Offworld

- Сука! - шипит Чанёль, проскальзывая в щель приоткрытой двери под палящие лучи солнца. - Вот же дрянь! Проходя мимо сарая, он с силой пинает валяющуюся здесь автомобильную покрышку и направляется к своему кадиллаку, под которым уже битый час лежит Чондэ, воюя с непокорной подвеской. Чанёль пару раз ударяет по капоту, оповещая, что он здесь, и садится на землю с зажатой подмышкой книгой. - У Сухо был? - спрашивает Чондэ громко. - Да. Вот же сука! - не в силах успокоиться Чанёль бьёт кулаком о землю. Кожу ранит и щиплет от песка. - Да хватит тебе! - приглушённый смех Чондэ напоминает уханье совы. - Ты ведь понимаешь, что виноват. Если нет, то ты идиот. - Дело не в том, что он мне говорил, дело в том, как он мне это говорил. Даже вспоминать об этом не хочу. - Разве это не значит, что такой бойни больше не повторится? - Чанёль, естественно, не видит, но чувствует, как Чондэ выразительно приподнимает бровь. - Я его всего пару раз ударил, - не стоит добавлять, что Чанёль бы ударил ещё, если бы Сехун не отключился. - Мы все знаем, как ты бьёшь, - сам Чондэ отходил от хуков и апперкота в челюсть “от Чанёля с любовью” не один день. Но с тех пор утекло столько воды, что никакой обиды не осталось. Дерьмо случается. На чтении сконцентрироваться не выходит, и Чанёль встаёт, шагает к машине, вытаскивает из бардачка пачку сигарет и зажигалку. Возвращается на землю, закуривает. Сухо встречает Чанёля, возвращающегося из душа, уже в вестибюле, как долгожданного гостя. Вместо хлеба - сведённые брови, вместо соли - узкая полоска сомкнутых в недовольном молчании губ. Чанёля провожать не нужно, он прекрасно знает, где находится кабинет Сухо, потому что бывает там чаще всех остальных вместе взятых. Стул для “гостей” отполирован его задницей, а пол покрыт его плевками. - Что ты творишь? - спрашивает Сухо, как только за Чанёлем закрывается дверь. - Что это за зверство? Сухо искренне удивлён несмотря на то, что за три года, прожитых во МГЛе, всякое повидал. - Это всего лишь драка, ничего такого, - Чанёль сидит на стуле и пожимает плечами, а прохладная вода стекает с кончиков волос по спине, заставляя его съеживаться. - Драка - когда ты бьёшь и тебя бьют, Пакчан. Сехун тебя ударил? - Сухо не садится за стол, ходит вокруг, поглаживая столешницу. Здесь всё в идеальном порядке - листок к листку, ручка к карандашу, в центре стола рация, в первой полке ящика стола начищенный Rogak P-18. - Нет, - Чанёль касается ссадин на пальцах, сжимает и разжимает кулак и слизывает выступающую сукровицу. - Но он наставил на меня пушку. Как грёбаный коп! Я приезжаю, я дома, блядский ваш хрен, а на меня наставляют пушку! - крик Чанёля как попытка задушить то чувство беззащитности, когда ты один, безоружен, и на мушке. - Он бы не выстрелил, - спокойно говорит Сухо, и от этой сухой, лоснящейся уверенности Чанёль взрывается. - У него есть пушка, человек с пушкой выстрелит! Человек с пушкой всегда выстрелит, потому что вот оно, оружие в его руке! Это аксиома! Какого хера ты дал ему пушку, Сухо! Ни у кого из нас нет пушки, так чтоб мы ей размахивали как флагом на день Независимости! - Успокойся и сядь на место! - кричит Сухо в ответ. В приступе негодования Чанёль сам не заметил, как встал, опёршись руками на стол, но теперь он медленно садится, скосив глаза к прицелу у своей переносицы. Короткий вдох. Хватка у Сухо не такая твёрдая, как у Сехуна, но если он сейчас выстрелит, то не промахнётся. С такого расстояния никто не промахнётся, даже Кёнсу с его “-140 и вечное лето” - Я дал ему пушку, потому что вот он ты, способный прибить голыми руками. Ты бьёшь так, словно готовишься отправить человека в Ад одним ударом. Ты не можешь контролировать свою силу и свою ярость. Иногда мне кажется, что ты мог бы придушить чёрную кошку, которой вздумается перебежать тебе дорогу. - Хорошо, что у нас тут нет кошек, да? - Чанёль нервно посмеивается, но замолкает, как только Сухо оказывается перед ним, по-прежнему держа в руке пистолет. - Знаешь, ты очень проблемный, - Сухо наклоняется к Чанёлю, встречаясь с ним взглядом, а дуло пистолета медленно скользит по ярёмной вене, холодное и скользкое, как щупальце осьминога. - Если бы не твой ум, смекалка и умение хорошо водить, и духу бы твоего здесь не было. Ты, Чанёль, человек-конфликт. Тебе только дай повод, и ты кого-нибудь убьёшь. - Этих дрочил из Сердцевины - всегда пожалуйста, - хрипит Чанёль, чувствуя, как дуло упирается ему под подбородок. - Сехун не из Сердцевины! - Сухо резко сжимает горло Чанёля левой рукой, а пистолет вдавливает в его загорелую щёку. Щелчок курка, и у Чанёля рябь страха по всему телу. Он с трудом втягивает в себя воздух, глаза слезятся. - Он, мать твою, из Тюрьмы! Знаешь, как люди выживают в тюрьме? Приходи как-нибудь, потолкуем! Я всего лишь просил присмотреть за ним, так какого хера! - капли слюны, слетевшие с губ Сухо, смешиваются с испариной на лбу Чанёля. Он сидит, оглушённый воплем, зажмурившись, и дуло пистолета, кажется, готово прорвать щеку насквозь. Сухо выпрямляется и стоит рядом с Чанёлем до тех пор, пока тот не открывает глаза. По этому обескураженному взгляду Сухо понимает, что Чанёль всё понял. Пусть поворчит ещё, пусть пожалуется на лидера остальным, пусть избегает Сехуна, главное, Чанёль уловил основную мысль, и того, что произошло, больше не повторится. Дотлевшая сигарета обжигает пальцы и выводит Чанёля из ступора. Он бросает окурок подальше и отплёвывает застрявший между зубов табак. Мимо проходят Исин и Чонин, взмахивают руками в жесте приветствия и скрываются за сараем, где припаркована их тачка - большой красивый крайслер, отнюдь не новый, но в отличном состоянии. Чанёль искренне завидует. Новую машину он ведь вряд ли получит после сегодняшнего сиквела “Бойцовского клуба”. - Чонин и Исин в Сердцевину погнали, - сообщает Пак тихо, словно вникуда. - Исин в Сердцевине лучше ориентируется, чем в Сеуле в своё время, - Чанёль в ответ на это хохочет. Да уж, эти иностранцы… - Бабки заканчиваются, наверное, скоро на дело, - а у Чанёля машина того и гляди на части распадётся, как грёбаный конструктор Лего. - Тебе лучше будет дойти до Сердцевины пешком, - словно прочитав мысли Чанёля, говорит Чондэ. - Собственно, можешь уже выдвигаться. - Ха-ха, блять, - и снова звук голоса - словно ржавым гвоздём по стеклу. Глаза подняты, взгляд на уровне второго этажа - Чанёль замечает в квадрате окна едва различимый силуэт Сехуна, и тут же возвращается к книге. После ухода Чанёля Сехун сидит на полу ещё, наверное, с полчаса, стараясь не двигаться. Вдохи и выдохи прошивают лёгкие тончайшей леской до судорог. Не обращая никакого внимания на стекающие по лицу слёзы, Сехун поднимается на ноги и, пошатываясь, подходит к наглухо закрытому окну. Свежий воздух бы сейчас не помешал, только вот “МГЛА” и “свежий” - понятия несовместимые. Стоя у окна, Сехун видит Чанёля. Тот сидит, уткнувшись в книгу, с раскинутыми по ширине плеч ногами. Рядом припаркован тот самый кадиллак, на котором они приехали. Спускаясь вниз, Сехун думает над тем, почему же он не дал сдачи после первого удара. Эффект неожиданности? Вряд ли… Чанёль был на взводе, будь он часами, Сехун непременно бы услышал его тихое, нервирующее тик-так-тик-так. “Наверное, он псих…” - спуск по лестнице теперь занимает куда больше времени. - “Cлышал, во МГЛУ отправляют всех душевнобольных. Они спускаются сюда как дерьмо по кишкам, сначала побегав в лечебницам-однодневкам”. Уже на пути к сараю Сехун вспоминает о забытых в комнате рации и пистолете, и если первое ему сейчас ни к чему, то со вторым он бы чувствовал себя спокойнее. “Расслабься, ничего он тебе не сделает…” - убеждает себя Сехун. Чанёль сидит, низко склонившись над книгой. Сехун останавливается в паре метров, набрасывая на него невесомый, прохладный плащ своей косой тени. Чондэ, который как раз закончил с ремонтом, кряхтя, вылезает из-под машины. - Тебе бы, чувак, помыться, - произносит он, осмотрев Сехуна с головы до ног, хотя сам тоже отнюдь не образец чистоты. - Да, наверное, - Сехун, как ожившая сепия, весь коричневый. - Слушай, ты... Пак переворачивает страницу, не поднимая головы, и всё, что видит Сехун - бусины его шейных позвонков. - Чанёль, - Сехун повышает тон и делает шаг навстречу. В ответ - ничего, Чанёль с усердием мусолит усеянную буквами страницу, бегает глазами по строкам. - Умеешь игнорить, когда хочешь. - Чен, - Чондэ, решивший заодно проверить уровень масла и прочие мелочи, оборачивается на голос. - ты рацию не выключил? Что за шум у уха? Или ты не слышишь? - Хватит! - то, что сейчас Сехун рискует второй рукой, понимают все трое, но вот книга, вырванная из рук Чанёля уже летит на землю, а сам Чанёль мигом поднимается на ноги, словно кто-то невидимый потянул его вверх. - Ты, кажется, не совсем понял, - Чанёль недовольно хмурится. От Сехуна он уже успел устать, избить его хочется, но не можется. К глубочайшему сожалению. - Отвали. Не трогай меня. Веди Толчок. Себя Ещё толчок. Тихо Со стороны Сехун выглядит так, словно плывёт кролем на спине, плечи вертятся как флюгер. Чен, наблюдая, посмеивается. Не надоедает Чанёлю петушиться, вот сколько раз ему задницу надирали, а всегда одно и то же. Сехун терпеливо сносит толчки просто потому, что, во-первых, больнее ему уже не станет. А во-вторых левая у него такая же умелая, как и правая. Ладонь летит в сторону Чанёля слишком быстро - он не успевает наклониться или отскочить. Сехун бьёт Чанёля по кадыку, тот давится воздухом и складывается пополам. И пока он не пришёл в себя, Сехун хватает его за горло и бьёт затылком с такой силой, что землю под ногами сотрясает. Следом сам падает на колени. - Хэй, хорош! - Чондэ бежит к Чанёлю, но останавливается, споткнувшись о взгляд Сехуна. Тот смотрит в упор, сжав зубы до скрежета, тычет в расширенные от испуга зрачки Чондэ бледным лицом и вспенившейся слюной в уголках губ. Секунды проносятся как мошкара, но Сехун не ослабляет хватку. Сейчас, когда Чанёль, как в лихорадке, скребёт ногами землю, когда глаза его широко распахнуты, а под ладонью ощущаются вздувшиеся упругие вены на его шее, Сехун понимает, что мог бы задушить его. Раз плюнуть. Он наклоняется, лицо Чанёля оказывается совсем близко, Сехун видит поры на его коже, забитые пылью, видит своё отражение в каплях зрачков на коричневой радужке. - Как думаешь, - голос Сехуна шипит как раскалённое масло, у самого уха. - за что я сидел? Чанёль начинает мотать головой из последних сил, вроде как показывая, что он не знает, и вообще его это не касается. Сехун смотрит на него до тех пор, пока его глаза не становятся для Чанёля двумя пляшущими разноцветными точками. - Я убивал людей. Убивал и буду. Я бы с удовольствием посмотрел на то, как ты задыхаешься, как твои легкие высыхают как губка, как твой взгляд становится пустым как у чучела. Если присмотреться, в моих глазах можно увидеть призраков тех подонков, которых я лишил жизни. И по взгляду Чанёля, продолжающего карабкаться по ниточке жизни, Сехун понимает, что он видит их прямо сейчас. - Я буду убивать, Чанёль. И это может случиться быстрее, чем все мы думали, - ладонь разжимается, и Чанёль громко вздыхает. Горло раздирает от боли, а лёгкие, изголодавшиеся по кислороду, раздувает в груди. - Так что веди себя тихо, - Сехун, затаив дыхание, проводит пальцем по багровой линии, опоясывающей шею. Колени уже давно саднит, так что Сехун поднимается и, отряхивая джинсы, уходит. Чен подлетает к Чанёлю сразу же, как только Сехун исчезает из поля зрения. Ему стыдно, что он так по-глупому струхнул, но Чанёль ни в чем его не винит. - Что он тебе сказал? - спрашивает Чондэ, помогая Чанёлю встать. - Мелочь, - сипит Пак, продолжая откашливаться. Вспоминаешь этот взгляд, и холодок по спине пробегает. Давненько такого не было. Я правда не помню, когда в последний раз так боялся, но теперь вот он, этот страх, этот диковинный зверь - протяни руку, проведи по воздуху, и ощути его колючую, густую шерсть, улови тепло зловония из его раскрытой пасти.