Аритмия

       Остаток рабочей недели — о, чудо! — прошел без постоянного присутствия Гарольда Саксона в моей жизни. При мне его даже практически не упоминали. Только Донна из типографии целый час тараторила о нем и как мне повезло, когда в среду я принес материалы.        Эти несколько дней позволили мне выдохнуть. Признаться честно, я опасался, что Ривер не даст мне покоя и мы так и будем жить с виртуальным присутствием господина политика в нашей квартире. Но у нее заболела подруга и Ривер бросилась ее спасать на другой конец страны. Я знал, почему — она сердилась на свою болезнь, что не позволила ей встретиться с невероятным светочем мироздания, а переносила злость на меня. Ей надо было исчезнуть, дабы наша дружба не разладилась из-за глупого надуманного пустяка, так что, маленькая простуда стала поводом делать ноги на другой конец страны. Я не сопротивлялся. На этой неделе в мою жизнь и так ворвался один ураган по имени Гарольд Саксон, его вместе с тайфуном Ривер Сонг я просто не вынесу. Так что со среды по субботу я только то и делал, что прокрастенировал и деградировал, лежа перед телевизором и плюясь семечками целые сутки.        В воскресенье наступил день Икс — назначенный визит к мистеру Саксону. Первый раз, когда я переступлю порог его дома, поскольку меня ожидает званый ужин. До этого он показал мне сад и приусадебный участок, мы пили коктейли на веранде. Потом встретились на теннисном корте. По идее сегодня меня таки пропустят в святая святых — дом светоча нации. Хотя, кто его знает, может быть, мы снова будем ужинать в саду или на веранде, а, возможно, мне не удастся увидеть ничего, кроме столовой. Мистер политик крайне непредсказуем. И, честно говоря, за две встречи я ни на йоту не приблизился хотя бы к подобию понимания того, что творится в его голове. Обычно люди раскрываются хоть немного, но Гарольд Саксон так и остался закрытой на замок книгой.        Я выбрал простой костюм в полоску. Жутко хочется просто футболку нацепить и обычные джинсы, но, кто его знает, вдруг хозяевам вечера это не понравится? Мужчина, у которого даже форма для тенниса дизайнерская, вряд ли носит шмотки из секонд-хенда, а я именно в них люблю в повседневной жизни ходить. Так что, придется мне сегодня упаковать себя в костюм и переживать его неудобства.        Выехал раньше, потому как надо заехать на заправку. Денег, честно говоря, не густо, зарплата на следующей неделе. Не то, чтобы я уж очень голодал, в холодильнике все еще есть подлива, состряпанная Ривер, но, честно говоря, с удовольствием закинулся бы мясом. Надеюсь, именно такой ужин ожидает меня сегодня. И да, мне ни капельки не стыдно, что, по сути, я иду в дом известного политика тупо набить желудок, как бедный родственник.        К счастью, я не опоздал. Моя машина подъезжает к белоснежному особняку за десять минут до назначенного времени. Это прямо победа, учитывая мою дикую непунктуальность и наличие пробок.        Меня радушно встречает хозяйка дома. Люси сегодня одета в простое бежевое платье и волосы ее не собраны в гульку, а рассыпаны по плечам аккуратными волнами.        — Добрый вечер, миссис Саксон, — с улыбкой я протянул ей купленный по дороге букет нарциссов, — мне подумалось, что вам очень подойдут эти весенние цветы. Надеюсь, ваш муж не будет ревновать.        — Благодарю, мистер Смитт, — она принимает букет, нырнув лицом в цветы, — очень милый букет. И моему мужу нравится, когда другие мужчины оказывают мне знаки внимания. Он говорит, что это заставляет его гордиться своим выбором.        Она смеется, не могу не отметить, что несколько натужно.        — Ваш муж оригинальный человек, правда, миссис Саксон? — с улыбкой отвечаю я на ее напряженный смех.        — Очень, и, пожалуйста, зовите меня Люси.        — Как вам будет угодно.        Она ведет меня к дому. Миновав небольшой длинный коридор, выполненный в стиле минимализма, мы оказались в столовой. Огромная, просторная комната, залитая лучами солнца, выполнена по последнему писку моды. Здесь даже стены трогать опасно, кажется, они станут мироточить при прикосновении. Люси приглашает меня сесть за стол, где много салатов и — о, счастье! — чрезвычайно много мяса. К тому же, я заметил дорогое вино. Надо будет посмотреть, какого года выдержки.        — Гарри сейчас придет. Прошу простить его за задержку, целый день на телефоне. Работает.        — У политиков нет выходных, правда, Люси? — понимающе улыбаюсь я.        — Да, к сожалению — она кивает и я не могу не заметить, как грустны при этом ее глаза.        Впрочем, особенности жизни публичного человека, по всей видимости, закалили ее, потому что уже через секунду от грусти не осталось и следа. Люси предложила мне чай, я не отказался и мы проводим время за милой беседой ни о чем, потягивая ароматный напиток, пахнущий мятой, она мило щебечет и тихо смеется над моими не смешными шутками, а еще смотрит на меня временами с какой-то странной тревогой в глазах.        Наконец, солнце сего дома, светило британского небосклона, соизволил появиться на публике. Он бодрой спортивной походкой заходит в столовую, безупречно одетый, как с иголочки.        — Добрый вечер, мистер Смитт. Прошу прощения за опоздание, дела, увы, не дали мне возможности присоединиться раньше.        Люси вскакивает, как дрессированная собачка, тот час же обслуживая мужа, занявшего место, подобающее хозяину дома — во главе стола. Хотелось бы мне не заметить, но сложно — она буквально выдрессирована обслуживать мужа. Интересно, он ее сам дрессировал, либо же родители всю жизнь вбивали это бесхитростное правило в ее голову?        Тем не менее, он получил все, на что указал пальцем, буквально за минуту. Вино хотя бы открыл сам. Трудолюбивый.        Заметив мой ироничный взгляд, поднял голову:        — Что?        — Нет, ничего. Какого года выдержки вино?        — Семьдесят пятого, — ответил он, не смотря на бутылку.        — Ясно.        — Что же, — беглая улыбка тронула его губы, — приятного аппетита. Люси восхитительно готовит, надеюсь, мистер Смитт, вам понравится.        — У вас нет помощницы, Люси? — мягко спрашиваю я. — Вам, как мне кажется, по статусу полагается иметь экономку.        — Есть, но она приходит только по выходным. Домашняя работа мне в радость, мистер Смитт.        — Послушайте, — такое искренне признание меня обрадовало почему-то куда больше, чем я мог предположить, — раз уж я могу называть вас по имени, зовите меня просто — Джон. Ладно?        — Хорошо, — с улыбкой кивнула она.        — Надеюсь, на меня это правило так же распространяется? — спрашивает хозяин дома и, странное дело, но в его голосе я четко расслышал враждебные нотки. — Не так ли, Джон?        — Да, конечно, — поспешно киваю я, — естественно.        — Вот и славно — по его лицу снова пробежала довольная улыбка. Сейчас он выглядит как ребенок, что только что получил желанную игрушку. Неприятное чувство. Я ерзаю на стуле. Не знаю, откуда оно возникло и почему, зачем так реагировать на совершенно невинный вопрос. Но внутри меня как будто что-то сжалось в комок — тугой и мерзкий. Почему, черт возьми, всякий раз при общении с Гарольдом Саксоном мне кажется, что он говорит вовсе не то, что на самом деле имеет в виду?        — Приятного аппетита, Гарри, — улыбается хозяйка вечера, налив себе вина. — Надеюсь, тебе понравится. Твоя любимая индейка.        — Как будто мне может не понравиться твоя еда, дорогая, — пожал плечами Саксон, откусив кусочек.        Именно в этот момент, когда он отправлял в рот кусок мяса, мне вздумалось на него посмотреть. И, черт побери! Это странно, дико, не красиво и не вежливо, но я просто не могу оторвать от него взгляда. Он ест неспешно, жует медленно, явно погруженный в собственные мысли. Иногда растерянно улыбается жене или мне непосредственно. И он даже ест так, точно его снимают на камеру.        Это не человек. Это шоу-мен от природы.        Он нервно поправил сбившийся воротник рубашки. Одернул уголок наперед, мотнув головой. Удивительное дело — даже дома Гарольд Саксон не вылезает из шкуры политика. Это третья наша встреча, и я его еще ни разу не видел в простой домашней одежде (игра в гольф не в счет, тогда тоже была униформа). Оторвалась самая верхняя пуговица, он раздосадовано щелкнул языком и прошипел тихое:        — Черт возьми.        — Милый, я зашью — с неизменно вежливой (она всегда такая?) улыбкой, Люси ласково погладила мужа по напряженной руке.        Я стараюсь скрыть улыбку. Оказывается, мистера Саксона из зоны комфорта может вывести даже ничтожная пуговица. О, он куда более уязвим, чем пытается казаться. Рваным движением надежда нации расстегивает еще одну пуговицу. Мой взгляд, случайно скользнувший по его шее, наткнулся на россыпь маленьких родинок. Удивительным образом они складывались в созвездие. Рисунок был похож на остроконечную звезду.        — Что? — спросил Саксон, прямо посмотрев на меня.        — А? — звук его голоса отчего-то прозвучал так незнакомо и ново, что я вздрогнул. — Нет, ничего. Просто задумался.        — Вам не комфортно?        О, черт. Ненавижу дурную привычку задавать странные вопросы в лоб. И да, отчего-то сегодня сидеть за его столом мне совсем не уютно.        — Простите, — глупо покачал головой я, — просто задумался.        — О чем?        — О ваших родинках.        Что я, мать его, несу? Где умение лгать, когда нужно? Куда подевалось? Надо было сказать, мол, думаю о выборах, о Дональде Трампе, да хоть о порно-фильмах. Но нет, именно сейчас меня потянуло ляпнуть правду.        Он вдруг взорвался смехом. Хохочет, запрокинув голову назад, так искренне, как, пожалуй, это делают лишь дети. Когда снова возвращается взглядом ко мне, в его глазах пляшут черти. Знак, не предвещающий ничего доброго, хоть, очевидно и означающий, что он в хорошем расположении духа.        — А что не так с моими родинками?        — Они складываются в маленькую звезду, — резонно решив, что выдумывать что-то уже поздно, признался я, — вы ведь замечали.        — Ах, это, — на его губах играет самодовольная улыбка, — да. Интересно, не правда ли? Я сам удивлен этим открытием, Джон.        Мое имя он произнес с таким сильным акцентом, точно это было самым важным из всего, что сейчас сказал.        Он все же чертовски странный, тот, от кого уже сейчас зависит практически все в нашей огромной стране. И, что скрывать, да. Он привлекательно странный.        Остаток вечера проходит быстро. Мы болтаем ни о чем, правда, мне удалось уговорить его на фотосессию на будущей неделе, но это — единственный плодотворный разговор за сегодняшний вечер. Люси молчит и с улыбкой (в которой мелькает все так же знакомая уже мне грусть) наблюдает за нами, Саксон мало говорит, но много слушает и часто смеется, а я с разочарованием понимаю, что сегодня мое знакомство с жилищем политика ограничится только столовой.        В начале девятого я был аккуратно выпровожен домой с обещанием скорой встречи.        В девять часов сорок пять минут был дома, завалился перед телевизором, бесцельно шастал по каналам и думал о родинках на шее Гарольда Саксона, что складываются в маленькую звезду.        Около часу ночи, наконец, уснул.