***
Киёхимэ счастливо улыбалась и смотрела на своего Мастера, который создавал мечи из своей энергии. Девушка была рада, что нашла своего единственного и верного, которому можно служить и не бояться получить нож в спину. Откуда такие перемены? Алкид применил слишком радикальный метод для «пробуждения» Киё, а в его словах про предательство было столько скорби, ненависти и холодной ярости, что в правоте их не стоило и сомневаться. Тем более, его метод толкнул девушку от обрыва вечного одиночества, к выздоровлению психики и забвению всех прошлых предательств. «Надо жить настоящим, а прошлое — сжечь, а пепел развеять по ветру», — вот что он сказал после своей пламенной речи. Дракона была влюбчива. Она этого не отрицала. Она влюблялась в каждого Мастера практически с первого взгляда и служила с огромной отдачей. Но вот только… Они все видели в ней лишь безумный инструмент достижения их гнусных целей. И после использования и поломки, Киё выкидывали, словно сломанную куклу. Но она продолжала верить и надеяться. Но после десятого подряд предательства девушка не выдержала. Её психика встала на границе: «Меж гиблой долиной одиночества и светлой поляной счастья» — как говорил Алкид её во время разговора после откровения и речи. Тогда девушка и выпалила, что любит его, что это любовь с первого взгляда, что он — её судьба, и что он её спаситель и обязан взять ответственность. Но юноша лишь вздохнул и сказал, что не может никого полюбить. Поэтому и не сможет принять чувств девушки. Вот тут и проявилась яндеритость Киё, которую она и не отрицает и даже считает изюминкой. Она ЗАСТАВИТ Алкида полюбить её любым способом, даже если его придётся привязать к скале и насиловать в течении недели в форме дракона. Но до таких мер ещё нужно дойти. А пока можно использовать и традиционные методы с похищением и ножом у горла. — Алкид, я вернулась, — голубоглазая женщина с заострёнными ушами приземлилась возле парня, который создавал копьё. — А! Прекрати! — запаниковала магесса, увидев действия воина. Киё ждала. Вдруг это его мать или просто напарница. Девушка вдохнула воздуха и зависла. — А это кто? — эльф посмотрела на зеленовлосую деву в кимоно. — Мой фамильяр. Киё — это Медея. Медея — Киё. — Почему от вас пахнет этой женщиной? — произнесла Киёхимэ, раскрывая веер и прикрывая им рот. — Мы занялись сексом этой ночью, — флегматично произнёс Алкид, создавая очередной кинжал. — А твоё какое дело? — высокомерно бросила Медея, смотря на Киёхимэ сверху-вниз. Взгляды девушек встретились. Они увидели в друг друге соперниц сразу же, ведь женщины чувствуют соперниц за километр. — Хи… Он только мой, — сказала Киё, опуская веер. От её голоса несло злобой и жаждой крови. Голубые огоньки заплясали вокруг неё. — Хо? Думаешь, я отдам тебе МОЕГО Алкида? — поставив ударение на слово «моего», произнесла Медея, создавая десять фиолетовых магических кругов. От магии вибрировал воздух, а от жажды крови, которую источали две девушки, засох куст неподалёку. Боги Олимпа уже делали ставки, а Арес отказался, чуя холодную ярость со стороны Алкида… А, нет, не холодную… Между девушками образовался кратер, который проделал Алкид ударом своего кулака. Его глаза горели яростью и злобой, а зубы были сжаты. — ВЫ ЧТО, С ДУБА РУХНУЛИ?! — заорал юноша впервые за пять лет. — Я ЗАПРЕЩАЮ ВАМ УСТРАИВАТЬ ПОБОИЩА! И ТОЛЬКО ПОСМЕЙТЕ НАРУШИТЬ ЗАПРЕТ! ТОГДА Я ВАМ УСТРОЮ ТАКОЙ РАЗНОС, ЧТО ВСЮ ЖИЗНЬ ВСПОМИНАТЬ БУДЕТЕ! Лицо и всё тело воина трясло от ярости, а левая рука сжимала серебряную зазубренную булаву. Резко выдохнув, он отбросил булаву в сторону и присел на холодный пол. — Сядьте, — произнёс успокоившийся Алкид. Он умел быстро возвращаться контроль над эмоциями, но в течении пяти минут его можно было вывести вновь. — СЕЛИ, Я СКАЗАЛ! Девушки резко опустились на колени. Юноша посмотрел на обеих и прокашлялся. — Я запрещаю вам ссорится и ругаться без причины. Я — не причина. Если прольётся кровь, то понесёте наказания обе. Почувствую неладное — тоже обе, — произнёс парень холодным голосом, от которого Киё и Медея съёжились, а липкий страх сжал сердца. — Надеюсь, вы меня услышали. Я медитировать, — Алкид поднялся и покинул двор, оставив двух девушек наедине. Киё и Медея смотрели друг на друга глазами, полные ревности и неприязни друг к другу. Казалось, что между ними били молнии и извергались вулканы (по крайней мере Арес видел именно это). — И кто ты ему? — спросила дракона, источая жажду крови, но меч, который упал перед ней и расколол плитку, остудил пыл девы. — Я… Не знаю, — честно призналась Медея, не пытаясь врать и юлить. Своим нутром она чувствовала, что сидящая перед ней может чуять ложь. — А разве вы не пара? — протянула озадаченная ответом Киё. — Нет… Он не смог принять мои чувства… — грустно произнесла волшебница. — Как и мои… Но почему? — А вот этого я не знаю тоже. К сожалению… Тц! Ради Алкида я готова даже тебя терпеть рядом с ним! Так что давай устраивать разборки без крови, иначе он нас может наказать, — предложила магесса, протягивая руку. — На уровне: «Кто готовит ему?» и «Кто с ним спит?», используя только слова? — Да. — Я согласна, — пожала Киё руку Медеи. Девушки одновременно кивнули и направились в виллу, прячась от дождя, который неожиданно начался для всех жителей Афин.***
Чёрная ровная равнина. Серое небо без солнца. Вдали виднеется длинная стена, уходящая далеко-далеко. Казалось, что у неё нет конца и края. Серебристая стена поднималась ввысь и уходила за свинцовые тучи серого неба. И недалеко от стены стоял большой белоснежный гроб. Он был опутан серебряными цепями, которые крепили его к огромному валуну красного цвета. Возле гроба стоял черноволосый юноша с сигарой во рту. Изредка выдыхая клубы дыма, он смотрел на верхнюю часть саркофага, которая была прозрачна. Парень глядел на… Себя же. По ту сторону прозрачного материала лежал Алкид. На лице умиротворённая улыбка, а глаза закрыты. Чёрные волосы аккуратно причёсаны. Руки скрещены на груди, а меж ними лежит серебряный меч с украшенной сапфирами рукоятью и гардой. Но всё же Алкид в гробе отличался от курящего сейчас сигару. Часть волос была окрашена в серебристый цвет, что отличало одного от другого. В гробу лежала Мечта. Мечта маленького мальчика, которым был Алкид десять лет назад. И мечта эта была проста и наивна. Мальчик грезил о герое, который придёт и спасёт его от бед. Поможет, а потом возьмёт к себе, как младшего брата. И затем они вдвоём очистят мир от самой концепции предательства, лишив людей возможности предавать. — Глупые детские мечты… — произнёс Алкид, выдыхая облачко дыма. — Но я был бы не против такого рыцаря. Маленький Алкид даже придумал прозвище своему «старшему брату», который приходил в снах и говорил с малышом. — Рыцарь Очищения: Герой, который уничтожает грехи, — сказал воин, вспоминая своё детство. И оно было не радужным. Вместо игрушек — книги и учебники. Вместо друзей — учителя и многочисленные родственники. Слишком многое требовали от Идеала, который выводили несколько столетий. Ему пророчили главенство над компанией и семьёй. Жену, которую выбрали сразу после рождения, и много чего ещё. Но всё рухнуло, когда мальчика бросила мать, а затем и отец. А потом родственники. И так по накатанной, пока Алкид не стал тем, кто он сейчас — нелюдимым холодным куском льда без сердца. Почему он сорвался тогда, во дворе? Всё просто — ситуация с девушками была похожа на ссоры его родителей давным-давно. Хоть Алкид и пытался забыть всё, что было с ним до восемнадцатилетия, но чёрная меланхолия, в которую он погружался, вытаскивала все воспоминания из глубин памяти. А эти фрагменты теребили старые раны и обиды, заставляя воина внутренне трястись от ярости и ненависти. И эти чувства могли быть заткнуты только битвой или тренировками, которые Алкид проводил каждый день с начала попадания. Этот мир — личное представление юноши о своей душе. Не сама душа, а лишь фантазия, в которую он научился погружаться три года назад. Тут можно было спокойно посидеть в тишине и подумать обо всём, даже пофилософствовать по поводу бытия или поговорить со своей Мечтой, которую он запер пять лет назад в гробу. Ради себя. Иначе столкновение «Благородного доброго Рыцаря» и «Хитрого злого Мстителя» могло породить взрыв, который порвал бы разум и психику и превратил бы Алкида в овоща. Так он думал, по крайней мере. Да и не нравился рыцарь воину. Слишком правильный и светлый. Такого предают первым. Такой никогда не найдёт верных людей. Такого будут использовать. И тогда он сломается, как и настоящий. Покачав головой, Алкид взглянул ещё раз на лицо Алкида-Рыцаря. Кроме волос, отличий не было, поэтому воин иногда содрогался, видя себя в гробу. И очень часто юноше казалось, что его волосы стали серебристыми, как и глаза. Да, очи Рыцаря тоже были серебряными. Как и всё снаряжение. Парень не знал, откуда у него тяга к серебру, но она была. Нравился этот цвет ему и всё. А золотой он ненавидел. Слишком вычурный и вульгарный. Но это уже отвлечённые темы. — Эх… Пора наружу… Давай, бывай, — махнул гробу Алкид и поднял взгляд к небу. — Ха… Мечта Льда… Интересное сочетание, — произнёс он и растворился, оставляя саркофаг в одиночестве. Но воин не подозревал, что часть цепей после его ухода лопнула, а Алкид-Рыцарь дёрнулся в вечном сне, сжав клинок сильнее.