Витражи

      Влево-вправо, влево-вправо, влево... вправо... Маятник со скрипом раскачивался из стороны в сторону. Аглая, лежа на каменном полу и бессмысленным взглядом уставившись в потолок, гадала, может ли он упасть. Вот так, прямо на шею, как нож гильотины, одним ударом оборвать ее жизнь. Это было бы символично: в этом Городе, в этом Соборе...       Уже несколько дней? она не слышала ничего, кроме этого ужасающего скрипа; сюда не долетало ни одного звука извне. Ловушка, тюрьма, благословенное убежище, которое она сама избрала, когда горожане бежали из Собора, уверившись в уходе чумы.       Но она никуда не ушла       затаилась       и одного за другим унесла тех, кто мог ей противостоять.       После смерти Бураха и Блока, исчезновения Клары единственной их надеждой оставался Бакалавр Данковский. И когда над городом разлился скорбный звон колокола, возвестивший о кончине-конце, слезы потекли сами собой. Не так уж и хорошо они друг друга знали: встречались однажды в Столице да тут какая-то пара дней, — но она успела привязаться к нему.       К скрипу маятника примешался новый звук: кто-то отворил двери Собора. Постояв на пороге, словно привыкая к царившей внутри полутьме, неизвестный шагнул внутрь. Аглая затрясла головой.       — Нет! — Она вскинула руку. — Не подходи.       Невзирая на предупреждение, босые ноги прошлепали по полу, не останавливаясь. Почерневшие ногти, испачканный в земле подол...       — Саба... Ведь Бакалавр отправил тебя за реку.       — А толку? Каменный двор почти что вымер, на заставах никого.       Закутанная в тряпье, будто в саван, фигура остановилась перед Аглаей. Толковательница снов — прорицательница — шарлатанка — Саба Успинэ. В полумраке Собора тени, залегшие под ее глазами, выглядели зловеще.       — В этом городе не осталось докторов.       От этих ее слов Аглая почувствовала вновь подступивший к горлу комок.       Успинэ коснулась ее рукой. Сухая, шершавая, словно горсть песка из Степи, ладонь легла на горячий, покрытый нездоровой испариной лоб. Аглаю лихорадило.       — Не надо так смотреть, — пробормотала Аглая, отворачиваясь. — Твой взгляд не предвещает ничего хорошего.       — Не в моем обличье предстает смерть.       — Но ты ее посланница. Злой дух.       Успинэ усмехнулась. Жуткой и нечеловеческой показалась Аглае эта усмешка.       — Зачем ты пришла?! Кружишь тут как стервятник, ожидая моей смерти. Не дождёшься. Слышишь?! Не дождешься!       Но никого не было в Соборе.       Аглая моргнула. Уж не привиделось ли ей? Была ли тут Саба да и Саба ли вообще? Или это сама Шабнак коснулась ее, обдала своим горячим дыханием... Аглая вытерла лоб, еще хранивший след ее прикосновения.       — Ведьма... — пробормотала она.       Аглая неотрывно следила за маятником. Его ход сбивался. Время исчезало, и при этом она потеряла ему всякий счет. Не знала, сколько уже провела в этом месте и сколько ей еще предстоит тут провести; или она давно умерла — и вот какова загробная жизнь — жалкое существование в компании собственных кошмаров.       Вновь заглянувшую к ней Успинэ Аглая встретила без энтузиазма.       — Душно, — она потянула себя за ворот. — Вздохнуть сил нет.       — Зачем ты заперлась в Соборе? — Успинэ наклонила голову. — Хочешь умереть или выжить? Не пойму.       Аглая скривилась.       — Знаешь, что обиднее всего? Все прибывшие в этот город извне погибли в нем. Пусть бы игрались Каины со своим творением, ставили эксперименты... Но мы-то: Блок, Данковский, я... — мы ведь не отсюда. Мы-то тут причем...       Саба потерла ладони друг о друга.       — А если я принесу тебе панацею?       — Лекарство, избавление? — Аглая засмеялась, но тут же схватила ее за руку.       — Да! Да! Чтобы я могла убраться из этого города... Я пройду Степь пешком, если потребуется. Только подальше отсюда, от мертвецов.       Она захохотала, совсем как потерявшая рассудок, и откинулась к стене.       — Мне уже никуда отсюда не деться. Нас всех сведет в могилу эта Язва.       Нет, маятник больше не качался.       Зато качались пол и стены.       Таинственная сила этого места не давала ей умереть. «Останутся внутри — останутся живы», — так, кажется, говорил Данковский, и, когда Аглая только спряталась здесь, это мнилось ей чудесным избавлением. Она, Инквизитор, перехитрила болезнь и смерть. О, как это в духе Каинов и Властей: вывернуть наизнанку казавшееся отличным решение.       Стоило сделать шаг к двери — она удалялась, проход не кончался, и спасительный выход был все так же далек, как и раньше. Если не дальше...       Аглая дико хохотала; хныкала, словно капризный ребенок; кричала, не то ожидая увидеть душу невинной Евы, не то призывая ненавистную сестру. Но на зов могла откликнуться лишь та, кому нипочем была болезнь.       — Видишь, — прошептала Успинэ, поднося к губам Аглаи склянку (голос был совершенно чужой, но кто, кроме нее, мог это быть?..). — Я ведь обещала тебе спасение. Пей.       Сделав первый глоток, Аглая чувствует горечь. Не панацея — яд. С облегчением она выпивает до последней капли.