Аритмия

       Эта неделя прошла очень быстро, потому как была насыщена разнообразными встречами. Куда мы только не ездили — и военные объекты инспектировали, и с инвесторами встречались, и с комиссией по постройке общежитий для семей военных разговаривали, и на стройках были. В офисе со вторника по пятницу я провёл, быть может, минут двадцать от силы, остальное время — на выезде. Домой едва приползал, не имея толком времени для Ривер, пришлось прикинуться спящим, когда она жаждала любви и ласки, хотя я и правда засыпал практически сразу, как только моя голова касалась подушки. Даже пятница, когда я работал дома, обзванивая компании-инвесторы, и та прошла напряженно.        Теперь, когда до самолёта остаётся полтора часа, я нервно проверяю содержимое чемодана (в третий раз уже) и хожу по комнате из стороны в сторону. Напряженный взгляд Ривер бьет мне в спину и я оборачиваюсь к ней:        — Что такое, милая? Прости, ты же знаешь, я побаиваюсь летать.        Ривер кивает, но продолжает глядеть на меня испытывающе. Прикусив губу, сощурившись, она спрашивает, медленно проговаривая каждое слово:        — Джон, вы с Саксоном любовники?        Ну, вот и всё. Это, очевидно, стало совершенно заметно. Странно, что я думал, что может быть как-то иначе. От Ривер ничего никогда скрыть было нельзя, напрасно я надеялся, что я это скрою. Но сознаваться, как бы не хотелось мне этого, не должен. Не имею права. Пришлось натянуть улыбку (уверен, Ривер заметила, что она фальшивая).        Поцеловав её быстро в щёку, как можно мягче, произношу:        — Ривер, ну и фантазия у тебя! Не выдумывай, солнце. Буду в воскресенье вечером. Не скучай.        Такси уже подъехало, так что, я, ещё раз чмокнув Ривер, бегу. Всегда говорил, что жить на нижних этажах (на втором, в случае нас с Рив) — это благо.        Видимо, сегодня день, когда люди решили меня удивить. Мне хватило нескольких секунд, чтобы понять, что Саксон очень нервничал и дергался, ожидая меня. Едва я вышел из такси и стал двигаться ему навстречу, на его лице отобразилось такое облегчение, точно он только что от нескольких мешков груза избавился. Конечно, когда мы поравнялись, от этого не осталось и следа, Саксон отчаянно пытается натянуть на лицо обычное беззаботное выражение, и у него, в конце концов, выходит, но я точно запомню те несколько минут его растерянности и волнения. Когда я его вижу, вот таким, думаю, что в нём, внутри, всё ещё живёт маленький ребёнок, очевидно, с не самым лёгким детством.        — Я уж думал, ты передумал, — стараясь говорить с иронией, а получается нервно, говорит Саксон, — поздновато приехал.        — Плелись по городу как черепахи, — отвечаю я, — боялся и сам, что не успею.        — Ты ни разу не спросил, куда именно мы едем.        Пожимаю плечами:        — Вся Шотландия очень красивая.        — Да, — согласно кивает он, — правда.        Нам не потребовалось много времени, чтобы дождаться рейса, так что, мы уже летим под синевой небес, всё дальше и дальше уносясь от нашей дождливой пасмурной столицы. Саксон в салоне быстро уснул, и, судя по всему, сражается с дурными снами. Он тяжело дышит, будто на грудь ему свинец положили, по лбу его пробежала тяжелая складка, говорящая мне о том, что он атакован ужасным сном, а губы у него сухие, как при лихорадке. Когда он, тяжело спящий, взял мою руку и крепко сжал мои пальцы своими, я даже вздрогнул от неожиданности. Не припомню, чтобы его прикосновение было таким тяжёлым и… мрачным. Саксон застонал, елозя по стулу, и, кажется, ищет моё плечо. Кажется, сегодня он действительно решил удивить меня своим поведением. Я подозревал, что с ним что-то не так, но до сегодняшнего дня тому не было точных подтверждений. Сейчас — есть. Если у него действительно какая-то детская травма, значит, ответ тоже нужно искать в детстве, не ждать, что он сам расскажет, потому что мне уже давно дали понять, что это невозможно. Подумав, пока Саксон продолжал елозить по сиденью, я прихожу к выводу, что нужно в самое ближайшее время разузнать о нём в школе, где он учился. Там мне наверняка есть, что узнать. И на книгу материал будет, и пойму, что же из себя господин министр представляет лучше. Удивительно, как мне еще раньше это в голову не пришло.        Я сделаю это. Обязательно. Как только мы вернёмся из Шотландии. И тогда, быть может, наконец пойму, почему Саксон такой, какой он есть, со всеми его тараканами. Может быть, это будет ключом к тому, как лучше с ним общаться.        Я сделаю это, обязательно, но, едва нога моя очутится на родной лондонской земле. Сейчас же мы почти прилетели в край гор и мужчин в килтах. Посадка через пятнадцать минут. Пора будить моего странного покровителя.