Льдышка

В следующий понедельник Гилберт, как и обещал брату, после работы заезжает в находящийся неподалёку от офиса книжный магазин. До этого дня ему так и не довелось здесь побывать, а потому Байльшмидт совсем не ориентируется и довольно долго блуждает, исследуя стеллажи в поисках полки с книгами для будущих родителей. Такая абсолютно точно должна быть, ведь не может же его брат быть единственным в мире параноиком, готовящимся к отцовству. Нет, в мире точно есть педанты вроде Людвига, которым необходимо всё разложить по полочкам. А раз есть спрос — должно быть и предложение. И правда — проходит от силы пара минут, а Гил уже утыкается в целый отдел с подобной литературой. На любой вкус: для будущих мам, отцов, обобщённое «для родителей», «Ребёнок от А до Я», «Психология ребёнка»… Байльшмидт растерянно набирает стопку со всем, что хоть немного внушает доверие (то есть, вообще со всем), и идёт в сторону кассы. Если повезёт, то хоть какая-то из книг займёт его брата на ближайшие несколько дней, и будет меньше выноса мозга. Парень на кассе оказывается прекрасно знаком Гилберту. Ну, не прекрасно: Гил о нём, вообще-то, ничего кроме имени и неумения благодарить словами не знает. И то первые несколько мгновений Гил думает, что наконец-то сбрендил окончательно, раз ему всюду мерещится этот тип. Но нет, имя на бейдже чётко гласит: Иван. Не просто невероятно похожий — тот самый, из клуба. — И снова здравствуй, — Байльшмидт не может сдержать ухмылки, когда видит потрясённое лицо Ивана. Сейчас случайный любовник выглядит иначе: опрятный, скромный и какой-то до абсурда невинный. Лишь глаза всё такие же холодно-синие. — Значит, по ночам ты отжигаешь в клубе, а днём — примерный продавец книжного магазина. Кто бы мог подумать… — Моя личная жизнь принадлежит лишь мне, — огрызается Иван, пробивая покупку. Он нервничает так сильно, что чуть не роняет пробиваемый товар. — К тому же, явно не тебе меня судить, папочка. Гилберт непонимающе смотрит на него, а затем вспоминает, что он, вообще-то, в книжном магазине, где по просьбе брата набрал огромную стопку спецлитературы для будущих родителей, и всё это, мягко говоря, играет не в его пользу. — Это не то, что… У меня есть брат, а у него племянник… то есть не его племянник, а мой! Вообще-то, его пока нет, но он скоро родится, и… — Гилберт неопределённо взмахивает рукой, сворачивая тему, и оплачивает покупку. Лучше уж замолчать вовсе, чем продолжать нести бред и выставлять себя ещё большим дураком, чем есть на самом деле. Иван в недоумении смотрит на его попытку оправдаться, а затем складывает книги в фирменный пакет магазина. — Пожалуйста, избавь меня от своей родословной, — случайный любовник демонстративно морщится, выказывая недовольство этим диалогом, да и вообще встречей в целом. Гилберт забирает у него покупку, но уходить не спешит. Странное чувство, которому пока невозможно подобрать название, не даёт этого сделать. — Знаешь, теперь ты точно должен дать мне свой номер телефона, — всё же решается Байльшмидт. Да, он впервые в жизни пытается подкатить к парню. Но Иван сам виноват: нельзя быть настолько… таким. Язвительным и привлекательным, с творящимся в голове абсолютнейшим бредом — слишком уж этот тип личности интересен для Гила. — С чего вдруг? — парень настороженно и почти недовольно смотрит на назойливого бывшего, да к тому же ещё и случайного, любовника. — Я не очень-то верю в случайности и совпадения, — полушёпотом заверяет он, нацепив самую обворожительную из возможных улыбку. — Может, наша встреча — вмешательство Судьбы? Обычно за подобной фразой следовала вполне предсказуемая реакция. Пассии Гилберта смущались или закатывали глаза, но всё-таки соглашались как минимум на одну встречу или звонок. Иван же смотрит на него как на последнего идиота, которым Байльшмидт и начинает себя чувствовать через несколько секунд тишины. — Это самый нелепый подкат, что я слышал, — холодно отвечает парень в итоге. — Прощай, Гилберт. — Эй, а как же: «Спасибо за покупку, заходите к нам ещё»? — всё же пытается уцепиться Гил, сам толком не понимая, какого чёрта он вообще не может отстать от него. Видимо, отказ слишком сильно бьёт по самолюбию Байльшмидта. Да, дело определённо в этом. Парень удивлённо моргает, настороженно смотрит на покупателя… а затем наигранно бодро и с дежурной улыбочкой выдаёт: — Надеюсь, Судьба будет милостива, и мы больше никогда не увидимся. Что и следовало ожидать. Байльшмидт хмыкает, ничуть не огорчённый таким ответом, и отворачивается к выходу. — Ладно. Пока, колючка. — Прощай, Гилберт, — твёрдо доносится ему вслед. Весь остаток вечера и следующий день эта встреча не выходит у Гилберта из головы. Иван ему нравится, как, пожалуй, не нравился ещё никто. Гила тянет к нему, как должно бы тянуть к родственной душе. Так может, Байльшмидт ошибся, и тот парень с фиолетовой радужкой вовсе не его родственная душа? Может, это как раз и было одним из тех совпадений, в которые Гилберт не очень-то верит? Нет, ну всякое ведь бывает. Сколько в различных шоу было разобрано случаев, когда знаменитости (да и обычные люди тоже, но кому интересно знать их истории?) расставались или даже разводились с теми, кто на протяжении долгих лет казался им родственной душой? И не сосчитать. А тут всего лишь одна встреча, мельком! Да мало ли, что могла значить та собака. И сердце могло относиться вовсе не к Гилу. Или он просто сходит с ума и собирается преследовать совершенно левого парня, который никоим образом не должен быть связан с двинутым на всю голову Гилбертом Байльшмидтом. В такое верится как-то больше. И всё же, караулить Ивана возле книжного магазинчика — не самая лучшая идея. Вот что Гил ему скажет при встрече? «Давай-ка сверим наши метки — вдруг окажемся родственными душами!»? Ну, вот окажутся они связаны друг с другом (да и то не факт), а дальше-то что? Принуждать его встречаться? «Мы родственные души, мы должны!». Кому и что?. «Нет уж, Гил. Оставь парня в покое. Он же не виноват, что ты двинутый, — мысленно советует себе Гилберт, так и не решившись зайти в магазин. — Ещё напишет на тебя заявление о домогательствах, ходи потом, оправдывайся перед братом и Хедервари. Они же весь мозг из-за этого вынут». Гилберт уже отходит на несколько шагов, когда позади него, приветливо звякнув китайскими колокольчиками, открывается дверь магазина. Он оборачивается и встречается взглядом с ничуть не удивлённым Иваном. Тот либо ждал чего-то подобного, либо имеет охренеть какое терпение. — Привет, — нервно выдавливает из себя Байльшмидт, пытаясь придумать какую-то убедительную версию того, как он мог здесь оказаться. Только это оказывается совершенно не нужно. — Я соскучился! Иван прижимается к нему, целует настойчиво, но как-то неумело. Гилберт, в первую секунду опешивший от такого поворота, тут же переключает инициативу на себя, обнимает за талию, притягивая ещё ближе. И парень замирает в его руках, совсем никак не реагируя, переставая отвечать. Байльшмидт непонимающе отступает на шаг и оборачивается, чтобы увидеть, куда так пристально и напряжённо смотрит бывший (или всё-таки настоящий?..) любовник. Смутно знакомая куртка мелькает невдалеке, но её владельца Гил разглядеть не успевает — слишком быстро тот скрывается за поворотом. Но Байльшмидт абсолютно точно где-то его видел. Вот только, где?.. Гилберт вспоминает, где. И тут же понимает, чем обусловлено такое поведение Ивана. И понимание это чувствуется неожиданно больно. — Это из-за того типа? Он был в клубе… Иван вырывается из ослабевших объятий и сразу же отворачивается, чтобы закрыть магазин. Лишь предлог, чтобы не смотреть в глаза человеку, которого только что использовал. — Ничего личного. Некоторые не понимают словами, — глухо звучит в ответ на недоумение Гилберта. — О, просто отлично! По-твоему, меня можно вот так запросто использовать во время разборок со своим парнем? — вне себя от злости, Гил хватает его за плечо и разворачивает к себе. — Он не мой парень. Я не завожу длительных отношений, — холодно говорит Иван. Смотрит ничуть не теплее, чем говорит. Весь он — сплошная бесчувственная льдышка. — На каком языке мне нужно это повторить, чтобы ты понял?.. Парень высвобождает руку и торопится уйти, пока навязчивому собеседнику не пришла в голову ещё какая-нибудь сумасшедшая хрень. Байльшмидт смотрит ему вслед, понимая, что злиться, вроде как, и не на что. В клубе он сам предложил помощь, да ещё и «спасибо» за это получил отнюдь не хиленькое. Вполне логично, что Иван и сейчас воспользовался тем «предложением помощи». Да и предупреди он заранее, разве Гил отказал бы ему? — Он тебя преследует? — спрашивает Байльшмидт, поравнявшись с парнем. Пожалуй, всё-таки стоило в тот вечер устроить этому очкарику небольшое мозгоправство. Не зря его морда лица Гилу сразу не понравилась! — О, если бы только он! — тихо бормочет собеседник, упрямо избегая смотреть на своего прилипчивого спутника. — Так что же, много нас таких? — Ты третий, — огрызается Иван, стараясь идти быстрее, чтобы Гилберт отстал. Тщетно. — У остальных достаточно мозгов понять, что я не заинтересован. — Он второй. А кто первый? Парень резко останавливается, и Гил чуть не врезается в него. Иван смотрит как-то странно, растерянно и почти испуганно. А затем качает головой, вновь возвращая себе маску равнодушия. — Не важно. Первый мёртв, — холодно бормочет он, отводя взгляд. Гилберт неловко мнётся, совершенно не представляя, что нужно говорить в такой ситуации. — Извини. — Все умирают рано или поздно. Иван пожимает плечами и больше не пытается сбежать. Он идёт неспешно, обычным, прогулочным шагом, как будто считает, что уж после такого-то заявления навязчивый собеседник тут же отстанет. Как бы не так. — Ладно, твою позицию я понял, но не поддерживаю, — откликается Гилберт, догоняя его и идя теперь рядом. Иван окидывает его оценивающим взглядом, но не говорит ни слова против. Лишь через пару минут такой вот странной прогулки он вдруг спрашивает: — Книги пригодились? — Что?.. — Байльшмидт, не ожидавший подобной обыденности, сначала теряется, не понимая о чём вообще идёт речь. — А, да. Да, спасибо. Людвиг серьёзно засел за изучение. — Удивительно. Ты набрал столько хлама от псевдоучёных, — хмыкает Иван и косится в его сторону. Гилберт воспринимает это как отличный шанс договориться ещё как минимум об одной встрече. — Так может, ты составишь какой-то свой список и… — Пожалуй, нет, — снова хмыкает парень, останавливаясь возле подъезда жилого дома. Ну вот, теперь Гил ещё больше напоминает себе маньяка. Мало того, что действует человеку на нервы и ошивается возле его работы, так теперь ещё и знает, где тот живёт. Иван поднимает руку, чтобы набрать код домофона, и рукав его водолазки сползает, обнажая кожу запястья. Гилберт ошарашенно смотрит на чужую метку, отказываясь верить в то, что видит. — Твоя метка… — произносит Байльшмидт почти что шёпотом. Иван прикрывает запястье ладонью и отводит взгляд. — Прощай, Гилберт, — тихо говорит парень. И дверь подъезда захлопывается за ним, как будто ставя точку в этом бессмысленном преследовании. Глупо. До чего же глупо всё выходит. На запястье Ивана — чёрный квадрат, а Гилберт жив. Скорбью это быть тоже не может, ведь от смерти родителей он оправился уже давно, а новых смертей в его окружении не было. Так что же, этот парень — вовсе не его родственная душа?.. Байльшмидт выдумал между ними какую-то мифическую связь, сам же в это поверил, а теперь… Он вздыхает и виновато косится на собственную метку. Туча. Символ, означающий грусть, дурное настроение и прочее в том же ключе. Нда, по-дурацки вышло. А ведь его родственная душа, наверное, точно так же смотрит сейчас на своё запястье, недоумевая над тем, что за хрень творится с Гилом Байльшмидтом. О, если б только Гил сам это понимал! Квартира встречает Гилберта мрачной пустотой, а на зеркале у выхода белеет записка от брата. Аличе соскучилась, и Людвиг вернулся домой. Что ж, это определённо везение, ведь врать ему теперь не придётся. Несмотря на всю дерьмовость ситуации, в ту ночь спокойно спать Гилберту не даёт всего лишь одна фраза Ивана. Она зудит где-то на периферии сознания, вгрызается в мысли, звучит то громче, то тише, но так и не уходит, не оставляет его. Моя личная жизнь принадлежит лишь мне… Где-то Байльшмидт это уже слышал. Но где же? Когда?.. Словно бы давно и не касаемо его лично. Фраза вызывает отвращение, но вспомнить почему, всё никак не получается. Это важно, необходимо, ведь иначе… иначе… Озарение происходит настолько внезапно, что он вздрагивает и мгновенно приходит в себя от полудрёмы. Ну конечно! Как же Гилберт сразу этого не понял? Это же фраза тех двинутых людей, которые избавляются от своих меток и живут «вопреки Судьбе», отрицая существование родственных душ. Ну, звучит она не совсем так… но смысл-то тот же! А значит, ответ найден. Да какая вообще разница! Это всё объясняет, это вполне может быть правдой! Конечно же, так всё и было. Вот Гилберт идиот — не понял раньше! Татуировка. Это всего лишь татуировка. Это ведь вполне в духе Ивана, не так ли?.. Остаётся лишь убедить его признаться, поговорить с ним об этом. А дальше всё пойдёт своим чередом. Само как-нибудь образуется и утрясётся. Просто не может не утрястись, после такого-то обоюдного притяжения. Остаётся лишь как-то дотерпеть до утра и не караулить весь остаток ночи под дверью его подъезда. Нет, последнее, конечно же, шутка. Но в каждой шутке…