***
В палате пахло лекарствами, пиликали какие-то приборы, но даже они не могли нарушить, а скорее только усугубляли какую-то скорбную, тяжкую тишину, воцарившуюся в реанимации. Ади продвинулся по небольшому коридорчику, заглянул через стёкла в два пустых бокса и только в третьем увидел Жана. Шеф стоял около высокой кровати, окружённой медицинским оборудованием, с горечью смотрел на лежащего на ней человека, и, боже мой! — у него текли слезы. Господи! Да неужели всё настолько серьезно? Ади никак не хотел в это верить и сейчас многое бы отдал, только бы убедиться, что именно это — сон. Это, а не те ночные видения, которые он до сих пор не мог полностью отделить от яви. Омега протиснулся в бокс, подошёл ближе к кровати, испуганно глядя на своего начальника, но на самом деле он просто очень боялся взглянуть на Рэя. Хотя боковым зрением уже видел его, и сердце начинало больно сжиматься. Жан повернулся, вздрогнул, едва кивнул Ади, а губы его расплылись в нелепой улыбке сквозь слёзы. — Вот как, видишь, малыш?.. — он всхлипнул, кивнув на Рэя, и вытер лицо платком. — Врач говорит — безнадежно. Нас даже впустили, чтоб… попрощаться. Показатели почти на нуле. Удивительно, что он ещё дышит. Хоть как-то — с приборами, но… всё это бесполезно… — он уткнулся лицом в платок, и плечи его затряслись. Ади подошёл к нему, обнял, утешающе погладил по спине, а сам слова вымолвить не сумел, тоже боясь разреветься, и, наконец, сделав над собой адское усилие, осмелился взглянуть на любимого. Но лучше бы не смотрел. Рэй лежал как мертвый: бледный до синюшности, похудевший, с запавшими глазами. Приборы пытались заставить его дышать, но он, похоже, вообще не хотел жить. Его будто насильно держали, а отпустили бы хоть на мгновенье, и он тут же бы взмыл на небеса. Ади прикрыл рот рукой, глядя на это жуткое зрелище, и почему-то сразу вспомнил ангела из ночного сна. Господи. Господи, если ты и правда ангел, помоги! Пожалуйста, помоги!***
— Милый мой… — Ади приблизился к Рэю, осторожно взял его безжизненную руку, поднес её к губам. — Милый мой, славный… — слёзы всё-таки потекли по щекам, омега осторожно погладил любимого по ледяному плечу, и стало совсем тяжко. Да ещё Жан всхлипывал сзади, и Ади вдруг стало это бесить. Да что ж такое? Почему они, собственно, хоронят его? Ведь он ещё дышит! Омега склонился к Рэю, поцеловал его в висок, крепко сжимая его руку, коснулся губами ресниц — альфа обожал, когда Ади так делал. Потом он просунул ладонь ему под голову, но в губы поцеловать не смог — кислородная маска наполовину скрывала лицо, и Ади провёл губами Рэю по лбу. Альфа тоже это любил, и даже сейчас слегка вздрогнул, а прибор вдруг запиликал шустрее. Жан встрепенулся, уставился на показатели, схватился за сердце. — Боже мой! Боже… — но тут в палату ветром ворвался отец, а услышав изменившийся звук приборов, кинулся к табло. — Что? Что там?! — он тут же заволновался. — Он дышит. Дышит! — и подлетев к Ади, крепко обхватил его за плечи, а другой рукой вцепился в руку сына, вместе с ней зажав и ладонь омеги. — Ну? Ну же?! Что ты сделал?.. Сделай это ещё!.. — он так крепко стиснул его, что Ади показалось — сейчас треснут кости. И высвободиться было никак — отец, похоже, не соображал, что творил. — Что ты сделал сейчас?! — родитель задрожал от волнения. — Ну, пожалуйста, сделай это ещё! — и нервно поглаживая руку сына, вперился ему в самую душу взглядом, полным надежды. — Ну же! Ну же, сынок… Дыши, дыши! — Он всё крепче прижимал Ади к себе, а заодно и гладил его, даже не замечая этого. Омега в итоге расплакался, тогда отец повернулся, вытер ему слёзы. — А ну, прекрати реветь, — но голос уже стал мягче. — Сядь-ка сюда, — он усадил Ади на стул рядом с кроватью, опять вцепился ему в руку, снова погладил сына. — Мальчик мой, мальчик… Смотри, кто к тебе пришёл… Видишь?.. — и быстро положил другую ладонь омеги Рэю на грудь. — Очнись, слышишь? Ну, пожалуйста… — он даже поцеловал руку Ади, опять не отдавая себе в этом отчета, и всё смотрел и смотрел на сына. А тот опять вздрогнул. И прибор заработал ещё веселей. — Ах! — родитель рванул омегу к себе, чмокнул его в макушку и кинулся к Жану. — Зови врача! Быстро! Ему лучше! Жан помчался выполнять приказание, и через несколько секунд в палату быстрым, уверенным шагом вошёл пожилой, худощавый бета в белом халате, шапочке, в очках и с по-врачебному серьёзным выражением лица. — Угу, так-так… — невозмутимо произнес он, подойдя к приборам и оценив их показатели. — Ну, что ж, чудесно! Такое тоже случается, — он вынул из ящика возле кровати какое-то лекарство, быстро ввёл его в шприц, впрыснул Рэю что-то в катетер, вставленный в вену и, поколдовав над оборудованием, стал наблюдать за больным. Минут через десять, под молчаливым, но напряженным вниманием родственников, он заключил: — Жить будем. Кризис миновал. Удивительно, но миновал! — он радостно погрозил пальцем куда-то вверх. — Это уже не кома, а очень глубокий сон, и поэтому я прошу всех покинуть палату. Будить пациента ни в коем случае нельзя. Он должен отоспаться как минимум сутки, иначе будут проблемы с психикой. Всё, всё! Прошу всех выйти. — Но… — отец Рэя никак не хотел с этим мириться. — Я хочу остаться. Или пусть хотя бы он останется, — родитель указал на омегу. — Моему сыну стало лучше рядом с ним. Скажите, с кем договориться? Я заплачу, сколько угодно! Что надо сделать? Доктор взглянул на него поверх очков умным, профессиональным взглядом. — Мой дорогой сэр, — снисходительно улыбнулся он. — Никакие деньги не спасут меня от увольнения, если я буду так грубо нарушать инструкции. Ваше присутствие в тюремной больнице и так уже перешло все границы, но я-то привык к причудам нашего инспектора. Пусть. Но уверяю вас, оставаться здесь дольше нужды нет. Состояние пациента нормализуется, я буду лично следить за этим. Не переживайте, голубчик, — он тихонько похлопал отца Рэя по плечу. — Если бы что-то было не так, я бы вас не выпроваживал. Но сейчас я отчётливо вижу — прогноз благоприятный. Подобный случай на моей практике не первый, не волнуйтесь… — и таким же уверенным шагом, как и пришёл, врач двинулся к выходу. — У вас пять минут, — бросил он на ходу и исчез за дверью.***
Жан подошёл к отцу, который всё ещё стоял и смотрел — то на Рэя, то на заработавшие приборы — и упрямился. — Идём, — сын мягко взял его под руку. — Давай, давай. Мы, действительно, уже злоупотребляем добротой нашего друга. У него могут возникнуть проблемы, — и только тогда родитель более менее начал соображать. — Да, — покивал он. — Но… ты уверен в компетенции врача? — Абсолютно, — Жан похлопал его по руке. — К тому же наш мальчик в прошлый раз точно так же вышел из комы — вот только что умирал и вдруг раз! — и ожил. Хотя тоже надежды не было, ты ведь помнишь? — Да, — отец снова рассеянно покивал и поглядел на Ади. — Но я хотел, чтобы он остался… — Никак нельзя, — Жан постарался скрыть улыбку и взглянул на омегу, давно уже привыкший к быстрым сменам настроений родителя. Он потихоньку потащил его к выходу. — Пусть Ади просто побудет с ним ещё какое-то время, а мы подождем в коридоре. — Но… Ладно, — отец напоследок подошёл к сыну, склонился над ним, поцеловал его в лоб, поправил ему одеяло. — Держись, мой мальчик. Слышишь? Держись… — и приложился губами к его руке. Лицо его при этом стало таким мягким и трогательно взволнованным, что Ади глазам не поверил. Вот сейчас они с Рэем были очень похожи — просто один в один, ну разве что отец был помужественней и у него не было таких уж огромных ресниц, как у сына. А родитель тем временем ещё раз пожал руку сына, снова приложил её к своим губам и, наконец, оставил его и вышел, даже не взглянув на омегу. Ади только вздохнул, но, кажется, и он уже тоже начинал привыкать к причудам этого взбалмошного существа.***
Когда отец и Жан выходили из бокса, в его широких дверях так и стоял инспектор, с самого начала наблюдавший всю эту сцену, не говоря ни слова. Но едва проводив одного и второго родственника своим, наверное, никогда не унывающим взглядом, он глянул на Ади и весело хихикнул. — Ну что, волшебник? Чудеса творишь, а? Где обучался-то? — но встретив сверкающий злостью взгляд омеги, тут же изобразил смирение, выставил руки вперед. — Ладно, ладно… Молчу, — и примирительно добавил. — Минут десять ещё побудь тут и вперёд. А то мне шею свернут, ладно? — и подмигнув Ади, тоже вышел за дверь. Омега остался один. Он всё сидел и сидел рядом с Рэем, держа его за руку, и никак не хотел отпускать. Было страшно оставлять альфу одного, даже несмотря на оптимистичный прогноз врача, — но увы, приходилось. Тогда омега решил о плохом не думать, а просто насладиться каждым моментом этого короткого свидания, в то же время отдавая любимому все свои самые теплые чувства, на которые только был способен. Ладонь альфы стала постепенно нагреваться в его руке, с каждой секундой все сильней, синюшность с лица почти сошла, сменившись обычной, болезненной бледностью, и пусть до румянца было еще далеко, но хотя бы так. Ади склонился к возлюбленному, нежно погладил его по взъерошенным волосам, поцеловал в висок. Рэй опять едва дернул головой, и омега, боясь его разбудить, лишь слегка пожал ему руку и тихо зашептал что-то на ухо.***
— Ну, надо же… — Рэй склонился к ангелу и легонько чмокнул его в губы. — Малыш Элли… Ох, увидь я его во плоти в юности, я бы, наверное, рехнулся. Но сейчас понимаю, что в сущности он был обычным, смазливым омегой… Или гаммой — такой слух тоже ходил… Просто обладал удивительным шармом, а еще вокруг него был создан совершенно безумный ажиотаж… — Ты мудреешь, — ангел улыбнулся, потрепав Рэя по волосам, и прижал его голову к своей груди. — Это и есть взросление… — Если бы, — альфа опять откинулся на траву. — Я, наверное, никогда не стану взрослым. И как только Ади меня терпит?.. Ангел усмехнулся. — Он не терпит, он любит тебя, а это большая разница. — Правда? — Рэй сразу повернулся на живот и взглянул в красивые, синие глаза собеседника. — Ты ведь умеешь читать мысли, верно? Ну, скажи, что он думает обо мне?.. — Ну… — ангел задумался. — Он думает, что ты самый лучший альфа на свете. Самый красивый, самый нежный и добрый, и никого другого ему больше не нужно… — но тут он вдруг приподнялся и посмотрел куда-то в сторону, за спину Рэя. — А ну, глянь-ка, кто это там стоит? Рэй тоже привстал, обернулся и тут же вскочил на ноги. — Господи, мой малыш! — он так обрадовался, увидев Ади, стоящего неподалеку, за живым ограждением в виде цветущих кустов. — Ты пришел, счастье мое!.. — он бросился к нему, прорвался сквозь колючие ветки роз, начисто поломав их и ничуть не обращая внимания на острые шипы, впивающиеся в кожу, и обнял омегу, нежно прижав его к своему сердцу. — Милый мой, милый, ты пришел… Только не уходи больше, ладно? Я так испугался, боже мой… — Я не уйду… — Ади поцеловал его в лоб. — Прости меня, радость моя, пожалуйста… Я не хотел причинять тебе боль… И послушай, что я скажу тебе… Мне это поведал Люсьен… — и он зашептал Рэю что-то на ухо, от чего тот сначала вздрогнул, потом лицо его просияло и вдруг засветилось внезапным счастьем и удивлением. — Что?! — он схватил омегу за плечи, глянув ему в глаза. — Ты серьезно?! Это ЛЮси тебе сказал?! Сам?! — и мигом исчез с тонкого плана вместе с любимым. И ангел наконец-то расслабился: ну, теперь-то можно не беспокоиться — подопечный будет жить точно, поэтому пора и отдохнуть. И он снова улегся на травку и с блаженным вздохом, от которого вокруг стало еще светлее, подставил свое красивое лицо теплым лучам нежного райского солнца.***
А Ади вышел в коридор реанимационного отделения все еще размышляя, правильно ли он поступил, передав Рэю ничем не подтвержденные слова, которые всего лишь слышал во сне. Он и сам толком не знал, зачем так сделал и что его сподвигло на такой безрассудный поступок — какой-то порыв. Рэй даже застонал, услышав это, а когда повернул голову и снова затих, лицо его стало таким безмятежным, что Ади даже дома его не видел таким. Но теперь он очень сомневался, что поступил правильно. Не ошибся ли, не придется ли потом об этом жалеть? Хотя, возможно, Рэй ничего и не слышал. Ох, Господи… Жан с отцом стояли неподалеку и о чем-то возбужденно беседовали, но увидев, омегу, сразу прервались, а отец вообще, задержав на Ади пару секунд свой суровый, вечно раздраженный взгляд, развернулся и вышел из коридора. Жан направился к омеге навстречу, в извиняющемся жесте пожав плечами. — Не сердись на него, — сказал он. — Отец терпеть не может показывать свою слабость. Просто в ярость впадает, если, не дай бог, где-то проявил мягкость. Вот как сейчас в палате. В общем, не обращай внимания… Ади вздохнул. — Он что, правда так меня ненавидит? — Ты не поверишь, — ответил Жан. — Он вообще не способен на ненависть, несмотря на весь свой устрашающий вид. На раздражение — да. Может вспылить, подраться, наговорить черти что, но окажись его соперник в беде, он первый же и придет ему на помощь. Ну, разве что сделает это так, чтобы его не заподозрили. Потому что если он бесится, значит человек ему нравится. А кто ему неинтересен, с тем он и говорить не станет. Такой вот он… противоречивый, — тут Жан погрустнел и печально вздохнул. — Без папочки, правда, совсем стал плох. Нервы сдают, болеть начал часто. Вокруг него вечно вьется целая стая омег — молодых, красивых, готовых на все, а он никак не может найти утешения. Только хуже становится… — Жан помолчал. — Но да ладно. Не будем о грустном. У тебя какие планы на сегодня? Может хочешь взять выходной? Работы в офисе полно, но это все по старым связям, а их после выставки столько, что и не разгрести. Так что я думаю, что ты вполне заслужил небольшой отпуск. Тем более мне кажется, что тебе сейчас не до работы. М? Ади покивал. — Ну… если можно, конечно… Я бы не отказался. Хочу побыть здесь, поблизости. — Как скажешь, — Жан потрепал его по плечу. — И спасибо тебе, дорогой, за все. Я тогда побегу, а ты звони, если что. Или я тебе позвоню. Я все равно буду справляться о состоянии Рэя каждый час. Буду держать тебя в курсе, ладно? — Угу, — Ади кивнул, и тогда Жан попрощался с ним, поблагодарил еще раз и отправился на выход. А омега, подождав, когда он исчезнет из вида, постоял немного в задумчивости, посомневался в собственных мыслях, но потом решительно развернулся и пошел к коридору управления, направившись прямиком в кабинет следователя.