Ты в сердце моём

Оби-Ван ничуть не удивился тому, что Скайуокер попал в очередную переделку. Скорее, он был к этому готов и не только конкретно сейчас, а вообще, в тот день, когда согласился стать его учителем. Ведь чуть ли не с самого первого дня становления Падаваном, Энакин умудрялся влипнуть во все неприятности, которые только мог найти, а те, что не находил, появлялись сами. Поэтому, услышав в комлинке нетвердый голос бывшего ученика, который, щедро перемежая свою речь отборным хаттским матом, сообщал ему, что он «нажрался водки и начал бузить» в каком-то баре на Нижнем уровне, где его все знают, Кеноби лишь ответил: «скоро буду» и заведя спидер, отправился спасать бедолагу. Бар, о котором говорил Энакин, он хорошо знал, не раз бывая там как с ним вместе, так и в одиночку. Зайдя в полутемный зал, мужчина сразу же увидел друга, тот сидел за дальним столом и мрачно цедил из стакана вино, купленное, очевидно, на последние деньги. Возле него, словно охраняя, чтоб не сбежал, сидел бармен. —Здравствуйте, уважаемый, я пришёл по просьбе товарища Скайуокера — церемонно сказал Оби-Ван, глядя на чисса, поднявшегося ему навстречу. Было видно, что солидный вид Джедая произвёл на него должное впечатление. —Приветствую, Магистр, ваш приятель нанёс ущерб моему заведению, а так же его репутации. Вы готовы оплатить его? — после этих слов бармен протянул Кеноби счёт, взглянув на сумму в котором, тот на миг пожалел, что телесные наказания разрешены лишь ситхам. —Да, конечно, прямо сейчас — поспешил сказать Оби-Ван, вытаскивая зеленую кредитку. Когда же все формальности были улажены, он, сказав Энакину следовать за ним, поспешил покинуть неприятное заведение. Скайуокер всё это время молчал и лишь оказавшись около спидера, подал голос: —Эй, ты чего толкаешься? Пусти за штурвал, я поведу! —Хватит, налетался уже сегодня, садись давай — сурово сказал Оби-Ван, не без труда заталкивая приятеля на пассажирское сидение. Скайуокер тяжело плюхнулся куда сказали и тут же начал придираться: —Вот, и ты меня тоже унижаешь! А мне сегодня досталось! По полной программе! Представляешь, у меня жена умерла, потом дал в морду один из близких друзей и на закуску—помяли в баре! И всё сегодня, не многовато для одного дня? —Многовато для одного человека — серьёзно сказал Оби-Ван с намеком на недовольство поведением друга. Он был уже в курсе случившегося и искренне сочувствовал Энакину, однако, не считал это оправданием такому безобразному поступку. —Зачем ты не дал мне лететь? Вот сел бы за штурвал и разбился! И встретились бы с любимой, как этот бомж сказал! Он один только и посочувствовал! А вы все..... Далее последовал набор матерных слов. Оби-Ван перестал вслушиваться, пускай выплеснет эмоции. Смерть любимого человека не может пройти без боли, он это знал, испытывая примерно то же самое, когда погибла Сири Тачи—его близкая подруга и первая любовь. Кеноби тогда казалось, что весь мир будто померк, жить не хотелось, был даже близок к Темной стороне, спасло лишь то, что рядом оказались близкие люди, способные поддержать. В первую очередь его учитель. Теперь же наступила его очередь помочь ученику, даже если он этого и не принимает. —Энакин, я понимаю твоё горе, оно неизбывное, но это надо пережить. Пойми, боль уйдёт со временем — сказал он спокойнее, чтобы ученик понял, что Оби-Ван ему вовсе не враг и всей душой сопереживает другу. —Да никогда это не закончится! Она ушла, понимаешь? Ушла навсегда, вся остался! Один и обреченный страдать! Почему? — не желал успокаиваться Энакин. Алкоголь в нем продолжал бродить и эмоции клокотали, требуя выхода. —Твоя жизнь на этом не закончена, ты должен продолжать бороться, Падме не хотела бы видеть тебя таким, вспомни, как она расстраивалась, видя тебя пьяным — пришло Магистру на ум нужное воспоминание и оно возымело нужный эффект, развернув эмоции в противоположном направлении. —Да, она всегда ругалась, а Асока вообще однажды в ванной заперла, пока не протрезвею — последнее слово он выговорил с явным трудом, язык начинал заплетаться — Асока...она, вот, выжила...а я такое сказал...мне плохо...стыдно... Едва произнеся последнюю фразу, Скайуокер неожиданно перегнулся через кресло и начал вырывать штурвал из рук Оби-Вана. Спидер немедленно завихлял и заскакал из стороны в сторону. Кеноби пытался оттолкнуть неадекватного приятеля, что было не так и просто. —Не трогай меня! Отстань! Поворачивай к медкорпусу! Мне срочно надо туда! Я должен поговорить с Асокой! Попросить прощение! Энакин выглядел сейчас просто ужасно—волосы растрепались, из разодранных ссадин на щеке сочилась кровь, а из глаз струились горькие, пьяные слезы. В конце, концов, Кеноби сумел оттеснить приятеля и благополучно посадить спидер у Храма и Оби-Ван почти, что понёс Скайуокера на себе к дверям его комнаты. Идти пришлось чёрным ходом, чтобы не увидел никто из Магистром, иначе разговоров будет, не оберёшься. Усадив его на диван, Кеноби опустился рядом и крепко обхватил его руками, поскольку он всё ещё продолжал куда-то рваться и биться, как пойманный. —Тебе сейчас лучше заснуть, ты уже натворил делов, а завтра, прямо с утра, пойдёшь в медкорпус. Сейчас тебя всё равно не пустят — уговаривал его Кеноби. —А мне нужно сейчас! Ты просто не знаешь, что я сказал! Я должен знать, что пожелание не сбылось, что она не умерла... Договорить не успел, так как Магистр, устав убеждать словами, пошёл на крайнюю меру—нажал пальцами на определённую точку на шее и Энакин отключился. В себя он придёт только к утру. *** Раш Кловис сидел у себя в комнате и держа в руках бокал с чем-то коричневым, медленно приходил в себя. Ещё вчера вечером ему рассказали про аварию и он до сих пор не понимал как так могло получиться, что внутри злосчастного звездолета оказались две женщины, которых он любил. Да, любил, каждую по-своему. И неизвестно какая из его привязанностей была сильнее. Падме...он любил её с юности, она была его идеалом, ради неё он готов был свернуть горы, только бы добиться её благосклонного взгляда. Она была королевой, а он её подданным. И с удивлением замечал, что это положение ничуть его не унижает, а даже наоборот, доставляет радость от одной только возможности видеть объект своей любви и говорить с ним, пусть даже и не так часто, как ему хотелось. Любой знак её внимания, чаще всего редкий и до обидного небольшой принимался им как великий дар. Жаль только ответа на свои знаки он никогда не получал. Асока...о, это совсем другое. Вот от неё этих знаков внимания было хоть отбавляй. Она, в отличии от Падме, сама была к нему привязана, причём искренне и от всей души. Её такая по-детски чистая и трогательная привязанность просто не могла оставить равнодушным и на какое-то время Раш по-настоящему увлёкся девушкой, вдвойне приятным было оказаться первым её мужчиной. Это тешило самолюбие Кловиса и давало невольный повод привознестись над своим унизительным положением. И скоро он поймал себя на мысли, что встречаясь с Асокой, Раш думал о Падме, о том, что она может чувствовать, видя его с другой. Он считал, что такая преданность, какая была у него к сенатору от Набу не может пройти незамеченной и Амидала просто не может совсем ничего не испытывать при виде его счастья. И она действительно испытывала...искреннюю радость за друга, нашедшего свою любовь. Он убедился в этом случайно подслушав разговор в кафе между двумя девушками. Удар был тяжёлый. «Всё было зря. Я так старался, а ничего не вышло» — подумал тогда он и приложил максимум усилий, чтобы не дать обеим понять, что тайна раскрыта. После этого случая ему стала претить излишняя привязанность Асоки, она просто стала теперь для него бессмысленной и Раш был не в силах больше притворяться и стал проявлять холодность и почти грубость по отношению к девушке. Итогом всего этого стала ужаснейшая глупость с его стороны. И втянута в неё оказалась третья особа женского пола. Райо...она давно уже засматривалась на него, ища повод сойтись поближе. Её интерес к нему был примерно таким же, как у Асоки, вот только характер был другой. Асока—горячая и страстная отдавалась чувству с полным погружением, не стесняясь никого и ничего. Райо же была скромной и тихой, во всяком случае, казалась таковой до недавнего времени. Она любила его издалека, смиренно терпя его равнодушие. И вот недавно проявила себя вдруг с самой неожиданной стороны—пришла в его квартиру под предлогом занести текст завтрашней речи, якобы забытый на заседании. Кловис с недоумением сказал, что ничего не забывал, однако, коллегу впустил и разрешил войти. И как только оказалась внутри, Райо повела себя странно, очень несвойственно ей. Убедившись, что дверь закрыта, хотя и не заперта, она подошла к Рашу совсем близко и обхватив его обеими руками за шею, впилась в его губы горячим страстным поцелуем. Кловис немного оторопел от такого напора и даже не сразу начал вырываться, однако, вскоре стало понятно, что он не так уж сильно и хочет это делать. Поцелуй возбудил его природные инстинкты, постепенно блокируя разум. И видя, что он колеблется, Райо стремительно сбросила свою жёлтую накидку, под ней оказалась светло-зелёная безрукавная блузка. Девушка расстегнула её, давая свободу идеальной груди второго размера. Формы её оказались просто восхитительными и возбуждение достигло крайней точки. И Раш не удержался. О том, что может прийти Асока он благополучно забыл и потому не смог сказать ни слова, когда вдруг увидел её, стоявшую над кроватью. И когда она, бросив билеты, ушла, Кловис опомнился и ему стало ужасно стыдно, он не мог смотреть на Райо без отвращения. Она же, словно не понимая и не желая ничего понимать, начала с того дня липнуть к нему с утроенной силой. И даже теперь, когда произошла эта ужасная авария, девушка не оставляла его надолго. «Небось и сейчас придёт, надоела» — подумал он с досадой и как бы отвечая его мыслям в дверь позвонили. Кловис даже не встал. «Ничего, позвонит и уйдёт, пусть думает, что меня тут нет» — решил Раш и налил новый бокал. «Вот, значит, как, ну ладно, поговорим позже» — подумал стоявший за дверью и потрогав правое ухо, вздрогнул—там не было серьги.