***
А Эмир тем временем всё ходил вокруг отца, но так и не решался приблизиться. Мистер Эдвард встречал гостей лично, как единственный родитель на свадьбе, оказывая внимание каждому пришедшему. Он уже знал, что Эмир с Дином тоже прибудут и старался не разъяриться, ибо свадебная церемония требовала выполнения определённых правил, и всё должно было проходить достойно. Но едва пара альф появилась в проёме дверей, отец Рэя крепко сжал челюсти и заводил желваками. Правда, позже немного расслабился, потому что Дин даже на него подействовал своим неотразимым, добродушным обаянием. Мистер Эдвард видел его впервые (во всяком случае, так близко), но поздоровавшись с альфой за руку и познакомившись с ним, родитель заметно оттаял. Дин ему понравился, а ещё стало спокойней за сына — похоже, Эмир и правда находился за каменной стеной. Конечно, этих чувств мистер Эдвард никак не показал, но на сердце стало полегче. Он даже обнял среднего отпрыска и шепнул ему на ухо: «Здравствуй, сынок», от чего тот едва не разрыдался, и пусть приветствие прозвучало довольно холодно, но Эмир, изголодавшись по отцовской любви, был рад и этому. А ещё у него появилась надежда. Ади ведь рассказал ему, что попытался поговорить с отцом об их с Дином браке. Это случилось во время одной из примерок, которыми Ади уже порядочно был измучен, но героически всё терпел, как того требовали приличия. К свадьбе у него должно было быть целых три костюма — ровно на три дня церемонии. Первым происходило венчание, и костюм жениха-омеги должен был быть ослепительно белым; на второй день отмечали первую брачную ночь, и пусть традиция эта в последние десятилетия превратилась в простую формальность, ибо женихи-девственники стали огромной редкостью среди молодых, но ритуал всё равно соблюдался. А платье новоиспечённого омеги-супруга должно было быть теперь в красных тонах, символизирующих первую кровь. Ну, а третий день церемонии был, пожалуй, самым весёлым, потому что приходить на праздник могли уже все, кому вздумается, и никому нельзя было отказать. Тут, правда, существовало некоторое негласное ограничение, и гости никогда не навязывались, особенно если свадьба была небогатой, но всё равно в третий день можно было расслабиться и даже напиться, в том числе и омеге-жениху, а наряд его уже был совершенно свободным, то есть никаких канонов по одежде и ритуалам на третий день не существовало. Правда, даже этот костюм всё равно придумал мистер Эдвард, он же и подобрал ткань, купил украшения, но надо сказать, что всё это настолько понравилось Ади, что он даже стал получать удовольствие от примерок. Наряд ему шёл ещё и не сшитый — невероятно подходил к его смуглости и зелёным глазам, удачно сочетался с венчальным и обручальным кольцами, которые к третьему дню уже должны были сверкать на пальцах, а так же гармонировал с новым комплектом камней, купленным свёкром. На третий день омега блистал так, что Рэй влюбился в него во второй раз и наглядеться не мог. И даже дядюшка Ив не скрывал своей искренней зависти, хотя всегда считался первым модником в городе. Но зависть его, естественно, была белой, ибо он искренне любил племянника, радовался за него, и они провели на свадьбе очень много времени вместе, общаясь друг с другом. Как раз пока благоверный дядюшки Ива — мистер Стэнли, охотился за драгоценностями Левансонских. Но разговаривая с дядей Ивом, Ади постоянно поглядывал на Эмира и при каждом удобном случае показывал ему глазами: давай, мол, подойди к отцу, но бедный изнеженный альфа бледнел и боялся, и даже алкоголь не мог его расслабить. Но самое ужасное было в том, что по традиции он, действительно, лично должен был испросить у отца разрешения, и никто другой не смел за него это сделать. Даже разговор Ади со свёкром на эту тему был не вполне законным. Мистер Эдвард ужасно рассвирепел, когда омега только заикнулся о браке, но тут же взял себя в руки, как только у Ади в глазах навернулись слёзы. Родитель и рад был бы устроить скандал, но положение зятя, а так же любовь к нему не позволили ему выйти из равновесия. Он лишь крепко сжал кулаки, упрямо помотал головой и сказал, что тема закрыта. Но Ади не унимался и рассказал ему про омежку, да так преподнёс всю историю, что мистер Эдвард смотрел на него, не отрываясь, и никак поверить не мог, что его взбалмошный сын способен на такие поступки. Отец Рэя понятия не имел, как жил Эмир вместе со своим избранником — он просто считал обоих извращенцами, на этом всё и заканчивалось. Но что оба они делали такие добрые дела — для него было новостью. И уже в этот момент лёд на его сердце начал трещать по швам. — Невероятно… Так они помогают детям? И Рэй собирается пустить всё наследство на это дело? Боже мой… — мистер Эдвард был искренне потрясён. — Мои дети — святые… — он, наверное, прослезился бы, если б не был таким сдержанным. — Поверить не могу… — Да, — Ади уже почти положил его на лопатки, осталась самая малость. — И этот маленький омежка так их полюбил. Они уже обещали ему, что возьмут его домой… — Но как они могли обещать?! — родитель снова вспылил. — Я не давал разрешения! — Но видимо… — Ади был сама кротость, захлопав ресницами. — Наверное, Эмир знал, что у вас доброе сердце, и вы позволите… Мистер Эдвард посмеялся про себя: конечно, он ни грамма не верил, что его нерадивый сын мог произнести что-то подобное, но в то же время и понимал, что Ади хочет, как лучше. И всё же не мог примириться. — Я никогда не позволю, — он раздражённо прошёлся по комнате. — Никогда, слышишь?! Нет! — он подлетел к омеге и взглянул в его лицо. — Никогда! — но Ади глядел так испуганно и казался таким несчастным, что мистер Эдвард начал остывать. Злость растворялась в любви, как сахар в воде. Он опустил руки, хотел ещё что-то сказать, но задержался взглядом на нежных губах Ади и едва не поцеловал его, но вовремя опомнился. — Хорошо, я подумаю, — он быстро отошёл к окну, чтобы прийти в себя — его слишком тянуло к этому парню, намного больше положенного. — Но ничего не обещаю тебе. Подумаю. Ты доволен? — он обернулся к омеге, и тот с радостной улыбкой кивнул, от чего стал ещё прелестней. Мистер Эдвард уже понимал, что не сможет ему отказать, из-за этого опять разозлился, но чтобы не выйти из себя, он взял с тумбочки бархатную коробочку и вынул оттуда украшение. — Давай-ка примерим в комплекте, пока ты в костюме… — он отстранил портного, который старался слиться с пространством, когда клиенты начали спорить между собой — но всё равно продолжал примерку, привыкнув и не к такому. Теперь он отошёл в сторону, а мистер Эдвард надел Ади на шею колье. Оно застегнулось легко, но отец сделал вид, что закопался с застёжкой — очень уж хотелось подольше быть ближе к этой прекрасной шейке. Он вдыхал аромат омеги, губы так и горели, жаждали прикосновений, и как же хотелось обнять этого мальчика, прижать к своему сердцу, зацеловать до головокружения, но мистер Эдард не смел этого сделать даже в мыслях. Он насладился лишь полуминутной близостью, и этого уже было достаточно для счастья. — Ну вот, — его взгляд заметно потеплел, — Какой же ты красивый, мой мальчик, — отец взглянул на Ади, потом на портного, и тот немедленно подтвердил частыми кивками правоту его слов. Мистер Эдвард вздохнул, надел Ади браслет на запястье, подержал его тонкую руку в своей руке. — Значит, Эмир тоже решил сделать меня дедушкой. Ну что ж, это… довольно внезапно. Я уж думал, не доживу до внуков, а тут… перспектива заполучить сразу двоих, — он усмехнулся, взглянув на Ади. — Но я ещё подумаю… — и хотел уже было уйти, но Ади не выпустил его руку. Тогда родитель вернулся, обхватил его ручку ладонями, поцеловал пальчики. — Ладно, я дам согласие. Ну хорошо! — но до конца позиций не сдал. — Только если он подойдёт и сам попросит, как того требует традиция. И не иначе… Вот это условие и надо было выполнить. Но Эмиру проще было войти в кипящую лаву, чем приблизиться к отцу. Он боялся его, как огня, и уже весь извелся, но так и не решался шагу ступить в его сторону. Ади как раз слушал в этот момент чудесную историю выздоровления дядюшки Ива от тяжёлой болезни, которая, по мнению врачей, должна была уложить его в гроб. — Но я плюнул на всё, и мы со Стэнли поехали на раскопки. И не зря. Ты же знаешь, что я вижу землю насквозь. И пусть озарения эти приходят ко мне не так уж и часто, но если придут, то дело верное. Вот и сейчас мы обнаружили целое захоронение древних, и там чего только не было. Я как увидел… — дядюшка Ив картинно схватился за грудь, — …сразу выздоровел. Недомогание сняло, как рукой, а потом эти идиоты врачи стали доказывать мне, что ошиблись с диагнозом. Да чёрта с два! Они просто дураки. Искусство меня исцелило, вот что. Но разве фарисеям понять?.. — дядя презрительно дёрнул изящным плечиком. — Ну да неважно… Ади, конечно, не стал говорить дядюшке, от чего у него на самом деле произошло исцеление, но сам над этим задумался, вспомнив свои приключения в тонком мире. Он даже на время отвлёкся от наблюдения за Эмиром, но тут к ним подлетел взъерошенный дядя Стэнли, ухватил мужа под руку и потянул его за собой. — Быстро. Быстро! — зашипел он заговорческим шёпотом. — Среди драгоценностей оказались подарки Артура Жесточайшего. Этому несчастному куртизану д’Эскадни! Как я и думал. Полный комплект! Это же такое важное приобретение! Ты должен непременно на них взглянуть, — он потащил мужа на выход. — Немедленно едем в контору к этому Даниэлю. Прямо сейчас! Нам покажут драгоценности! — Но я хочу побыть здесь! — дядюшка Ив воспротивился. — Ну что тебе неймётся? Никуда твои диадемы не денутся! — Денутся! — Стэнли вцепился в руку мужа покрепче. — Конкуренты нас опередят! Проклятые дилетанты и хапуги! И мир потеряет эти сокровища навсегда! Идём! — Отстань! — но альфа был сильнее, и дяде Иву пришлось подчиниться. — О, как ты несносен, Стэн! Всегда лишаешь меня удовольствий! А я столько сделал для тебя! Кто ищет все эти ценности своим третьим глазом?! Да если б не я!.. — Ты, любовь моя, ты! — дядя Стэнли сгрёб мужа в охапку. — Поэтому обещаю тебе настоящий бал на предоставлении коллекции в музее! Фуршет, фейерверк! Сразу два новых костюма, мы знатно это отметим! Я даже буду с тобой до конца весь вечер, и не уйду спать… — Что, прости? — дядюшка Ив замер в искреннем изумлении. — Ты будешь со мной на празднике? О, Ангелы… Похоже, там и правда что-то стоящее, раз ты готов принести такие жертвы. Ладно, поехали — надо на это взглянуть. — Ещё бы! — И дядюшка Ив еле успел попрощаться хотя бы с Ади, как его уже уволокли. — Ты ведь знаешь, что у короля Артура в ювелирах был сам дьявол… — продолжал вещать дядя Стэн. — Изящество его украшений сводит с ума, и я уверен, что всё, случившееся с семьёй несчастного куртизана, замешано на этих драгоценностях. Наверняка, дьявол сам их и проклял, едва не погубив две семьи… — Хватит молоть ерунду! — дядя Ив вырвался из цепких рук мужа. — Это всего лишь легенда. Дьяволы зла не приносят! — А ты вечно их защищаешь. Но религия учит нас… — Плевать на религию, — дядюшка Ив отмахнулся. — Я сторонник старых поверий, ты же знаешь, — он изобразил на лице лучезарную улыбку и направился к мистеру Эдварду, чтобы извиниться за ранний уход и попрощаться. Дяде Стэну тоже пришлось взять себя в руки и соблюсти приличия — он пожал руку отцу Рэя, выразил всякие надежды на скорое пополнение семьи и счастье новобрачных, дядя Ив тоже протянул ручку и расцеловался с новым родственником, проявив искреннюю симпатию. Тем более он весь вечер строил ему глазки и даже имел некоторый успех, вызвав улыбку на этом суровом лице. «Настоящий вулкан Везувий, с доброй душой», — так он в двух словах охарактеризовал мистера Эдварда при разговоре с Ади. И был абсолютно прав. — Какой же красивый, — дядюшка Ив вздохнул, снова вспомнив новоиспечённого свата, когда они вышли на улицу. — Он просто душка… — Красивыми могут быть только произведения искусства, — невозмутимо заключил дядя Стэн, усаживая мужа на заднее сидение машины Даниэля и устраиваясь рядом с ним. — Поехали, голубчик, — тронул он дьявола за плечо. — Мне не терпится взять в руки это совершенство…***
А Ади, дождавшись, когда родственники уедут, и мистер Эдвард останется один, снова взглянул на Эмира, но на этот раз уже сдвинул брови и топнул ногой: иди же! Бедный альфа так и стоял в стороне — он выпил уже пять бокалов шампанского, но даже не захмелел от волнения. Лицо его было бледным, руки дрожали, но когда он увидел, что Дин, заметив его состояние, оставил Рэя и двинулся к нему, то быстро сделал ему знак не приближаться, и стал продвигаться к отцу. Эмир только-только собрался с силами, чтобы исполнить задуманное — поэтому и побледнел так заметно, но если б муж сейчас его обнял, он бы потерял всю волю, разрыдался и на этом всё бы закончилось. А потом решиться на новую попытку было бы ещё тяжелей, поэтому Эмир решил: сейчас или… только сейчас. И подошёл к отцу. Мистер Эдвард смотрел на среднего сына со смесью жалости и презрения во взгляде, и ничего не мог поделать с собой — слишком уж противно было ему осознавать, что перед ним стоит альфа, который из своей истинной сути сохранил разве что только запах, да и тот пытается вывести всякими ухищрениями. Родитель крепко сцепил руки за спиной, только бы не влепить отпрыску оплеуху за такое надругательство над собственным полом, а Эмир встал перед ним и опустил глаза. Отец начал внутренне закипать, но едва почувствовав из-за спины нежный земляничный аромат, сразу остыл. Ну конечно же, Ади стоит где-то рядом. Вот чёрт… Мистер Эдвард взял сына за подбородок, оглядел его гладкое личико, покачал головой. — Спасибо, что хоть пришёл в приличном виде, — произнёс он. — Не опозорил меня… — а Эмир и в самом деле явился на свадьбу в скромном, строгом костюме, и пусть намного более изящном, чем полагалось альфе, но всё же. Косметики на его лице не было ни следа, в ушах — только скромные гвоздики с маленькими, сверкающими камушками. Отец взял его руку, оглядел ногти. — И где же твой маникюр? Глаза Эмира наполнились слезами. Он сразу задрожал, испугавшись родительского гнева, но не мог ничего поделать — его психика была ещё более расшатанная, чем у Рэя, да ещё и приём гормональных препаратов сказался, а так же переживания за ребёнка, которые в последние месяцы здорово потрепали нервы. Эмир судорожно вдохнул, пытаясь сдержаться, но слезинки всё-таки капнули на лицо, и он решил, что его сейчас ударят. Отец вполне мог наказать за такую слабость — во всяком случае, в детстве было именно так, но теперь-то мистер Эдвард понимал, что перевоспитывать детей уже поздно. Он привлёк сына к себе. — Умоляю, только без слёз. Успокойся… — но Эмир не мог взять себя в руки, тем более на них начали оглядываться, а это ещё больше волновало. — Пап… — он понял, что если сейчас не заговорит, то разревётся. — Мне нужно… Ади говорил тебе… — Ну естественно… — отец укоризненно покивал. — И не стыдно тебе подсылать ко мне слабого омегу? А сам-то что не пришёл? Чего трусишь? — он достал платок и вытер сыну лицо, но Эмир увернулся — и вдруг стал злым. — Я не подсылал его! Он сам вызвался. Хотя я сразу сказал ему, что это бесполезно. Что у тебя сердца нет! — он смотрел прямо в глаза отцу, и мистер Эдвард, похоже, остался доволен этой переменой. — Ну вот и славно, — он убрал платок в карман. — Без соплей намного лучше. Рад, что ты вспомнил, кто ты есть на самом деле. Эмир отвернулся, но не нашёл, что ответить. Он чувствовал, что Дин наблюдает за ним, готовый броситься на выручку в любой момент, ничуть не боясь испортить отношения с родственником. И ему стало обидно за собственную слабость, тогда он смело поднял взгляд на грозного родителя. — Я не боюсь тебя. Вряд ли ты меня ударишь, потому что я слабей, а бить слабых — это не в твоих правилах. А что ты ещё можешь сделать? Да ничего. Но обещаю тебе, ты больше не увидишь меня никогда, как и не видел до этого. Об одном только прошу, — он вынул фото омежки из внутреннего кармана, — ради этого ребенка… позволь нам с Дином стать мужьями. Дитя ведь не виновато в том, что у меня такой отец! Мистер Эдвард и бровью не повёл на этот выпад. Он взял фотографию, рассмотрел малыша, снова взглянул на сына. — У тебя такой ужасный отец, да? А ты каким станешь? — Я стану любящим! — Эмир совсем осмелел, а это оказалось вовсе не так уж и сложно. Оцепенение спало, ему стало всё ни по чём, пусть даже он безнадёжно испортил всё дело, но сейчас понял одно — что не отстанет от родителя до тех пор, пока не добьётся счастья для мальчика. Пусть ему даже придётся подраться с ним, пусть его покалечат, но малыша он усыновит. Эта решимость явно читалась в глазах, и мистер Эдвард улыбнулся, заметив её. — Надо же, как вырос мой мальчик. Стал таким храбрым… — он вернул Эмиру фотографию. — Ну хорошо. Ради ребёнка я дам согласие на это… безумие. Хоть и душа моя против, но впрочем… не важно. Эмир поверить не мог, что всё завершилось. У него едва ноги не подкосились, а смелость начала потихоньку его покидать. — Спасибо, — он побыстрее сунул фото в карман и хотел уходить, но отец поймал его за плечо. — Погоди. Но если вы усыновите его, значит он станет моим внуком. Ты разве не позволишь мне видеться с ним? Эмир вздрогнул и взглянул на отца, будто видел его впервые. — Что?.. — он думал, что ослышался. — Ты хочешь видеть его? Но зачем? — Ну как зачем? — мистер Эдвард искренне удивился. — Я его дедушка. — Но он же тебе не родной. — А тебе что, родной? Или ты расскажешь ему об этом? — Нет, но… — Эмир пребывал в замешательстве. — Мы не хотели ему говорить… И если король разрешит нам взять его родовую фамилию, он вообще ничего не узнает. — Ну вот видишь, — отец подтянул его ближе. — Послушай… Честно, я вообще не ждал от тебя внуков. Но получается, что ты даришь мне это счастье первым. Тем более — омежку. А это мечта для любого альфы-отца. Ну, или для деда… Неужели ты лишишь меня этой радости? Эмир никак не мог поверить, что говорит с собственным родителем. — Пап… — он даже потрогал его лицо. — Что с тобой? — Ничего, — мистер Эдвард отвёл его руку, привлёк к себе. — И зря ты думаешь, что я такой уж ужасный. На самом деле… — он собрался с силами и, наверное, впервые в жизни произнёс подобные слова. — Я очень люблю тебя. И сильно скучал… — он обнял сына, и Эмир всё-таки разревелся. Он даже слова вымолвить не мог, а только сжимал отца в объятьях и плакал ему в плечо. Мистер Эдвард потерпел немного, конечно, но потом раздражённо вздохнул, снова достал платок. — Ну хватит уже, всё! — он вытер сыну щеки. — Ну что ты за парень такой? Стыдно мне за тебя… Так же нельзя, ты же альфа в конце концов… — отец потрогал татуировку у сына на шее. — Ясно всё с тобой. Пора бы мне с этим смириться… — он легонько встряхнул его, и Эмир вроде бы начал успокаиваться. — Всё, сын, не надо рыдать. Я хочу, чтоб ты знал: ты можешь приезжать ко мне в дом, когда захочешь — я всегда буду рад. Приезжай с… мужем и с сыном. Только об одном прошу: хотя бы не красься. Я хочу видеть в тебе хоть то немногое, что осталось от альфы. Выполнишь мою просьбу? — Да… — Эмир покивал, попытался улыбнуться сквозь слёзы, и отец снова его обнял, и вдруг перехватил его голову и прилюдно поцеловал в губы, а это по традиции означало полное и бесповоротное прощение. Фотография этого поцелуя потом облетела все возможные колонки светских хроник, и публиковалась ещё не раз, вызвав немало умилительных слёз и сантиментов у читающей публики.