About Time

Донхэ идёт, ссутулившись и низко опустив голову. Обычные тёмные очки и кепка вроде бы надёжно закрывают его от возможного непрошеного внимания. Он периодически собирает на себя всевозможные «не темно ли тебе, приятель?». Но чаще людям нет дела. У них нет времени . Ему темно вообще-то, но это малая плата за то, чтобы остаться неузнанным. Когда свеженаграждённый различными премиями за спасение мира Донхэ только оказался в Городе, ему всё тут было ужасно любопытно. Бродить по улицам, считать ворон, читать вывески, принюхиваться к ароматам, вырывающимся из открытых дверей или окон ресторанчиков. «Искать приключений на нижние сколько-там-у-тебя?», - как говорил Хичоль. - И найдёшь ведь, так как на человека под «миссией» никак не похож. И это то, к чему Донхэ не может привыкнуть до сих пор. «Миссия». «Релакс». Два цветных флакончика - и абсолютная их власть над целым городом. Он прекрасно понимает механизм их действия: «химия» способна раскатать или воскресить любого, чем и пользовались в больших или меньших масштабах алхимики всех времён. Но включать и выключать в себе те или иные способности и желания, становясь, в зависимости от этого, едва ли не разными личностями, - это слишком. Донхэ единственный в лаборатории SM Group, кто обладает иммунитетом против Sigan. Единственный, кто задерживается допоздна, потому что слишком погрузился в работу, и уходит раньше, если нет вдохновения. Его статус и отрицательный SF-фактор крови позволяют. Он один из немногих, кто носит на себе «Белое Время» просто потому, что ему нравится их свежий запах. Донхэ, став местным кумиром наравне с царственным Хичолем, подарил Городу третий выход – вернуться на старт, научиться снова решать за себя. Часы на руке перестают посылать дрожь по его коже. Очередной вызов от хёна, который он пропускает. В том, что звонил Итук, Донхэ даже не сомневается, в это время суток больше некому. Семья, оставшаяся на Большом континенте, уже спит. А звонки от многочисленных поклонников и журналистов автоматически блокируются. Донхэ тоже выбирает – не доверять пока никому. Не сказать, что это легко ему даётся. Он запускает руки глубже в карманы. Донхэ ненавидит быть один. Но назло себе всё чаще совершает одиночные марш-броски на вечерние улицы Города. Пытается спрятаться в толпе, среди тех, кому действительно безразличен, от тех, кто умело небезразличие изображает. Ветер зло целует его в щёки, и это единственная искренняя ласка, доставшаяся ему за последние несколько месяцев. Не считая нейтральных прикосновений Итука. И Хичоля, который то и дело треплет его по макушке. К моменту, когда Донхэ окончательно теряет направление, сумерки набухают чернильными тучами до какой-то критической точки. Подслеповатое от бьющих в него огней небо дразнится мелькающей в редких дырах туч маленькой белёсой Луной, будто кто-то бросил в его глубину монету, на удачу. Донхэ вертит головой, пытаясь сориентироваться, под конвульсивное перемигивание светофоров на перекрёстке. Те одномоментно замирают, гипнотизируя красными глазкАми. А потом люди начинают двигаться вокруг Донхэ со всех сторон. Донхэ пробирается сквозь этот водоворот, стараясь по возможности никого не касаться. Но его отличают – судя по всему, по запаху, которым обдаёт чужие носы ветер. Несколько человек, один за другим, оглядываются на Донхэ, несмотря на то, что время перехода заканчивается, прислушиваются к незнакомым нотам, как к странному акценту в речи. Рассматривают его, с опаской, будто не знают, чего от него ждать – «ты в чём?». «Мамочка, что с ним?», - громко удивляется малышка на руках у молодой женщины и вытягивает язычок в его сторону, пытаясь узнать новый запах на вкус. Это дико, будто Донхэ цветной в поперечную полоску среди чёрно-белой толпы. Будто прибился к чужой стае. Будто пришёл на вечеринку голым. Это интимное внимание смущает до стыдных слёз. Донхэ шарахается в первую же подворотню. Стащив очки, усаживается на корточки, чтобы позвонить Итуку, и жалкое «пожалуйста, хён, забери меня отсюда» готово ворваться в эфир, но его вдруг ослепляет фото-вспышка. Пока Донхэ пытается разогнать белых мух перед глазами, чей-то довольный голос гнусавит: - О, прикольно получился. Это же ты тот чувак с новым Временем? Я тя по телеку видел. Ты клёвый. Давай ещё раз «щёлкну» нас вместе, а? Да ты не сиди тут, замёрзнешь. Донхэ вздёргивают на ноги и размашисто отряхивают. Он лезет в карман, пытаясь придумать, как защититься, если что. Мужчина напротив него мощнее раз в двадцать, а полицейская дубинка на поясе ясно говорит, что «если что», Донхэ ничто не поможет. - Какие деньги, ты чо, бро! Так входи. – По-своему толкует его манипуляции верзила. Он приобнимает Донхэ за плечи, так что тот крякает, и, так и не дав вставить слово, буквально заталкивает в приоткрытую дверь. – Развлекайся, Чистый.

~*~

Лес вытянутых вверх рук раскачивается перед глазами Ынхёка. Он несколько раз моргает, пытаясь сосредоточиться на движениях Джессики, зажигающей на сцене. Она сильная соперница. Даже если набор её движений ограничен, её сияния, заводной музыки и дерзко полосатых штанов достаточно, чтобы завести зал. Её колени не встречаются за весь номер ни разу. Наверняка войдёт в пятёрку. Выход Ынхёка через полчаса. Его хореография сложнее. Ошибка может стоить ему шеи, сколько ни улыбайся. Он мысленно ещё раз прогоняет свои шаги. Собраться сложно. Ынхёку душно, в горле першит, как от сигаретного дыма. Хотя в клубе курят только в закрытых кабинках, над головами людей стелется дымка, вьётся вокруг стаканов на барной стойке, хвостом исчезает под дверью туалета. Ынхёк вскидывает голову. Всё плывёт. Нет. Он пытается взглядом нашарить в толкотне у сцены Шиндона. Тот смотрит в ответ в упор: ждал, что Ынхёк его найдёт. Его губы того плотно сжаты, глаза злые и виноватые. Он поправляет табличку с номером на футболке и отворачивается. Нет-нет-нет. - Ой, прости! - Шиндон удерживает его за плечи, едва не сшибив с ног. Его руки в кожаных перчатках оставляют влажный след на голой коже. Он что, умывался прямо так? – Сегодня финал, а я не спал совсем. - А судьям похрену, дружище, - смеётся Ынхёк. – Победит лучший. Ему вообще-то тоже похрен: своей победе он не сомневается. У него блестящая техника - на отборочном туре одна из судей откровенно взвыла от восторга, глядя на него; крутой номер, над которым он работал до потери пульса четыре недели; запоминающаяся внешность. И всё это он сумеет подать под самым стильным музыкальным соусом. Шиндону он готов даже посочувствовать. Потом, когда выиграет, заплатит за свою жалкую комнатушку и до отвала наестся. Может, он даже пригласит Шиндона отметить за компанию. Шиндон зачем-то ещё раз повторяет «прости», не глядя в глаза, и сваливает. Ынхёку, в общем, всё равно. Он включает свой трек и точечно прогоняет номер перед зеркалом. На руках, там, где касался его Шиндон, серые пятна. Ынхёк, едва не всхлипывая от ужаса, с силой растирает предплечья, пытаясь выдавить из-под кожи эту дрянь. Больше не занятый другими мыслями, он наконец чувствует, как «Чёрное Время» ползёт по его внутренностям. Сосредоточиться невозможно, координация сбоит, перед глазами муть, как сквозь толщу грязной воды. Скоро он потеряет сознание. Ынхёк рвётся на улицу. Это бесполезно, «Чёрное Время» глушит сознание медленно, но неотвратимо, как при удушье. Конечности не слушаются, он врезается в дрыгающегося под музыку парня, тот орёт на него и отталкивает. Ынхёк заваливается вперёд, цепляется за кого-то руками. Но когда ты под «удавкой», помощи ждать не от кого. Его ловят за спинку майки, так что в глазах темнеет, и за шкирку волокут к выходу. В тамбуре его приваливают к стене. Он не может ни узнать наклонившегося к нему человека, ни разобрать слова, его похлопывают по щекам. Он беспомощно мычит. А потом кто-то спотыкается об его ноги.

~*~

Донхэ, которому щедрый охранник придал ускорения, резво переступает порог неизвестного заведения, запинается обо что-то, вскрикивает и летит носом в пол. В последний момент подставляет руки, ладони обжигает болью так, что та отдаётся в зубах. - Да что ж такое?! – в сердцах вопрошает Донхэ, дует на ушибленные ладони. – Набросали тут всякое на пороге! Он громко ойкает, когда разбирает очертания чьих-то ног. У стены полулежит светловолосый парень. Кажется, без сознания. - Его шлёпнули «Чёрным Временем», - поясняет Донхэ девушка в коротком золотистом платье. – Надо на воздух. - Не поможет, - парень с ногами от ушей садится на корточки рядом. – Только если в больницу сразу. Кто знает, сколько «Времени» ему досталось. - Обидно, - комментирует ещё один, кудрявый. – Он мог победить сегодня. Опять это «время»… Но если этому человеку плохо, Донхэ может… Он таскает с собой пробник Sigan White просто так, для галочки, как талисман, в который не верит. А тут он может пригодиться. - Я могу… - неуверенно начинает Донхэ. К ним подлетает девушка в зебро-штанах и рушится на колени. - Ынхёк! Хёкки! Ты меня слышишь?! – Она осторожно поворачивает голову Светловолосого к себе. Тот тяжело стонет. Его грудная клетка резко поднимается и опадает. - Я могу помочь, - громче говорит Донхэ. Они смотрят на него и бутылёк в его руке, как на Гарри Поттера с волшебной палочкой наперевес. Длинноногий поводит носом. Глаза девушек расширяются. - Ты… - поражается Полосатая. - Чистый, - с придыханием заканчивает Золотистая. - Я помогу, - стремясь покончить с этим и скорее уйти из-под рентгена любопытных взглядов, твердит Донхэ и двигается ближе. Он бережно наносит полупрозрачную жидкость на запястья и шею Светловолосого, на точки, где отчётливее всего чувствуется течение пульса. По тамбуру разносится слабый сладко-солёный аромат. За ними наблюдают, затаив дыхание, так что гудение битов из зала становится более явным. Будто Донхэ сейчас скажет «встань и иди», и бессознательный парень – Ынхёк – богобоязненно подчинится. Это смешно и жутковато одновременно. Меньше, чем через минуту Ынхёк делает глубокий вдох и открывает глаза. - Охренеть, – выражает общее настроение Полосатая. Она тянется взять Ынхёка за руку, но, покосившись на Донхэ, не решается. Вместе этого предлагает, ухмыльнувшись: - Распишешься на майке?

~*~

Ынхёк, держась за голову, медленно садится. Рядом Джессика, Бэкки, Чжоуми и Генри. И какой-то незнакомый парень, который радостно улыбается ему, как своему, и протягивает руку – вставай. Ынхёк хватается за чужую ладонь. Подняться на удивление просто. Лёгкие раскрываются широко, качая воздух, Ынхёк отчётливо чувствует малейшие движения своего тела, оно лёгкое и будто бы его и не его одновременно – новёхонькое. Он на пробу встряхивает руками, мурашки текут к запястьям. - Живой? – тихо спрашивает Джессика, словно он вернулся с того света. - Более чем. – Ынхёк ошарашен. Голова ясная, мутной взвеси как не бывало, тело кипит энергией, готовое действовать. Ничего подобного он не помнит… с тех пор, как впервые испытал на себе «Красное Время». – Что произошло? - Чистый исцелил тебя, - Генри кивает на незнакомого парня. - Я Донхэ, я… нет, я просто… это оно, - тот выставляет перед собой матовый бутылёк, будто защищаясь. Ынхёк вздрагивает и меняется в лице, опомнившись. - Сколько времени? Я всё пропустил?! «Я всё устрою» и «Мы договоримся» ещё звучат, когда Джессика и Генри бросаются назад в зал. Что они могут? Судьям до звезды чьи-то разборки, им не докажешь, что Ынхёка вывели из строя. Если только… это не сделает Чистый. Ынхёк смотрит на него в упор. Чистый ничего ему не должен, но ему категорически плевать. Он нужен Ынхёку. - Ты уже меня спас. – Он подходит вплотную. Парень тушуется и опускает глаза. Ынхёк хватает его за подбородок, заставляя посмотреть на себя. - Доведёшь дело до конца... Донхэ? Поможешь выступить, чтобы победить сегодня? - Ты хочешь выступать? Тебя же отравили, - тот удивлён. – Взаимодействие Sigan White с нарко-подделками вроде «Чёрного Времени» толком не изучено. Тебе легче сейчас, но ты в любой момент можешь почувствовать себя… - Я чувствую себя богом, - перебивает Ынхёк. – Я должен сегодня победить, потому что я – один на миллион. Вот увидишь. И он улыбается.

~*~

Зрители горячо приветствуют Ынхёка – последнего участника, - очевидно признавая его своим фаворитом. Он ломается в поклоне, встряхивает светлой чёлкой и занимает стартовую позицию. «…I'm one in a million, diligent people say that I'm brilliant, resilient For the fact I'm bouncing back so militant, Pierrio, the heir to the throne. Oh, so omnipotent, I'm giving ‘em something different…**» Ынхёк подписывается под каждым словом - всем собой. Блестяще исполнены стойки на руках и мельницы. Волны проходят через всё его тело, подчёркиваются пунктиром движений-анимаций. Сверкнув улыбкой, Ынхёк натягивает подол майки на голову, закрывая лицо, пружинит, будто пол толкает его в подошвы кроссовок, и, прижав руки к бокам, ныряет головой вниз, как самоубийца - с крыши, как дайвер - на глубину. Толпа истошно кричит. Донхэ кричит вместе со всеми. Шея, плечи, спина Ынхёка сцепляются с помостом, в другую секунду он уже на ногах. Руки и ноги крутятся сумасшедшей мельницей, оставляя световые следы в пространстве, будто Ынхёк – древнее многорукое божество. И люди готовы ему поклоняться. Чёрт возьми, у самого Донхэ подгибаются колени от ужаса и восторга, и уже сорван голос! Но оторвать взгляд хоть на секунду невозможно. Ынхёк останавливается. Дышит жадно, подходит к краю сцены, берёт у кого-то бутылку с водой, делает глоток, нарочно проливая на себя, и выплёскивает остаток на пол. Влюблённо смотрит на толпу у своих ног, а потом срывает с себя майку, падает и вращается бешеным волчком, взбивая снопы брызг в воздух. Зрители беснуются. Вопли вокруг почти перекрывают музыку. Донхэ в шоке: как этот безумец не угробил себя только что?! Из горла снова рвётся крик восторга, от аплодисментов болят руки. Ынхёк того стоит. Он стоит большего. Он берёт свой титул, свою награду.

~*~

Ынхёк идёт сквозь толпу, как мессия, - люди со всех сторон жмут ему руки, хлопают по плечам, расступаются. Джессика скачет вокруг, как бесноватая, хохочет и всё норовит поцеловать в щёку то его, то Чжоуми. Ынхёк каждый раз чмокает её в ответ и деликатно отцепляет от себя. Эйфория ещё гуляет под кожей. Всё тело будто состоит из одних рецепторов, которые чутко реагируют на малейший контакт, будто по ним то и дело пропускают слабые разряды тока. Приятно и чуть щекочет нервы. Под «Белым Временем» Ынхёк в первый раз, как долго продлится действие, он не знает. Зато видит впереди того, кто знать должен. Ли Донхэ, человек, которому Ынхёк этой ночью обязан всем. - Хочешь отметить? – говорит он в спину Чистому. И добавляет, вопреки своей природе, когда тот оборачивается: - Я угощаю. Ынхёк выиграл танцевальную битву, словил своё собственное локальное чудо и кайф - чувствовать себя обновлённым. Отдельным бонусом ему в компанию достаётся сам Чистый. Эта ночь умопомрачительно идеальна и принадлежит ему - вся. Он снова танцует в неприлично дорогом клубе, где их с Чистым и друзей Ынхёка встречают, как королей. Двигается небрежно, уже не напрягаясь и не пытаясь никому ничего доказать, ради собственного удовольствия. А Донхэ всё равно смотрит на него, приоткрыв рот. Возможно, это его обычное состояние: выглядит глуповато, но так мило, что Ынхёк еле удерживается, чтобы не потрепать его по щеке. Смеясь, он отталкивает руки Чистого, который норовит влить в него что-то, шипящее пузырьками. Ему и так хорошо, и звёздно, и вольно, и только часть этого тотального счастья принадлежит «Белому Времени», остальное всё – его, Ынхёка, личное. Которое приятнее переживать пополам с кем-то, чем одному.