Crossroads AU

Это случается во вторник, может быть, когда Юри просыпается и понимает, что мир пуст. Он одевается, чистит зубы, поправляет галстук и идёт по тихим улицам к железнодорожной станции. На платформе нет толпы, нет женщин с удушающим парфюмом или бизнесменов, которые смотрят в глаза и анализируют: кто из них толкнёт локтем другого? Кто будет вежливым, а кто не опоздает? В поезде Юри садится у окна. Нет ни тел, насильно прижимающихся к нему, нет ни липкого тепла затхлого воздуха, выдыхаемого сотней лёгких в замкнутом пространстве. — Я думал, что найду тебя здесь, — раздаётся голос, который Юри теперь хорошо знает, смысл слов вплетается в крошечные полости в костях. Он поднимает взгляд, чтобы увидеть демона, сидящего по диагонали от него, с наслаждением устроившегося на двух сиденьях, его чёрные ботинки блестят, бросаются в глаза на середине прохода. Юри пожимает плечами. — Я человек привычки, — отвечает он, и Виктор смеётся. — Ты изумительный, — говорит он. — Очарователен по всем статьям. Ты собираешься доехать до работы? Юри смотрит в окно на проносящийся мимо туннель, подперев рукой подбородок. — Не думал об этом, на самом деле, — признаётся он. — Наверное, нет. В любом случае, это не похоже на реальность. Поезд вокруг дёргается с короткими помехами, и Виктор усмехается. — Не получилось тебе одурачить, да? Юри оглядывается и задерживает насмешливый взгляд на дьяволе, приподняв бровь. — Разве это не должно быть адом? Вечные пытки и муки? Думаю, ты знаешь, что это было для меня, и мир без людей — не совсем моё представление о страданиях. Дьявол исчезает и появляется сидящим рядом с Юри, их бёдра по-свойски прижимаются. Он переплетает свои пальцы вместе, глядя прямо вперёд; его ухмылка смягчается, и Юри чувствует, как собственные губы растягиваются в обнажённом волчьем оскале, в смертоносном приветствии, переламывая ход игры, как если бы хищник стал добычей. — И ты будешь ко мне добрее, Виктор? — спрашивает он якобы кокетливо, но внутри он думает, что его слова — вызов. — Сделаешь маленький кусочек рая в аду для любимой игрушки? Кошмарный визг помех, и пустой вагон преображается в спальню, сидение становится массивной кроватью с балдахином. Виктор внезапно оказывается на нём, удерживая Юри, толкаясь в него. Юри задыхается от грубого движения бёдер Виктора, и Виктор наклоняется ближе и накрывает его рот рукой. — Ты моя любимая игрушка, — мурлычет он. — Это значит, что я могу играть с тобой. А не наоборот, — он убирает руку, заводя запястья Юри над головой, прижимая их к кровати. Юри выгибается на матрасе к прикосновениям Виктора, качая бёдрами, дрожа от удовольствия, когда член Виктора давит на простату. — И это… ах… — он облизывает губы. — Это пытка? — он вздрагивает, когда Виктор склоняется, чтобы лизнуть вдоль линии его уха. — Какая это пытка, если это приносит удовольствие? — шепчет дьявол, толкаясь особенно трудно подчеркнуть свою точку зрения. — Это… вечная мука… если ты никогда не… хотел быть спасённым? Юри чувствует, что его судорожные вздохи становятся чем-то близким к истерике, близким к экстазу, близким к тому, что разрушает его на атомном уровне. Он скалит зубы, впиваясь ногтями в спину дьявола, вонзая так сильно, как может, зная, никогда не раздерёт до крови. Несмотря на это, дьявол вздыхает — звук невероятно похожий на беззащитность, — и его толчки становятся быстрее, более безумными, только выбивающимися из тени полного контроля. — Любимая игрушка, — повторяет Юри, хватаясь за горсть волос Виктора и притягивая его голову так, чтобы он смог его поцеловать. Он пропускает первые два слова в предложении: ты, моя.