Клуб

      – Если б я знал, что мы едем в Пусан, чтобы сосаться на пляже, я бы Сынван с собой взял!       – Сынван? Что? У тебя есть парень?       – Вэнди, Марк, Вэнди с четвёртого курса! Это её настоящее имя.       – Вэнди? Что? Вы встречаетесь?       – Почему он такой тупой? Верните его в магазин по квитанции, пожалуйста, я отказываюсь с ним дружить.       Чону только рад, что фокус разговора сместился с него и Джехёна на ругань. Марк, конечно, не особо счастлив, что Юкхей бьёт его по спине влажным полотенцем за «Да она же старая! Как тебя угораздило-то так вляпаться?», но это не так уж и важно. Бьёт – значит брат, братишка, браза. Кун, не участвовавший в жестоком побоище за мяч в воде, а оттого – и сохранивший благоразумие, смещает забавную цветастую панаму на затылок и раскрывает лотки с мясом и салатами, о которых позаботился заранее, единственный из всех.       Тэн говорит, что он молодец и звучно чмокает в довесок в щёку; Лукас орёт, что не подписывался быть пятым колесом в обществе не особо анонимных геев; Марк орёт, что он, вообще-то, тоже нормальный; сидящие под зонтом неподалёку старушки, кажется, готовы вызывать полицию. Как минимум – швырять в шесть разгорячённых, перегревшихся на солнце голов ракушки и камешки в целях профилактики. Вдруг возьмутся за ум, станут приличными, в церковном хоре запоют. К глубочайшему сожалению, парни всё так же громко смеются, стараются перекричать друг друга и отвоевать край мятой подстилки. Никто с уверенностью не скажет, чья это была идея – выбраться после окончания учебного года на выходные к морю, но идея была несомненно хорошая.       – Так я не понял. Вы встречаетесь с Вэнди, или чё? – Марк садится прямо на песок и щурится из-за солнца. Жарко, на небе нет ни единой тучки, и он готов проклинать корейские правила приличия, согласно которым, полуголым на пляже никто не загорает. Сидеть им в мокрых майках-футболка-шортах, видимо, до самой смерти от теплового удара, ужас.       – «Или чё», – доверительно сообщает Тэн, трамбуя в рот сразу два кусочка куриного филе в остром соусе. Он трясёт мокрой головой (брызги летят в глаза всем желающим) и продолжает рассказывать последние новости с фронта: – Нас же с ним заставили парапеты на крыше красить в конце мая, так я думал, он вывалится, наблюдая, как чирлидеры на стадионе тренируются. И думаете, с того времени есть какой-то прогресс? Ничего подобного! Только фотографии её в интернетах комментирует с фейковой страницы.       – А ну погоди-ка! – вскидывается обиженный Лукас, которого предали, не моргнув глазом. – Ты давно язык выучил, что не затыкаешься?       – Я всегда его знал. – Тэн пожимает плечами. – Просто сессию проще закрыть, когда все думают, что ты недалёкий иностранец. А так как мы уже все свободны, на дворе прекрасный июль, то я могу не притворяться.       – Так чего ж ты, морда тайваньская...       – Тайская, попрошу!       – Чего ты мне вечно своё имя на ухо орал, придурок?! – Теперь полотенцем получает Тэн.       В борьбе за благодатное место ближе к еде Джехён побеждает Чону и тут же ложится на живот, едва ли не утыкаясь носом в благоухающий ароматами рюкзак Куна посреди импровизированного обеденного «стола». Он находит там коробочку с жареным беконом, истекает обильно слюной и разочарованно ноет, когда улов отбирает Чону, уже сидящий у него на пояснице, чтобы удобнее было дотягиваться до еды.       Тэн, в знак примирения, вручает Лукасу огромный огурец и банку соли со словами:       – Ну ничего, ещё пару курсов повздыхаешь на расстоянии километра – и у вас всё получится. Случайно оказаться в одном корпусе, например.       – Чтоб ты подавился. – Лукас огрызается и сразу переводит тему: – Слушайте, а правда, что Джонни за решётку попал? Я слышал, ему вроде четыре года дали. Суд на днях был.       – Правда, но четыре года условно. – спокойно отвечает Джехён. – Мы остались без классного игрока в следующем сезоне, и это плохо.       – Тебе лишь бы баскетбол, – бурчит и разочарованно кривится Марк. – Прямо как Юкхею – наши чирлидеры. Я с вами в команде, но не настолько помешанный. Ёнхо, как оказалось, баловался наркотиками – вот что плохо. Все уже в курсе, что именно он толкнул ту самую дозу, которая... Ну, вы поняли.       Марку можно смело вручать медаль за испорченную атмосферу. Шум моря, крик редких чаек – всё это прекрасно слышно в наступившей тишине, к огромному удовольствию упомянутых ранее бабушек в нескольких метрах.       На похоронах Суён никто из университетских не был: её бабушка обратилась к руководству с просьбой не вмешиваться более в дела её семьи даже «своими мерзкими соболезнованиями», и прощальная церемония была организована сугубо для ближайших родственников. Даже близкой подруги Суён – Сыльги – не было, но это из-за того, что она всё ещё находится под следствием. Если вина Джонни в случившемся доказана, то у девушки ещё есть шансы выбраться из ямы. Хотя многие уверены, что их нет.       По официальной версии, она не была пьяна, когда две отчаянные красавицы решили побаловаться ингалянтами, она прекрасно знала об астме, о чём призналась без увиливаний, так что… Убийством это не назвать, конечно, но история нехорошо впечатлила всех.       Чону как-то спросил у Джехёна, знает ли он, что произошло на самом деле, и тот замешкался. Уровень доверия на момент разговора был уже достаточно высок, и парень не пытался соврать – он на самом деле не знал. Юта вернулся в Осаку и не отвечал на звонки, с Джонни связи не было вообще, как и с выпавшим из зоны действия сети Тэёном. А Донён попросил не затрагивать тему даже во время ненавязчивых бесед, пока не закончится судебная тяжба. Потом всё расскажет – так он обещал Джехёну, когда Чону сказал:       «Джонни увлёкся и распылил намного больше вещества, чем обычно, хотя я изначально предлагал афродизиак, а не наркотик. Я не настоял, он не послушал, а остальным было всё равно. Интоксикация была потом у каждого от передоза, но Суён не повезло фатально».       Поверил ли он ледяному взгляду без намёка на сожаление? Вряд ли.       Пока каждый норовил состряпать свою версию, Чону было невыносимо обидно за жизнь, которая так глупо, по безалаберности и неосторожности, оборвалась. Ему до сих пор сложно обвинить в страшных событиях кого-то конкретного, ведь хороши все и сразу, даже он сам. Суён была добра к нему, и право на возможную реализацию имел сценарий, где они становятся друзьями, а в тот злополучный вечер идут в кино, например. Впрочем, после второго разговора с Донёном в последний учебный день, он перестал сомневаться в том, что приглашение на радио было счастливой случайностью. Джехён всегда был на его стороне, а вот Клуб то поднимал выше к нему в своих щупальцах, то окунал в болото. Уродливый осьминог с головой не одного человека, клубок отростков.       Клуб.       Избегать Донёна стало проще после того, как Джехён предложил Чону съехаться на съёмной квартире и выбросить дурные телефоны-моноблоки в ближайшую урну. Безо всяких возражений со стороны Чону они так и поступили, и вот уже почти месяц живут вместе. Первое время он всё ещё опасался, что из-за угла вырулит очередной автомобиль белого цвета с начищенными до блеска стёклами, и увезёт неясно куда, но потом паранойя сошла на нет. Чону даже решился навестить в одиночку сестру с матерью, привёз им вещи и деньги, которые получил за сделанные под заказ чертежи и курсовые, и «ожил» окончательно.       В общем и в целом, жизнь наладилась, не считая погребённого под ворохом дел открытого вопроса про сводного брата, и сейчас, когда снова неожиданно всплывают мерзкие щупальца, те самые, становится противно настолько, будто они до сих пор обвивают шею. Юкхей давно говорил, что бежать от проблем и избегать их не вариант, и, наверное, был прав. С Донёном, его отцом или их юристами придётся встретиться, но не сегодня. Пожалуйста, только не сегодня.       – Всё в порядке? – Уже вечером, в разгар общих сборов в ближайший бар с целью напиться, забыться и отжечь, Джехён подходит к одевающемуся после душа Чону и наклоняет чуть голову. – Ты с самого утра молчишь.       Марк не виноват в том, что Чону, когда должен был отдыхать, напрягся так, как не трясся внутренне около месяца. Марк просто бездумно опустил рубильник, но вместо тысячи вспыхнувших софитов – свет наоборот погас, и один-единственный Джехён ощущался лёгким дыханием на ухо. Чону не знает, как объяснить, что его беспокоит. По сути, Донён дал ему выбор, но выбор до сих пор не сделан, и кто знает, какой срок действия у щедрого предложения быть проводником в мире больших и не очень чистых денег.       – Тебе не звонил отец? – Чону поворачивается к Джехёну лицом и задаёт этот вопрос в десятый, а то и сотый раз.       Джехён вздыхает:       – Чону, мы уже говорили на эту тему. И я снова повторю тебе: система рухнула, пусть и... Временно? То, чем пользовались всю жизнь мой дед и отец, сейчас не работает, потому что настало то время, когда шантаж не выход из ситуации. Сейчас все стараются умыть руки, и особенно – семья Донёна. Никто не будет забавляться так, как это любил делать Юта, не до того. Но будь уверен: ты узнаешь первым, если пойдут какие-то шевеления. Я не буду от тебя ничего скрывать.       Но ты не сможешь оттуда вырваться.       Ты такая же пешка, как и я.       Как все.       Горько усмехнувшись, Чону кивает.       – Послушай. Рано или поздно, к Клубу вернутся. Ты умный и сам понимаешь, что не только у нас учатся детишки влиятельных родителей. Клуб не гарантия, но и не пустое слово, так что, знаешь... Я уверен, что при Донёне всё может круто измениться. Если он захочет. Если захочет его семья.       – Я понимаю.       – Вот и славно. – Короткий поцелуй в скулу. – Выходим в семь. Я схожу пока покурю с Лукасом.       Когда за Джехёном закрывается дверь их небольшой комнаты с раскладным диваном, Чону больше не чувствует себя одинокой точкой на огромном полотне. А ещё – вдруг с ужасом осознаёт, что если бы не игры многорукого-многоногого чудовища, то Джехёна сейчас у него и не было. Не было бы настолько хороших отношений с Марком, Куном, Юкхеем. Как и раньше, шарахался бы от собственной тени, боялся прошлого и неопределённого будущего, не зная, ради чего просыпаться и кому можно улыбаться искренне. Донён помог ему в той же мере, в какой использовал для своих целей.       Всего два дня, настраивает себя Чону, ещё одни несчастные выходные будут потрачены на отдых, а потом он решит, как быть.       Небольшой дом, арендованный скромной компанией нескромных парней на уик-энд, сотрясается до основания, когда с первого этажа Лукас низко громыхает:       – Десять минут, дамочки! До времени «ха» осталось всего десять минут! Кто выходит последним – оплачивает первые три захода коктейлей!       Платит Кун, и в ночном клубе неожиданно весело.       Горячий, пропитанный дешёвым куревом воздух, неожиданно тесные стены, барабанная установка, звучащая прямо в голове: бум, бум, бам. Приглушен свет, выступает рок-группа без солиста, и куче нетрезвых тел, кажется, этого хватает, но только не Чону. Он выпил достаточно, чтобы растолкать плечами незнакомое море, состоящее из мокрых рук, лбов и неоновых полосок обуви, прорваться к небольшой сцене, запрыгнуть на неё и во время короткого перерыва договориться с ребятами об одном совместном выступлении. Он влил в себя не так уж и много, если честно, и ему, немного хмельному, улыбчивому и удивительно серьёзному одновременно, верят. Соглашаются и дают в руки микрофон.       Песню о том, что Джимми был прав, и бёдра не солгут*, они знают и вскидывают большие пальцы вверх.       Без дешёвых вступлений-посвящений Чону начинает петь. Поначалу голос его немного дрожит, в некоторые ноты он опасно влетает в последний момент, рискуя мерзко-премерзко сфальшивить, но справляется с волнением в секунды. Хотелось бы ему, конечно, найти в толпе или за столиком знакомое лицо, но так только в мелодрамах бывает. Вместо этого – он смотрит на всех и каждого сразу, обнимая микрофонную стойку двумя руками и наклоняясь вперёд, как он это всегда делал. Именно это и успокаивает; память тела в действии. Иногда парень закрывает глаза, а на первом припеве – припадает к микрофону губами.       Одобрительный свист перекрывает короткий проигрыш, и Чону довольно улыбается, стремительно набирая в самоуверенности. Он нравится людям – люди нравятся ему. Он позволяет себе ленивые интонации, которые отлично подходят к лирике, и даже пританцовывает на месте. Как так получается, что он соскальзывает вниз, к самозабвенно танцующим и даже целующимся, – Чону не знает. Музыканты увлекаются импровизацией, а он становится частью толпы. Когда его обнимают со спины за талию и увлекают в танец, далёкий от норм приличия, Чону почти на все сто уверен, что это Джехён, поэтому даже не дёргается и извивается в такт живой музыке.       Он очень удивляется, когда оборачивается и видит Лукаса, который смотрит нечитаемым мутным взглядом. Вселенная не замирает, не сжимается до них двоих – Чону только смеётся и намеренно дразнит бёдрами, ожидая, что его оттолкнут и, как минимум, презрительно скривятся в ответ. Должно быть весело, но вместо этого Юкхей облизывает нижнюю губу и наклоняется к уху Чону с явным намерением что-то сказать. Не успевает.       Джехён хватает Чону за кисть и уводит прочь. Едва поспевая за своим парнем, тот умудряется несколько раз оглянуться и запомнить вид чуть сгорбленного Юкхея. Если бы Чону знал его всего пару часов, то сказал бы, что Лукас злится.       Но они друзья, и поводов для злости быть не должно.       Их нет.       Нет же?

***

      Жаркий понедельник.       На кафедре пусто, не считая двух несчастных должников, о которых преподаватель явно забыл, уйдя «на минуточку», поскольку почти засыпают у своих макетов жилых домов, изредка только дёргаются и смотрят на настенные часы. Куну их даже жаль в какой-то мере, но намного больше его расстраивает то, что он наблюдает собственное будущее, когда лето – это не месяц каникул и единичные походы в университет по делам студенческого совета, а всё тот же родной недосып и неровные круги под глазами. Или мешки – как повезёт.       Йерим громко вздыхает и скрепляет скобами последнюю из распечатанных бухгалтерских сводок – за июнь, чем выводит Куна из состояния лёгкой задумчивости.       – Спасибо, что согласился помочь. В этом году как никогда много платежей, и я даже не знаю, в каком виде лучше всего будет отчитываться. – Девушка собирает волосы в высокий хвост и пытливо заглядывает в глаза. У неё красивые запястья, родинка на шее ближе к уху и огромные, наивные глаза. – Ну, господин главный околобухгалтер прошлого учебного года, с чего начнём?       – Почему «около»? Я честно выполнял свои обязанности.       – Ага, пока не бросил Джено одного. Он поэтому, бедняга, и открестился от бухгалтерии совета сразу, как только пережил спонсорскую проверку, и ушёл в теннисисты. Боже, ты видел, как он разнёс в пух и прах Джисона в прошлое воскресенье? Глядишь, боксёром ещё скоро станет, лишь бы не возвращаться к цифрам.       Кун виновато улыбается и ничего не говорит. Когда кто-то случайно или специально затрагивает тему его внезапно прерванной учёбы, он или отшучивается, или молчит. Йерим не из колючих и любопытных, она довольно простая, общительная и явно настроена работать, а не ковыряться в чужом грязном белье. Неожиданно серьёзная, девушка предлагает:       – Для начала можем перепроверить, все ли счета закрыты актами и накладными. Я, конечно, молодец и всегда за этим следила, но мало ли. Вдруг до финансового отдела не дошли какие-то документы, и надо будет искать копии в подсобке. Если что – у меня там полный порядок. – И аж светится от гордости, улыбается, отчего Кун начинает чувствовать себя виноватым.       – Прости. Я не хотел так внезапно и надолго пропадать, и…       Девушка протестующе взмахивает руками:       – С ума сошёл, просить прощения за проблемы со здоровьем? Я всё понимаю. Просто если тебе вдруг понадобится помощь – не стесняйся и говори. Мне. Ну, в смысле, я не обещаю, что сделаю всё на раз-два, но две головы всегда лучше, да? Ты понял. Вот. – Хватается за бумаги, и кончики её ушей очаровательно краснеют.       Кун прикусывает кончик языка и тихо, с улыбкой отвечает:       – Хорошо. – Ему комфортно, и хочется постоянно улыбаться.       Хорошо, что Тэн появляется в дверях помещения только через три часа, когда большая часть работы уже сделана, а студенты с их макетами давно ушли страдать в другое место. Поначалу коротышка-тире-энерджайзер-тире-головная-боль-даже-после-окончания-учёбы выглядит до странного прилично, с ровной спиной и дежурной улыбкой, но, оценив обстановку и отметив отсутствие профессоров, превращается в привычного себя:       – Дид ай брейк ё мэйк аут сэшн? – Многозначительно поигрывающего бровями наглеца с прыгающей походкой. Он садится прямо на один из столов рядом с тем, за которым сидят Кун и Йерим.       Ухмыляется так, будто собирается продолжить портить всё, что только можно и нельзя, и Кун швыряет в него стиральной резинкой заранее. Тэн лихо уклоняется со смехом:       – Ладно-ладно! Просто сказал бы, что не любишь английский. А вообще, меня сюда охранник послал. – Звенит связкой ключей в руке. – Попросил выгнать всех, кто ещё остался в этом крыле, и закрыть кабинеты. Скоро пять, если вы вдруг перестали следить за временем.       Кун трёт ладонями глаза и, не скрывая усталости в голосе, говорит:       – Чёрт… Йерим, ты иди, а я закончу, не переживай. И слайды сделаю, но уже завтра.       – Да, можешь идти, а можешь остаться. Энд зэн айл лок ту свит лавбёрдс тугеза тил зэ даун.       – Тэн!       – Я!       – Прекрати!       Йерим смеётся и звонко целует обоих в щёки на прощание.       – Она ангел, правда? Она тебе нравится?       – Даже если она мне и нравится, из-за твоего нелепого поведения все вокруг думают, что мы встречаемся.       – А мы не встречаемся?       – Нет, Тэн, мы дружим!       На красивом лице Тэна отражается глубокая задумчивость, словно у него перед глазами, как за миг до смерти, мелькают кадры совместной с Куном жизни. Он действительно порой перегибает палку, но делает это так, что его жертва не обижается, а с каждым днём раскрывается больше, смеётся чаще и проще идёт на контакт с людьми, когда раньше круг общения Куна ограничивался парой-тройкой человек, несмотря на то, что он староста и пользуется уважением среди как учащихся, так и преподавателей.       – Знаешь, у нас, в Бангкоке, широко распространена дружба с преимуществами.       – Не знаю и знать не хочу, – откровенно хохочет.       – Это как какао с зефиром, только дружба с преимуществами. Понимаешь?       – Нет.       – Ну и зануда.       Пока Кун собирает бумаги и раскладывает их по папкам-скоросшивателям, Тэн не перестаёт трепаться. Рассказывает о выпускном вечере этого года так, будто сам там побывал, хвастается двумя сотнями новых подписчиков после видео, где он извивается у шеста в том самом пусанском ночном клубе на берегу моря неделю назад. «Жаль, правда, что большая часть из них – парни. Хотя какие-то дамочки предложили мне немаленькие деньги за приват в этот четверг, я ещё думаю». Кун складывает изрисованные вдоль и поперек отчёты по финансовой деятельности студенческого совета вместе с ноутбуком в рюкзак и вполуха слушает о том, что Лукас собрался переводиться на заочное отделение.       Юкхей каждую неделю собирается, то из-за таракана в кроссовке, то из-за кроссовка в банке с рисом, так что ничего сенсационного. Тэн уточняет, кто это сделал и сколько выпил до этого; Кун говорит, что не помнит.       Вернув пожилому охраннику ключи и чинно попрощавшись, они оба идут в сторону баскетбольной площадки. Кун знает, что в команде есть «свежие» души, и до начала нового студенческого сезона капитан и лучший игрок предыдущих трёх на добровольных основах играют с новобранцами. Знает, потому что все четверо хорошо ему знакомы, и хвала небесам, что Тэн туда не влез. Пока не влез.       – Эй, доходяги, какой счёт? – На его вопль оборачиваются все шестеро.       Ли Минхён, закончил первый курс архитектуры. Двадцать лет назад его дедушка вложился в дело никому не известной кучки разработчиков, и на сегодняшний день венчурный фонд удачливого инвестора является не только одним из крупных в Канаде, но и в мире. Старик очень любит своего внука и в редких интервью говорит, что надежд в отношении глубоко религиозного сына он не питает, но «от этого сорванца, который с двенадцати лет не живёт в отчем доме» ждёт многого. Марк же говорит, что ему нравятся оладьи, которые печёт его тётя Хвиён.       Дун Сычен, закончил второй курс отделения живописи. Его отец и дядя состоят в совете директоров китайской транспортной судоходной компании, занимающейся преимущественно морскими перевозками и вот уже седьмой год подряд возглавляющей рейтинг азиатских контейнерных линий. Сычен говорит, что стал заниматься танцами и рисованием в пику родителям, но чем старше становится, тем интереснее ему фрахтование, и, возможно, он заберёт документы ближе к концу года, когда получит ответ насчёт стипендии из другого университета.       Чон Джехён, закончил третий курс менеджмента. Сын видного политика и подающий надежды игрок в баскетбол. Многие с презрением говорят о том, что парень родился с серебряной ложкой во рту и не приучен работать, но Кун знает, что в его отсутствие, когда Джено истерил по поводу годовых отчётов, именно Джехён сделал всю работу и спас Донёна от позора перед ректоратом и меценатами. Он закончил несколько дополнительных бухгалтерских курсов и постоянно посещает бизнес-форумы, о чём мало кто знает.       Ким Донён, закончил четвёртый курс архитектуры. Наследник огромной строительной империи, и это не преувеличение. Компания его семьи занимается, помимо реставрации культурного наследия, строительством элитного жилья, и за сорок лет существования ни разу не запятнала ничем репутацию. Как и Донён – свою, но тут Кун не сдерживается и горько усмехается, глядя на то, как Мистер Совершенность улыбается. Кун простил его по большей мере из-за того, что увидел, если без шелухи и красивой одежды, одиночку, боящегося доверить себя хотя бы на сантиметр больше, чем привык.       Что в такой компании делают Чону и Юкхей – остаётся только догадываться.       В том, что они все – компания, Кун даже не сомневается.       Он садится на скамью неподалёку, чтобы понаблюдать за игрой, в которую без разрешения влезает Тэн. Счёт аннулируется, и Кун понимает это, когда первым приветливо машет Донёну. Его место – совершенно точно за линиями поля, но кто знает, что принесёт завтрашний день. И что принесёт один возможный разговор сегодня после сыгранной в ничью партии.