям внутри себя. И, кажется, лежать в обнимку с Арсом даже приятно, поэтому он лишь осторожно кивает в ответ. Если так Попову легче будет уснуть, то пусть. В конце концов, это ведь не трудно — просто позволять себя обнимать.       — Спи, — коротко произносит Антон и прикрывает глаза. Сегодня ночью он точно не сможет заснуть.       По крайней мере, он думал так. Но потом Арсений все же уснул и тихо засопел где-то рядом с его ухом, а еще от его волос пахло приятным шампунем, да и день выдался таким напряженным и эмоциональным, что организм Шастуна просто не мог и дальше сопротивляться сну. Что будет завтра утром?       Даже представить страшно.       Арсений просыпается утром и очень долго не может понять, что не так. Глаза открывать почему-то боязно. Он чувствует, что что-то не так, но ноющая с похмелья голова не может подкинуть нужную информацию. Но до мужчины быстро доходит, что в кровати он не один. Антон.       Блять.       Попов шумно выдыхает и распахивает глаза, утыкаясь взглядом в костлявое плечо Шастуна. Вчерашний вечер тут же вспоминается в мельчайших подробностях, словно Арс и не был пьяным вчера. Он помнит все. Разумеется, он помнит и поцелуй. Хотя, наверное, забыть было бы куда проще и легче.       Травить себя и дальше этими мыслями не хочется, поэтому Арсений как можно тише поднимается с кровати и идет в душ. Было бы неплохо утопиться.       Как только Попов уходит, Шаст просыпается. Он так и уснул на одеяле, одетый, всю ночь его грел Арс, а сейчас его отсутствие стало весьма ощутимым. Парень садится и сонно потирает руками лицо. У него с памятью проблем никаких нет, поэтому он сразу же вспоминает и ссору, и пьяного Арса, и их разговор, и поцелуй, конечно же. Весь мир словно с ног на голову перевернулся всего за одни сутки. Как это вообще произошло? Вопрос «что делать?» настойчиво бился об черепную коробку, но Шастун велит ему заткнуться и свалить куда-нибудь подальше, потому что ответа все равно нет. Что делать? Ничего не делать. Ждать нормального разговора с трезвым Арсением.       Антон встает с кровати и плетется на кухню, где быстренько ставит чайник. Попов ведь не сильно огорчится, если он немного похозяйничает на его кухне? Шастун бездумно пялится в стену, машинально прислушиваясь к звукам льющейся воды. Интересно, как будет вести себя Арс?       — Доброе утро, — вдруг слышится хриплое сзади, заставляя Шаста вздрогнуть и резко обернуться. Арсений стоит прямо перед ним: бледный, с синяками под глазами и с виноватым взглядом. Кажется, ему стыдно, хотя стыдиться должен Шастун, потому что он вчера был трезвым и все равно позволил этому поцелую случиться. Он не жалеет, нет, просто все это… странно.       — Доброе, Арс. Ты меня напугал.       — Извини.       И тишина. Антон, дабы занять себя хоть чем-то, решает заварить чай себе и Попову, а тот, в свою очередь, решает заняться бутербродами. Он ведь не съел ни крошки со вчерашнего дня.       — Как ты себя чувствуешь? — спрашивает Шастун, садясь за стол, но в ответ слышит лишь сухое «порядок». Ладно. Порядок, так порядок. Конечно, поговорить о вчерашнем нужно, но никто из них не торопится. Ну, а что сказать? Извиниться? Наизвинялись уже на полвека вперед.       — Арс. — Антон вдруг хмурится и похлопывает себя по карманам. — А где мой телефон?       — Что?       Нет смысла спрашивать у Попова, он же был пьяный, да и вчера ему явно было не до чужих телефонов. Но мобильник Антон находит в гостиной на диване, а на нем, к огромному удивлению парня, куча пропущенных и смс от Иры. Что за чертовщина?       — Что-то случилось? — спрашивает появившийся в комнате Попов, а потом смотрит на удивленное лицо друга и на телефон в его руках. Ну понятно. — Ира звонила. Что ж, не смею задерживать.       — Не начинай, ладно? Она просто волнуется, потому что вчера я ушел и сказал, что плохо себя чувствую, потом пропустил все ее звонки. Нужно позвонить и сказать, что со мной все в порядке. И я надеялся, что вчера мы все выяснили и что больше ты не будешь так говорить о ней. Знаешь, если ты и дальше будешь так вести себя, то мы поссоримся, — предупреждает парень, набирая номер Кузнецовой.       — Антон! — тут же слышится истеричное на том конце провода. — Ты что, рехнулся совсем? Я тут уже морги собиралась обзванивать, где тебя черти носят?       — Ир, успокойся, пожалуйста. Со мной все хорошо. Прости, просто телефон был в другой комнате, я не слышал его. Прости, — виновато лепечет Шаст, на что Арс кривит губы в презрительной усмешке. Ну надо же, как он перед ней гнется. Подкаблучник.       — Ты бросил меня вчера одну на этом чертовом сборище! Я пришла туда только ради тебя, а ты просто взял и ушел! Я ходила там одна, как последняя идиотка!       — Я же сказал, что мне было плохо! Хватит уже истерить, пожалуйста. Перезвони, когда успокоишься, — вздыхает Шаст, сбрасывая вызов. Это злит его. Злит эгоизм и заносчивость этой девушки, в которую он умудрился влюбиться.       Импровизаторы в полной тишине возвращаются на кухню, где на столе их дожидается чай. Они также молча садятся друг напротив друга и почти синхронно делают глоток. И Антон видит, как Попова буквально распирает от желания сказать что-нибудь язвительное.       — Арс, давай договоримся сразу, ладно? Не нужно больше обсуждать Иру, окей? Я готов еще тысячу раз извиниться за все те неприятные слова, которые говорил тебе, но не нужно впутывать ее в это, пожалуйста, — негромко просит Антон, разглядывая столешницу.       — Конечно-конечно, ни слова про твою драгоценную Ирочку, — закатывает глаза мужчина. Вся эта ситуация его раздражает. Не нужно было вообще вчера звонить Шасту, не нужно было целоваться с ним и все остальное.       На пару минут кухня снова погружается в напряженную тишину, но на этот раз ее нарушает Попов.       — Антох, давай просто забудем все это, — произносит он поразительно спокойно. — Ничего не было. Никаких признаний, ссор, п… — мужчина осекается, но быстро берет себя в руки. — Поцелуя тоже не было. И спали мы не в одной кровати, а каждый у себя. В конце концов, у тебя и правда есть Ира, у меня… у меня тоже рано или поздно появится кто-то постоянный. Ни к чему все это. Ты только действительно приглядывай за своей девушкой, ладно? Я тебе серьезно говорю, я не раз видел ее в компании других мужчин. Не хочу, чтобы тебе было больно.       Антон слушает внимательно, а потом закусывает губу и прячет взгляд в чашке. Арсений вчера раскрылся ему, рассказал то, о чем никто не знает. Может, и ему пора? В конце концов, держать это в себе уже просто невыносимо.       — Да знаю я, — шепчет он, опуская голову на сложенные руки. — Знаю, что она трахается с кем-то, помимо меня, знаю, что шляется черт знает где со своими подругами, хотя мне говорит, что спит дома или задерживается на работе. Я же не дурак, Арс. Я все знаю, — Шаст зажмуривается, потому что произносить это вслух куда сложнее, чем обдумывать в своей голове. Да, он придурок, но он ведь любит ее, действительно любит. Не получает и сотой части любви в ответ, но продолжает любить и терпеть, продолжает строить из себя дурачка, который ничего не видит и не слышит. Притворяется глупее, чем он есть, и перед Ирой, и перед парнями. А что еще делать? «Да, моя девушка — сука, но я поделать ничего не могу». Так? Попов смотрит на друга, и сердце сжимается, а в горле встает ком. Этот вечно улыбающийся мальчик не должен чувствовать себя плохо, не должен выглядеть таким разбитым.       — Как ты можешь это терпеть, Шаст? Да если бы мой любимый человек позволял себе быть с кем-то другим… — мужчина осекается и поджимает губы. Да, пример не самый удачный, потому что именно его любимый человек как раз и позволяет себе быть с кем-то другим, потому что любимый человек далеко не всегда любит тебя в ответ. — Прости, конечно, но твоя Кузнецова — конченая блядь. И теперь не нужно мне говорить, что мои обвинения безосновательны. А ты — мазохист, раз умудряешься получать какой-то кайф от этих отношений, — продолжает Арсений, не замечая, как с каждым словом парень перед ним все сильнее сжимает собственные волосы, потому что знать правду — это одно, а слышать ее от другого человека — совсем другое. — Прости, Тох, правда, просто я действительно не понимаю, как ты можешь… черт. Какая же она сука.       Антон вскидывает голову и внимательно смотрит на брюнета, поджав губы.       — Да чего ты не понимаешь, Арс? Ты ведь сам прекрасно знаешь, каково это — любить не того, кого хочешь. Она такая, какая есть, меняться ради меня не собирается. А я не могу контролировать свои чувства. И меня чертовски злит, когда ты говоришь про нее плохо, несмотря на то, что это правда. Если бы вдруг Матвиенко стал поливать меня дерьмом, ты вряд ли бы был в восторге, даже если бы он не врал. Ты не контролируешь то, что чувствуешь, Арс. Я тоже. Это больно, но в порядке вещей. — Шаст поднимается из-за стола и достает из кармана пачку сигарет. Обсуждать эту тему с Арсом — глупая затея, потому что больно им обоим, но ведь Арсений первый начал. Да и вообще, все эти разговоры ужасно изматывают. — Пойдем покурим, — не дожидаясь ответа, Антон идет на балкон, а Попов плетется за ним, обдумывая услышанное.       — Мазохизм в каждом из нас есть, — вновь заговаривает Шастун уже после нескольких молчаливых и жадных затяжек. — Вот зачем ты вчера меня поцеловал? Легче тебя стало? Не поверю. Ты только раздразнил себя, вот и все. И тебе было больно. Но в то же время хорошо. Это ли не мазохизм?       Шаст не знает, как эти слова про поцелуй слетели с его языка. Просто этот чертов разговор… из-за него все так закипает внутри, ведь он наконец-то может говорить открыто, ничего не скрывая. Это заставляет испытывать слишком много эмоций. Даже руки подрагивают.       Арсений же на эти слова лишь хмыкает и выдыхает дым куда-то под потолок. Да, в словах Шаста есть доля истины, вот только ситуации у них все равно слишком разные. Безответно любить того, кого любить априори нельзя, и просто позволять какой-то стерве играться с собой — это разные вещи, совершенно.       — Я поцеловал тебя не потому, что хотел сделать себе больно, — говорит он. — А потому, что без этого было больнее. Мне было страшно так никогда и не узнать, каково это — целовать тебя. Понимаешь, о чем я говорю? Я в ваши отношения пока не лезу. Но учти, что если она тебя сломает, то я заставлю ее страдать. — Мужчина стряхивает пепел прямо в открытое окно и поворачивается лицом к Антону, а на губах его пугающе-спокойная улыбка. Но потом он вмиг становится серьезным. — Она, блять, твоей любви недостойна.       — А я твоей недостоин, Арс, — шепчет он, не глядя туша окурок в пепельнице. — Ты такой дурак. Давай найдем тебе кого-нибудь нормального? Я не хочу, чтобы из-за меня тебе было больно. А еще я совершенно не представляю, что будет дальше.       Мужчина хмурится и поворачивает голову в сторону.       — Вот только жалеть меня не надо, — это должно было прозвучать грубо, но звучит почему-то огорченно и нежно.       — Я и не жалею. Просто не хочу причинять тебе боль.       Арсений вздыхает и проводит ладонью по волосам парня, наслаждаясь этим чудесным моментом. Он готов так вечность простоять и умереть прямо в этой позе, на этом балконе и рядом с этим человеком.       — Я взрослый мальчик, сам как-нибудь справлюсь с этим. Вчерашний вечер нужно просто стереть из памяти. Хотя этот поцелуй я едва ли смогу забыть, — едва слышно заканчивает мужчина и тушит скуренную до фильтра сигарету.       Шаст поднимает голову и внимательно рассматривает бледное и измученное лицо второго импровизатора.       — Не забудешь? А сам ведь сказал, что нужно. Хотя и у меня не получится. Это было самое странное событие в моей жизни. Я всегда думал, что целоваться с парнем — это мерзко, но это оказалось куда приятнее. Хотя я, вообще-то, изменил своей девушке.       Попов хмурится и нервно покусывает нижнюю губу. Антон так близко и говорит о том, что целоваться с парнем — приятно? И как тут спокойно стоять и держать себя в руках?       — Ммм… не думаю, что это можно назвать изменой. Я ведь сам поцеловал тебя, а ты мне даже не отвечал. Так что это я целовался с тобой, а ты со мной — нет. Ты просто терпел мой поцелуй. Да и даже если это и посчитать изменой, то какая разница? Она гуляет от тебя налево и направо, а ты всего лишь один раз поцеловался. Она это заслужила, — уверенно произносит Арс и поднимает глаза. Впрочем, делает он это напрасно, потому что разум тут же тонет в чужой зелени. Господи. И сдерживаться нет никаких сил, поэтому брюнет подается вперед и целует мягкие губы.       Антон от неожиданности раскрывает рот, а Попов совсем не стесняется этим воспользоваться и проскользнуть туда своим языком. Шаст вновь ничего не делает, просто почему-то позволяет целовать себя. А еще он понимает, что никто и никогда не дарил ему таких поцелуев. Ощущение этой любви к себе дурманит. Арсений целует так бережно и чувственно, так нежно и так страстно, что тело парня начинает реагировать само по себе, и он к своему собственному ужасу отвечает. Просто притягивает мужчину (!) за шею ближе к себе и отвечает на его поцелуй, забывая и об Ире, и обо всей ситуации, и о своих собственных переживаниях об измене. Он сошел с ума, да?       А сошел с ума, кажется, Арс, потому что ему почему-то кажется, что Шастун целует его в ответ. Тот самый Шастун, который только что переживал из-за измены, который рассказывал о том, как любит свою Иру. Если это сон, то не надо щипать, не надо будить, просто дайте насладиться. Попов так боится упустить этот момент, что отрывается от прекрасных губ и начинает жадно целовать шею, зацеловывать каждый сантиметр, пока руки сжимают тонкую талию и скользят по худой спине.       — Антох, — жалобно скулит он, понимая, что больше нельзя. Нет, нельзя, черт, это неправильно, это глупо, и это все портит. Они только-только начали нормально понимать друг друга, а теперь вот это.       «Останови меня», — мысленно просит голубоглазый, потому что произнести это вслух он не может, как и остановиться самостоятельно.       И Шастун останавливает. Он резко отстраняет Арсения от себя и шумно дышит, судорожно рассматривая его лицо. Ну и что они, блять, наделали? Антон не хочет делать больно, но при этом изводит друга таким грязным способом. Ну как можно быть таким отвратительным? Как можно так просто поцеловать другого мужчину, если ты любишь свою девушку? Если этот самый мужчина буквально вчера признался тебе в своих чувствах?       — Прости, — шепчет Шастун. Он боится поднять глаза, боится собственных ощущений. — Прости меня.       — Да. Да, конечно. Все в порядке. Это ты прости. Я… мне нужно… прости. — Арсений разворачивается и уходит с балкона, направляясь в ванную. Нужно умыться, нужно привести себя в порядок и постараться выбросить все это из головы. Но как можно выбросить самый потрясающий момент если не за всю жизнь, то за последние пару лет уж точно?       А Антон обреченно стонет и идет на кухню, совершенно обессиленно падая на стул. Арс идиот, да, не стоило этого делать, но у него, по крайней мере, есть оправдание. А что может сказать Шаст? Что он просто эгоистично позволял себе наслаждаться чужой любовью? Что он совсем потерял голову после всех этих эмоциональных разговоров?       От мыслей отвлекает вибрация телефона на столе. Ира. Серьезно? Да что с ней не так? Она за эти два дня позвонила и написала больше раз, чем за все время их отношений. Парень молча принимает вызов, боясь, что один лишь голос выдаст в нем грязного изменщика.       — Что происходит, Антон? — серьезно спрашивает Кузнецова. Она недовольна, очень недовольна.       — Все в порядке.       — Ты меня любишь?       — Люблю.       — Тогда почему так поступаешь со мной?       — Извини.       Нет сил выяснять отношения и спорить, нет сил объяснять что-то или извиняться нормально. Девушка просто сбрасывает звонок, а Антон прикрывает глаза и сидит так до тех пор, пока на кухню не возвращается Арс.       Они встречаются взглядами и просто смотрят друг на друга. Удивленные, растерянные и разбитые.       Арсений тяжело сглатывает и стыдливо отводит взгляд.       — Я думаю, нужно ограничить наше общение только работой, Тох.       И Шастун понимает, что это действительно единственный выход.