Аритмия

       Спал я отвратительно. Дергал лапами, как эпилептик, вертелся, отдавил все бока, смял подушку. Утром я не проснулся, а словно бы из мертвых восстал. С трудом сползая с кровати, кое-как сунув ноги в тапки, чапаю в ванную. Прохладная вода почти не помогла мне прийти в себя хоть немного, так что на кухню я тащусь в состоянии зомби.        Ривер сидит за столом, пьет чай и вяло жует бутерброд с сыром. При виде меня, она бросает обеспокоенный взгляд. Ого, я очень редко вижу, чтобы Ривер проявляла беспокойство. Даже не помню, когда такое было в последний раз. Вероятно, когда ее бабушка попала в больницу три года назад.        — Доброе утро.        — Привет. Джон, милый, все хорошо? Как ты себя чувствуешь?        Откровенно говоря — никак (что после такой ужасной ночи неудивительно), но Ривер об этом знать совершенно не обязательно.        — Нормально. А что?        — Ты крутился всю ночь. А еще стонал, колотил кулаками в подушку и просил мистера Саксона не бить тебя.        — Что? Да ты шутишь! — наверное, у меня глаза как два блюдца теперь.        Ривер вздыхает. На ее лице написано снисхождение.        — Я знала, что ты мне не поверишь, поэтому…        Щелчок. Это она достала свой диктофон. Следующие полминуты я слушаю свои отчаянные стоны, больше похожие на вопли: «Не бейте меня! Я ненавижу плетки, мистер Саксон! Что вы делаете? Прекратите, мистер Саксон, остановитесь!».        Черт. Возьми.        От стыда я готов провалиться под землю. Тру глаза, так, что рискую выдавить зрачок. Неловко топчусь на месте и, в целом, веду себя по-дурацки. Ривер смотрит на меня с явным интересом, улыбаясь.        — Похоже, ты его до чертиков боишься.        — Кого?        Теперь мисс Сонг смотрит на меня как на умалишенного. Может быть, она не так уж и не права — я уже ни в чем не уверен.        — Гарольда Саксона, естественно, сладкий, кого же еще, — она непринужденно пожимает плечами.        Пожалуй, больше всего я люблю Ривер за то, что она никогда не акцентируется на всем плохом и старается привнести больше юмора в неловкие ситуации.        — Нет, не боюсь, с чего ты взяла?        Я понимаю, что палюсь, и что мою ложь не заметит разве что ребенок (и то не факт). Пока с как можно более непринужденной рожей готовлю себе бутерброд, моя прекрасная подруга испытывающе смотрит на меня и беззлобно посмеивается.        — Да что такое?        — Он тебя пытает? Раскаленным железом по заднице? Сладкий, ты только скажи, и я напишу на него пасквиль, который сильно подпортит его идеальную репутацию.        О, Рив, ты просто не понимаешь, о чем говоришь.        — Это был всего лишь сон. Я даже не помню, что толком мне снилось.        — Видимо, что-то экстремально-интересное.        Вздыхаю. Сдаюсь. Сажусь за стол с бутербродом в руках и вяло пью кофе, не особо чувствуя вкус. Ривер подходит со спины, звонко целует в макушку и снова возвращается на свое место за столом — напротив меня. Сейчас я впервые ощутил от этого неловкость. Она явно станет расспрашивать о моем сне, которого я совершенно не помню. Тем не менее, это не помешает мне краснеть, падать в обморок и терять сознание. Потому что я понятия не имею, почему сраный Гарольд Саксон так действует на меня.        Что еще хуже — меня страшат догадки о возможной причине. О них я даже думать не хочу.        Ривер все так же спокойно ест свой завтрак. Видимо, она всё же решила не развивать дальше эту тему. Господь всемогущий, как я ей благодарен. Кажется, даже улыбаюсь.        — У тебя сегодня есть планы на вечер? Могли бы сходить в кино после работы. Или пиццу заказать. Посмотрим баскетбол, выпьем по пиву.        — Да, я с радостью.        — Отлично.        Она встает и уходит в спальню. Я за ней. Одеваемся мы молча, я уже понемногу отхожу от сна, о котором по-прежнему ни черта не помню. Слышу, как клацает застежка сережек Ривер, как стучат каблуки ее сапог (видно, решила новые надеть сегодня). Надев простой белый свитер и новые брюки, иду в коридор.        Совершенно случайно мой взгляд падает на лист календаря.        Блять.        Некоторое время я просто смотрю на фатальное число, как будто это тридцать второй день календаря. Кажется, мой ступор затянулся. Потому что Ривер оказывается рядом и, приобняв меня за плечи, аккуратно спрашивает:        — Что такое, Джон? Ты побледнел.        — Сегодня двадцать третье.        — Да, как видишь.        — Рив, я не могу провести с тобой вечер. Я ужинаю с Саксонами.        — Отменить никак, я так понимаю?        — Никак. Этот ужин был запланирован две недели назад. И я очень надеюсь, что мне случится узнать что-то сенсационное, ну, или хотя бы интересное сегодня.        — Знаешь, — она поджимает губы, голос звучит отрешенно, — с того дня, как ты отправился на встречу с Саксоном, у меня чувство, будто ты живешь и спишь с ним, а не со мной. Или что он поселился здесь навечно.        Начинается.        — Рив, чего ты хочешь от меня?        — Чтобы ты вспомнил, что, кроме Саксона, есть и другая жизнь. За эти два месяца мы гуляли один раз, о чем-то большем я уже и не говорю.        — Я не могу бросить то, что начал, Рив, — сильно раздражаясь, отвечаю ей, — это будет глупо. К тому же, от таких влиятельных людей, как Гарольд Саксон, просто так, по желанию левой пятки, уйти нельзя. Тебе ли не знать?        Мы оба знаем, о чем я думаю. О ее сотрудничестве в две тысячи десятом году с тогдашним министром энергетики. К которому у нее было слишком много вопросов, работать с которым она не особо любила. Ривер хмурится, чувствую, что злится, но скандал заводить не стала. Пожимает плечами, устало выдыхает.        — Ладно. Ты хоть в субботу дома побудь. Скоро забуду, как ты выглядишь.        Вздыхаю.        — Прости, Рив, мне очень не хочется разочаровывать тебя. Но в субботу Саксоны пригласили меня в свой загородный дом.        Моя дорогая подруга смотрит на меня с настолько явным скептицизмом, что хочется провалиться под землю. Да, Ривер. Мы оба знаем правду. И ты, конечно же, знаешь ее раньше, чем я.        — Я обещаю тебе, дорогая, что мы проведем следующие выходные вместе. Поедем к океану. Или в пиццерию. Или куда ты захочешь. Правда.        — Ох, сладкий, — вздыхает Ривер, — иди уже. А то опоздаешь, и господин министр тебя и вправду отшлепает.        Черт знает почему, но от этих слов мне и вправду становится не по себе. И, судя по ее проникновенному взгляду, Ривер это заметила. Она по-собственнически похлопала меня по плечу и, сообщив, что сходит в кино, уходит.        Мы оба знаем, что ни в какое кино она не пойдет, сейчас едва одиннадцать часов, в кино-театрах в это время показывают разве что мультики. Но нам нужно побыть подальше друг от друга. Ей — перестать злиться (если это еще возможно), а мне обдумать, какого дьявола со мной происходит (если я вообще способен признать правду, в чем сомневаюсь). Потому любой повод уйти из дома воспринимается мною как благословение. Ривер меня пожалела, уходит сама, не гонит меня на улицу. Моя умница Ривер. Клянусь себе мысленно, что поблагодарю ее, едва разберусь в ситуации с Саксоном (я все еще способен лгать себе, что разберусь).        И, посмотрев на только что закрывшеюся дверь, ползу в комнату, к ноутбуку. Хоть я уже уволился, однако, обещал Дельгадо скинуть свои материалы по поводу питания в школах. Этим сейчас и займусь.