Аритмия

       — На колени!        За всю жизнь мне было отдано множество приказов. Но этот бы победил в важности, если бы проходил подобный конкурс. Покорно кивнув, я медленно опускаюсь на пол.        Колени жалобно хрустнули. Нет, я не старик, но коленопреклонённым бываю не часто. И не в подобных обстоятельствах.        Что он теперь захочет делать теперь? Ответ, вроде бы, очевиден, но, когда речь идет о таком прожженном во всяческого рода удовольствиях партнере, никогда нельзя быть уверенным на все сто.        Чувствую его властные пальцы на своем лице. Он аккуратно берет меня за подбородок и держит так несколько минут, тем самым заставив поднять голову. Интересно, какое удовольствие он получает от этого жеста, если всё равно не видит моих глаз?        Мрак перед глазами, тем не менее, позволяет мне чувствовать всё более остро, чем обычно. Когда я ощущаю кожу его члена на своём подбородке, то лишь подавляю вздох — смесь возбуждения и разочарования. Возбуждение моё совершенно ясно, даже если бы захотел, я не смог бы с ним бороться. Разочарование же потому, что это всё же очень предсказуемо. Я-то ждал чего-то невероятно оригинального от того человека, кто решил ввести меня в мир садомазо развлечений и однополой любви, а он выбрал для начала демонстрации всех прелестей запретных отношений обычный минет.        — Соси!        Ещё один приказ. Явное свидетельство того, что не время раздумывать. Открываю рот и аккуратно впускаю его член внутрь — пока совсем не намного, чуть-чуть. Остаётся надеется, что он понимает, что мне тоже нужно приноровиться, и что я не могу начинать, как резвая объезженная лошадь, как бы ему не хотелось обратного.        Начинаю сосать медленно, впускать член глубже в рот пока не спешу, откровенно побаиваюсь. Не того, что подавлюсь, конечно, а что ему не понравится, или сделаю это раньше, чем надо, или вдруг сделаю ему больно. Какое наказание, интересно знать, ждёт меня в этом случае?        Нет, о наказаниях думать совсем не время. Лучше, наверное, сосредоточиться на минете. Темп я оставляю прежний, но потихоньку впускаю его член в рот всё глубже. Уже не столь аккуратен, слушаю, как он глубоко сопит, судя по всему, довольный происходящим, глубоко втягиваю носом воздух. Его член на вкус напоминает странную смесь муската и кокоса. Не то, чтобы не вкусно, нет, но это более чем оригинально из всего, что мне приходилось попробовать. О, чёрт, это даже в моей голове звучит экстра-пошло. А обещал ведь себе, что никакой пошлости, по крайней мере, для первого раза.        Что это за запах, на который так чувствительно реагируют мои ноздри? Мыло? Гель для душа? Природный запах тела? Духи? Ароматизатор для нижнего белья или, быть может, специально для спальни?        Наверное, я бы так и был погружен в свои возвышенные мысли, если бы не сразу несколько «но»: он ерзает, вертится, так что, мои щёки в полной мере имеют возможность теперь познакомиться с его достоинством. Его пальцы не больно, но довольно ощутимо вонзаются мне в волосы, потянув на себя. Чёрт возьми, что ещё? Я снова сделал что-нибудь не так?        Кажется, нет. Уже через миг рука его расслабляется, замирая на моём затылке, всё такая же властная. Я же старательно сосу, и да, оказывается, слышать его восторженный стон на выдохе — лучшее свидетельство того, что ему хорошо, — это очень приятно. Плюс к самомнению, определенно.        Когда мой язык круговым движением облизывает его яйца, по очереди, (да, я решил, что пора брать быка за рога), он вновь издает долгий протяжный звук, втягивает в себя воздух и, вроде бы, кусает губы. Отлично. Вам, значит, нравится, Мастер? Что ж, похоже, я нашел ключи к тому, как получить контроль над вами.        Его ладонь, замершая у меня на затылке, снова напряжена, я чувствую. Он снова гладит мои волосы, издаёт странный звук, вроде причмокивания губами. Мастер не просто удовлетворён, а, кажется, очень даже доволен. Что же, мне пригодилось искусство любви с женщиной. Раз уж сейчас я сам в роли той самой женщины, пора бы вспомнить, как она делает любимому мужчине минет. Зажмурившись под чёрной повязкой в предчувствии возбуждения, я начинаю очень медленно, мучительно медленно даже для самого себя, вбирать член в рот, останавливаясь, лишь когда насаживаюсь на него глоткой.        О! Какое интересное, надо сказать, ощущение! Как будто кислород перекрыли, но, удивительно, это не больно и не неприятно. Скорее, наоборот — возбуждает, захватывает. Что ж, оно того стоит.        Его стон, полный удовольствия, долгий, тягучий, включивший в себя сотни звуков, восторженный, почти что капитулирующий — лучшее подтверждение того, что мои усилия не напрасны. Что же, господин Доминант, каково это — когда над вами доминирует ваш сабмиссив? Приятно, я уже в курсе.        Я осторожно выпускаю член изо рта, так, что теперь нахожусь внутри, в нём, лишь только наполовину. Плотно сжимаю губы на плоти кольцом и начинаю сосать — быстрее, чем за всё это время. И да, мне нужно куда-нибудь деть руки. Подумав и решив, что лучшего места сейчас для них не найти, я опускаю их прямо на задницу моего возбужденного, явно восторженного Мастера. Кстати, что-то она худая. Надо бы подкачать. Может быть, однажды я смогу аккуратно попросить его об этом, кто знает. Не стоит заглядывать в будущее сейчас, когда я занят таким архи-важным делом.        Он кончает внезапно. Я был к этому не готов. Но, когда горячая семенная жидкость накрывает собой мою глотку, а он шумно дышит, точно легкоатлет, прибежавший первым десятиметровку, я раскатываю новый вкус на языке. Горьковат, но не приторный. Ладно.        Стоит совсем немного напрячься — и вот, его сперма уже у меня внутри. Вуаля! Как оказалось, ничего сложного.        Мне до смерти любопытно сейчас посмотреть на его лицо. Заглянуть в его глаза. Какие они? Он покраснел или, наоборот, бледен? Кусает губы или, быть может, широко открыл рот, выпуская бешено рвущийся из лёгких воздух? Жмурится или, наоборот, глаза закрыты? Дышит он часто, шумно. Это — единственное, что я могу сказать наверняка сейчас.        Повязка на глазах, не скрою, добавляет ощущений, но мне уже надоела. Интересно, могу ли я просить его снять её, освободить меня от неё? Или это будет расценено как непослушание с последующим наказанием? Ох, похоже, пункт наказаний мне стоит изучить наиболее подробно. Будет лучше, если я выучу его наизусть.        — Встань!        Это, конечно, тоже приказ, но звучит он довольно мягко. Хм, вот оно что, оказывается господин Доминант бывает очень добр, если как следует ему отсосать. Я запомню.        Встаю и снова хрустят колени. Да что ж такое-то? Мне, вроде, не сто лет, а всё туда же! Раздражающий звук.        Он, впрочем, никак не реагирует на него (к счастью), вместо того снова обходит меня кругом, оказавшись сзади. Хлопок по заднице на сей раз гораздо ощутимей, чем в первый. Но его голос, буквально вонзившийся в моё ухо, звучит мягче, чем в самом начале нашего увлекательнейшего путешествия.        — Умница — сладко шепчет он, слегка укусив меня в шею.        — Мне удалось порадовать Мастера?        — Более чем. Особенно для первого раза.        Нет, я не в силах, как не стараюсь, сдержать довольной улыбки. Помню, отлично помню, как Дельгадо говорил мне: «Вы хотите залезть ему под кожу!». И да, кажется, сегодня я нашел первую щель, куда могу проникнуть.        К счастью, не пришлось просить развязать мне глаза, он сам снимает повязку. Увидеть свет, разливающийся от окна мириадами солнц, после такого длительного нахождения во тьме, радостно и одновременно пугающе. Он, кажется, решил ослепить меня, я несколько минут беззащитно хлопаю глазами.        — Хочешь отдохнуть? Выпить? — мягко предлагает Саксон.        — Нет. Я бы хотел продолжить.        Стоило быть освобожденным из повязочного плена, чтобы видеть его довольное лицо и расцветшую на нём улыбку, полную удовольствия. О, это, оказывается, превосходное зрелище. Сейчас он напоминает ребёнка, которому подарили желанную игрушку, да ещё и без повода, просто так, по указке пальцем или за хорошее поведение.        — Прекрасно. Тогда продолжим.        — Да, Мастер — покорно киваю в ответ.        И он снова расцветает, теперь уже хитрой, лукавой ухмылкой. Опять что-то задумал.        Ёрзаю. Что ж, нет никакого смысла отрицать, что меня буквально снедает любопытство.        Он подходит к мини-бару и достаёт оттуда — ни хрена себе! — бутылку коллекционного вина. Точно знаю, Дельгадо — заядлый коллекционер вин, я видел парочку подобных бутылок у него в кабинете.        Ну вот. Мне теперь тоже страсть как хочется выпить. Зачем я, дурак, отказался только, когда предлагали?        Он глядит на меня и, конечно же, мгновенно всё понимает. Страстное желание читается у меня на лице, чёрт возьми, я почти что кричу об этом, хоть и молча пока.        Усмехнувшись, Саксон наливает вина в бокал (а я смотрю, как оно разливается по бокалу, вдыхаю терпкий аромат, и завидую, и почти что проклинаю себя за то, что такой идиот). Ну же, пей, удачливый Мастер, любимец Фортуны, а я буду с завистью глядеть, как напрягается твой кадык и скулить, несчастный.        Но нет, он не торопится пить вино. Вместо этого, придвинувшись ко мне максимально близко, наседает. Когда его палец гладит мои губы, резко пересохшие, очень хочется его укусить. Наверное, я не имею на это права. Впрочем, ладно, если что, наконец, испробую наказание на себе и, быть может, успокоюсь. Когда его палец отправляется во второй рейд по моим губам, уловив момент, я резко кусаю его.        Мастер, пережив доли секунд изумления, смеется. Похоже, его моя спонтанная выходка порадовала. Экий я удачливый, оказывается!        — Очаровательно, — кивает он, — а знаешь ли ты, что я могу за это тебя наказать, непослушный нижний? М?        — Как, например? — мне не терпится узнать и он должен понять это.        — К примеру, — ладонь его ныряет вниз, и сильно сжимает мои ягодицы (похоже, лапать задницу партнера — тоже один из его фетишей), — вот так. Что скажешь?        Что скажу? Ощущение небесного удовольствия не приносит, но и гадким его тоже не назовешь, да даже просто неприятным назвать нельзя. Это, скорее, дерзко и интересно. А укусить он за задницу может, интересно знать?        — Скажу, что мне нравится, — облизываю верхнюю губу, уже поняв, что его это заводит, — Мастер.        — М-м, — протягивает он, будто в раздумьях, — что ж, ладно. Мне придется разработать систему наказаний и поощрений специально для тебя.        Рука оставляет мой зад в покое. Но это, конечно же, не значит, что я больше не интересую его. Наоборот, он резко (но всё ещё не больно, к счастью) хватает меня за подбородок, нажимает пальцем на челюсть, открывая мне рот, и начинает аккуратно вливать вино мне в глотку.        И эта игра, определенно, самая лучшая за сегодняшний вечер. Когда содержимое бокала полностью влито в меня, Саксон ставит его на тумбочку. А я жадно, точно кот, которому удалось огромный кусок мяса с хозяйского стола стащить, облизываюсь. И, кажется, почти мурлычу.        Он встаёт.        — Я хочу поиграть с тобой. Снова.        — Да, — киваю, — Мастер.        Удовлетворенно хмыкнув, он подходит к тумбочке, открывает верхний ящик стола ключом, что лежал всё это время на тумбочке сверху, и…        Ни хрена себе! В его руках — плотные, крепкие веревки.        У меня внутри тут же все сжимается и летит вниз, к чертям. Что он собирается делать? Чего он хочет?        В один прыжок снова оказавшись рядом со мной, Мастер шепчет мне в ухо, обжигая раскалённым дыханием:        — Я обожаю связывать партнера. Не против, если свяжу тебя?        — Не против, Мастер.        В этот раз действительно не против, вне всяких сомнений. Я хочу быть связанным, мне чертовски интересно узнать, каково это. И да, страх, который снова дал о себе знать, теперь больше похож на выброс адреналина. Как перед прыжком с моста или с парашюта. Я жажду быть связанным.        Несите нового Джона Смитта, в голове старого явно что-то сломалось.        Взяв меня за руку, он подводит меня к постели (точно послушное дитя). Раздевает меня, медленно, облизываясь, явно смакуя каждый миг моей полной капитуляции.        Оставшись перед ним полностью обнаженным, я не успеваю ни о чём подумать, кроме того, каким он видит меня, как получаю новый приказ:        — Ложись на спину.        Ложусь, уткнувшись лицом в подушку. Что же, не так плохо. Кровать широкая, удобная, к тому же, сплю я всегда исключительно в такой позе. Почти родная поза. Нечего бояться.        — Разведи ноги!        Тоже подчиняюсь.        Саксон ныряет в мою промежность, и с этого мгновения я полностью теряю над собой контроль. Я вздыхаю, ахаю, восторженно шепчу, кусаю губы, издаю самые разные по частоте, времени и диапазону стоны и разве что только не визжу, точно довольный поросёнок, пока его настойчивый язык сладко ласкает мою промежность, вибрирует как раз в самом анальном отверстии (и правда, Мастер!). А Саксон не может угомониться, не унимается, он то активнее, то слабее вылизывает мне зад, захватывает губами и языком промежность. И это восхитительно хорошо.        Сонм ощущений и симфония звуков становится только разнообразнее, когда он входит в меня — не церемонясь, резко, одним толчком. Он движется быстро, я же осатанело дрочу, как никогда в своей жизни сильно. Ещё немного — и кажется, член оторву нахрен. Кончаем мы вместе, или почти вместе, с секундной разницей. Я мычу, пытаясь привести в порядок тяжелое дыхание. Он же тяжело прерывисто дышит, точно марафонец, добежавший первым до финиша. Только сейчас чувствую, что лежать мне очень неудобно, несмотря на то, что Мастер соизволил слезть с меня. Руки, кажется, затекли и абсолютно точно болят запястья.        Господин Доминант не спешит выпутывать мои ладони из плена. Вместо того он подходит к тумбочке у кровати и снова разливает вино по бокалам (на этот раз в два, точно уж нам обоим). Только потом, подойдя к постели, он освобождает мои руки. Я сажусь в постели (надеюсь, на такое мне не нужно его разрешение). Саксон опускается рядом.        — Покажи ладони.        Протягиваю руки вперед. Он смотрит, кивает. Зачем-то наносит на запястье смазку, аккуратно втирает её в кожу. Я недоумевающе смотрю на него: что, это еще одна игра? Весьма странная, даже для опытного извращенца, наверное.        К счастью, он потрудился объяснить:        — Запястья покраснели от веревки. Их нужно смазать, чтобы снять раздражение. Но крема нет. Пришлось смазкой. Ничего страшного. Вечером, перед тем как лечь спать, смажешь снова. Кремом, естественно, не смазкой.        Киваю.        — Как себя чувствуешь? — спрашивает он. — Зад очень болит?        Поёрзав, прихожу к выводу, что терпимо, скорее побаливает. О чем и сообщаю ему незамедлительно. Он улыбается.        — Вот и хорошо. Как ощущения?        Надо быть честным, тем более, что правда ему точно понравится.        — Это самый сильный оргазм в моей жизни.        Лукавые черти в его глазах танцуют самбу. Он протягивает мне бокал, касается его своим:        — Тогда за новое начало.        Киваю, потому что сил, честно говоря, едва хватает на то, чтобы моргать, что уж говорить о большем.        Он пьет медленно, смакует. Допив, ставит бокал на тумбочку и опускается на постель, приглашая и меня сделать это. Хвала небесам! Мне нужно сейчас только полежать, ничего больше.        Я тоже ложусь и, по привычке, хочу обнять его, тянусь рукою к талии, думаю провести ладонью по его спине. Любовники, особенно после удачного секса, должны позволить себе чуточку нежности, разве не так?        — Красный — резко осаждает меня он, выставив ладонь вперед.        Это значит, что я не имею права к нему приближаться и будем мы лежать на приличном расстоянии друг от друга, на разных половинах кровати. Его ладонь, выставленная в качестве перегородки, — лучшее напоминание мне, что мы — не обычные любовники, и каждый шаг, каждый вздох в наших странных отношениях строго очерчен Договором.        Помни об этом, Смитт, когда снова подумаешь, что ты после такого, всё тот же обычный парень, что раньше.        Мы лежим молча. Мастер смотрит в потолок, расслабленный и вальяжный, я же… Нет, не думаю о прошедшем, потому что мне вовсе не хочется анализировать его, лишь наслаждаться пережитым. Я думаю о тех следах-заточках на его теле. Что это? Откуда они взялись? Кто так поиздевался над ним, что навсегда оставил на коже эти ужасные следы? Какие зарубины это оставило на его тёмной душе? Когда он вообще стал тем, кем стал? Ведь не каждый человек приходит к тому, что трахать любовников можно по Договору, связывая веревками и закрывая им глаза, как бы это ни было приятно.        Вздыхаю, сдавшись атаке непрошенных гостей-мыслей и неудобных вопросов. Саксон, тем временем, встает, поднимает с пола одежду, натягивает. Собирается уходить. Вот и всё. Сеанс закончен.        — Уже уходите?        — Да, думаю, на сегодня нам обоим хватит впечатлений.        — Сколько у меня времени, чтобы изучить Договор?        — До пятницы. Устроит такой срок?        — Да.        Хотя, мне кажется, я никогда не смогу разобраться в этой чертовщине, даже если бы имелась в виду пятница три тысячи двенадцатого года.        — Хорошо. Я забираю распечатанный договор. Его мы подпишем, когда ты ознакомишься. Я создам для тебя почтовый ящик на рабочем ноутбуке. Там будет хранится Договор в электронном виде, изучишь его. На флешку не скачивать, домой не приносить. Условие понятно?        Чтобы Ривер не нашла, чтобы лишить её даже теоретически этой возможности. Умно.        — Да, понятно.        Довольно кивает.        Он уже встал, надевает пиджак. Кладёт верёвку и повязку в толстый пакет, в котором ничего не просвечивается. Умно. Наверняка он приехал сюда сам, без водителя. Не удивлюсь, если это так, ведь своё пикантное увлечение нужно уметь скрыть от прессы, а водитель, даже самый верный, за хорошее вознаграждение, может вполне рассказать всё прессе, когда придёт время.        Расчесавшись, Саксон бросает в мою сторону беглый взгляд и, поблагодарив за приятно проведенное время, желает хорошего вечера. И выходит.        Я же стою у окна и думаю, возвращаться ли мне домой, или поехать к приятелю, как было условлено, растрёпанному.        Ждать, когда Саксон появится у окна, нет смысла. Визг тормозов сообщает, что он скрылся через чёрный вход.