Аритмия

       Я чувствую, как внутри меня огромная буря поднимается. Пока что в душе, в сердце, тихо, но это определенно затишье перед бурей. Дышать тяжеловато и сердце колотится неистово, точно у меня в груди оно не одно. Казалось бы, я уже должен перестать удивляться, когда босса тянет на какие-нибудь весьма экстравагантные поступки (он называет это милым безумием), вроде вчерашнего: позвонить мне около десяти вечера и бескомпромиссно, почти что в приказном тоне, объявить, что он и его прекрасная супруга будут очень рады, если мы с Ривер присоединимся к ним в маленьком путешествии. Я и рад бы отказаться, да не могу. Во-первых, потому, что отказов мистер Саксон не принимает. Разве что, причина отказа должна быть мега-серьезная, вроде комы и реанимации, или смерти ближайшего родственника. Во-вторых, потому что (к чему скрывать?) я пойду за ним куда-угодно, если позовёт. Хоть на край света.        В результате сейчас около восьми утра, мы летим на частном самолёте, управляемом здоровилой Гаррисом, работающим на Саксона последние три года, венценосная семья на кресле напротив нашего, Саксон роется в телефоне, Люси пудрит носик, Ривер спит, удобно устроившись на моём плече, а я… Думаю о том, как попал и куда тащу сам себя, в какое болото.        Всегда ли я был… таким? Нет. Определённо нет. В юности, едва перейдя в старшую школу, я упорно ухлёстывал за десятиклассницей Мэгги Смит. Думал даже, мол, как замечательно, когда поженимся, ей к фамилии одну только букву добавить нужно. Комфорно! А потом она стала встречаться со своим одноклассником, я сперва злился, но в итоге интерес к ней сошёл на нет.        А в универе? Будучи студентом, я замахнулся на недосягаемое — сходил с ума по преподавательнице ораторского искусства. Милая блондинка с точёной фигуркой и огромными глазами, как у оленёнка, из взгляда которых сочилась невинность и детская простота. Её сложно было воспринимать как преподавателя, думаю, не мне одному. Ей едва исполнилось тридцать, что не помешало выглядеть на двадцать (замедлила скорость времени? Остановила его течение?), она умела красиво говорить и мечтательно улыбаться, а задания учить поэзию гениев пера прошлого, почти всегда — любовную, только усиливало ореол святости и невинности в моих глазах. Конечно же, увлечение ею ничего не дало мне (кроме страданий, по большей части, напускных), потому, как только в моей жизни появилась боевая и пробивная Марта, первая красавица и первая умница курса, я переключился на неё. Уж с ней-то всё было серьезно и зашло далеко. Правда, все вокруг, я в том числе, удивлялись, что такая девушка нашла в таком недотёпе, который зачёты не всегда вовремя и с первого раза сдавал. Видимо, однажды ей просто надоело терпеть мою неорганизованность, отсутствие каких-либо внятных планов на жизнь, разгильдяйство и несерьёзность. Она не стала устраивать скандалов. Просто в один прекрасный день сказала: «Я решила, что нам будет лучше не вместе. Удачи тебе во всём!». И ушла.        Следующие пару лет моей жизни никаких романов, хоть малость претендующих на серьезность, не принесли. Лёгкие, по большей части, кратковременные увлечения, ничего грандиозного не знаменующие встречи, скорее, баловство, чем отношения. А потом я стал работать в редакции. И почти сразу появилась Ривер. Почему именно она? Честно говоря, не знаю. Я даже вряд ли когда-нибудь об этом серьезно задумывался. Мы просто… появились в жизни друг друга, вот и всё. Не знаю, хорошо ли это, но, когда я думал о нашем совместном будущем, в мыслях никогда не всплывала свадьба, дети. Я всегда был вполне доволен перспективой обычных партнёрских отношений, однако, чем дальше, тем больше понимаю, что она на них не согласна и, почти наверняка, рисует из меня в своей фантазии принца, который спасёт её из тёмной башни одиночества. И это очень меня напрягает. Мне комфортно с Ривер именно в таком, нынешнем статусе. Я не уверен, что вообще способен стареть вместе с человеком и вряд ли могу сказать, что хочу встретить старость в большой семье, в окружении детей. Скорее наоборот — сколько себя помню, мне виделась одинокая старость в маленьком домике у моря, на окраине земли. Может быть, на каком-нибудь острове, где я бы отправлялся рыбачить на рассвете, жил вне Интернета, телевидения и прочих благ цивилизации и каждый вечер любовался бы закатом, наслаждаясь горячим травяным чаем.        Размышления о прошлом привели меня (в очередной раз) к убеждённости, что я никогда не испытывал влечения к мужчине. Даже мимолётных увлечений не случалось. Загадка, какого чёрта я смотрю на новоиспечённого министра обороны как фанатик на своего Мессию, лишь набрала ещё один уровень сложности. Похоже, не стоит даже пытаться её решить.        В любом случае, до самого прибытия на Харрис я наблюдаю за красиво изогнутой спиной шефа, ловлю моменты, когда он задумчиво смотрит в окно иллюминатора и, не без удивления отмечаю, что с супругой он практически не общается.       Красиво изогнутая спина Саксона — вид куда более привлекательный, чем красоты пляжей Шотландии, куда мы прибыли теперь, для меня.