***
Гермионе же на время временного выбытия из строя Гарри пришлось взять на себя обязанности командира. Понимая, что от безделья все впадут в ещё большее уныние, она распорядилась усилить тренировки и особенно сконцентрироваться на защите друг друга. Сама же она тренировалась наравне со всеми. Нет, девушка не забыла про Гарри, но прекрасно понимала, что её ежесекундное присутствие рядом не требуется. Все необходимые меры были предприняты, и парень должен был со дня на день прийти в себя. И хотя в этот раз ситуация была не такой серьёзной, как с тёмно-магическим проклятьем, полученным им при вылазке в Хогвартс, но лично ей было тяжелее. Ведь тогда её не было рядом, и винить можно было кого угодно: зазевавшуюся Джинни, не успевших вовремя среагировать Невилла и Луну, но сейчас она, находясь там, в паре футах от него, тоже не смогла ничего сделать. Это неимоверно бесило. Она чувствовала злость на себя. Не предусмотрела, не предполагала, не среагировала. И сейчас она понимала, что должна стать сильнее, чтобы в следующий раз оказаться куда более полезной. Поэтому и изнуряла себя тренировками, а в относительно свободное время продумывала планы дальнейших действий. Без Гарри это плохо получалось, ведь во всём, что касалось военно-боевых аспектов, он был главным. Она постоянно прокручивала в голове тот день, каждый раз зарекаясь больше этого не делать. И каждый раз переживала леденящий душу страх, когда на пару секунд, показавшихся целой вечностью, она подумала, что потеряла его. И только собравшись с духом, нашла в себе силы кинуть диагностические чары, которые сигнализировали, что он жив. Жив! На какой-то миг она испытала облегчение, но почти сразу вновь впала в отчаяние, ведь дорога была каждая не то что минута, а секунда. А дальше всё как в тумане: почти физически ощущаемая вокруг ненависть крестража, что-то кричащий Невилл, гортанные выкрики на гобледуке, спешная эвакуация. Но те мгновения, когда она подумала, что… Те мгновения она точно никогда не забудет. Этот страх поселился где-то под ложечкой и вряд ли когда-либо покинет её. Она не хотела думать, что бы делала, если бы… Да, думать не хотела, но эти мысли сами лезли в голову. Все эти почти семь лет Гарри всегда был рядом, стал не просто частью её жизни, а какой-то константой, без которой весь мир просто рухнет. Даже осенью, когда они не общались друг с другом, она не теряла его. Знала, что несмотря на всю его отдалённость, он рядом и жив. Представлять, как бы изменилась её жизнь, исчезни из неё Гарри насовсем, было больно. Почти физически больно… И вот с такими мыслями она каждый вечер отправлялась в их с Гарри комнату и ложилась рядом с ним, при этом сил на то, чтобы раздеться и принять душ, не всегда хватало. Она уже привыкла засыпать под мерное дыхание парня, считая не овец, а его вдохи. Это немного успокаивало. Это значило, что он жив. Жив! Этой ночью она досчитала до семисот шестидесяти двух (правда, несколько раз сбивалась и начинала заново), прежде чем погрузиться в сон.***
Гарри проснулся и обнаружил рядом с собой любимую девушку. Она свернулась калачиком поверх одеяла и напоминала маленького пушистого котёнка, сходства с которым добавляла грива непослушных каштановых волос, до этого собранных в хвост, а теперь разметавшихся по подушке. На ней была простая маггловская клетчатая рубашка, рукава которой были закатаны почти до локтя, и джинсы. Такая родная. Такая домашняя. И такая беззащитная. Глядя на неё, Гарри понимал, что сделает всё возможное, чтобы уберечь свою ведьму. А ещё он поймал себя на мысли, что хочет каждый раз просыпаться вот так. Чтобы рядом была она. Никакой войны. Никакого Волдеморта. Никаких проблем волшебного мира. Только он и она. Ну и ещё пара маленьких Поттеров, конечно. Предприняв попытку устроиться на кровати поудобнее, парень перевернулся с бока на спину, и Гермиона тут же, даже не просыпаясь, юркнула к нему на плечо и сквозь сон пробубнила что-то неразборчивое. Гарри улыбнулся, убрал с лица девушки выбившуюся из хвоста прядь и приобнял её за плечо, пальцем вычерчивая узоры поверх рукава рубашки. Гермиона от этой невинной ласки проснулась и сонным взглядом уставилась в зелёные глаза, в которых сейчас читались нежность, забота и любовь. — Гарри! Ты наконец-то очнулся! Надо сообщить всем… — она уже порывалась вскочить с кровати, но парень уверенным движением вернул её на своё плечо. — Думаю, это потерпит до утра. Сейчас только всех перебудим, — остановил её парень. — Но тебя надо обследовать, и вообще… — не сдавалась она. — Разве то, что я с тобой говорю, не значит, что я здоров? Но если хочешь, можешь проверить меня диагностическими чарами. Девушка молча потянулась за своей волшебной палочкой, оставленной на прикроватной тумбочке, что оказалось не такой простой задачей, так как отпускать её из своих объятий парень явно не собирался. Когда все возможные диагностические чары были наложены (и не по одному разу!), Гермиона наконец со спокойной душой положила палочку на место и вернулась на такое родное плечо. — Знаешь, я ведь в какой-то момент подумала… — девушка так и не смогла закончить фразу, боясь её озвучить вслух и борясь с подступающими слезами. — Никогда больше так не делай, вот! Сейчас она боролась с желанием наброситься на Поттера, чтобы точно убедиться, что он жив. И то рациональная часть её натуры удерживала её от такого необдуманного поступка. — Ты от меня так просто не отделаешься! Я уже один раз вернулся с того света ради тебя. Если бы это потребовалось снова, вернулся бы и во второй, — серьёзно ответил Гарри. — Д-дурак! — маленький кулачок легонько ударил Гарри по груди, но тут же удар сменился лёгким поглаживанием. — П-прости. — Всё хорошо, — успокоил её он. — Ну, рассказывай, что было, пока я валялся в отключке? Пару минут Гермиона собралась с мыслями и не могла начать рассказ, так как ей вновь пришлось оживить такие болезненные воспоминания. Впрочем, эти воспоминания никогда и не умирали. Но всё же она взяла себя в руки и, борясь с подступающими слезами, поведала о том, как его доставили на Гриммо, про пьющих домовиков, о своём решении усилить тренировки, что вызвало одобрение парня. Как ни странно, рассказывая обо всём Гарри, она потихоньку успокаивалась, ведь если они говорят, значит, он жив. А вдруг ей всё это сейчас снится и на самом деле он так и не пришёл себя и до сих пор без сознания или чего ещё хуже. Она уже хотела выдать какую-то банальность вроде «Ущипни меня, чтобы я знала, что это не сон», как почувствовала, что рука парня, всё это время гладившая её по плечу, лёгким движением легла на её грудь. Значит, ей всё точно не снится! Не то чтобы у неё никогда не было сновидений подобного характера, но вряд ли бы её подсознание в таких обстоятельствах стало бы подбрасывать такую картинку. Да и ощущения во сне никогда не бывают настолько реальными. Поэтому она была неимоверно рада такой активности парня. И дело не только в приятных ощущениях, которые она испытывала сейчас, и даже не перспектива чего-то большего, а осознание, что с ним всё в порядке. Иначе стал бы он тогда? Но на всякий случай она решила перестраховаться и попробовала тихонечко возразить: — Гарри, ты уверен? Ты же ещё… — Гермиона запнулась, так как пальцы Гарри начали ласкать её сосок через рубашку. — Я ещё что? — улыбнулся он, когда девушка слегка выгнулась ему навстречу. — Разве не ты ли совсем недавно проверила меня всеми возможными чарами и постановила, что я здоров? От слов Гарри она испытала облегчение, смешанное с эгоизмом, ведь несмотря на всю предосторожность, о которой твердил разум и который она без зазрения совести заткнула, ей необходимо было сейчас ощущать его прикосновения, чувствовать тепло его тела, слышать его дыхание, ведь это значило, что он жив, а всё остальное сейчас такое несущественное. И сейчас она нуждалась не только в чувственном проявлении любви, но и физическом. И если что-то нельзя выразить словами, это можно сделать действиями. Поэтому Гермиона отринула все возражения, они оба теперь не имеют право на сомнения. И она будет рада каждой минуте, проведенной со своим возлюбленным. Гарри действовал неторопливо и даже несколько лениво, заставляя её с каждым новым поглаживанием тихо стонать, шептать его имя и дарить свои ласки в ответ. Тем временем руки добрались до её пуговиц на рубашке, всё также медленно расстёгивая одну за другой, не забывая при этом ласкать обнажающиеся участки тела. Ей всегда нравилось, когда он так лениво и методично раздевал её. Никакой спешки, никакой сорванной руками или заклинаниями одежды. Это помогало перестать думать и сосредоточиться на своих чувствах, на том, как лёгкой истомой свело низ живота, как кожа начала слегка покалывать под его прикосновениями, и не вызывали жар, наоборот, были сравнимы с прохладой, заставляя мурашки разбегаться по рукам и спине, а вот жар накапливался в ступнях. Её ощущения вовсе не сосредотачивались в одном месте, как обычно пишут в дешёвых женских романах, а наоборот, растекались по всему телу. Она даже не замечает, как слегка приподнимается, чтобы освободить руки из плена рукавов, а рубашка за ненадобностью отбрасывается в сторону, а чашечки самого обычного белого бюстгалтера спускаются вниз. Руки же Гарри продолжают свое путешествие вниз, всё больше и больше распаляя ведьму. От джинсов Гермиона освобождается сама, стягивая их вместе с бельём, из-за чего им приходится ненадолго прерваться, что вызывает разочарованный стон парня. Когда же пальцы Гарри добираются до самого сокровенного места, срывая при этом с губ девушки уже громкий и даже какой-то требовательный стон, доводя её почти до бессознательного состояния, она перехватывает инициативу, она не хочет, чтобы всё так быстро закончилось. Она хочет, чтобы ему тоже было хорошо, и это желание заводит её даже больше, чем его самые откровенные ласки. Поэтому она перехватывает инициативу, и они меняются местами. — У тебя постельный режим, — слегка охрипшим голосом произносит она невпопад. Гарри не возражает. Гермиона находит его губы и впивается в них поцелуем, после её губы перемещаются на его шею, слегка покусывая её. Ей нравится, когда его дыхание так сбивается. Её губы спускаются всё ниже и ниже. Так же медленно, как он делал до этого. Когда же она добирается до резинки его боксеров, Гарри судорожно вдыхает, чем вызывает её одобрительную улыбку, и девушка поцелуями спускается ниже. Томительно медленно. Томительно нежно. Когда с его губ срывается полустон-полувдох, она вновь одобрительно улыбается и… замедляется. Ей нравится доводить его почти до изнеможения, осознавать, насколько ему сейчас хорошо, понимать, что сейчас этот сильный волшебник в её полной власти. Именно на неё он так реагирует, только она может с ним делать такое, только с ней ему так хорошо. Физические ощущения отходят на второй план, уступая место чувствам и эмоциям, ведь доставлять удовольствие даже приятнее, чем получать его. В какой-то момент Гарри всё-таки не выдерживает и мягко тянет её за плечи вверх. — Иди сюда… На этот раз она даже не думает возражать и оказывается сверху. Сейчас ей жизненно необходимо ощущать его полностью. Целиком. Слиться в едином потоке эмоций и чувств. Раствориться в нём. Осознать, что они оба живы и едины. У них бывало по-разному: и неуклюже в первый раз, и страстно, и ненасытно, и торопливо, временами даже грубовато, но вот так нежно и медленно — впервые. Они будто вновь узнают друг друга, но уже без этого юношеского задора, а… По-взрослому. По-настоящему. — Да, это точно не сон, — тихо шепчет Гермиона перед тем, как оказаться в объятьях Морфея. Этой ночью она впервые после возвращения на Гриммо засыпала не со страхом, что могла потерять его, а с осознанием, что он жив и теперь она его точно не отпустит и не подведёт. Будет всегда рядом, если потребуется — буквально каждую секунду. Гарри же, обнимая свою девушку, сейчас сопящую на его плече, дал себе слово, что сделает всё возможное, чтобы защитить свою любимую. Если потребуется, убьёт ради этого хоть десять Волдемортов. Главное, чтобы она была в безопасности.***
В последнее время Эдгар Ларссон часто думал — когда же всё пошло не так? Когда его детские мечты и фантазии превратились в то, про что говорят: бойтесь своих желаний, ибо они имеют свойство сбываться! Казалось бы, его детство абсолютно не предвещало ни того, что они сумеют осуществиться, ни того, чем это обернётся. Ларссоны были по-настоящему древним родом, чья британская ветвь была основана кормчим драккара одного из бесчисленных ярлов, чьи хирды грабили всю западную Европу, и который на старости лет решил обосноваться на землях Шотландии. А вот даже с формальной чистотой крови, то есть хотя бы с тремя, не говоря уже о шести-девяти поколениях чистокровных предков, на протяжении большей части их истории дело было откровенно плохо. Шетландские острова, куда под давлением англичан почти семьсот лет назад перекочевал их род, были достаточно редко заселены магглами, а уж о магах-то и говорить нечего. Подбирая невест то из других магических родов, то из полукровок, а то и из магглов, род худо-бедно, но прожил до сороковых годов двадцатого века. Шетландский автобус, как называли тайную эвакуацию людей из оккупированной немцами Норвегии, многое изменил. Европа магическая в те годы чётко разделилась на сторонников и противников Тёмного Лорда, и те, кому построение маго-маггловского государства нового, а точнее, как всё новое — забытого старого, типа было не по нутру, бежали из неё во всех доступных направлениях. Кроме востока, разумеется, ибо там, с их точки зрения, было ничуть не лучше. В те годы, как и во многие века до этого, Ларссоны, естественно, занимались рыбной ловлей — ну а на чём ещё можно построить своё дело на тех островах? И однажды на одной из их рыболовных шхун на острова прибыла девушка, ведьма, ставшая невестой, женой и матерью детей главы рода. По британским меркам она была очень сильной волшебницей, а сила, унаследованная её детьми, привела их в куда лучшие брачные союзы, чем многие века до этого. Вот так и вышло, что родившийся в 1969 году Эдгар имел за плечами целых два поколения чистокровных предков и не страдал от магического бессилия. И, как многие и многие мальчишки с магическими способностями, мечтал об одном — вырваться в большой мир, поступить в Хогвартс и устроиться на работу в Министерство. А уж предел мечтаний — не работа, а служба в одном из подразделений по обеспечению магического правопорядка. Вот тут-то, наверное, всё и началось — шляпа. Точнее Шляпа. Распределительная. По-настоящему древний, относительно чистокровный — Слизерин. Дальше всё шло по накатанной колее, как будто по рельсам Хогвартс-экспресса. С одной стороны — углублённое изучение как защиты от тёмных искусств, так, втихомолку, и самих искусств. Высший балл по зельеварению. Унаследованные от предков телосложение и позиция загонщика в факультетской команде. Аврорат оторвал его с руками. Детские мечты осуществились. А с другой — это же был Слизерин. И вокруг него были дети тех, кто был с Тёмным Лордом в его первую попытку прихода к власти. Они были рядом с ним в школе, они же — в аврорате. Так что практически полный переход на сторону Лорда он воспринял вполне естественно, полагая, что дальше будет только лучше. Не было. А несколько лет спустя всё это превратилось в кровавый кошмар. Который закончится скоро, куда скорее, чем он думал ещё этим утром. Сил больше не было. Даже он, потомок древних викингов, не мог одновременно тащить на плечах тяжёлое бессознательное, но живое тело и держать магический щит, отражая хоть и редкие, и предельно неумелые, но всё же боевые заклинания преследователей. Один на один, на двое, даже, наверное, против всех троих он бы не то чтобы отбился, он бы сумел победить. В его загривок вцепились пара магов и ведьма, которые явно не имели ни малейших следов боевой подготовки, да и на двух последних курсах Хогвартса, судя по применяемым заклинаниям, тоже не учились. Им не хватало ни сил, ни умения, в избытке было лишь одно — ненависть! Эдгар чувствовал её, практически любой маг в той или иной степени эмпат, а уж столь сильное и всепоглощающее чувство сложно было не заметить. И он прекрасно понимал, откуда она взялась. Если уж началось правление нового Тёмного Лорда с нагнетания презрения и ненависти к грязнокровкам и полукровкам, причём если к первым они были всегда, то полукровки раньше были почти, да, почти равными членами магического сообщества, то с началом сопротивления и полноценной гражданской войны маховик взаимного ожесточения раскручивался на полную. Эдгар ощутил что-то неладное даже раньше, чем ступил на землю Хогвартса, ещё в поезде. Там, на их малой родине, в редких смешанных поселениях на островах, омываемых холодными волнами Северного и Норвежского морей, ни у каких, хоть на двадцать поколений назад чистокровных магов, не было ресурсов кичиться своим богатством, зато были мозги, чтобы не смотреть сверху вниз на абсолютно всех их окружающих. Зато таких магов, чистокровных, богатых и безмозглых было до одного места на куда более комфортном острове Магической Британии. По крайней мере, до прихода к власти Лорда чувствовалось лишь напряжение, такое, как перед зимним штормом, что швыряет в свинцовых волнах утлые скорлупки драккаров древности или современных траулеров. Затем начался шторм. Пленные, арестованные, казнённые, месть, убитые, ненависть, ненависть, ненависть, принесённая меньшинством, но меньшинством, имеющим всю власть в своих руках. И эта ненависть обильным потоком полилась обратно, принеся смерть и разрушения в маноры тех, кто начал эту войну. На тревожный вызов в один из этих маноров и прибыла их группа. Поздно. Слишком поздно. Эдгару в принципе не хотелось думать о тех, кто погиб в адском пламени, плавящем сейчас камни манора. Были ли среди них женщины и дети, беженцы из слабее защищённых домов — всё это прямо сейчас не имело ни малейшего значения. Их атаковали сразу же после прибытия, выбив едва ли не половину группы мощными площадными заклинаниями. Ещё десяток секунд — и погибли бы все, если бы не их командир, в свою очередь пославший адское пламя в направлении врага и свалившийся от магического истощения. Пока сильные маги противника пытались справиться с двумя источниками угрозы разом, немногие выжившие попробовали аппарировать, поняли, что накрыты антиаппарационным полем, и изо всех сил рванулись прочь от горящего манора, туда, где должна была быть его граница. И шансов уйти у них было немало. У всех, кроме него. Ибо, прежде чем побежать, он подхватил своего командира. Сил больше не было. Редукто слева — отбито. Неясное заклинание справа, из мертвой зоны — рушит остатки щита. Взмах палочки, чтобы поставить новый… — и прилетающее с той стороны, где вроде бы никого не должно быть, сильное режущее проклятие не оставляет ему ни палочки, ни руки. Силы кончились совсем. И магические, и физические. Он падал на бок, видя, как хлещет фонтан ярко-алой крови из обрубка. Как окружают его чьи-то ноги. И последнее, что он подумал перед яркой вспышкой в лицо, было — хоть бы война не докатилась до моего дома, хоть бы выжили сёстры и, главное, не стали никому мстить. А потом свет заполонил всё поле его зрения и наступила последняя тьма.***
То ли когда-то давным-давно, то ли в относительно недалеком будущем, а то ли и вовсе в иной, параллельной реальности было сказано: «Радует душу вид вражеского города после ядерного удара!» К счастью, в нашем случае город, а точнее говоря, магический квартал в центре Лондона не был вражеским ни для одной из сторон. Да и до состояния выжженной земли, покрытой горами щебёнки, ему ещё было весьма далеко. Иные дома стояли практически целыми, разве что с вышибленными входными дверьми да разбитыми окнами, другие дымились почерневшими в огне, именно в огне, а не в адском пламени, окнами и прогоревшей крышей и, наконец, третьи являли собой лишь развалины, где со стоящими, как в редакции небезызвестной газеты, а где и с рухнувшими, как в когда-то самом прикольном магазинчике, стенами. Но этот квартал: и Косая Аллея, и Лютный Переулок, и множество куда более мелких и мало кому известных улочек и площадей вымершим не был. Отнюдь, по меркам иных городов, спалённых войной, он был просто полон жизни. Довольно многочисленные местные обитатели, спасающиеся в основном не в привычных магглам сырых подвалах, а пусть и ниже уровня земли, но в более-менее комфортных магических убежищах. Шайки мародёров, приходящих как извне, из других поселений, так и грабящих дома на соседних улицах, а ведь даже в полуразрушенных домах всегда можно найти, чем поживиться, да хотя бы и теми же продуктами питания. Торговцы, привозящие в поселение продукты питания из большого, маггловского, мира и меняющие их на то ценное, что можно было найти в мире магическом. Вообще, конечно, для стороннего наблюдателя поразительным было бы то, как много магов осталось на своей, пусть и полуразрушенной земле, а не эвакуировалось, хотя бы временно, за границу, отделяющую их мир от магглов. Чего в этом было больше: полного незнания внешнего мира большинством магов, причём даже многим полукровками? Надежды, что вот-вот всё само собой образуется? Или всё же того, что маги не способны долго жить на чужой земле, физически, а точнее магически не способны? Некомфортно вдали от источников магии не только домовикам и волшебным существам, но и людям? Причём чем чище кровь, тем хуже обстоят с этим дела? Всё может быть. Но людьми, точнее магами и ведьмами, старающимися просто выжить или даже улучшить своё материальное положение, жизнь в столице Магической Британии отнюдь не ограничивалась. В первое время патрули новой власти поддерживали здесь порядок, точнее то, что они считали порядком и, разумеется, хватали врагов режима. Сперва не успевших скрыться магглорождённых, потом и многих полукровок. Затем поддержание хоть кого-то порядка сменилось на чистые грабежи и насилие. В последнее же время вновь вернулась охота за людьми, но на принципиально другой основе. После всех понесённых поражений армии Тёмного Лорда катастрофически не хватало активных палочек. Цены на наёмников выросли, и золото утекало сквозь пальцы хуже песка времени. Деклассированные элементы из Лютного предпочитали мародёрить сами, чем идти на верную смерть ради сомнительной выгоды. Кому конкретно пришла гениальная идея применить к вербовке в армию средневековый маггловский метод с пониженным до отрицательных величин уровнем добровольности и с некоторыми модификациями в виде взятия в заложники непригодных для службы по состоянию здоровья и, главное, возрасту членов семьи, история умолчала. — Здесь, похоже, — маг в том, что когда-то было аврорской мантией, с артефактной рамкой в руках обошёл по периметру пол большого зала в довольно-таки целом особняке. — Сколько? — поинтересовался у него командир группы. — Следы пребывания как минимум троих взрослых и пары детей. — Класс! — во все двадцать три улыбнулся командир. — Пара заложников, три новых палочки и премия. Жаль, только развлечься с ними нельзя… — А чё нет? — поинтересовался заглянувший в проём входной двери оборванец. — Приказ! — рявкнул командир. — Иначе толку на войне от них совсем не будет. А так хоть и не в охотники, но на защиту объектов можно поставить, — несмотря на отсутствие трети зубов, причём, скорее всего, тёмно-магическое, командир явно получил в своё время нормальное образование. — А, ты всё равно не поймёшь, — он повернулся к аврору. — Вскрыл? Но, прежде чем последний успел ответить, улица взорвалась грохотом ударных заклинаний. Оборванца внесло внутрь комнаты, правда, в неполной комплекции — недоставало обеих ног. Со стороны окна раздался истошный вопль, сменившийся предсмертным хрипом, а затем гудение щита и быстрый топот шагов. Командир и аврор переглянулись. Похоже, они остались одни. Командир рванул из кармана аварийный порт-ключ, на нём сомкнулись две руки в надежде: только бы это были местные, мародёры, бандиты — кто угодно, ибо в бывшей столице Магической Британии сейчас стрелял каждый кирпич, лишь бы не ударная группа Сопротивления. Последние всегда накладывали антиаппарационные и анти-ПК щиты. Руки сомкнулись. Магия взвилась вокруг них…***
Бар мадам Розмерты в Хогсмиде больше не был таким весёлым и гостеприимным местом, как раньше. Он вообще ещё стоял по причине, что силам Волдеморта нужно было место, где можно собраться и выпить, а заодно и поразвлечься с некогда симпатичной и улыбчивой хозяйкой, которая сейчас была тенью самой себя прежней, только ненависть, горевшая в её глазах, показывала, что она ещё не превратилась окончательно в овощ. Впрочем, ублюдков это только заводило. Бар посещали не только пожиратели и егеря, изредка заглядывал и различный волшебный люд непонятной принадлежности в глубоких капюшонах, которые обычно тихо сидели за столиками с бутылкой старого «Огдена». Одна из таких фигур поднялась со стула и скользнула за спину трём егерям, стоявшим у стойки и требовавшим огневиски и саму Розмерту, и, размахнувшись, неумело, но сильно по рукоятку воткнула крайнему обычный кухонный нож сбоку в шею, прервав глумливый смех и превратив его в хрип. Путаясь в мантии, дрожащими руками фигура выудила ещё один нож, и удар в сердце повернувшегося к ней егеря совпал с кастом ударного заклинания, прибавил ещё два трупа. Из-под капюшона фигуры выбился светлый локон, а в грязный потолок смотрели голубые глаза на девичьем личике, которое узнал бы любой шестикурсник Гриффиндора. В голову третьего егеря врезался небольшой топорик для разделки мяса, пробив череп, а сверкнувшая из тёмного угла зелёная вспышка оборвала жизнь Розмерты, которая наконец-то сумела хоть кому-то отомстить. Оставшиеся несколько человек, включая убийцу барменши, гонимые иррациональным ужасом, бросились к выходу, стараясь поскорее выбраться из-под удушающего полога ненависти, заполнившего весь бар.***
— А куда торопиться-то? — холёный мужской голос вдруг вклинился в жаркий спор о том, что все они могут срочно предпринять, дабы как можно скорее закончить войну. Этот голос так редко прорезался на собраниях их коллектива, тем более при обсуждении вопросов войны и мира, жизни и смерти, что все восприняли его как если не ведро, то, как минимум, бокал холодной воды. Спор затих. Спорящие замолчали. Все взгляды устремились на край стола, где рядом с рыжеволосой девушкой восседал элегантный блондин, давно уже восстановивший свой холёный облик и уверенность в своём ментальном превосходстве над окружающими. Ну, почти над всеми. Кроме, разве что, тех, кто был способен размазать его по паре стенок и даже полу. — Ты это о чём? — То есть как куда торопиться? — забросали его вопросами с других краёв стола, но Драко не дрогнул ни на секунду: — Время работает на нас! — На кого это, «нас», стесняюсь спросить? — поинтересовалась Гермиона. — На нас, противников Тёмного Лорда, разумеется! — чуть уточнил Драко. — И каким это образом превращение страны практически в сплошные развалины работает на нас? — вновь поинтересовалась мисс Грейнджер. Одни из сидящих за столом согласно закивали, других передернуло от ужаса, буквально этим утром они все просмотрели воспоминания Ремуса, выбиравшегося на очередную разведывательную охоту на Косую. На сей раз впустую, ибо с пожирателями там уже было плохо. Зато принесённых им впечатлений хватило на всех. С десяток секунд Драко просидел молча, упиваясь взглядами окружающих, а потом наконец озвучил свою точку зрения: — Вот, смотрите: если в самом начале основными жертвами были маги из нашего лагеря, полукровки и магглорождённые, то сейчас-то в большинстве выбивают чистокровных и их слуг, тех, кто и в первую магическую, и сейчас поддерживал Лорда. А чем больше их уничтожат, тем проще нам после победы будет строить новый мир. Мы ведь явно не станем в ответ загонять семьи сторонников Лорда в те же самые концлагеря, из которых освобождали магглорождённых, правильно? Ответом ему были лишь ужас и отвращение в шокированных взглядах окружающих. — Ну а раз так, — продолжил Малфой, — то лучше, чтобы он все были утилизированы естественным, так сказать, путём. Вот! Согласны? Однако вместо хора просветлённых голосов прозревших людей раздался всего один. Того, кого Драко начал опасаться раньше всех. Ещё, наверное, в подростковом возрасте. Гарри Поттера. — Нет. Категорически нет. Дело даже не в том, что нас совсем мало. Суть в том, что сейчас погибают самые активные, те, кто способен взять в руки оружие. Идёт взаимная аннигиляция. — Волков, — вставила Гермиона, — и в результате останутся одни овцы. И овцы будут воспитывать новых овец. — Совершенно верно. И что тогда станет с Магической Британией? Нас возьмет под внешнее управление МКВ? Аннексирует Магическая Дания? — Дания вряд ли, — снова вставила мисс Грейнджер, — а вот Магическая Франция может и присоединить к себе своего очень давнего, едва ли не со времён Мерлина, соперника. — Так что закрываем тему. Никаких больше споров. На встрече я буду настаивать на максимальном ускорении операции. Пора с этим кончать! — стукнул Поттер кулаком по столу. Гермиона всё же не могла не оставить за собой последнее слово: — Как сказал великий британский сквиб: «Война не имеет правил. Суть войны — насилие. Бей первым, бей сильно, бей без передышки!»***
Сильно сдавшая за последнее время Помона Спраут тяжело подошла к картине, пощекотала грушу и, начав открывать дверь, замерла, глядя в щель, и не верила своим глазам. Картина была настолько непривычной и выбивающейся из привычного уклада, что декан барсуков предпочла не привлекать к себе внимания. На главном столе стоял незнакомый ей старый домовик, размахивающий клинком, казавшимся огромным из-за маленькой ручки, сжимающей его, а вокруг толпились домовики Хогвартса, внимательно слушая оратора и иногда поддерживая его согласным гулом и выкриками. Помона закрыла дверь, а в ушах еще стоял скрипучий голос, скандирующий «Смерть темным!», «За Гарри Поттера!», «Смерть!» — Помоги нам всем Мерлин! — бледная Спраут оперлась спиной на дверь.