Запасной

      Арсений не знает, сколько дней прошло, потому что, во-первых, он не смотрит на календарь, а во-вторых, ему плевать. Он знает, что до технички время ещё есть, а остальное не имеет значения.       Квартира стала чем-то вроде убежища, вот только от себя не скрыться. И от мыслей об одном слишком раздражающем и слишком прекрасном парне — тоже.       Попов мог бы назвать свое нынешнее состояние депрессией, но ему не пятнадцать лет. Да и не депрессия это вовсе. Да, он не хочет никого видеть (почти никого), да, он почти не ест и много курит, да, старается не выходить из дома и игнорирует большую часть звонков и сообщений. Но зато он больше не пьет. А ещё не звонит Антону, даже не пишет ему, и это, черт побери, действительно достижение. Да и на звонки он хоть и нехотя, но отвечает. Правда, не на все, а только от Матвиенко и Стаса, да и то для того, чтобы уладить рабочие моменты.       Разумеется, все спрашивают, что с ним, но он лишь говорит, что отдыхает от постоянной суеты. Да уж, отдых прямо как в санатории.       Но депрессией это все равно не назвать. Ему просто нужно время, чтобы оклематься, и это нормально. Разве можно за это судить?       Но дни бегут слишком уж быстро. Настолько, что даже голова кругом, как от карусели. И когда Арс все же смотрит на календарь, то не может сдержать обреченного вздоха. Он ведь всю жизнь был слишком активным и деятельным, много работал, а каждый его день был продуктивным. А теперь что? Четверо суток просто прошли впустую. Почти неделя бессмысленного существования. Он ведь даже не отдохнул. Впрочем, время ещё есть.       После последнего телефонного разговора с Антоном, Арсений, разумеется, напился. А что ещё оставалось делать, если этот идиот сначала отвечает на его поцелуи, а потом бежит трахаться с Ирой и ещё имеет наглость читать Попову нотации? Да, Арс прекрасно знает, что единственный идиот — это он сам, но иногда ведь хочется спихнуть всю вину на кого-то другого.       На следующее утро он боролся с желанием написать или позвонить, чтобы извиниться перед Шастом. В итоге отправил ему короткое смс со словами «Прости за вчерашнее», а в ответ получил «Все нормально, я понимаю». Понимает. Ну да, конечно, понимает. Нихера он не понимает.       А после этой недопереписки Попов несколько дней просто продавливал собственную кровать, потому что желания делать что-то ещё не было. Да, выпить тянуло, но с этим мужчина смог справиться. А вот потребность связаться с Шастуном исчезла. Зато не исчезла потребность в самом Шастуне. Но это, уж извините, слишком.       Но сегодняшним прекрасным осенним утром Арс проснулся вполне бодрым и понял, что пора шевелиться. Не может же он до конца жизни пялиться в потолок и наматывать сопли на кулак. Он уже не малыш, нечего переживать из-за всякого дерьма. Дерьмо — подходящее слово для любви и отношений, да? Кто-то ведь однажды сказал, что все проблемы из головы, и Арс уверен, что так и есть. Если сильно захотеть, то от этих чувств можно избавиться. А нет чувств — нет проблем. И нет этого идиотского состояния. Все просто.       — Да, но только на словах, — усмехается Попов, а его шепот кажется криком в холодной и пыльной кухне. Да, уборка была бы очень кстати.       Мужчина выпивает огромную кружку горячего кофе и даже съедает яичницу, хотя быстро об этом жалеет, потому что отвыкший за эти дни от пищи желудок начинает бунтовать, а к горлу подкатывает тошнота. Но и с этим ему удается справиться, поэтому уже к двум часам он чувствует себя вполне живым и почти здоровым.       Телефон на кухонной тумбе начинает громко и противно вибрировать, заставляя Арсения поморщиться. «Армян» высвечивается на экране, и брюнет со вздохом берет трубку.       — Да, Серёг.       — Ого, взял трубу после двух гудков. Я так понимаю, тебе лучше, — произносит Матвиенко.       — Мне и не было плохо. Я просто отдыхал.       — Ладно, пусть будет так. Ну, все точно в порядке?       — Да-да, отвали, — Арс закатывает глаза, хотя улыбка все равно появляется на губах. Всё-таки приятно, когда кто-то беспокоится о тебе.       — Короче, раз ты пришел в норму, то сегодня встретимся и сходим в бар, выпьем, поболтаем, как тебе, м?       Арсению, кажется, плохеет от одной лишь мысли об алкоголе. Да и о баре. И уж тем более — о душевных разговорах.       — Не, слушай, так не пойдет. Во-первых, мне не хочется пить, а во-вторых, у меня на сегодня уборка запланирована. Но если ты так сильно хочешь увидеть мою морду, то можешь приехать и помочь, — предлагает импровизатор, а Сережа на том конце цокает языком.       — Ладно, раз пить не хочешь, то я заеду к тебе, но позже. Часа этак… через три.       — Не хочешь помогать — так и скажи, обмудок, — улыбается Арс, но в ответ ему раздаются лишь короткие гудки. Кто бы сомневался.       Попов осматривает кухню и вздыхает. Пожалуй, для начала нужно открыть все окна, чтобы из квартиры выветрился застоявшийся запах пыли, перегара, уныния и гребаного Антона Шастуна.       — Антошик, это я! — кричит Ира, заходя в квартиру и разуваясь.       Антон тихо хнычет и борется с желанием спрятаться под кровать, лишь бы не видеть лица Иры, которая вот уже четыре дня лебезит перед ним и изо всех сил старается угодить. И все бы ничего, вот только Шаст не дурак и прекрасно видит, что Кузнецовой это тяжело даётся, потому что делает она это не от большой любви, а от непроходящей тревоги.       После того, как Антон отдалился от нее на непозволительное расстояние, она решила ещё крепче сжать в руках поводок и подрезать его, чтобы Шастун больше никуда не убежал. А ещё необходимо душить его заботой и вниманием, поэтому все гулянки и встречи с подругами Ирочка старается переносить. Мало ли, Антошик в ее отсутствие поедет к… да хрен знает, к кому он там ездил. Может, к бывшей своей — Нине. Может, другая какая баба, их ведь сотни, а то и тысячи возле него. Найти любовницу проще простого. Щелкни пальцами — каждая третья ноги раздвинет. Уж кому, как не Ире об этом знать.       Вот только от этой заботы Шасту дурно. Две недели назад он был бы в восторге от того, что Кузнецова наконец снизошла до него, но теперь хочется вопить и бежать от нее. Он и так старается бежать. То с Димкой встретится, то с Журавлем, а то и позовет пообедать старого университетского приятеля. Куда угодно, с кем угодно, лишь бы подальше от дома, где ждёт Ира. Подсознательно он понимает, что это глупо, что нужно просто сесть и все обдумать, а потом и с Ирой поговорить, но он боится. Боится того, что может раскопать внутри себя.       — Что делаешь? — спрашивает девушка, заходя в комнату и садясь на диван рядом с Шастуном. И он поклясться готов, что ей плевать.       — Играю, — коротко бросает импровизатор, демонстрируя джойстик.       — Антон, можешь отложить свою игру ненадолго? Я хочу поговорить с тобой.       Шастун стискивает челюсти и сжимает джойстик с такой силой, что слышится неприятный скрип.       — А может, ты лучше отложишь свой разговор? Не слишком ли много их стало?       — Прекрати хамить. Твою мать, если у тебя какие-то проблемы с настроением или с головой, то это явно не моя вина! — цедит Кузнецова, а Шаст не сдерживает улыбку, потому что эта злобная стерва и есть настоящая Ира. Не заботливая и милая девушка, а эгоистичная и раздражительная сука. Почему он вообще полюбил ее? Любовь действительно зла. В голове сразу же возникает лицо поникшего Арса, но Шастун быстро отгоняет это видение.       — Ладно. Что ты хочешь? — вздыхает он, нажимая на паузу. В конце концов, он не может избегать разговоров вечно.       — Просто хочу понять, что с тобой происходит, — произносит Ира, вновь цепляя на себя маску заботливой подружки. На самом деле ей просто хочется понять, какого хрена Антон начал рыпаться.       — Если я не хожу постоянно с идиотской улыбкой на лице, то это вовсе не значит, что со мной что-то происходит. Знаешь, моя работа — это юмор. Так могу я хотя бы в свои выходные походить с унылым ебалом?       Ира морщится и нервно дёргает нитку в диванной подушке.       — Можешь. Но только это плохо влияет на наши отношения. «Я думал, на них плохо влияет твое блядство».       Парень усмехается и качает головой, чувствуя закипающий внутри гнев. Нужно завязывать с этим, иначе он наговорит много неприятных вещей.       — Я думаю, Ириш, что дело далеко не в моем настроении. А ещё я думаю, что ты и сама прекрасно это знаешь, — говорит Антон, заглядывая в темные глаза напротив. — Пойду покурю.       Он быстро скрывается на балконе, а Кузнецова злобно бьёт кулаком по дивану.       Все идёт не по плану, совершенно. Все рушится прямо на глазах. Она так, блять, долго боролась за это, чтобы теперь так просто потерять? Ну уж нет. Никакого расставания. Нужно просто сменить тактику.       Девушка делает глубокий вдох и медленный выдох, а потом встаёт с дивана и поправляет на себе бордовую обтягивающую юбку. На лицо, как обычно, надевает маску раскаяния и сожаления, а потом идёт на балкон.       Не зря говорят, что лучший отдых — это смена деятельности. А в случае Арсения хоть какая-то деятельность — лучшая терапия.       За уборкой время пусть и проходит быстро, зато с пользой и для дома, и для души. Вместе с пылью он сметает тоску, а пылесос, кажется, всасывает все ненужные мысли, поэтому через пару часов Арсу даже кажется, что события последних дней — лишь плод больного воображения, но слабая болезненная пульсация в груди доказывает обратное. Может, ему уже не так больно, но он все ещё любит того, кого любить не должен. Впрочем, прошло ещё слишком мало времени, нужно ещё немного потерпеть.       Когда и в квартире, и в голове чисто, Попов принимается за готовку. Пора приучать свой организм нормально функционировать. Пора готовить себя к прежней жизни. А будет ли она вообще прежней?       Вместо ответа раздается звонок в дверь, заставляя мужчину вздрогнуть. И кого это принесло?       Он вытирает руки полотенцем и спешит в коридор, а сердце начинает биться быстрее. А вдруг?.. Бред.       Тихий щелчок — и вот уже что-то маленькое и мокрое грязно матерится в его прихожей.       — Блять, Серый, ты как в подъезд попал?       — Да бабка какая-то вышла, а я зашёл. И нахуя она из дома выходит в такую погоду? Льет как из ведра. Ебануться можно. А чем это пахнет? Ого, — Сережа поднимает голову и удивлённо осматривает друга, — ты выглядишь почти нормально.       — Спасибо, — закатывает глаза Попов, а потом просто уходит обратно на кухню. Только увидев Матвиенко, он понял, как же одиноко ему было все эти дни. И как же хреново он обходился с другом, игнорируя большую часть его сообщений и звонков.       — Я бы спросил, что с тобой было, потому что этот вопрос меня уже давным-давно интересует, но знаю, что не ответишь, поэтому просто дай мне что-нибудь пожрать и расскажи, в честь чего уборка, — говорит Армян, заходя на кухню.       Вот за это Арсений его и любит.       Шастун делает затяжку за затяжкой, и это действительно успокаивает, хотя ни для кого не секрет, что на самом деле сигареты никак не воздействуют на нервную систему, а все эти слова про то, что курение помогает справиться со стрессом, — просто самовнушение. Но какая разница, если работает? Неважно, как именно.       Полсигареты спустя парень чувствует себя куда лучше, но лишь один взгляд на дверь, ведущую обратно в комнату, заставляет его вновь нервно обхватить губами фильтр.       Все это свалилось как снег на голову. Раньше он переживал из-за взаимоотношений только с Ирой, а теперь ещё и с Арсом.       Арс.       Антону кажется, что все это слишком нереально. Серьезно, как они могли целоваться? Это же… жесть.       «Но ведь тебе понравилось».       Парень вспоминает, как чужие губы касались его шеи, а щетина царапала нежную кожу. И Шаст уже уверен, что сходит с ума, потому что ему кажется, будто и сейчас на его шее оставляют мягкие поцелуи. И вот сейчас Арс наверняка выдохнет ему куда-нибудь в ключицу такое до боли знакомое «Тоха»…       — Антош…       «Блять».       «Согласен, это пиздец».       Антон тушит сигарету и оборачивается, глядя на Иру, которая смотрит на него взглядом побитой собаки. Это не Арс. Разумеется. Откуда ему здесь взяться?       «Лучше спроси, откуда эти мысли в твоей голове?».       — Прости меня, я погорячилась. Но я действительно боюсь за наши отношения, ты не можешь злиться на меня за это, — негромко говорит девушка, а ее губы вновь оставляют поцелуй на шее. Именно там, где всего несколько дней назад целовали другие губы. И от этого Шаст чувствует себя грязным.       — Я и не злюсь. У меня просто нет настроения, но я ведь и не обязан все время быть весёлым и радостным, правильно? Я устал. Я ведь такой же человек, Ир.       — Понимаю, солнышко, — кивает Кузнецова, а Антон едва сдерживается, чтобы не оттолкнуть ее. Солнышко? Да она никогда в жизни не называла его так. Откуда эта приторная сладость? Ей ведь глубоко плевать на все его переживания, на усталость и прочее. Какая мерзость. — Но я знаю, как поднять тебе настроение, — щебечет Ира, закусывая губу. — И не только его…       Только этого не хватало.       — Вообще-то… я в душ хотел сходить.       «Умно, блять. Ну ты и придурок».       — Ну, так давай сходим вместе, — продолжает Кузнецова, подцепляя тонкими пальцами резинку домашних штанов Шаста.       Но он больше не может сдерживаться.       — Я что, блять, не могу уже помыться один? Хватит за мной таскаться! — кричит он, а потом просто уходит в ванную, оставляя изумленную Иру одну на балконе.       — Сукин сын, — шипит она, сжимая кулаки. — Я тебе устрою.       Девушка возвращается в комнату и нервно оглядывается, пытаясь продумать дальнейшие действия. Вечно Шастун все равно не сможет в душе отсиживаться.       Ира стягивает с себя свою одежду и надевает футболку Антона, которая сидит на ней как платье. Она ведь знает, как ему нравится видеть ее такой домашней. Она ведь знает, что он не выносит слез. Немного духов на нижние веки — и все, расстроенная и заплаканная Ирочка сидит на кровати, обняв свои колени.       Ещё десять минут — и Антон (не без сожаления) заходит в спальню. Вид Кузнецовой заставляет его притормозить в дверях и поджать губы. На минуту он даже задумывается о том, чтобы послать все к черту и начать извиняться, как всегда, но все же остаётся на месте.       — Я просто люблю тебя, я хочу помочь тебе, поддержать. Хочу, чтобы у нас все было хорошо, — всхлипывает девушка, а Шаст отводит взгляд. — А ты? Ты просто отталкиваешь, кричишь на меня или вовсе игнорируешь. Чем я это заслужила, Антон? Почему ты так меня ненавидишь?       Импровизатор морщится и хмыкает. Ненавидит? Серьезно? Да он готов был на руках ее носить до конца своей гребаной жизни! Это ведь она все проебала, сама, а теперь его винит. Может, он и виноват, но она ведь тоже далеко не святая.       — Да кого ты строишь из себя? Верную страдающую женушку? Думаешь, я не знаю, какая ты на самом деле? Думаешь, я настолько тупой?       Ира молчит несколько секунд. Кажется, поводок окончательно выскальзывает из ее рук. Да она пришьет его к ладони, но не отпустит.       — Ты охренел, что ли? — спрашивает девушка, чувствуя, что от злости начинает потряхивать. — Ты разрушаешь наши отношения и ещё имеешь наглость…       — Я?! Я разрушаю наши отношения? — кричит Антон, тут же мысленно взвешивая ситуацию. Нет, спорить не имеет смысла, Кузнецова все равно останется при своем мнении. Но и видеть ее бесстыжие глаза он не хочет. — Уходи.       — Что? — спрашивает девушка, поднимаясь с кровати. Ей просто послышалось, он не может ее выгнать.       — Одевайся и уходи. Уходи, черт тебя возьми, просто уходи!       Десять минут спустя Антон сидит на кровати с алеющей от пощёчины щекой. И он один. Вот только никакого удовлетворения это не приносит.       После ухода Матвиенко Арс вновь почувствовал себя одиноко и даже хотел позвонить Армяну и попросить его вернуться, но не сделал этого. В конце концов, нужно учиться справляться с этим в одиночку.       Но это оказалось куда труднее, поэтому Попов вновь вливает в себя всякую дрянь. Нет, он не хочет напиться и забыться, он хочет просто немного выпить, чтобы стало легче. Да и сон крепче будет.       Но два стакана спустя мужчина вновь начинает думать об Антоне. Как он там? Где? С кем? С Ирой наверняка. Спит с ней в обнимку или курит на балконе, страдая от бессонницы? Думает ли он о том, что произошло?       Попов вздыхает. Ну когда же это все закончится? Когда отпустит?       Не думая о последствиях, Арс берет телефон и заходит на страницу к Шастуну, просматривая его фотки. Докатился. Да ну нахер эти социальные сети.       Ещё пару секунд попялившись на дату и время, Арсений открывает сообщения и читает несколько последних. Написать? Или не стоит? Конечно, это глупо, не нужно постоянно написывать, надо просто оставить Антона в покое.       Арс:       «Надеюсь, у тебя все хорошо».       Вот после этого сообщения и оставит.       Антон шарит по кровати ладонью, пытаясь нащупать телефон, который оповестил о новом сообщении. Яркий свет от экрана заставляет поморщиться, но парень все же открывает сообщение и замирает. Арсений.       Шаст:       «Лучше бы о себе так беспокоился, дурачина».       Арс:       «Моё предложение ещё в силе. Не хочу больше ругаться с тобой, но ты действительно можешь приехать ко мне, если хочешь».       Шастун закусывает губу. Выпить он бы не отказался, но если он напьется, то наверняка начнет жаловаться на Иру и на все дерьмо, которое с ним происходит. А нужно ли это Арсу? Вряд ли. Поэтому стоит предупредить заранее, чтобы он обдумал свое предложение ещё раз.       Шаст:       «Я выгнал Иру, а она мне по морде дала. Разругались в пух и прах. Если готов выслушивать мое нытье, то я приеду».       Ответ приходит на удивление быстро.       Арс:       «Я могу приехать. Или приезжай сам, как хочешь. Но обещаю выслушать».       Шаст:       «Я так понимаю, ты уже выпил, поэтому не надо никуда ехать, я сам приеду. Не пей до моего приезда».       Парень подрывается с кровати и бегает по комнате, пытаясь одновременно натянуть джинсы и найти бумажник. Да, он хочет увидеть Арсения. Да, он хочет выйти из этой квартиры. Да, он хочет напиться. И что? Кто его осудит? Уж точно не Попов.       Шаст одевается, берет деньги, телефон и ключи, заказывает такси, а уже через сорок минут стоит под дверью Арса, сжимая в руках пакет с двумя бутылками коньяка, какой-то закуской и тремя пачками сигарет.       — Приехал, — довольно тянет Арсений, открывая дверь. Честно говоря, он все ещё не может поверить, что Шастун согласился приехать и выпить с ним. И что он выгнал Иру. Выгнал. Иру. С ума сойти.       — Конечно, приехал. Ты ведь спился бы тут без меня, — усмехается Шаст, заходя в квартиру и протягивая другу пакет. А сам друг, вообще-то, выглядит уже не таким убитым. И почти трезвым.       — Ну, теперь-то ты меня от алкоголизма спасёшь, да? Не позволишь мне нажираться в одиночестве.       Антон встаёт напротив Попова и улыбается.       — Конечно, Арсэн, о чем речь.       Попов на пару секунд зависает, глядя на этого совершенно необыкновенного человека.       — Ну, так где будем сидеть? На кухне или в комнате?       — В комнате. Уж больно нравится мне твой диван, — негромко смеётся Антон, проходя в большую комнату и садясь на диван.       Он думал, что Арс все это время пил и гробил свою жизнь, но он выглядит вполне неплохо, да и дома чисто и свежо.       — Много ты выпил? — кричит Шастун Попову, который ушел на кухню за посудой.       — Да нет, стакана три, — брюнет заходит в комнату и расставляет на журнальном столике тарелки с закуской и стаканы. — Но это не так уж важно. Лучше расскажи, что там у тебя произошло с Ирой? Неужели надоело терпеть ее выходки?       Антон вздыхает, вновь ощущая укол вины перед Арсом и перед Ирой. Всё-таки он был слишком груб, а с ней так нельзя.       — Да я сам виноват, — произносит парень, разливая коньяк по стаканам и чокаясь с Арсом. Он делает большой глоток и морщится. — Она сама на себя не похожа была в последние дни. После того, как я сбрасывал ее звонки и не отвечал на сообщения… не знаю, видимо, у женщин и правда хорошая интуиция, потому что все эти дни она не отлипала от меня. Постоянно контролировала, проверяла, с кем я и где. И эти ее разговоры вечные. А сегодня мы с ней поругались, а она начала плакать опять, а потом сказала, что я разрушаю наши отношения. Я, понимаешь? Ты сам знаешь, как я ими дорожил, Арс, этими отношениями, — жалобно произносит Шастун, вновь отпивая из стакана. Арсений кивает, хотя на самом деле в голове пульсирует «дорожил-дорожил-дорожил». Почему «дорожил», а не «дорожу»?       — Знаю, — хрипло отвечает мужчина и прочищает горло.       — В общем, я сорвался. Попросил ее уйти. А до этого накричал. Ну, она мне по морде дала, собралась и уехала. И теперь я думаю, что все же погорячился.       — Да все ты правильно сделал, Антох, — немного резко отвечает Арсений. Как Шаст может быть таким? — Она столько времени вертела тобой, как хотела. Если кто и разрушает эти отношения, то это она, а не ты. Прости, конечно, но она же блядь. Ты знаешь это, я знаю это, все это знают. И она не имеет никакого права так говорить тебе и обвинять тебя в чем-то, — Арс качает головой, а потом осторожно протягивает руку и касается щеки Антона, заставляя того замереть и прикрыть глаза. Поцелует. Сейчас Попов его поцелует.       — Да уж, неслабо она тебе треснула, — произносит мужчина, осматривая все ещё красную щеку, а потом отстраняясь.       Шаст выдыхает, чувствуя смесь облегчения и разочарования. Чертовщина какая-то.       Пару минут импровизаторы просто молча пьют, думая каждый о своем, а потом Антон нарушает тишину.       — Не знаю, должен ли я говорить об этом с тобой, но… я тут задумался над одной вещью, — говорит он, а Арс заинтересованно смотрит на друга и крепче сжимает стакан. — Как только Ира начала так себя вести, стала такой внимательной и нежной, начала уделять мне так много внимания, постоянно лезть ко мне… Ты понимаешь, за эти несколько дней она говорила «Я люблю тебя» чаще, чем за все время наших отношений. И как только все это началось, я словно успокоился. Не знаю, как это описать, но я могу сравнить это с видеоигрой. Вот ты сидишь целыми днями и ночами, играешь, пытаешься пройти игру, а когда проходишь, то радуешься, прыгаешь от счастья. Но радость твоя быстро проходит, а игра… игра пройдена, она больше не интересна. Может, мне просто нравилось добиваться ее, а? А когда я получил желаемое, то весь интерес пропал.       В комнате снова повисает тишина, но прерывает ее опять Антон.       — И если это правда, если с Ирой все именно так и вышло, то получается, что это я ее использовал все это время, а не она меня. Я не знаю, Арс, может, это из-за ситуации с тобой я на время отвлекся от восхищения ею, а через некоторое время снова начну сходить с ума и выполнять каждую ее прихоть. Не знаю. Но эти мысли мне покоя не дают.       Арсений внимательно смотрит на Шастуна и покусывает губу. Если он разойдется с Кузнецовой, то вряд ли прибежит к Арсу с признаниями в любви. Но, по крайней мере, найдет себе другую, нормальную девушку, которая будет его ценить и любить. А только этого мужчина и хочет для Антона — счастья.       — Забавно, да? — негромко говорит он. — Почему всегда так происходит? Чем меньше женщину мы любим, тем легче нравимся мы ей. Кто это сказал? Пушкин?       — Не помню. Но верно сказал.       — Я хочу, чтобы это закончилось, Тох. Она, блять, так много боли тебе причинила. Она не заслуживает тебя, неужели не понимаешь? Тебе так тяжело, и…       — Это трудно. Трудно, Арс.       Антон обречённо вздыхает и допивает очередной стакан, а потом укладывает голову на плечо Арса, хотя это действительно не самый умный поступок.       Арс замирает, чувствуя парня так близко, ощущая запах его шампуня, его дыхание на коже. Какого хрена он творит?       — Антох…       Шаст усмехается, поймав себя на мысли, что это простое «Антоха» нравится ему куда больше, чем приторное Ирино «Антошик». Он молча отстраняется, а потом залпом выпивает ещё один стакан. В голове уже туман от выпитого алкоголя, от усталости и от всех этих мыслей.       Они с Поповым так же молча выпивают ещё по стакану. Как давно они открыли вторую бутылку?       — Хочу тебе нравиться, — вдруг произносит Арс, глядя перед собой.       Шаст замирает, а потом чуть улыбается, когда знакомое чувство разрастается в груди.       Нежность.       — Когда ты улыбаешься, мне хочется спиздануть какую-нибудь глупость, лишь бы ты смеялся. Я ненавижу Кузнецову за то, что она делает с тобой. Ненавижу тот факт, что она имеет над тобой такую власть.       Антон тяжело и медленно дышит, впитывая в себя каждое слово. Он никогда не испытывал к Ире того, что к нему испытывает Арс. Да, он переживает, когда она плохо себя чувствует, радуется, когда она счастлива, но в его голосе никогда не было того, что есть в голосе Арсения.       Шастун разворачивается и забирается на диван с ногами, скрещивая их по-турецки и смотря на профиль Арса. Попов вздыхает и копирует позу друга. Пару секунд они просто сидят друг напротив друга и молчат. Снова.       — Я уже говорил, что у тебя отвратительный вкус, но скажу это ещё раз. У тебя просто отвратительный вкус, Попов, — мягко улыбается парень, придвигаясь ближе и утыкаясь своим лбом в лоб Арса, который от удивления шумно выдыхает и прикрывает глаза. Они слишком пьяны.       — Вокруг так много красивых девушек, а ты запал на меня. Я твоя самая худшая импровизация, Арс, меняй, — переходит на шепот Антон.       — И не подумаю, — серьезно произносит второй импровизатор, распахивая глаза. Антону становится не по себе от той железной уверенности в голубых глазах.       Шаст отстраняется, но по-прежнему сидит слишком близко к мужчине. Он смотрит на свои ноги, а потом поднимает голову.       — Я с ума схожу. Мне кажется, что за эту неделю я себя потерял. Или нашел. Не знаю. Не думал, что может быть так трудно.       — Если ты сходишь с ума, то я уже давно свихнулся, — на губах Попова появляется усмешка, а его рука оказывается на шее Антона, осторожно поглаживая.       — Я уже говорил тебе, что ты охуенно целуешься?       Шастун вздрагивает и прикрывает глаза, потому что понимает, что попал в ловушку. И он боится этого, боится своей реакции. То, что они делают, — неправильно. Друзья так себя не ведут.       «Он тебе в любви признался, какая к хуям дружба?»       — Не говорил, — одними губами произносит Шаст.       — Сказал теперь.       Рука с тонкой красной нитью на запястье поднимается выше и оглаживает скулу парня.       — Я кое-что понял, Шаст. Пока надежда есть, я буду делать все, чтобы добиться взаимности, — говорит Попов, а потом целует чужие губы. Тяжесть последних дней моментально исчезает с его плеч.       Однако настоящим поцелуем это назвать трудно, потому что оба импровизатора просто замерли, прижавшись друг к другу губами. Потому что Антон борется с самим собой, а Арсений не хочет слишком наседать.       Пара невероятно долгих секунд — и простое прикосновение становится настоящим глубоким и жарким поцелуем.       Арс чувствует себя так, словно только что вынырнул из глубины и вдохнул кислород. Он мог бы подумать о том, что будет завтра, но это кажется глупостью, потому что Антон отвечает на его поцелуй. Прямо сейчас. А завтра будет завтра.       Попов спускается губами на шею парня, целуя, кусая и лаская каждый миллиметр кожи, вдыхая в себя ее запах. А руки Антона путаются в темных волосах, заставляя мужчину судорожно вздыхать, хотя звуки эти больше похожи на всхлипы.       Когда Попов пробирается пальцами под одежду Шаста и касается его спины, тот неуверенно целует брюнета за ухом. И он не знает, что ему нравится больше — вкус и запах чужой кожи или реакция Арсения на такой невинный поцелуй.       — Стой, Арс, стой, — тихо бормочет Шастун, отстраняясь, но не открывая глаз. — Я на большее не горазд.       — Я только… только чуть-чуть, — жалобно просит Арсений, которому оторваться кажется просто нереальным. — Я не сделаю ничего плохого, клянусь. Пожалуйста, Тох, не отталкивай меня. Мне так же страшно, как тебе.       И Антон сдается. Он не просто позволяет ласкать и целовать себя, он ласкает и целует в ответ. И ему нравится то, что происходит. Алкоголь тому виной или что-то другое — какая разница? Ему просто хорошо. Ему хорошо и тогда, когда толстовка летит в сторону, а чужая ладонь сжимает его возбуждение. И ему вовсе не противно, когда собственная рука касается члена Арса. Так не должно быть, но уже поздно об этом думать.       Антон лениво перебирает пряди темных волос, расфокусированным взглядом пялясь в потолок, пока Арсений прячет лицо у него на груди.       — Арс, — зовёт парень.       — М?       — Мне бы в душ.       — Компанию составить? — улыбается Попов, поднимая голову. Шаст невольно вздрагивает, потому что никогда прежде не видел друга таким довольным и счастливым.       — И чего вы все сегодня ко мне в ванную хотите залезть? — негромко ворчит парень, а Арсений тут же слезает с него и проводит ладонью по шее. Кажется, он подзабыл, что Антон вовсе не его, а все произошедшее — просто недоразумение.       — Ты знаешь, где ванная. Полотенце там есть. Сейчас принесу что-нибудь надеть.       Шастун кивает и молча уходит, стараясь не думать о том, что натворил. В ванной парень старается не смотреть на себя в зеркало, он лишь смывает с себя усталость, пот и сперму. Свою и чужую.       Приведя себя в порядок, Шаст надевает принесенные Арсом вещи и идёт в комнату.       — Моя очередь, — говорит Попов, скрываясь в ванной. Антон тихо стонет от собственной тупости, а потом залезает на кровать. Они с Арсом только что подрочили друг другу, так почему бы и не поспать в одной кровати? Хуже явно не будет. Хуже уже просто некуда. Он ведь опять изменил Ире, и на этот раз это не просто поцелуй, это настоящая измена. Он хочет разрешить проблемы, но в итоге делает только хуже, усложняет все.       — Все нормально? — доносится справа. Парень поворачивает голову и видит в дверном проходе немного сконфуженного Арсения.       — Да. Просто спать хочется. Ты ведь не против, что я тут лег?       — Смеёшься? — фыркает мужчина, выключая свет и забираясь на кровать к Антону. Он притягивает его к себе и целует. И Шастун отвечает. Почему? Хрен знает.       — Тох, — оторвавшись, говорит Попов. — Я люблю тебя.       Второй импровизатор улыбается и облизывает влажные губы.       — Знаешь, Арс, твоя любовь — это единственное, в чем я действительно уверен сейчас.       Антон думал, что любит Иру, но это оказалось не так. Он думал, что никогда даже не подумает о симпатии к парню, но и это оказалось неправдой, потому что буквально полчаса назад Арсений заставил его кончить. Он сомневается во всем, сомневается в своих чувствах, в своих мыслях, но он ни на минуту не усомняется в чувствах Арса.