Клуб

      – Марк, если тебе нужен сироп от кашля, то я ничем не помогу. Лучше сходи в медпункт.       Чону, уставший от того, что над ним шесть раз «кхекнули» и дважды «кхакнули», поднимает голову и смахивает отрастающую чёлку набок. В столовой тонна свободных мест – сюда мало кто ходит, предпочитая заказывать обеды с доставкой, либо же перекусывать в одной из близлежащих кафешек, – но Минхён стоит со своим подносом именно возле Чону, оккупировавшего симпатичный столик у окна, за пластиковой пальмой. Чону, который наслаждается видом просыпающихся от зимней спячки деревьев во дворе, и явно не расположен к разговорам. Почки и новые веточки интересуют его гораздо больше проблем Марка, но тот слишком навязчив и явно чего-то хочет.       Марк ждёт.       Чону вздыхает и убирает со стула напротив свой любимый бирюзовый рюкзак, тут же опуская его под ноги и выдыхая устало:       – Ладно, садись.       – Джехён проблеваться третий день дома не может, так что мне совершенно не с кем есть!       Чону давится отварной морковкой, чувствуя, что уже, пожалуй, сыт. Минхён же хихикает мультяшным зверьком, демонстрируя чудеса сочувствия ближнему своему, какому-то Джехёну, и принимается лихо трамбовать в себя наггетсы и салатные листья. У него, кажется, иммунитет к подозрительным взглядам, потому что парень целиком и полностью игнорирует своего бывшего одноклассника, переставшего есть и с лёгкой полуулыбкой наблюдающего. Лишь когда из шести кусочков курицы в небольшом пластиковом контейнере остаются только два, Марк соизволяет объясниться:       – Думаю, нам нужно расставить все точки над «і». Во-первых, моя старшая сестра дура. Несколько недель назад она сбежала из дома с бразильцем, вроде как по большой любви, а вчера вернулась сама автостопом бог знает откуда и разнесла половину родительской квартиры, психуя. Сегодня она мне уже кидает фотографии какого-то продавца из супермаркета напротив офиса, где она проходила собеседование. Говорит, симпатюля и пригласил её на свидание. – И попивает через трубочку апельсиновый фреш. Он забавно втягивает щёки, пучит глаза и смотрит чуть исподлобья, отчего ассоциация со странным каким-то животным только крепнет. Допустим, лемуром, взывающим к совести и жалости огромными влажными зёнками. – Говорю же: ду-ра.       – Когда ты решил защитить её честь, ударив меня сходу кулаком в челюсть, то явно так не думал, – довольно миролюбиво бурчит Чону. – Но могу ответить откровенностью на откровенность: я рад, что ты особо не распространялся о том, что знаешь меня. И о том, что знаешь обо мне.       – Без проблем. – Марк вытягивает под столом тонкие лягушачьи ножки в ровных, классических чёрных брюках и выдавливает из себя показную ухмылку бэд-боя, сделавшего одолжение вопреки своим личным убеждениям и принципам. – У каждого есть право на новую жизнь. Тем более, из того, что я знаю, ты неплохо справляешься, бро.       – Бро?       – Бро. Ну, в Канаде и Америке так близких друзей называют.       – Но мы не друзья и, уж тем более, не близкие.       – Ты такой формальный и нудный, что аж страшно.       – Сам сказал, что я неплохо справляюсь. – Чону пожимает плечами.       – Ну да, ну да... Короче, такое дело. – Он оглядывается так, словно они не о ерунде болтают, перекусывая, а строят планы по завоеванию мира, – боится, чтобы их не подслушивали. – Ты можешь меня с Лукасом познакомить?       – Извини, но с кем?..       – Ну, с Лукасом! Ты же живёшь с ним в одной комнате. Господи, да я в жизни не видел такого пряморукого саппорт-танка! Ты видел, что он творил в пати на предпоследнего босса в финале? Я ох… Господи, прости. – Крестится. – Изумился!       Марк, получив отрицательный ответ на вопрос «Ты же знаешь, в чём суть «Героев»?, следующие несколько минут изображает театр одного актёра. Говорит, что – цитата – это, савадиблять, лучшее, что когда-либо рисовали тайцы, и крестится. Что раньше не чемпионаты были, а какое-то, прости господи, расстройство желудка, а потом пришёл он, Вон Юкхей, – и Минхён возводит руки к потолку. Что он сам неплохо тоже играет, но уровень Лукаса – это вскочить со стула и оббежать трижды стол с восторженными воплями. И опрокинуть пальму, прежде чем продолжить восхвалять божка местного разлива. Чону пытается сопоставить описанного терминатора с тем рукожопом, что утром пытался уложить свою довольно густую и длинную карамельную гриву, потому что уснул сразу после душа с мокрой головой. Перед уходом на пары Юкхей вылил на себя половинку пены для укладки Куна, а потом с полчаса прыгал на месте, пытаясь выдрать волосы, застрявшие в фене.       Клок всё же пришлось со слезами и соплями отрезать ножницами.       – Он невероятный!       – Не сомневаюсь.       Марк продолжает тараторить, а Чону всячески старается найти объяснение резкой смены тактики его поведения. Ещё неделю назад дай Минхёну в руки ведро святой воды и осиновый кол – он бы моментально нашёл им применение, а Чону – не успел бы даже пикнуть испуганным вампиром. Но после вчерашнего радио Земля, кажется, сошла с оси и решила сделать парочку кувырков назад.       – Послушай, прости, что перебиваю, но… Разве ты не должен находиться сейчас в другом крыле? – Чону монотонно ест и старается распилить собеседника цепким взглядом, чтобы понять, что творится у него внутри. Вдруг это вообще заразная штука, и через минуту Чону побежит признаваться Юкхею в любви.       – У меня окно. – Равнодушно пожимает плечами Марк, жуя зелень. – Может, домой свалю, как поем.       – Нет, я к тому, что… Разве я не грешник, которого стоит сторониться? Вчера ты пытался мне помочь, сегодня – сидишь со мной за одним столом, хотя неделю назад готов был сдать полиции неясно по какой статье. Мне стоит чего-то опасаться?       – Эйщ! – Марк ведёт головой в сторону, щурясь, цокает языком и принимается нервно чесать затылок. – Я поменял церковь, и пастырь Хичоль особое внимание в своих проповедях уделяет таким понятиям как понимание и принятие, так что не бойся.       – Нет, раз уж ты начал, то давай закончим ставить точки.       Чону отставляет в сторону свой поднос с остатками обеда, облокачивается на край стола и тянется вперёд, оказываясь с Марком практически нос к носу. Он не моргает, отчего становится максимально похожим на тонкокостную ящерку, выжидающую, и забавно дует губы. Хмурится, невольно копируя выражение лица одноклассника. Время не замирает, вокруг них по-прежнему кипит студенческая жизнь, кто-то заинтересованно поглядывает в их сторону, наслушавшись отборных сплетен на тему радио-эфира, кто-то – игнорирует, как и миллионы раз до этого. В конце концов, Чону решается прервать паузу в беседе риторическим вопросом:       – Ты сменил церковь?       Минхён серьёзно кивает и добавляет, на удивление, не кривляясь:       – И жалею, что начистил тебе лицо перед выпускным, потому что сестра сказала, что ты переспал с ней и бросил её. Прости.       – Но я этого не делал, поэтому в ответ сломал тебе кисть. Не помню только, правую или левую, кстати. Но ты меня тоже прости.       – Левую. Прощаю.       – Взаимно. – Чону прочищает горло. – Теперь следующий этап. Ты сменил церковь?       Кивок.       – Тебя научили понимать и принимать.       Ещё один.       – И ты понял, что любуешься не столько игроком Лукасом, сколько живым Юкхеем, а теперь не знаешь, на какой кобыле к нему подъехать, выходит?       Первым делом Марк выплёвывает всё, что не смог вовремя проглотить. Чону успевает зажмуриться и отпрянуть, прикрывшись рукавом, поэтому остаётся относительно чистым, чего не скажешь о столе, резко превратившимся в фантазию экспрессиониста. С кусочками картошки, петрушки, каплями кетчупа и оранжевого сока.       – Ты рехнулся, что ли? – Марк хватает горсть салатных листов со своей тарелки и от души бьёт ими Чону по голове. – Совсем крышей поехал, дурак? Позоришь меня на ровном месте! Фу! Кто тебя таким вещам научил? Фу-фу-фу-фу-фу! – По звучному шлепку на каждый слог.       Это ни разу не больно, поэтому Чону хохочет так, как не смеялся давно. Ему смешно и с того, как забавно округляет рот и гнёт брови Марк, и с того, что на них оборачивается сразу вся столовая, от каждого обедающего до каждого работника в белом колпаке. Посчитав, что казнь недостаточно жестока, Минхён закидывает Чону ещё и последними ломтиками жирной картошки и лишь после этого успокаивается. То есть, он вскакивает на ноги, подхватывает свою сумку и уходит, пыхтя разъярённым паровозом.       – Я пошутил! – кричит ему вдогонку Чону. – Подожди меня у ворот после этой пары, и я всё устрою!       Марк, не оборачиваясь, вскидывает сразу два средних пальца.       Ну а после, конечно же, трижды крестится и хватается перебирать на нервах полированные деревянные чётки.

***

      – Вау, какая мышка!       – Охренеть, неоновая подсветка клавиатуры!       – Два ноутбука? С ума сойти! Это для фарминга левыми персами, да?       – Такие наушники у нас не купишь! Где ты их заказывал?       Марк не затыкается ни на секунду, а Юкхей, заталкивая одной ногой шарики-мотки грязных носков под кровать отчего-то Куна, наклоняется к Чону и шёпотом переспрашивает:       – Что ты только что сказал?       – Что это твой фанат. – Чону легко пожимает плечами и глуповато улыбается, глядя на то, как Минхён то садится на чужой офисный стул и крутится, то лезет трогать стереосистему под столом. – И ему всё равно, что ты в одних трусах, без куска волос и только что встал, проспав к чёрту все сегодняшние занятия. Клянусь, для него ты всё равно выглядишь Аполлоном.       – Зачем ты притащил эту контуженую белку в нашу комнату?       – Что?       – Да ты только вслушайся!       Некоторое время они слушают нечленораздельные звуки восторга, затем Чону вздыхает, признавая метафору, и наконец-то снимает кроссовки, переобувается в милые домашние тапочки со словами:       – Он попросил познакомить его с тобой – я познакомил. Что делать дальше – решай сам. Мне завтра нужно четыре наброска по фасадам лофтовых домов сдать, много работы, желаю тебе удачи, здоровья, благополучия.       – Мне кажется, или у тебя повысился уровень хамства в крови?       – Тебе кажется.       Спустя полчаса Чону больше не радуется тому, что смог насолить Юкхею. Потому что не смог толком. Тот, на удивление, быстро находит общий язык с Марком, даёт ему погонять один из своих ноутбуков и учит премудростям ролевой игры, не стесняясь в выражениях и жестах. Они оба вопят, смеются, тарабанят по кнопкам несчастной техники, проклинают соперников и для бодрости духа ещё и тяжёлую музыку на колонки пускают. Чону работать в такой обстановке не может – ломает карандаш, отвлекается на какао-чат с одногруппниками, среди которых после недавних событий стал неожиданно популярным, и даже достаёт из-под подушки телефон, отданный ему Тэёном.       Обычный, кнопочный, с крошечным зелёным экранчиком, пиксели которого можно без особого труда пересчитать. Журнал вызовов пуст, точно так же, как и смс-сообщения, так что версия, что Тэён с кем-то Чону перепутал и вернул телефон не тому, отпала сразу же. Что можно найти в нём, кроме отголосков ностальгии и единственного номера в записной книжке, без имени, Чону не знает. У него была идея просто выкинуть телефон в мусорку, подпортить коварный план тому, кто это всё подстроил, но он не смог. Во-первых, он по природе своей был крайне любопытным, легко увлекающимся предложенными авантюрами, во-вторых – ему было действительно интересно, кто и почему пытается им манипулировать. Если это аккуратно выяснить, то можно с лёгкостью из жертвы превратиться в охотника.       Какая полёвка не мечтает перехитрить лису?       На шестом безнадёжно испорченном эскизе Чону подходит к электрощитку у двери в комнату, аккуратно поддевает ногтем крышку и опускает тот из рычажков, что отвечает за бытовые розетки. Безусловно, сразу эффекта это никакого не даёт. Заряда батареи и блока бесперебойного питания хватает на минут пять работы ноутбука и компьютера, а потом оба экрана разом тухнут, и Марк с Юкхеем превращаются в недоуменно замерших сурикатов. Они одновременно поворачивают головы в сторону Чону, сидящего на кровати, жующего печенье и улыбающегося, и в звенящей тишине Лукас уточняет:       – Это ты?       – Это я. Вы не реагировали на мои просьбы быть немного тише.       – Да я тебя сейчас…       – Стоп! – Марк успевает втиснуться между ними в последний момент перед мордобоем подушками. Он лихорадочно шлёпает себя по задним карманам джинсов, пока не выуживает брелок с ключами и не предлагает Чону: – Ты можешь позаниматься в моей комнате. Хоть ночуй там. Если Джехён начнёт умирать – вызови скорую, а так, никаких проблем быть не должно, у нас там даже еда есть в холодильнике. Вахты в блоке нет, заходишь по электронному пропуску, вот, держи.       Почему Чону принимает предложение – не совсем ясно. Наверное, потому что так будет проще. Пока он оденет Юкхея и вытолкает его в коридор вместе со всем его имуществом, пройдёт целая вечность, а так – десять минут ходьбы в лучах закатного солнца, за время которой Чону успевает успокоиться, и парень почти на месте. Со всеми необходимыми принадлежностями в бирюзовом пакете (мания) и отвратительным настроением. Вроде и сам виноват, вроде и другие достали.       В блоке, где живёт Марк, гораздо чище и уютнее. Комнаты здесь не бюджетные, а платные и довольно дорогие, с приятным бонусом в виде кухонного закутка и отдельных комнатушек для каждого из двух проживающих за одной дверью. Чону не был в этих краях ни разу, поэтому ведёт себя осторожно, скромно, молча вертит головой и не присвистывает, заприметив очередной позолоченный настенный светильник. Хотя очень хочется. Остановившись у двери с цифрой шестнадцать – так написано на дешёвом пластиковом брелоке оранжевого цвета, врученном Минхёном, – он мнётся в нерешительности. «Привет, я от Марка»? Или лучше сразу «Меня зовут Чону, первый курс архитектуры»? Чону несколько раз стучит, не дожидается ответа, решает, что в комнате – о ура! – никого нет, и принимается ковырять замок отданным ему ключом.       Конечно же, по закону жанра, у него ничего не получается. Дверь, по идее, открывается вовнутрь, Чону вертит ключ как может, изредка толкая бедром деревянную панель, но безрезультатно. Он успевает вспотеть, содрать костяшки указательного и среднего пальцев о медную ручку, а потом куда-то неожиданно проваливается и сдавленно охает, когда осознаёт, что его обнимают. То есть, ему просто открыли изнутри, и Чону ухнул носом в чужую распахнутую белоснежную куртку, не удержав равновесия.       Можно останавливать время и запускать на фон картинно вздыхающих статистов.       Худой и узкоплечий, он практически тонет в «море», состоящем из тканей джинсовой и мягкой кожаной, пахнущей чем-то безумно дорогим и оттого – ненавязчивым. Наверное, миллион раз извинившись мысленно, Чону выпрямляется, держится за чужое плечо и поднимает голову, чтобы встретиться взглядом с другим, больше насмешливым, чем недоумевающим. Незнакомый парень не злится – он улыбается, и от этой улыбки мир, кажется, становится теплее, светлее и дальше как в детской песенке.       Злость, которой Чону готов был плеваться ещё секунду назад, испаряется, уступая в голове место хору невидимых феечек. Тонкие голосочки восхваляют ямочки на чужих щеках, очаровательные полоски в уголках прищуренных глаз и губы. Последним, по-хорошему, быть бы отличительной чертой какой-то университетской красотки, но никак не:       – Я Джехён. Марк предупредил, что ты придёшь. Чувствуй себя как дома. – Чону чувствует себя не дома, а тряпичной куклой, потому что крепкие руки с подозрительной лёгкостью перемещают его в комнату, а потом дверь закрывается, отрезая от внешнего мира, и он остаётся один на один со своим стрессом.       Ощущая острую необходимость попросить прощения вслух, Чону рывком открывает дверь, выглядывает в коридор и успевает застать Джехёна стоящим у лифта. Слова застревают в горле, потому что – боже, какие ноги – в ушах всё ещё звенит от стыда и неловкости, и получается только странно крякнуть. Сосед Марка, придерживая рюкзак на плече, оборачивается на этот отзвук совести и вопросительно приподнимает брови. Чону решительно открывает рот, мотает головой, будто вот-вот скажет что-то умное, и в такой даунской позе застывает. Что он сказать-то хотел? Чёрт, чёрт, чёрт, чёрт!       Створки лифта открываются, Джехён бессовестно подмигивает, створки лифта закрываются. Конец акта, пустой коридор, у Чону болит челюсть, а ещё ему отчаянно хочется сдохнуть. Он всеми фибрами души ненавидит Юкхея и его игры, Марка и его церковь, весь мир и закон вопиющего невезения. Для полного счастья не хватает только неожиданно порвавшегося пакета со скетчбуками и карандашами.       И он торжественно рвётся.

***

      Чону отчаянно пытается вспомнить, что такое самоконтроль. Почему, так и тянет заорать, почему вы все пялитесь на докладчика, когда его напарник выглядит в разы привлекательнее. Бесспорно, Тэён, с умным видом в очках вещающий о символизме в поздних работах Дали и размахивающий при этом указкой у полотна проектора, – это нечто, но Джехён, скромно переключающий слайды по кивку, вниманием явно обделён. Он, то ли специально, то ли так получается, прячется за кафедрой, иногда улыбается себе под нос, прочёсывает ладонью волосы и в целом выглядит так, словно через минуту сорвётся в офис командовать десятком подчинённых. А учёба – это так, хобби.       Чону не любитель участвовать в открытых тематических семинарах во внеурочное время, которые иногда проводят самые активные из преподавателей, привлекая неравнодушных студентов разных курсов дополнительными баллами, но, во-первых, это основы композиции, один из немногих нормальных предметов, а во-вторых:       – Пожалуйста, не дайте мне сдохнуть в одиночестве, – выл Марк. – Я должен поддержать Дже, как истинный бро, но я правда помру от скуки среди девочек, упадающих по Тэёну. Парни просили меня разбавить аудиторию, но что один мужик я против десятков ахающих баб?       – Хорошо, бро. – Лукас хватался за сердце. – Мы пойдём с тобой, бро.       – Спасибо, бро. – Звучал чувственный ответ.       – Что за?.. – У Чону просто не осталось выбора после того, как Марк с Юкхеем с фальшивыми слезами на глазах пообнимались, повысив уровень взаимопонимания до небес, хотя честно собирались домой после занятий. Знакомые без малого сутки, они каким-то чудом стали почти что лучшими друзьями, и сие явление адекватному объяснению не поддавалось. Чону вздыхал, ворчал, но в университет вернулся за компанию, переборов желание закрыться в общежитии и отдохнуть в полной тишине.       Ладно, будем честны, он просто хотел ещё раз увидеть Джехёна и попробовать извиниться за вчерашнее. И поблагодарить.       Ночью он уснул за чужим столом в ворохе собственных рисунков. Скосила усталость, а совесть не позволила пользоваться не своей кроватью. Чону собирался отдохнуть с десяток минут и вернуться к себе, но не заметил, как отключился. Проснулся уже далеко за полночь, под светом настольной лампы и с тонким пледом на плечах. Воровато оглянувшись, он заметил Джехёна, безмятежно спящего в своей постели, и покраснел всем, чем только можно было, осознав, что о нём кое-как, но позаботились. Чувствуя себя крайне нелепо, он тихонько сбежал, не забыв попялиться на мягкие черты лица спящего, пока складывал мягкий плед аккуратной стопочкой. Потом он ещё долго не мог уснуть. И явно не потому, что двое идиотов играли в «Героев» до самого утра.       После доклада Джехён сбегает с ноутбуком раньше, чем Чону успевает проморгаться и прийти в себя. Марк говорит, мол, отец позвонил, что-то срочное, поэтому и «свалил как в жопу ужаленный, предатель, я тут ради него, а он». Чону обещает себе сказать всё, что хотел, в следующий раз.

***

      Но ни в следующий, ни в двадцать после ничего не получается – сессия вносит свои коррективы. Зарождающаяся симпатия оказывается, увы, погребена под кучей «хвостов», и времени не хватает даже на полноценный сон, не говоря уж о самобичевании. Бороться за следующий стипендиальный семестр с Куном за компанию веселее, но всё равно утомительно, и в какой-то момент Чону совершенно забывает обо всех странностях, что с ним не так давно происходили. Кажется, у судьбы тоже своеобразная сессия, она занята, так что быт превращается в настоящее зелёное болото, когда функционируешь по строгому, скучному графику и со временем забываешь даже собственное полное имя.       Возможно, Чону оставил бы всё в прошлом, вместе с завалившимся случайно за кровать разрядившимся телефоном, желанием пережить скорее свой личный монотонный ад и последним экзаменом через три дня, если бы не случайный короткий эпизод.       Во входящем сообщении от Куна – километровый почти список продуктов, которые нужно притащить из супермаркета, так как «начинаем жить социальной жизнью, у нас будут гости, макаронами не отделаемся». Чону медленно бредёт между разноцветных стеллажей и устало зевает, еле-еле толкая впереди себя уже заполненную наполовину покупками тележку. Ради вкусного ужина, которым их с Юкхеем иногда по субботам балуют, можно и спички в закрывающиеся глаза засунуть, и потратить пару лишних сотен. Ему запредельно всё равно, кто ещё придёт, единственное желание – поесть и хлопнуться спать – позволяет перебирать бодро ногами, несмотря на ставший хроническим недосып, и хвататься за пакетики нужных специй.       Стоя в очереди, Чону практически засыпает, но дёргается, услышав знакомое хихиканье Марка. Он выкладывает из ручной корзинки, наверное, тонну пива, пробивает на кассе самообслуживания и параллельно вещает что-то парню в зелёной парке, стоящему рядом с ним с раскрытым пакетом. Марк бросает туда жестяные банки и заканчивает историю птичьим вскриком – его собеседник хохочет. Чону не видит его лица, видит только капюшон с искусственным мехом, потому что смеющийся стоит поодаль и к нему спиной, однако…       Смех.       Этот чёртов смех.       «Я снова должен выбрать? Тогда снова ты».       «А рот вы специально не закрываете, потому что можете отсосать, если попросят?»       От сонливости не остаётся ни следа. Чону заглядывает за плечи впереди стоящих людей, он искренне хочет ошибиться, чтобы ему послышалось и показалось, но парень, как назло, смеётся ещё и ещё, невольно заставляя проваливаться в воспоминания глубже и глубже. Этот смех, с хрипотцой, невозможно забыть даже при большом желании. Он настолько необычный, настолько часто снился, что даже при огромном желании нельзя ни с каким более перепутать. Нельзя сказать «Первый раз слышу» и равнодушно отвернуться. Потому что не первый, и Чону просто каменеет, зажмуривается, боясь того момента, когда же веселящийся в компании Марка обернётся.       Будет правда здорово, если Чону ошибётся. Если он выдаст желаемое за истинное, если его персональный кошмар оборвётся, не успев толком начаться. Кто-то толкает в спину, прося продвинуться немного, и тело функционирует на автопилоте. Марк замечает знакомое лицо первым, приветливо улыбается и машет рукой, а следом за ним оборачивается и он, стягивая с головы капюшон и встряхивая помятыми чуть волосами. Чону был бы благодарен всем известным богам, останься он незамеченным. Успей стереть с лица ужас и замени на что-то не такое подозрительное. Джехён, будто уловив его мысли, хмурится, подозрительно щурится, но справляется с собой гораздо быстрее. По примеру Минхёна он тоже машет рукой, улыбается уже с самым доброжелательным видом, на который только способен.       Он похож на весёлого пекаря или непосредственно сдобную выпечку. Он выглядит безмятежно и счастливо, возвращаясь к прерванному разговору и подавая следующий пакет для трамбовки алкоголя. Его спокойствие чудным образом передаётся и Чону, старающемуся унять бешено колотящееся сердце.       Может быть, он просто немного параноик.       А может и нет.

***

      – Знаешь, Додо, мне кажется, мы давно не играли. – Голос, немного искажённый динамиком телефона, звучит довольно игриво.       – Сколько раз я просил не называть меня так?       – Много. Но это не отменяет очевидного факта. Придумай что-то для сегодняшней ночи и позови Тэёна с Суён, потому что я всё ещё не знаю, кому отдать своё место.       – Тебе не кажется, что...       – Что, Додо?       Вздох.       – Ничего. Я понял. Придумаю. – И короткие гудки.