Льдышка

Гилберту двадцать пять, и в гей-клубе он во второй раз. Впервые это было проигранным в карты желанием и привело к окончательному признанию собственной бисексуальности. Пока лишь теоретическому, ведь на практику он так и не решился: то ли выпил недостаточно, то ли парни его по-прежнему не настолько интересуют (если не считать его непутёвой и недосягаемой родственной души). Как его искать, Гилберт не знает. Нет ни имени, ни внешности — только фиолетовая радужка глаз, что до сих пор снится ему, медленно сводя с ума. Теперь же он приходит сюда сам, сразу после работы, при полном параде, толком не зная, для чего. Быть может, ищет едва ли не единственный шанс встретиться с тем парнем. Сколько ему сейчас — девятнадцать? Совершеннолетний. И каждую пятницу метка Байльшмидта отображает отвратительные подробности его личной жизни, словно подтверждая это. — Слушай, я же сказал: меня это не интересует. Несмотря на громкую музыку и гомон людей, эту фразу Байльшмидт слышит на удивление отчётливо. Он оборачивается и видит двух ссорящихся парней, стоящих у противоположного края барной стойки. У одного из них очки и тонна самомнения, а другой, хоть и пытается казаться равнодушным, отчего-то выглядит совсем несчастным и почти что затравленным. Гилберт не может отвести от этого второго взгляда, вглядывается в него, смутно ощущая нечто сродни дежавю, как будто где-то когда-то видел его или кого-то отдалённо похожего. Похожего… глупо. Разве в полумраке клуба можно разглядеть схожесть? Да ещё и с мифическим «кем-то». Гилберт вдруг срывается с места, сам не до конца понимая, зачем ему встревать в чужую ссору. «Байльшмидт, это не твоя проблема», — пытается воззвать к нему здравый смысл. Причём взывает он голосом Хедервари, ведь к её советам Гил хоть иногда, да прислушивается. Но явно не в этот раз. — Приятель, у тебя проблемы со слухом? — вклинивается Гилберт в разговор, опуская руку на плечо излишне самоуверенному парню. — А ты ещё кто?.. — очкарик сбрасывает его ладонь и кривится в отвращении, явно не воспринимая всерьёз появление третьего лишнего. Тот, за кого Гил пытается заступиться, растерянно смотрит на Байльшмидта, а затем вдруг прижимается к нему, и Гилберт обнимает его, подыгрывая. Это кажется настолько правильным, не вызывающим ни сомнений, ни тем более неприязни, как будто происходит уже не в первый раз. Должно быть, со стороны они и впрямь выглядят как типичная парочка. По крайней мере, на лице этого очкарика отражается именно такое понимание. Он кривится в отвращении, почти с ненавистью смотрит на руку Гилберта, обнимающую его (уже точно бывшего) парня и негромко бросает перед уходом: — Ты отвратителен!.. — Стараюсь, как могу, — бормочет ему вслед подзащитный Гилберта. Парня ощутимо трясёт, он, того и гляди, свалится без чувств. А уж этого-то Гилу точно не хотелось бы. Хватит ему на сегодня игр в спасателя. — Ты в порядке? — осторожно интересуется Гил, вглядываясь в его лицо. Смазливый… даже в полутьме этого не скрыть. Пожалуй, с таким он был бы не прочь поэкспериментировать. Как-нибудь в другой раз, разумеется, и по обоюдному желанию, если таковое возникнет. — Нет, — парень вяло качает головой, тянется за стопкой виски, которую Байльшмидт, вообще-то, заказывал себе, и тут же осушает её. Гилберт даже не пытается возражать, хоть и сильно сомневается, что его странному знакомому уже есть двадцать один. Наверняка это не первая «украденная» стопка за сегодня… Выпив, парень немного успокаивается, заметно веселеет и даже улыбается. Чёрт возьми, какая у него улыбка!.. — Теперь да. «Спасённый» выворачивается из объятий, которых Гил почему-то до этого так и не разорвал, и намеревается скрыться где-то среди танцующих. Гилберт ловит его за руку и удерживает, сам себе поражаясь. — А спасибо? Незнакомец оборачивается и окидывает его странным взглядом, словно оценивая и мысленно решая некий крайне важный вопрос. А потом пьяно ухмыляется и тянет за собой. Первый секс Гилберта с парнем — хотя, правильнее назвать это лишь прелюдией — происходит в задрипанном туалете клуба, где они — явно не первая и точно не последняя парочка. Это совершенно не то, что мог ожидать Гил. Оказаться здесь с человеком, которого он знает от силы минут пять (да и то: знает — это ещё сильно сказано!), да ещё и не до конца понимая, что вообще происходит… нет, не так он планировал провести вечер, ой не так! Знакомец нетерпеливо подталкивает его внутрь комнаты, закрывает дверь на защёлку, а затем прижимает к стене и тут же опускается на колени. Пальцы ловко расправляются с ремнём гилбертовских брюк, тут же спущенных вниз. — Погоди, я не это имел… — пытается воззвать к рассудку Байльшмидт, но плюёт на всё, когда горячий влажный язык на пробу скользит от основания члена к головке. — Чёрт, да!.. — выдыхает Гил и, откинув голову назад, больно бьётся затылком о стену. — Гадство… «Спасибо» выражается не так, как привык Гилберт. Оно выражается не словами, а неторопливо ласкающими пальцами, плотно обхватывающими ствол губами и юрким языком, касающимся именно так, как надо. Чёрт возьми, это самый лучший внезапный минет из всех, что у него когда-либо были! Хотя бы потому, что он вообще первый из внезапных… Парень в этом умел. Даже слишком умел: очевидно, что в прошлом у него было немало практики, и почему-то Гила это неимоверно бесит. Бесит настолько, что руки сами собой всё сильнее надавливают на макушку, вынуждая брать ещё глубже, так глубоко, что не поперхнуться нереально. Любовник в итоге давится и тут же мягко отталкивает Гилберта, чтобы прокашляться. — Для «пожёстче» здесь немного не та атмосфера, тебе не кажется? — хмыкает знакомец, медленно выпрямляясь и безотрывно глядя в глаза Гила с небольшим укором. Байльшмидт подаётся вперёд, чтобы поцеловать, но парень уворачивается и протестующе качает головой. — Нет. — Почему?.. — недоумённо спрашивает Гил. Какой смысл строить из себя недотрогу, если только что так пошло и совсем без комплексов стоял на коленях и ублажал незнакомого человека ртом?.. — Во-первых, это не гигиенично, — назидательным тоном поясняет тот, кто утащил Гилберта в общественный туалет. — А во-вторых… просто — нет. Несколько секунд случайный любовник пристально разглядывает стену, на которую опирается одной рукой, как будто специально избегая смотреть на Гила. — Так что — на этом всё? — нетерпеливо окликает его Байльшмидт, начиная чувствовать себя неловко. Всё же, пока ими обоими двигала похоть, всё казалось каким-то менее сумасшедшим. Парень моргает и удивлённо смотрит на него, как будто и вовсе забыл о его существовании. А после склоняется и шепчет: — Ты сам отказался… — любовник пьяно ухмыляется и проводит языком по шее Гилберта, отчего тот, не ожидавший подобного, вздрагивает. — Повезло тебе, что я не злопамятный. Парень несколько грубовато, почти что нетерпеливо обхватывает член Гила пальцами, но ласкает его плавными, почти невесомыми, дразнящими движениями. Второй рукой он расстёгивает свои джинсы, собираясь довести до оргазма и себя. В голове Байльшмидта проносится поражающая своей смелостью мысль. Ладно, в этом не должно быть ничего сложного. В «самообслуживании» Гилберт практиковался годами, так что, технически, сделать то же другому парню труда не составит. Только вот… есть ещё моральная сторона, с которой договориться не так-то просто. Байльшмидт осторожно, нерешительно прикасается к головке и ведёт вниз, размазывая капельку естественной смазки. Отвращения нет. Совсем осмелев, он обхватывает ствол рукой, начинает плавно двигать ей, пытаясь попасть в тот же ритм, тот же темп, что и любовник. Парень стонет, толкается навстречу, ласкает Гила всё быстрее, всё ощутимее, приближая к разрядке. Кончают они почти одновременно. Гилберт сползает по стене на пол, игнорируя попытку здравомыслия возмутиться. Сумасшедший вечер. Любовник, порывшись в карманах, протягивает ему пачку влажных салфеток и опускается рядом. — Ну надо же, какой предусмотрительный… — хмыкает Гил, вытирая руки и запуская скомканную салфетку в урну. — О, заткнись… — раздаётся в ответ тихое довольное ворчание. Они сидят, привалившись к стене и едва соприкасаясь. Байльшмидт открыто разглядывает любовника, который погружён в собственные мысли, и кажется, вовсе выпадает из реальности. Светло-русые волосы, ярко-синие глаза с холодным взглядом, губы, которые всё ещё хочется поцеловать, даже несмотря на то, где они были… А ещё у него просто потрясающая улыбка и тонна язвительности. Как раз то, что обычно и привлекает Гила. Не будь Байльшмидт сейчас так одержим идеей поисков родственной души, он стопроцентно попытался бы завязать с этим парнем если уж и не долгосрочные отношения, то хотя бы бурный роман. Есть в нём что-то такое цепляющее, отчего даже последние сомнения в собственной бисексуальности Гила покидают. Но… а что его, в общем-то, останавливает?.. Неизвестно где и с кем блуждающая родственная душа? Так клятв он пока никаких не давал. А тот парень с фиолетовыми глазами далеко не пай-мальчик. Если судить по тому, как часто на запястье появляются символы Марса и алкоголь (слава Судьбе, таблеток после четвёртого квадрата больше не было!), так Гилберт по сравнению с ним просто святой! И Гил решает: будь, что будет, но он хотя бы попытается. — Как тебя хоть зовут? Любовник тихо и как-то вовсе грустно смеётся, поворачивается к нему. Лениво-изучающий взгляд синих глаз безразлично скользит по лицу и телу Байльшмидта, и от взгляда этого веет неприятным холодом. — Сейчас самое время задавать этот вопрос, — хмыкает парень в итоге. — Хорош ёрничать. Я Гилберт. Парень заинтересованно вглядывается в его лицо, словно ожидая чего-то ещё. Канкан для него, что ли, сплясать?.. — Иван, — внезапно смутившись, произносит новый знакомый и отводит взгляд. Странный он какой-то. Какой смысл смущаться теперь?.. Какая фраза должна стать следующей, Гилберт не знает. Никогда ещё ему не приходилось начинать отношения сразу с этого этапа. — Продолжим? — самоуверенно вырывается у него быстрее, чем он успевает подумать. Иван вновь поворачивается к нему, пристально вглядывается в глаза. Байльшмидту становится совсем не по себе, но отступать он всё равно не намерен. — Нет, — тянет Иван неуверенно, а после повторяет уже твёрже: — Нет. — Почему? — Я похож на того, кто согласится на секс в туалете? — вдруг возмущённо спрашивает парень, и взгляд его становится насмешливым. Ну да, лучший способ избежать прямого ответа — свести всё к шуткам. — Но ты же… только что… — Это было «спасибо», — вновь смеётся Иван, и Гил понимает, что парень не просто бухой в стельку: он либо двинутый по жизни, либо обдолбанный в край. И ещё не ясно, что из этого хуже. — Мог бы и словами. — Неа, — парень качает головой, и улыбается, но его глаза эта улыбка не трогает. Они остаются неприятно пустыми и равнодушными. Словно стеклянные. Нет, словно две льдинки. И если глаза — зеркало души, то какая же у него душа?.. — Словами не так искренне. — Можем поехать ко мне, — внезапно даже для себя предлагает Гилберт. Обычно он не из тех, кто так запросто приглашает к себе первых встречных. Тем более, никогда до этого он не звал к себе на ночь парня (Такое вообще принято предлагать?..). Но с этим двинутым явно не получается ничто «обычное». — Заманчиво, — откликается Иван, поднимаясь на ноги. Гил встаёт следом, притягивает его к себе, чтобы всё-таки поцеловать, но… всё рушит телефонный звонок, раздражающей птичьей трелью ворвавшийся между ними. Иван отступает на шаг. — Алло?.. Нет, я не дома, но скоро буду. Увидимся. Мягкая улыбка, которую отчего-то хочется назвать грустной, и застывший на потухшем дисплее взгляд — в понимании Гила это может значить лишь одно. — Парень? — хоть Гилберт и пытается скрыть своё недовольство, оно всё равно проскальзывает в вопрос. Всё же Байльшмидт принципиально не хочет впутываться в чужие отношения. Хватит уже, наигрался в «любовь на троих» — всё равно последняя девушка, хоть и говорила, что любит его безумно, в итоге ушла к родственной душе, ведь это неизбежно. Но случайный любовник рассеянно качает головой и хмурится, не скрывая неприязни к этой теме. — Я не завожу длительных отношений, — говорит он холодно и совершенно отстранённо, как будто это не ему всего пару минут назад хотелось продолжить вечер. — Может, хоть свой номер оставишь? — спрашивает Гил, непонятно зачем цепляясь за это случайное знакомство. Нет, в самом деле, ну зачем ему это? Самое время распрощаться и уйти, пока всё не поросло бредом и не запуталось ещё больше. Тем более, его практически прямым текстом отшили. Так где ж твои гордость и самолюбие, Байльшмидт? Или, это они и требуют, чтобы ты стал его единственным исключением? Иван, улыбаясь, поправляет галстук Гила. А затем прижимается и, почти касаясь губами мочки уха, шепчет: — Прощай, Гилберт. Когда за ним закрывается дверь, Гил закуривает, игнорируя запрещающую табличку. Пожалуй, это самый странный вечер пятницы из всех, что когда-либо отмечал Гилберт: он абсолютно трезв, чуть не ввязался в драку, почти переспал с парнем и вообще, похоже, его крупно поимели (благо, в переносном смысле). И всё-таки Иван ему понравился как-то уж неразумно сильно. Но что поделать, Гила всегда тянуло к немного двинутым. Должен же был когда-то попасться и почти невменяемый кадр. До дома Байльшмидт добирается пешком, но не по той причине, по какой планировал, ведь выпить ему уже как-то расхотелось. Прогулка по ночному городу в один из последних весенних денёчков — разве может быть что-то лучше для обдумывания всей этой странной ситуации?.. Лифт снова сломан, а в подъезде мерцает свет. Проблемы с проводкой нервируют, но управляющая компания словно игнорирует все жалобы жильцов. Гилберт пешком поднимается на нужный этаж и тихо вздыхает, совсем не удивлённый, что под его дверью сидит младший брат. В последние месяцы эта картина повторяется довольно часто. Нет, он вовсе не ссорится со своей женой — это в прямом смысле слова избегание конфликтов. — Сегодня ты здесь, потому что… Услышав голос брата, Людвиг вздрагивает и поднимается, избегая смотреть на него. Он неловко мнётся и, наконец, выдаёт: — Аличе сказала, что я слишком заботливый, и это раздражает. — Ты снова злоупотреблял меткой, — хмыкает Гил, поворачивая ключ, и, отворив дверь, пропускает брата вперёд. — Нет, я… — возмущённо начинает оправдываться младший Байльшмидт, но вдруг хмурится и кивает. — Да. К приходу гостя Гил не готовился, а потому начинает судорожно собирать весь тот хлам, до которого раньше руки не доходили: пара журналов с не вполне приличным содержанием, банки из-под пива, обёртка от готового обеда и так, по мелочи. Это не катастрофичный бардак, в иные времена бывало и хуже, но чистоплюю-брату вполне достаточно для очередной порции нравоучений. — Где ты был? Гилберт едва не роняет собранный мусор. Этот самый обычный вопрос застигает его врасплох. — Да на работе я был. А потом так, прогулялся… до гей-клуба. Лицо младшего брата вытягивается от удивления. Нет, он, конечно же, знает, что Гилу суждено быть с парнем и всё такое, но до этого они как-то не особо обсуждали эту тему, предпочитая говорить про личную жизнь младшего Байльшмидта. Там ведь тоже всё отнюдь не гладко, особенно после того, как молодожёны узнали, что довольно скоро (куда раньше планируемого) станут родителями. Да если честно, Гил и сам не знает, хочет ли он это обсуждать и есть ли вообще что обсуждать. Но врать младшему брату он не умеет. А тот взамен всегда предельно честен с ним. — Так ты… ты нашёл его? — переборов удивление и смущение интересуется Людвиг. — Кого?.. — удивлённо спрашивает Гилберт и лишь потом вспоминает, что затеял всё это он только ради того парня с фиолетовыми глазами. Ради поисков родственной души, да, Гилберт?.. — А… нет. Не думаю, что это вообще реально. Случайно встретить его там… Не верю я в случайности. Как он вообще мог забыть?! Всё из-за этого Ивана. Не стоило вообще подходить к нему. Ведь теперь… собственно, а что теперь? Это было разовой встречей, и у Байльшмидта даже нет никаких зацепок для его поиска (и то, это если бы он хотел его искать, но Гилу это совсем ни к чему, правда же?). Чудесно, теперь у него двое неизвестных, недосягаемость которых уже точно сведёт его с ума. — Гил, — окликает его младший брат. — Ты в порядке? — Да! Полностью! — с нервным смешком врёт старший Байльшмидт. — Тебе не больно? Гилберт смотрит на покрасневшую кожу своего запястья, которое он расчесал чуть ли не до крови, а затем резко прячет руку за спину, чтобы больше не прикасаться к метке. Мельком посмотрев на неё, он понимает, что символ сейчас хороший: значки Марса сменились на изображение цветка. Кажется, подсолнуха — когда его истинный был ребёнком, метка часто становилась такой. Символ счастья и спокойствия, у каждого свой. На руке Людвига, к примеру, часто бывает… Лишь после этого Гилберт замечает, что метка на запястье его брата криво заклеена несколькими пластырями. Это что-то новенькое. — А метку Аличе заклеила, чтобы… — Чтобы я перестал переживать из-за перепадов в её настроении. Гил… Ты можешь посмотреть, что там? — Лучше не надо, — отнекивается старший Байльшмидт, не желая лезть в чужие отношения. Его потом виноватым и сделают. — Представь, как она расстроится, если узнает. Людвиг кивает, проводит подушечками пальцев по краю одного из пластырей и поднимает взгляд на брата. — Гилберт, мне нужна помощь. Я совсем не знаю, как быть отцом. Я совершенно не представляю, что нужно делать. — А я тем более, — ворчит Байльшмидт-старший, растерянный ничуть не меньше. Что самое поганое, он хочет помочь, но не знает как. Если бы только родители были живы!.. А потом вдруг Гилберт вспоминает о небольшом книжном магазинчике возле работы. Там наверняка есть какие-то книги для будущих родителей. Выход конечно, не идеальный, но, за неимением лучшего… В ту ночь то ли в качестве разнообразия, то ли в качестве новой пытки ему снится Иван. Только не такой, как в реальности: парень искренне улыбается, а в фиолетовых глазах сияет счастье. Не льдышка, не пошляк: обычный, искренний. Такой, какой ему нужен. По крайней мере, так заверяет подсознание Гила, совместившее два ярких образа в один. Разве может быть что-то дерьмовее, чем это?