Привязанность

— Я никогда не говорил тебе, что стало с твоей матерью. Джер отвел взгляд. По правде, он уже отчаялся узнать хоть что-нибудь о женщине, которая родила его. Он не помнил ее. Ему было чуть больше года, когда он остался сиротой, попал в приемную семью и жил с ними до тех пор, пока его приемных родителей не убили в местном конфликте. Тогда за ним пришел Палпатин и забрал его с собой, на Набу. Джеру было четырнадцать. И только через несколько месяцев, когда ему уже исполнилось пятнадцать, он узнал, что Шив был его отцом. Настоящим отцом. На все попытки выяснить, что случилось с его матерью, и почему отец появился в его жизни только сейчас, набуанский сенатор реагировал довольно резко, если не сказать — агрессивно. Джер всегда чувствовал, что отец ему не рад. Что он не желает его присутствия в своей жизни. Он разрывался между желанием собрать свои скудные пожитки — и уйти навстречу судьбе, какой бы она ни была. И желанием доказать отцу, что он все-таки чего-то стоит. А еще на горизонте постоянно маячил Скайуокер. Джер нутром чувствовал, как этот белобрысый мальчишка с далекой пустынной планеты симпатичен его отцу. Для него совершенно отчетливым был тот факт, что Палпатин предпочел бы иметь своим сыном Энакина, а не Джера. Он не раз вслух восхищался его способностями. Потом он увидел — совершенно случайно — как его отец тренируется. В руках у него был световой меч — как у джедаев, но кроваво-красного цвета. До того дня Джер даже не представлял, что его отец может испытывать такую оглушительную ярость. Палпатин не выпускал его из комнаты несколько месяцев, пока не убедился, что мальчик никому не выдаст его тайны. Это знание стоило Джеру многих и многих унижений и лишений — и тогда, и позже. Так или иначе, Джер остался рядом с отцом. К тому моменту, как ему исполнилось двадцать, он уже понял, что никогда не сможет добиться благосклонности Шива — просто потому, что не обладал теми таинственными сверхестественными способностями, которые делали его отца могущественным Лордом ситхов и смертельным врагом джедаев. Которые делали Энакина Скайуокера таким особенным и таким ценным для его отца. Джер был всего лишь человеком. Впервые он взял в руки световой меч своего отца, пока тот спал — и был жестоко наказан. Но тяга к странному оружию никуда не делась — и Джер был наказан снова и снова. После четвертого или пятого раза Палпатину надоело, он достал для сына тренировочный меч и отправил в зал, к тренировочному дроиду. Много времени, много усилий, много болезненных и неприятных ожогов — но со временем у него начало получаться. Настолько, что даже отец, зайдя однажды в тренировочный зал, удивился — и решил проверить навыки Джера собственноручно. Противостоять опытному ситху было в разы сложнее, чем дроиду, Джер терпел поражения раз за разом, неизменно заканчивая тренировки в обнимку с аптечкой. Но такая цена его устраивала. Отец не стал меньше презирать его, но, по крайней мере, уделял ему хоть какое-то время и внимание. Хотя юный Карифи занимался не только тренировками — экономика и политология, финансы и снабжение, математика и психология — уж что-что, а прекрасное образование отец ему обеспечил. Так же, как и богатый опыт работы помощником сенатора. Шло время, и вот однажды канцлеру Валоруму был выдвинут вотум недоверия. Его отец стал Верховным канцлером. К тому времени все уже привыкли видеть в свите Палпатина худощавого темноволосого юношу с бесстрастным лицом, вечно нагруженного бумагами и поручениями. Но сенатор — а теперь уже Канцлер — по-прежнему тщательно скрывал их родственную связь. «Так нужно для нашей общей безопасности», — коротко пояснил Шив Палпатин когда-то давно, в тот день, когда Джер Карифи узнал, что приходится ему сыном. И он — ради их общей безопасности — заставил себя забыть об этом. «Господин сенатор», «господин Верховный канцлер», а потом, когда Приказ 66 был выполнен — просто «мой повелитель». Он никогда не называл Палпатина иначе. И все-таки, с годами отец научился доверять ему. По крайней мере, больше, чем другим. Кажется, это было единственным, в чем он сумел хоть немного превзойти Вейдера. И вот однажды Джер решил прогуляться до кафе, которое держал его знакомый тви’лекк и заказать там пару своих любимых блюд. Но не дошел. Резкий удар, тупая боль, темнота, тишина. Очнулся он уже в Невисеке. «Мы будем пытать его до тех пор, пока он не выдаст нам ваши самые сокровенные тайны». В этот момент Джер почему-то вспомнил, как его отец привез Вейдера с Мустафара. Искалеченного, едва живого. Палпатин не отходил от него несколько суток, пока не убедился, что жизнь его ученика вне опасности. Джер знал совершенно точно, что ему такого отношения ждать не стоит. Даже если его порежут на куски и сожгут заживо — отец побеспокоится лишь о том, чтобы его тайны не стали известны лишним людям. Здесь он мог рассчитывать только на себя и свое терпение. Но Палпатин все-таки пришел за ним — раньше, чем бандиты смогли сломать его волю. Странно — его отношение к сыну как будто изменилось после того случая. Но Джер так и не смог понять, в чем дело. Зато теперь у него была Лея. Да, она была дочерью Вейдера. Да, она была чувствительна к Силе. Уже поэтому она была в тысячу раз лучше него. Джер думал, что его отец будет в ярости из-за того, что он, недостойный, посмел покуситься на нее. Но тот, кажется, воспринял это совершенно спокойно. — Или ты уже не хочешь этого знать? — голос отца вырвал Джера из раздумий. — Ты никогда не говорил о моей матери. Почему сейчас? — Прошло уже сорок лет, — мрачно произнес правитель. — Возможно, теперь мне хватит духу поговорить об этом с тобой. Джера удивленно уставился на него. — Твоя мать была чувствительна к Силе, =- заговорил Палпатин, глядя куда-то вдаль. — Когда она была маленькой, джедаи пытались забрать ее в Храм, но ее родители бежали и спрятали ее. Когда мы встретились, она была уже взрослой и умела пользоваться Силой лишь интуитивно. Я захотел обучить ее. — Она тебе понравилась? — как бы невзначай уточнил сын. Некое подобие улыбки тронуло губы Шива. — Очень, — просто и незатейливо признался он. — Твоя мать была очень красивой. И талантливой. Она быстро училась. И однажды это стало беспокоить моего учителя. — Он боялся, что вдвоем вы одолеете и убьете его, — предположил Джер. Ему были хорошо знакомы нравы ситхов. — Именно, — подтвердил его отец. — Он поставил меня перед выбором: убить твою мать или быть убитым самому. Джер ничуть не удивился. — Мы договорились и имитировали ее гибель при взрыве корабля, — продолжил Шив. — Тогда она уже была беременна тобой. Я спрятал ее в небольшом поселении во Внешнем кольце, где ты и родился. Но когда тебе было около года, мой учитель каким-то образом узнал, что она жива. — Император замолчал; его лицо исказила гримаса ненависти и отчаяния. Джер приблизился и осторожно тронул отца за плечо. Видно было, что ему действительно тяжело вспоминать об этом. — Он убивал ее у меня на глазах, — глухо продолжил Шив. — А я висел в оковах, беспомощный, и ничего не мог сделать. Джера пробрал озноб — волна ненависти и ярости, исходившая от его отца, была необыкновенно мощной. — А потом он забрал тебя, — желчно прошипел Палпатин. — И отобрал у тебя способность чувствовать Силу. — Зато у тебя появился Вейдер, — холодно заметил Джер. Шив внимательно посмотрел на сына. Он прекрасно понимал, чем вызвана его холодность. И в очередной раз поразился способности Джера держать свои эмоции под контролем. Столько лет. Столько терпения. Столько выдержки. Ни разу — ни словом, ни жестом, ни единым всплеском эмоций — Джер не выдал той ревности, граничащей с ненавистью, которую он испытывал к Вейдеру. Он с юности видел симпатию и покровительство, которые его отец выказывал молодому Скайуокеру — и которой он сам был лишен. Но теперь, кроме всего прочего, он знал, что именно Вейдер был виновником — пусть и косвенным — того, что отец отвергал его. Хотя на самом деле, дело было совсем не в этом. — Я не мог простить своему учителю то, что он сделал с вами, — продолжил Шив. — Но тогда я был слишком еще слаб, чтобы тягаться с ним в открытом поединке. Я оставил тебя на Шакату-Прайм, у людей, которые могли позаботиться о тебе. И потратил много, очень много мучительно долгих лет, чтобы убедить учителя в своей полной преданности ему. К тому времени, как джедаи нашли Энакина, он уже понял, что я не собираюсь оспаривать его власть надо мной. Что я слишком слаб и нерешителен для того, чтобы даже помыслить об исполнении заветов Дарта Бейна. Что он может посадить меня в кресло Верховного канцлера и сделать своей марионеткой. Он поверил, что я забыл о том, что случилось с тобой и твоей матерью. Шив несколько секунд помолчал, уставившись в пространство перед собой пустым взглядом. — И тогда я убил его. Джер коротко кивнул и отвернулся. Да, месть свершилась — но смерть Дарта Плэгаса уже ничего не могла изменить в его судьбе. Отец подошел к нему сзади и — неожиданно для Джера — обнял, притянув к себе. — Я оставил тебя там, на Шакату-Прайм, сын, — тихо сказал ситх, — не потому, что ты перестал быть чувствительным к Силе. А потому, что каждый раз, когда я смотрел на тебя — я видел перед собой изувеченное тело твоей матери у ног моего учителя. И до сих пор вижу. Джер замер, чувствуя, как какое-то странное тепло словно наполняет его изнутри. Неужели все эти годы отец отталкивал его не только из презрения? Не только из-за отсутствия у него способностей? — Знаешь, я ведь и сам этого не понимал, сын. Не осознавал до конца, что именно в тебе меня так раздражает. Теперь понимаю. Дело не в том, что ты не оправдал мои амбиции или тщеславие, не стал великим ситхом и так далее. Нет. Просто ты всю жизнь был живым напоминанием о самом большом поражении в моей жизни. О моей самой тяжелой потере. Тяжелее, чем я мог вынести. Он крепче стиснул сына в объятиях. — А потом я едва не потерял тебя. Стыдно признаться, но мне понадобилось больше сорока лет, чтобы понять, как я должен беречь тебя, — длинные сухие пальцы зарылись в волосы Джера. — Ты не просто моя плоть и кровь. Ты — единственное, что осталось от моей Шады.