***
— Кто здесь? — он осторожно вышел из коридора, вглядываясь в темноту. — Кто это?.. — обычный вопрос, с которого всегда всё начиналось. — Кто ты?! — Рэй начал дрожать от волнения, медленно передвигаясь вдоль стены и озираясь по сторонам. — Уйди от меня… Уйди! Сгинь! — но в ответ раздалось лишь злобное хихиканье, эхом отразившееся от стен. — Проклятье… И самое ужасное, что уйти из квартиры тоже было нельзя. Видения продолжались и на улице, причем становились сильнее. Мерещилось такое, что лучше не вспоминать. Рэй так однажды сбежал, и едва не попался психиатрам, потому что видел страшное: окружающие люди ходили вокруг без голов, размахивали руками, из горла их лилась чёрная жидкость, и у альфы началась паническая истерика прямо на улице. Ему пытались помочь, но он шарахался от всех, потому что видел не людей, а чудовищ. В итоге кто-то из толпы вызвал скорую, но едва заслышав сирену, Рэй вырвался от сочувствующих и сбежал. Он снова примчался домой, а влетев в квартиру, наглухо заперся в комнате Люсьена. Он и сам не знал, почему именно там искал спасения, но главное, что он его нашёл. Потому что позже понял, что только в этой спальне ему и становится легче. Рэй отсиживался там все зловещие сутки напролет, пока весь кошмар не заканчивался — и только так сохранял рассудок. Поэтому-то он и не съезжал с квартиры, а вкладывал в неё практически все свои деньги, которые зарабатывал, только бы не терять этот оазис надежды — и ничуть не жалел. Он больше нигде не чувствовал себя в безопасности в эти страшные дни, только в комнате Люсьена. Но стоило ему выйти оттуда, даже по нужде, как он опять подвергался паническим атакам, и с каждым разом видения становились всё хуже, а иной раз даже какие-то неведомые силы кидали его об стены, и он с трудом спасался и опять запирался в спальне. Но утром всё было по-прежнему. Вот это и пугало больше всего, потому что видения были настолько реальные, что у альфы даже синяки оставались, если он ударялся об угол при падении или же какой-то предмет задевал его, когда пролетал мимо. Но кому теперь это докажешь? Комната выглядела совершенно обычной, и расскажи он хоть долю той правды, которая тут творилась, все бы сразу решили, что Рэй окончательно помешался. А последствия не заставили бы себя ждать. Одним словом, ситуация была безвыходная. А в доме и правда творился кошмар. Или же это происходило в голове у Рэя — не суть. Главное, что с каждым разом картина усугублялась — нечисть наглела, а тепеть ещё начала разговаривать. Вот и сейчас происходило то же, и Рэй, стоя у стены, лихорадочно раздумывал, как бы ему без помех прорваться сквозь гостиную, чтобы запереться в спасительной обители и всего этого не слышать. С каждым разом достигнуть этой цели становилось всё сложнее: мебель двигалась резче, падала чуть ли не на голову, предметы летали, будто ими выстреливали из пушки, и кто-то даже хватал альфу в темноте, терзал его, и ему приходилось по-настоящему отбиваться. Но в конце концов он добирался до спальни, закрывался там на замок и исчезал на целый день, не являясь даже на работу. Жан давно к этому привык. Хотя он думал, что Рэй всё ещё переживает гибель возлюбленного, а число тринадцать просто стало для него слишком трагичным — вот он и отсиживается в квартире. Ну, а поскольку на следующий день альфа, как правило, всегда являлся в офис — пусть и немного вымотанный, но всё же в форме, Жан спускал ему эту слабость, зная о его расшатанной психике. Но не потому, что ему было безразлично — как раз наоборот. Но бета слишком хорошо знал вспыльчивую натуру брата и понимал, что безопаснее будет не трогать его, чем снова поднять эту болезненную тему. К сожалению, Жан не всегда мог держать Рэя в узде — хотя в большинстве случаев ему это удавалось, но если вопрос касался смерти Люсьена, то тут мог произойти настоящий ядерный взрыв, поэтому Жан по возможности обходил этот вопрос. И по-прежнему не решался обратиться к психиатрам, надеясь, что рано или поздно горе забудется, и тринадцатое число станет самым обычным днём, особенно если какой-нибудь омега вытеснит из сердца брата старую любовь. Но увы, всё было не так-то просто — ведь именно новой любви Рэй и боялся, и у него на то имелись веские причины. Полтергейст — это было ещё не самое страшное. По сути, это даже были мелочи, которые хоть и казались ужасными, но к ним, как ни странно, альфа уже начал привыкать.***
Вот и сейчас он осторожно вошёл в комнату и глянул на диван. Ну конечно же — обычная картина: полусгнивший, полуразложившийся живой труп лежит в изящной позе поверх покрывала и пялится своими пустыми глазницами. Очередная больная галлюцинация — извращённая форма чувства вины, которую альфа испытывал по поводу смерти возлюбленного, но какая же наглая! Материализовалась так, что стала будто живой, да ещё пытается походить на Люсьена. И кокетничает! — Слезь оттуда, — Рэй испытал отвращение — страх постепенно уступил место злости, как было уже не раз с тех пор, как призрак начал появляться. — Уйди с его места. Ты — не Люсьен! — Хм, — труп пожал плечиком, поправив грязные, спутанные волосы. — Конечно же нет. Я в сто раз лучше твоего несчастного вертихвоста! — А ну пошёл вон! — Рэй подлетел и вырвал из-под него одеяло — призрак тут же рассыпался в прах и растворился в воздухе. Пространство недовольно зашипело. «Ты сегодня злой, — проговорило оно. — Мне это не нравится!» — А мне не нравишься ты! — выкрикнул альфа. — Убирайся из моего дома, кто бы ты ни был! — но тут же опомнился и захлопнул ладонью рот: «Чёрт… С кем я говорю?» Пространство зловеще расхохоталось. «Со мной говоришь! Со мной! — ликовал голос. — Потому что ты сумасшедший! И твоё место в психушке! Ты сам это знаешь!» И опять всё вокруг задвигалось, засверкало, с пола поднялись чёрные тени, стены начали выгибаться, по углам ручьями потекла кровь. Рэй в ужасе огляделся по сторонам. — Вот дерьмо. Опять. Опять началось! — он схватился за голову, с отчаянием глянул на дверь спальни Люсьена, но её почти не было видно — всё заволок черный морок. Как же пробиться туда? А с рассудком опять началось неладное — снова видения, снова тупая боль в висках, а ещё трупы, повешенные, какие-то кадры из катастроф, и всё это смешалось в один спутанный фильм. И тогда Рэй рванулся через гостиную, уже плюнув на всё. Наперерез ему тут же ринулся стол, альфа налетел на столешницу, больно ударившись животом. — Ах! — вскрикнул он. — Проклятье! — а рядом просвистел стул, что-то посыпалось из шкафов, раздался звон разбитого стекла. — Чёрт. Чёрт! Чёрт! — стало по-настоящему страшно. — Убирайся вон из моей головы! Прекрати это! Убирайся! — он снова кинулся вперед — прямо через стол, споткнувшись о стулья, поскользнувшись на ковре, который тоже ожил и начал вырываться из-под ног. Рэй подбежал к двери спальни, но она оказалась покрыта мраком. Он попытался нащупать её в темноте, но под руками обнаружилась лишь голая стена — проход исчез! А голова уже пухла от ужаса, от всего этого кошмара, что творился в мозгах. — Открой же! — взмолился Рэй, упав на колени. — Открой! Помогите мне! И вдруг распахнулась дверь кухни, и оттуда полыхнул яркий свет. Рэй оглянулся, и в этот момент луч достиг его ног, разогнав всю нечисть. Альфа уставился в проход, замерев от неожиданности: в дверях стоял Люсьен — лёгкий, эфемерный, призрачный. Он улыбался и смотрел на Рэя, а в руках у него были фиалки — те самые, которые альфа купил для Ади. Рэй никак не мог поверить, что видит это. — ЛЮси… — он назвал его ласково, как когда-то при жизни. — ЛЮси, это ты?.. Призрак покивал головой с доброй, нежной улыбкой, и вдруг махнул рукой, указывая на стену за спиной. Рэй сразу обернулся и увидел, что дверь спальни вновь появилась. Он тут же рванул за ручку и заскочил внутрь, но после, постояв немного и отдышавшись, снова выглянул. Но Люсьена уже не было. Альфа захлопнул дверь и, прижавшись к ней спиной, медленно съехал на пол. — Не может быть, — он был ошарашен. — Это был ЛЮси. Он помог мне! И это после всего, что я сделал, Господи… — Рэй горько заплакал. — Бедный мой мальчик. Ты так и не понял, с каким чудовищем жил…***
А утром Рэй очнулся в коридоре: в верхней одежде, как приехал с выставки, лежащим на полу, на животе. Видимо, вечером он вошёл в квартиру и сразу упал без чувств. И, как обычно, начисто забыл, как это вообще случилось. Но наверняка, всё произошло от усталости — от того дикого напряжения, в котором прошла вся выставочная неделя, да ещё вкупе с течкой. Рэй же практически не спал по ночам, как впрочем и Ади, а с утра сразу начиналась работа и заканчивалась только к позднему вечеру, и альфа так выматывался, что держался на ногах лишь благодаря любви. Но сейчас, вернувшись домой и полностью расслабившись, он, наконец, ощутил всю усталость, не выдержал и рухнул без сил. И провалялся всю ночь, от чего тело ужасно ныло. — Вот чёрт… — Рэй с трудом приподнялся. — Как же меня угораздило? В доме уже было светло — наступило утро, в окна пробивался мягкий, солнечный свет. — Опять этот идиотский обморок, — альфа тряхнул головой. — Дерьмо собачье… Он медленно встал, выпрямился и тут же ахнул, схватившись за виски: боль в них просто сваи заколачивала, как со страшного похмелья. — Проклятье… — Рэй поплёлся в комнату, держась за стены. — Когда же это закончится? Что же мне делать?.. — но тут его взгляд упал на дверь кухни. Альфа вздрогнул и побледнел: опустив взгляд на пол, он увидел лежащий рядом с порогом букетик фиалок. — Не может быть, — Рэй подошел и поднял цветы. — Это же был… сон? Хотя не особо-то в это верилось — слишком уж реальными были видения, слишком ощутимы. Но каким образом альфа в них попадал, и как потом опять оказывался в обычной реальности — он не мог объяснить. Он ничего не мог объяснить, чёрт возьми! Осторожно оглядевшись по сторонам, Рэй заглянул в кухню. Там всё было по-прежнему: чисто, убрано, на столе стояла вазочка с водой. Но альфа точно помнил, что цветы оставались там, когда они с Ади покидали квартиру. И после никто их не трогал. Как они оказались у двери? Ведь никто не мог их вынуть и бросить здесь. Никто! Потому что Люсьен ему всего лишь приснился! Альфа вцепился в волосы, подошёл к столу, поставил букетик в воду. Бред какой-то. И ещё удивительно, что цветы ничуть не завяли — как будто их только что срезали. А ведь две недели прошло! Рэй покачал головой, уселся на стул. — Не может этого быть… Не может быть! Это были сны!.. Но просидев так несколько минут, он обречённо вздохнул. — Я ненормальный… И становится только хуже. Мне уже не помочь. Зачем я пометил малыша? Как я мог это сделать? Что же мне теперь ему сказать?.. Рэй вспомнил омегу — его нежную шейку с меткой. Альфа так гордился, что сделал это. Впервые он настолько полюбил, что решился на подобное. И что ему теперь делать? Как признаться Ади в том, что тот, с кем омега связался — реальный псих? К тому же, опасный. Ведь сегодняшняя потеря чувств с видениями — это ещё были мелочи. Бывало и хуже, и именно поэтому альфа решил никогда больше не связываться ни с какой с любовью. Его заскоки были слишком серьёзными. И он почти не мог контролировать их, а в последнее время и вовсе. Поэтому-то и расставался с прошлыми пассиями, и было отчего. Страшная причина. Поэтому Рэй поставил на себе крест, чтобы не подвергать никого опасности. Но тут появился Ади, и против его очарования никак нельзя было устоять. В нём было всё: и красота, и нежность, и ярость, и злое бесстрашие, он мог постоять за себя, был умным, решительным, страстным, был… почти альфой. И Рэй влюбился в него — настолько, что потерял голову. Он напрочь забыл про осторожность да ещё и присвоил его. Но как же он мог? А что, если в один прекрасный день случится непоправимое? Что, если… Об этом даже подумать страшно… Рэй закрыл руками лицо. «Нет, — он покачал головой. — Нельзя так рисковать. Надо это прекратить, прервать эту связь. Нужно расстаться. Господи, но как? Я не переживу…»