Ты в сердце моём

Похороны сенатора Амидалы были назначены на 12 часов. Проводить её в последний путь собралось несказанно много народу, как сослуживцы, так и мирные жители, даже многие из Ордена решились прийти. Все любили эту такую хрупкую и такую самоотверженную молодую женщину, так много успевшую сделать и так рано покинувшую их. Траурная процессия начала своё шествие от главной площади Тида—столицы Набу, родины сенатора, где и решили предать её земле. Утро выдалось хмурым, тяжёлые тучи нависли под небосводом, надёжно скрывая солнце, то и дело проливаясь неприятным мелким дождем, словно сама природа скорбела вместе со всеми. Чуть позже тучи сделались угрожающе темными, почти чёрного цвета, одевая небо в такой же как и у всех траурный наряд. Посреди процессии находился роскошный гроб из красного дерева, где окружённая венками и букетами из самых лучших и дорогих цветов спала последним сном сенатор Амидала. В морге постарались на славу, приводя вид покойницы в относительный порядок и теперь ничто в её облике не напоминало о последнем дне жизни. Лицо было спокойным и умиротворенным, на губах—лёгкая улыбка, словно она и правда спала, видя светлые, приятные сны. Красивое бежево-золотистое платье скрадывало смертельную бледность, а голову скрывал венок из цветов, искусно вплетенный в каштановые волосы. Почти все пришедшие проститься, идя за гробом не сдерживали слез. Справа рыдал, громко всхлипывая, Джар-Джар Бинкс, любивший свою спасительницу как мать. —Прощайте, госпожа, моя будет скучать о вас! — прохныкал гунган, звучно сморкнувшись в платок, от чего его длинные уши взлетели вверх и с громким хлопком упали назад. Чуть дальше расположились сенаторы разных планет, все, как один, в чёрной одежде, с левой стороны шли родственники. Сола Наберри, закусив губу, чтоб не разрыдаться в голос, поправляла складки на платье покойной сестры, другой рукой обнимая дочерей. Рио и Пуха поддерживали мать с обеих сторон, обычно веселые и смешливые, сейчас они стояли, опустив головы, принимая таинство смерти. Энакин стоял позади всех, рядом с товарищами из Ордена, не смея открыто приблизиться к гробу. Он то и дело рвался туда и если бы не Оби-Ван, зорко следивший за происходящим, он бы уже был там и бесстыдно изливал свою горе, которое вынужден был держать внутри. Ему осталось только стоять и молча смотреть на то, как та, ради кого он был готов на всё, скоро исчезнет под землёй, так и не узнав, как сильно её любили здесь. Между тем, процессия уже дошла до точки следования—семейного кладбища Наберри. У разрытой могилы стоял священнослужитель, одетый в чёрную форменную одежду и когда подошли все, он начал читать заупокойную службу. От его речи и трогавшегося за душу пения, слезы полились уже почти у всех. Кажется, именно сейчас все осознали, что земная жизнь близкого им человека закончена навсегда. Жизнь пойдёт себе дальше, потечёт, как бурный ручей, но уже без него. —Теперь вы можете проститься с покойной — провозгласил священник, закончив читать писание. Провожавшие в последний путь медленно выстроились в цепочку и потянулись к месту прощания. Встав за Джар-Джаром, Энакин, чтобы немного отвлечься, начал рассматривать остальных, пришедших сюда, из-за однообразных чёрных нарядов, все они казались почти одинаковыми, только один выделялся из толпы. Именно эта фигура и привлекла внимание Скайуокера. На незнакомце был надет глухой чёрный плащ, скрывавший очертания фигуры, а лицо пряталось в глубоком капюшоне, руки, обтянутые грубыми чёрными перчатками сжимали какой-то неизвестный цветок красного цвета. Один. На похороны обычно приносят четное количество. «Интересно, кто такой? Или такая? Надо будет это узнать» — подумал Энакин, но посмотрев секунду спустя туда, где стоял странный человек, он никого там не увидел. —Что стоишь? Иди попрощайся, никому теперь нет дела до пересудов — слегка подтолкнул его в спину Оби-Ван. Оказалось, что подошла его очередь. Скайуокер нерешительно приблизился, готовясь впервые увидеть свою возлюбленную мертвой. Ему казалось, что он не выдержит и сорвётся, до того нереальной казалась ему сама возможность этого. Нельзя так, чтобы ты знал человека, любил его и теперь вот хоронишь. Но это было. И никуда теперь не уйти. Однако, ничего ужасного он не увидел, только небывало спокойное лицо и руки, скрещённые на груди, сжимавшие небольшой деревянный кулон. Тот самый, который Энакин подарил ей ещё мальчишкой, в первый день их знакомства. Это вызвало в душе Джедая щемящую волну боли, закипевшую где-то посередине груди и растекшуюся по всему телу с головы до ног, подобно злой, Темной Силе, призванной порабощать сознание людей. Терпеть эту пытку стало невозможным и чтобы хоть немного освободить клокотавшие эмоции, он набрал в легкие максимум воздуха и издал громкий, полный отчаяния крик, от которого едва не треснули рёбра. И через пару мгновений крик его прервался, словно запнулся за что-то, когда взгляд Энакина наткнулся цветок, лежащий на груди покойной, контрастирую с золотистым узором платья. Красный бутон выделялся на бежевой ткани как пятно крови, а на лепестках поблескивала какая-то прозрачная, даже на взгляд липкая жидкость, а темно-зелёный стебель был сломан посередине, отчего создавалось жутковатое впечатление. Цветок был дешевый, явно принесённый ни кем-то из гостей, но выглядел явно знакомым, уже виденным где-то, причём недавно. Буквально сегодня, буквально сейчас. Чёрный плащ, глубокий капюшон, перчатки, а в руках... Всё это пронеслось в мыслях Энакина за одну секунду, после чего в глазах потемнело и с лёгким всхлипом он тяжело повалился на руки удачно стоявшего позади Оби-Вана. «Эни, пожалуйста, не нужно мстить. Он сам накажет себя, поверь мне. Страдания души не стоят удовольствия мщения. Вчера ты это увидел» — прошептал чуть слышный, но узнаваемый голос — «Не повреждай её ненавистью, врага всегда есть за что пожалеть». Полупрозрачный образ начал медленно таять, готовясь навеки переселиться в небесные высоты, сделавшись Ангелом, которым для многих людей сенатор Амидала являлась и при жизни. —Не буду, родная, обещаю тебе это — прошептал Энакин, открывая глаза. Он обнаружил, что лежит на своей же семейной кровати в квартире Падме. Именно там устроили поминки. Увидев знакомую обстановку, ему на какой-то момент показалось, что ничего не было и все последние события были всего лишь кошмарным сном. Он невольно улыбнулся, потягиваясь, при этом левая рука наткнулась на что-то мягкое и тёплое, незамедлительно отреагировавшее на невольное вторжение в личное пространство протяжным «Мяаааууу» и сильным ударом когтистой лапы. —Ааай! Флора! Ты, как всегда, в ударе! — вскрикнул Энакин, потирая ладонь, на которой красовались мелкие красные точки—следы когтей Флоры. Флорой звали полосатую кошку, взятую в дом Падме незадолго до гибели. Она обладала на редкость плохим характером, не подпуская к себе никого, кроме хозяйки. —Кричишь, значит, очнулся — прозвучало у двери голосом Оби-Вана. Только тогда к Энакину окончательно вернулось чувство тяжёлой реальности — Напугал ты всех здорово. —А что со мной было? — спросил Энакин, садясь, голова ещё немного кружилась, но не настолько, чтобы не соображать на счёт происходящего. —Не поверишь, свалился в обморок, прямо возле гроба. С трудом убедил всех, что ты просто не выспался. Кстати, а что это за кровавые пятна у тебя на рукаве? Скайуокер взглянул на рукава одежды и заметил, что правый покрыт подсохшими разводами. Вспомнилась вчерашняя драка, стало стыдно и он поспешил опустить глаза. —Не волнуйся, это не моя кровь — сказал Энакин. —А чья же? — тут же вцепился Кеноби, опасаясь самого страшного. —Да так, одного ублюдка, возомнил о себе слишком много, пришлось научить дипломатии — невесело усмехнулся Скайуокер, и вспомнив кое-что ещё, спросил — Слушай, а когда мы стояли у гроба, ты, случаем, не заметил там странную личность в плаще? Стоял рядом с Бэйлом Органой. —Нет, никого похожего я там не видел — честно пытался припомнить Оби-Ван — А что такое? —Да просто цветок, который он держал в руке, я позже увидел в гробу, только он был сломан и, кажется, хоть это и бред, наверное, запачкан слюной, словно в него плюнули и бросили в гроб... — вспоминая о последних секундах перед потерей сознания, Энакин невольно поморщился, понимая, что если он прав, то дело серьёзно. —Не знаю, Энакин, ты уверен, что тебе не показалось? — спросил Кеноби встревоженно, опасаясь, что у друга от переживаний помутился рассудок. Ответить Скайуокер не успел, так как в дверь требовательно постучали, Оби-Ван тут же открыл и увидел Мон Мотму, звавшую обоих идти к столу. —Мы уже идём, госпожа сенатор — сказал Энакин, вставая с кровати. «Ничего вам не показалось, ребята, а вот мне было весело и будет ещё веселее, потом» — пронеслось в голове у той самой личности, стоявшей в этот момент за спиной Мон Мотмы. Без плаща и перчаток никто не понял, кто именно был на кладбище.