Crossroads AU

Потрясающе прекрасная ночь в июле тысяча девятьсот двадцать седьмого года — сделанная для любовников ночь, когда тёплый воздух предназначен для долгих тёплых прогулок, а нежный ветерок подсказывает шепотом пальцам как лучше скользить по чувствительной, запретной коже. Виктор Никифоров стоит в месте, где пересекаются две дороги, купаясь в свете луны. На нём длинное серое пальто, несмотря на приятную погоду, более того, он одет больше для поездки, чем для деловой встречи или поиска удовольствия. Под его левым глазом призрак жёлто-зелёного синяка, скрытый длинной чёлкой. Он крутит свою шляпу вновь и вновь, пока ждёт. Прости меня, думает он. Он не знает к кому обращается, но всё равно просит. Ночь не отвечает. Время течёт, и Виктор смотрит на свою шляпу, поворачивая её ещё раз, и ещё раз, и ещё раз. Он проглатывает нервный комок в горле, сердце трепещет в груди, как пойманная птица. Лёгкий порыв ветра ерошит волосы сзади на шее, и чужие чёрные лакированные ботинки появляются на краю зрения Виктора. Он скользит по ним вверх: резко выглаженные чёрные брюки, жилет, который кажется блестящим в лунном свете и… воздух застревает у Виктора в горле. Одежда принадлежит самому прекрасному человеку, которого когда-либо видел Виктор. Он азиат с глубокими карими глазами, обрамленными длинными ресницами, и чернильно-чёрными волосами, уложенными назад. У выреза на костюме кроваво-красная отделка, которая акцентировала внимание на сочных красных губах. Виктор ожидал, что дьявол будет угрожающим, опасным… дьявольским. Он не ожидал, что ощутит своё сердце в горле, как сейчас, бьющимся от запретной тяги, которая первоначально и привела его сюда. Дьявол рассеянно облизывает губы; Виктор роняет шляпу и, кажется, не может заставить себя её поймать. Ветер ловит её и уносит; дьявол смотрит на это мгновение с позабавленной улыбкой, игравшей на лице, прежде чем повернуться обратно и сделать ещё один шаг, прямо в личное пространство Виктора. — Т-ты?.. — Зови меня Юри, — говорит дьявол. Виктор начинает. — Я… ох. Хорошо. Я… —…Виктор Никифоров, — говорит дьявол, каждый звук — изящная симфония. — Что я могу для тебя сделать? Виктор замирает. Пожалуйста, умоляет он себя. Прекрати смотреть на его губы. — Я… — голос ломается, горло внезапно пересыхает. — Я хочу… Взгляд у дьявола глубокий и пленительный. Он так прекрасен. Виктор закрывает глаза, игнорируя всплеск боли, вспыхивающий от синяка, и делает глубокий вдох. Когда он открывает глаза, он смотрит на свои ноги. — Я хочу, чтобы ты сделал меня нормальным, — наконец шепчет он, проглатывая своё жалкое отвращение к последнему слову. Прохладные пальцы отводят чёлку Виктора в сторону; большой палец нежно касается синяка, и Виктор рефлекторно тянется за прикосновением, прежде чем отшатывается, распахнув глаза. Дьявол не вздрагивает; он только усмехается, кладя ладонь на щёку Виктора. — Ты бы хотел продать душу, чтобы стать… нормальным. Весьма туманно. Виктор чувствует, что дрожит от руки дьявола. — Пожалуйста, не заставляй меня говорить это, — молит он шёпотом. — Говорить что? — Я неправильный, — горько бормочет Виктор, смотря поверх плеча дьявола. — Я не исправен. Я не могу измениться, как бы не пытался. Ухмылка дьявола становится более мягкой, почти доброжелательной. Он осматривается, бросая взгляд за плечо Виктора — на бар, возможно, в полумиле от них, в окнах горит золотой свет, который мерцает, когда люди внутри перемещаются. Он оборачивается. — Смею предположить, — говорит он, пока его большой палец опять ласкает синяк Виктора, — что это они хотят, чтобы ты был нормальным. В их понимании, в любом случае. И они готовы быть жестокими при встрече… с чем-то уникальным. — Можно сказать и так, — выплёвывает Виктор. Дьявол на это весело смеётся. — Скажи мне, Виктор, и я узнаю, если ты солжешь, — говорит он, положив другую руку на грудь Виктору, прямо напротив сердца. — Если бы ты был где-то и с кем-то, кто принял бы тебя таким, какой ты есть, ты бы всё ещё хотел заключить эту сделку? Сердце Виктора бьётся так сильно, что он задаётся вопросом, не пытается ли дьявол зачаровать его из грудной клетки, как заклинатель змей уговаривает гадюку из маленького глиняного горшочка. Он открывает и закрывает рот три, четыре, пять раз, прежде чем наконец молча вздохнуть. — Нет, — шепчет он, и как только он это делает, он чувствует, как с плеч падает тяжесть. — Я… я не хотел бы. Дьявол поднимает руку, держа лицо Виктора уже двумя, и целует его. Целомудренно, медленно, тягуче. Виктор сначала замирает, ужас заполняет его до краёв, но между двумя ударами сердца он смягчается, застонав в поцелуй, потому что это всё, чего он когда-либо желал, так долго, сколько себя помнит. У дьявола сочные губы, горячий рот. В конце концов, дьявол отстраняется, но недалеко, и Виктор чувствует его улыбку. — Ты говоришь, что хочешь быть нормальным, Виктор Никифоров, — бормочет он лукаво. — У меня есть идея получше.