Грешник

      Последние дни лета были на редкость жаркими. Все мы сходили с ума по- своему, но меня особенно выводила эта жара, от которой, казалось, спасения нет даже в подсобке. Спертый воздух в помещении храма оседал на моей шее удушливым галстуком, от чего хотелось скорее оказаться на пороге, перед заснеженной землей и выйти из здания навстречу северному ветру. Он однозначно имел лицо и характер. Своенравный, но такой очаровательный.       Сейчас же мне оставалось только довольствоваться тем, что имел – томной беспощадной жарой. Ситуация не облегчалась и от того, что на мне была черная сутана. Не то что бы я так уж жаждал стилистического разнообразия, просто черный нагревался очень быстро. Глупо, конечно, роптать на погоду – человеческому существу сложно угодить в чем угодно, – но мы все были измотаны. Работы было очень много, а Мацуда-сан уехал за город на несколько дней и попросил меня заменить его.       Но было бы ложью, если бы я сказал что недоволен положением вещей. Совмещая работу преподавателем в университете и деятельность как пастора, я начал заполнять свои внутренние пробелы. Они еще были, но их осталось куда меньше, чем раньше. Я научился проводить часы в спокойных и умиротворенных мыслях. И находил радость в совсем простых и приземленных вещах.       Как вот сейчас, например, я, наконец, вышел из храма, открывая дверь настежь, чтобы дать продохнуть церкви, и оглядел территорию храма. Большая его часть, как и главные ворота, были как на ладони. Серьезное здание по вечерам, сейчас выглядело очень трогательно в свете ярких лучей солнца, падающих на виражные стекла. Во дворе сновали туда-сюда ремонтные работники, создавая суету вместе с прихожанами, которые гуляли по территории. Я уже давно говорил, что внутри храма, в определенных его частях, нужна небольшая реконструкция, но Мацуда-сан затягивал с этим, считая, что особенной надобности в этой долгой и кропотливой работы нет. И все же я убедил его. И вот теперь на время выходных, церковь закрыта для посещения, но это не мешало просто гулять вокруг храма. Это, конечно, напрягало ремонтников, но мы не могли запретить людям быть ближе к месту, в котором они так нуждаются.       После раздачи мелких поручений работникам храма, я решил позволить себе посидеть на лавке с кружечкой чая, наблюдая за общей суматохой, едва улыбаясь. Улыбка – то, что стало заметно чаще появляться у меня именно здесь. POV Автор – Ниимура- сан, мы закончим через пару часов. Подпишите потом бумаги, – подошел к священнику один из рабочих, проводя тыльной стороной ладони по вспотевшему лбу, – Жаркий денек сегодня. – Конечно, подпишу. Да... Погода в настроении.       Молодой мужчина в рясе полностью облокотился на спинку скамьи, прикрывая глаза, ощущая, как солнце лениво ласкает кожу своими горячими пальцами. Ему это было приятно. Ниимура часто не заканчивает диалог чем-то логически завершающим. Часто остается многоточие, к чему уже привыкли практически все. Этот ремонтник не исключение.       Он лишь постоял еще немного рядом со священником и посмотрел на солнце, которое неприятно ударило по глазам, от чего полноватый японец потер их, потом пожал плечами и вернулся к работе, которой оставалось еще достаточно.       Блаженство. Это ощущение Ниимура испытывал здесь каждый день в чем-то новом. Сейчас было необходимо возвращаться к своим прямым обязанностям, но он хотел еще на миг задержаться. Запах индийской сирени, которыая росла неподалеку, заставлял мужчину слегка улыбнуться. В такие мгновения он не был серьезным и беспристрастным священнослужителем, который слышал и видел многое за годы работы здесь. Знал скверную историю каждого. Знал, как часто она повторяется. На данный момент он был просто един с природой, он был уязвим и открыт для пары глаз, голубых и холодных, которые очень осторожно наблюдали за ним.       Широкополая черная шляпа, которая при желании могла скрыть лицо своего обладателя, позволить не быть замеченным, чтобы спокойно уйти. Легкая полупрозрачная ткань рубашки, нежно ложилась на его хрупкие, сейчас такие напряженные, плечи; пальцы нервно сжимали уже сложенный веер. Незнакомец стоял в тени большого дерева по другую сторону от храма. Так он проделывал очень часто с тех пор, как впервые увидел нового священника, который умиротворенно поливал клумбы на небольшой озелененной территории возле храма. И каждый раз он не мог пересечь эту дорогу. Ведь самый длинный путь до самого желанного. Спустя несколько минут Ниимура начал явственно ощущать чужой взгляд на себе, и, дабы развеять это странное чувство, открыл глаза и тут же осмотрев все вокруг себя, но кроме нескольких прихожан, которые уже собирались домой никого не заметил. Ремонтники все еще ходили туда-сюда, стараясь завершить работы в срок. Привстав с скамьи, Тоору разгладил ладонями подол сутаны, направляясь к главной двери костела, чтобы посмотреть на результаты реставрации, по дороге вежливо прощаясь с уходящими посетителями, которые смотрели на него с неким благоговением. Казалось, не могло быть иначе. Он – священник, которому вверяет храм сам Мацуда-сан. Ниимура ощущал эту ответственность и благодарность за это доверие. Именно поэтому люди видели в нем если не святого отца, то определенно человека, который искренне хотел им помочь. Его прямая, как струна, спина, обтянутая тканью сутаны, уже стала определенным медийным символом искренней добродетели. А обеты превращали его в верного посредника Того, к кому так часто взывают прихожане. Правда, слушает их и прощает не Он, а Ниимура. На мгновение, когда Тоору практически переступил порог храма, что-то заставило его резко обернуться и посмотреть на другую сторону дороги, на дуб, мимо которого он обычно проходит по пути в церковь. Тучи постепенно застилали небо, а с того самого дерева упала пара листков, c намеком на желтизну. Они летели, подхваченные ветром, пока один из них не оказался пойманным тонкими, с выпирающими костяшками, пальцами. – Скоро осень, наконец закончится это жаркое лето, – раздался голос ремонтника у лестницы. – Да, лето в прошлом. – священник еще раз посмотрел на то дерево и обратил внимание на работника, который протягивал ему бумаги. POV Ниимура       День близился к своему завершению. Сейчас церковь была совершенно пустой, но не менее очаровательной. Я прогуливался по храму, отмечая про себя, что уже выглядит лучше, а что еще нужно отремонтировать. Это весьма старый костел и ремонта он не видел уже очень давно. Очень рад, что смог приложить к этому руку.       Дневная жара сменилась на легкую вечернюю прохладу и я прикрыл главные двери. Направляясь к алтарю, иконам святых, я хотел предаться вечернему молебну. В этот раз от моего чуткого слуха укрылось, как медленно приоткрывается главная дверь, как тихие шаги по каменному полу звучат, словно капли о водную гладь. Я читал вполголоса, не замечая, как на меня в очередной раз смотрит один и тот же человек. Я тогда еще не знал, насколько часто я оказывался объектом наблюдений. Заставил обернуться меня лишь тихий вздох,оказавшийся слишком громким и живым, стоило мне только приглушить свой голос. – Добрый вечер. Церковь сейчас не работает. У нас реставрация, – камерность создавшейся атмосферы дала моему голосу странное и очень сильное звучание, которое я сам не ожидал услышать.       В этот момент, незнакомец сидел на самой последней скамье, облокотившись на деревянную спинку. Широкополый головной убор, столь неуместный в храме, накладывал тень на его лицо. Сдвинув пальцем шляпу, алую, как кровь, этот человек медленно приподнял свое лицо, все еще не глядя прямо, словно рассматривал мои ботинки или же пол. Резкий запах парфюма ударил мне в нос, вызывая неприятное жжение. Цвет его губ напоминал переспелую вишню, контрастируя с бледной кожей. Кажется, незнакомец хотел выдать что-то похожее на улыбку, но дружелюбной она не получилась. Он нервно теребил пальцами в черных кружевных перчатках подол своего темного пиджака и вдруг поднял на меня взгляд.       До этого момента я и не обратил внимание, его глаза... В них был целый океан прогоревших дотла желаний, томных и гонимых, откровенных. Это было, как приоткрыть личные записи, я не хотел этого делать, но уже увидел немного из того, что не стоило бы. Никогда за собой не замечал никаких экстрасенсорных способностей. Я обладал только небольшими знаниями в области человеческой психологии и особенностей психики, но сейчас я был просто уверен, в этих глазах почти нет света, он утонул в этом человеке. – Я повторюсь, мне очень жаль, но сегодня я не смогу принять вас, если вы пришли исповедоваться. Большая часть храма сейчас в процессе ремонта. Вы можете посетить другой храм или же подождать следующий недели, – я старался говорить, как можно уверенно, оглядывая костел, дабы не встречаться с ним взглядом – я чувствовал, что мне это не нужно. – Если вы не сможете принять, то кто же тогда сможет? Мне нужна исповедь, священник, – раздался его голос – слегка хриплый, тихий, похожий на черную патоку, которую мне сейчас заливают в уши. Незнакомец привстал, широко улыбаясь, но не обнажая зубы, тонкой кривой линией очерчивая эту улыбку. Он поправил пиджак, который доходил ему до колен. – Тогда вам стоит подождать, пока храм не будет отремонтирован. Иначе, здесь очень опасно находиться. Незнакомец лишь закусил губу, потирая ладони, оглядываясь вокруг. Было очевидно ,что все это место вызывало в нем...отвращение и притяжение. Он с пренебрежением оглядел икону Божьей Матери, скользя взглядом дальше, по распятому Христу. Но стоило ему вернутся глазами ко мне, как они стали излучать неподдельный интерес. – Хорошо. Я подожду. До скорой встречи, отец.       Он резко развернулся и направился к главной двери. На этот раз я услышал очень четко стук его небольших каблуков. Пришел едва заметно, а покинул храм так, чтобы слышали все. Я работал здесь давно, но впервые столкнулся с таким «посетителем».       Когда за ним захлопнулась дверь, я остался в уверенности, что его присутствие влечет опасность. Никогда не считал, что заслуживаю особенного отношения к себе, и статус служителя не был короной на моей голове. Но я понял, что этот человек не видит ни во мне, ни в этом месте совершенно ничего связанного с священным таинством. Вспомнились слова Мацуда-сана об одной очень сомнительной и состоятельной посетительнице, которая приезжала с конвоем охранников на дорогой машине. Женщина, всегда облаченная в гротескный яркий бархат: -Красный, цвет не только христовой крови...- говорил говорил он,словно специально,оставляя возможность додумать самому.