Аритмия

       — Что у меня завтра после обеда, Джон? — торопливо спрашивает он, влезая в поданный Люси пиджак. На меня не смотрит, бросил только один беглый взгляд с самого утра, едва я только вошел в кабинет.        — В четырнадцать часов встреча с прессой, Джина Хасфорд, журналистка из США, решила посвятить разворот вашей деятельности. В шестнадцать часов пресс-конференция по Скайпу с японцами. В восемнадцать нужно дать комментарии прессе, я сказал им перезвонить в это время. Они звонили во время совещания.        Он кивнул. Обыденный ничего не значащий жест. Тем не менее, не нужно долго узнавать его, чтобы понимать, что он все учел и запомнил до мелочей. И с журналистами наверняка поделится лишь тем, чем сочтет нужным. Как всегда.        — У вас будут еще какие-нибудь распоряжения, мистер Саксон?        — Нет. Это все, Джон. Можете быть свободны.        Ура. Если бы правила приличия не запрещали, я бы уже прыгал до потолка от радости. Уж я-то думал, что буду снова горбатиться до темноты, пока луна не станет робко заглядывать в окна. С тех пор, как я работаю на Саксона, иначе не бывает.        С того самого момента, как его люди буквально ворвались в офис (формально — вежливо, строгим тоном приказав меня, такого нехорошего сотрудника, прервавшего работу с великим и ужасным мистером Саксоном, доставить обратно к нему, на деле же почти что взяв меня в заложники и не оставив выбора), я живу как на вулкане. Который вот-вот взорвется. Оказывается, я был ужасно глуп, когда думал, будто вулкан — это работа на Дельгадо. О нет. По сравнению с Саксоном, мой бывший шеф (черт возьми, я все еще не привык считать и называть его бывшим) — это милое спокойное море. К тому же, как оказалось, невозможно остановиться, оторваться, посмотреть на мир, когда перед тобой новый министр обороны (от которого самому нужно обороняться).        Короче говоря, едва я получил разрешение, убегаю, как будто меня вооруженный враг преследует, сломя голову. По идее я должен возвращаться домой, но какой там? С тех пор, как я стал работать с Саксоном, дома стало совершенно неуютно. Ривер — никогда бы не подумал, что такое скажу относительно нее — кажется, завидует и все еще сердится за то, что шанс, о котором она всегда так мечтала, в итоге выпал мне. Мы больше не спим вместе, хмуро молчим за завтраком и почти не разговариваем. И меня это до чертиков бесит. Дважды я пытался объяснить ей, что вовсе не виноват в том, что Саксон выбрал меня своей жертвой и что она просто не понимает, как ей повезло, что не оказалась на моем месте. Она отнекивается, говорит мне, что причина ее недовольства — наш последний секс, где, как она утверждает, я ее «практически изнасиловал», но мы оба знаем правду. Она сердится, все еще смакуя, как было бы, если бы.        Ох, Ривер, если бы я только мог тебе объяснить, в какую ловушку я попал, сам того не ведая, какой катастрофы удалось избежать тебе. Хотя сомневаюсь, что, если бы к блистательному мистеру Саксону пришла она, а не ввалился в кабинет я, все было бы так, как сейчас.        Ох, Ривер, если бы я только мог тебе объяснить, что со мной происходит всякий раз, когда этот сгусток ураганной энергии рядом и… И командует (ничего больше он делать, черт возьми, не умеет). Если бы я только сам мог это себе объяснить. Но, похоже, это невозможно.        — Джон!        Боже. Когда он, наконец, перестанет орать всякий раз, когда хочет меня видеть? Неужели нельзя просто взять и позвонить? Обязательно кричать из-за двери, как будто я глухой или мы в разных концах земли находимся?        — Да, мистер Саксон.        Я вхожу к нему в кабинет с самым обреченным видом, на какой только способен. Никогда я актерским талантом не отличался.        Он стоит у окна, задумчиво глядя на плавно слетающую с деревьев листву — сейчас август, но, кажется, осень решила наступить раньше обычного в этом году.        — Джон, я хочу, чтобы вы переехали в квартиру, которую я для вас сниму.        О, черт. Меня бесит то, что сказано это приказным тоном и только полный идиот решил бы, что это предложение, а не приказ. Но еще больше меня бесит то, что я этому обрадовался. Не тому, что он приказал, но в последнее время (с тех пор, как мне довелось работать с Саксоном) сожительство с Ривер напрягает нас обоих — ее и меня. Это как что-то очень важное, знаете, — что-то, что шепчет тебе проваливать поскорее из жизни, которая не твоя, от женщины, которая не твоя, а ты все не можешь решиться, потому что привык. К серости, обыденности. Потому что тебе так спокойнее.        — С чего бы вдруг мне это делать?        — Мои ближайшие помощники всегда живут там, где я решу, чтобы они жили.        — А если я не желаю подчиняться вашим приказам?        — В таком случае, спешу вас огорчить. Вы на меня работаете. У вас нет другого выбора, кроме как подчиниться мне.        — Я на вас работаю, — приходится сделать красноречивую паузу, — но я не ваш раб, если вы этого еще не поняли, мистер Саксон.        Он ничего не отвечает. Но через несколько минут подходит ко мне ближе, так, что теперь мы стоим буквально в шаге друг от друга, и смотрит, по обыкновению, очень проникновенно — и у меня привычно мурашки по коже бегут. Он умеет смотреть так, как будто ты — центр Вселенной. Так недавно мне сказала его жена, смущенно улыбнувшись, точно великую семейную тайну раскрывала.        — Джон, — в этот миг кончик его языка будто случайно касается губ, проходит по ним и я вообще теряю ощущение пространства (да что со мной происходит, черт побери!), — вы живете в какой-то закрытой коробке. Вы зажаты, закомплексованы, совершенно дезориентированы, но отчего-то стараетесь выглядеть удовлетворенным жизнью. Вам нужна свобода, но вы отчаянно не хотите этого признавать. Я не знаю, почему. Я предлагаю вам возможность покончить с опостылевшей жизнью. У вас будет квартира, которую вы захотите, свободное пространство, когда вы не на работе и хорошее обеспечение. Отпуск четыре раза в год по неделе или раз в год, на месяц, как пожелаете. Я предложил вам головокружительную карьеру, ту, которую могу предложить я, а ваш бывший шеф — нет. Перед вами открываются миллионы перспектив, вас ждет миллион шансов, но вы забаррикадировались в себе и своих комплексах.        — Мы все еще говорим только о переезде?        — Да. Мы все еще говорим только о переезде. Если не хотите рвать с прошлой жизнью полностью, — он пожал плечами, — пожалуйста, в выходные вы можете жить где угодно. Но я предпочитаю, чтобы мои сотрудники жили там, где я скажу — никаких тесных квартирок в спальных районах.        — Почему для вас так важно, где я живу, я понять не могу? — движение, которое я делаю, по идее должно было быть пожатием плечами, но выходит что-то весьма похожее на нервный тик. — Это моя частная жизнь, моя личная территория, мой личный выбор, в конце концов.        Я и сам не заметил, как стал расхаживать по кабинету. Когда понял, увидел себя, возмущенно упершего руки в бока, точно бойцовский петух. Он спокоен и смотрит на меня с иронией и явным легким юмором. Подсмеивается, негодяй.        — Вы слишком нервно реагируете, — мягко возражает он, склонив голову (теперь, кажется, ему интересно меня изучать), — я предлагаю вам только одно — жизнь, соответствующую статусу первого помощника крупного политика. Если вы так жаждете переехать в новое жилье вместе со своей девушкой — пожалуйста. Но что-то мне подсказывает, что вы не горите таким желанием. Так что тогда вам мешает принять мое предложение и наслаждаться желанным одиночеством?        — Вы сказали, что это приказ.        — Скажем так, — он явно надавил на последнее слово, — это убедительная просьба. Во всяком случае, пока что.        — И все же, — я стараюсь, чтобы это прозвучало как можно мягче, — мне она не особо по душе, мистер Саксон. Что бы вы об этом не думали.        Он снова никак не реагирует. Разве что возвращается к столу, садится в свое кресло, вытянув ноги (длинные красивые ноги, да, он специально так делает, чтобы самоутвердиться в глазах окружающих, чтобы показать, кто здесь хозяин), и, спокойно взглянув на меня, кивает:        — Хорошо, Джон. Мы вернемся к этом теме позже. Когда вы, наконец, поймете, что я пытался до вас донести. Или признаете, что я прав. А пока что, я приглашаю вас в наш с Люси загородный домик. Мы уезжаем туда на выходные, у вас будет отличный шанс продолжить пытаться понять, что же я за человек.        — Я делал это по долгу прежней работы, — на всякий случай, чтобы его высочество не вздумали злиться, я слегка улыбаюсь, — моя нынешняя работа не предполагает такого.        — Вы делали это для себя, — он склоняется за столом ближе ко мне, сложив руки на груди, — и ради себя. Я не прав?        Молчу. Слова бесполезны. Мы оба знаем, что он прав.        — В любом случае, — он снова бросает мимолетный взгляд в окно, а затем возвращается ко мне, — они будут вам полезны. Может быть, однажды они вас прославят. Как знать, мистер Смитт.        Потрясающая самовлюбленность. Впрочем, у меня нет никакого желания продолжать бессмысленный спор. Потому я просто киваю.        — Я могу расценивать это как согласие на поездку?        — Да. Но не потому, что я хочу вас лучше изучить.        — Почему же?        — Считайте, что я начинаю пользоваться благами, которые предполагает работа на вас.        Он улыбается — хитро, лукаво, и я отвечаю такой же улыбкой. Да, кажется, мы снова играем. И, по-моему, нам обоим эта игра нравится.        — Я могу быть свободен, мистер Саксон?        — На сегодня да. Я еще немного поработаю, но вы уже можете ехать домой. Наверняка мисс Ривер вас уже заждалась.        Коротко кивнув, я разворачиваюсь на пятках и ухожу. К мисс Ривер Сонг, которая — я совсем не уверен в этом — меня уже заждалась.