Огненная Кэтнисс

      По ветхому дому гуляет ветер, несмотря на то, что его хозяин пытался закрыть щели в стенах. Но мне плевать на это, все равно холода не существует для меня, зато я хорошо чувствую запах сухой древесины, как же хорошо она будет гореть! — Фрэнки, хватит пить, скажи мне уже, что там на западе? — Кон-Кон нетерпеливо стучит пальцами по столу, и от этого звука в моей голове взрывается что-то ослепительно яркое. Мне нельзя пить, я знаю, поэтому пью. — А тебе уже наскучила моя компания? Только и мыслей, как использовать меня? Я думал, ты не такой! — он терпеливо выдерживает мой издевательский тон, зная, что я рано или поздно заговорю о главном. Могу поставить что угодно на то, что этот засранец жалеет, что был не со мной. Сражения его стихия, поэтому я и с ним. А ведь раньше мы с Конаном нигде не задерживались подолгу, не было никакой гильдии, никакого дома. Была только свобода, а теперь… От таких мыслей огонь беснуется внутри, и только сильнее становится моя тяга к разрушению. — Ещё хуже чем тогда, когда ты в последний раз был там, — облизываю вечно сухие губы, — без тебя скучно...Но если серьезно, Кон-Кон, эти идиоты даже со мной уступили псам ещё несколько деревень. Конан хмурится, но в его глазах зажигается знакомый мне блеск. Можешь говорить, что желаешь мира во всем мире, но я то знаю, ты влюблен в войну. — Значит, ты неспроста вернулся, не потому что вы одержали победу и всё кончено? — Конан выхватывает у меня бутылку из рук, — Ты у нас дезертир, Фрэнки? Хмурюсь, рывком заправляя мешающие огненные пряди, давно пора их состричь, да только этот нелепый жалкий страх мешает. Будто бы я все ещё ребенок, и она все ещё стоит за моей спиной. — Не льсти себе, я вернулся не за тобой, не ради того, чтобы, наконец, втянуть тебя в бой. Конан тоже хмурится, и огоньки в его глазах затухают, снова этот унылый взгляд, снова переживания о судьбе мира. — Значит, бежал от смерти. Много жертв? Его рука, держащая бутылку слабеет, а на лице появляется это мерзкое виноватое выражение: «Прости, Фрэнсис, ты рисковал своей жизнью в одиночку». Ненавижу, когда он делает так. Не нуждаюсь ни в его заботе, ни в его жалости. Зажигаю огонек на кончиках пальцев, и он, пока что послушный, трепещет на ветру. — Много, больше чем ты можешь себе представить, Конан. И эти ублюдки идут сюда. Рано или поздно и эта земля начнет гнить. Конан пожимает плечами и допивает это странное пойло, по ошибке кем-то названное алкоголем, до дна. — Эй, ты! — рычу, пытаюсь выхватить бутылку, но у Конана чересчур твердая рука, превосходный мечник, чтоб его… Он с силой отталкивает меня и я, теряя координацию, падаю с кушетки, на которой мы сидели, прямо на пол. Смеется. — Тебе повезло, что ты маг, Фрэнки, а то победить тебя ничего не стоит, — доносится его голос сверху. — Ты же в курсе, что я могу сжечь твой дом? — шиплю куда-то в пустоту, и внутри меня все заполняется привычный болью. Он правильно сделал, что забрал это пойло, алкоголь делает зов пламени громче. «Никакой огненной магии на территории гильдии, Фрэнсис!» — звучит в голове голос Ниссы. Раздражает. Им видите ли страшно! — Честно говоря, Фрэнки, у меня для тебя куда более печальные новости. Казна гильдии почти пуста, — трагическим тоном сообщает Конан, укладывая свои вонючие стопы мне на грудь. Пол подо мной мгновенно загорается и наглый рыцарь поджимает ноги под себя. — Ладно тебе, не злись! — миролюбивым тоном произносит Конан, протягивая руку к запасам воды, который он хранит на случай стычек со мной, — а то на запах дыма вся гильдия сбежится, не испытывай терпение Ниссы. Стараюсь утихомирить пламя, но то ворчливо шипит, кусая меня за пальцы. — Посмотрим, что быстрее: мой огонь или ее стрелы. Подаюсь вперед, решая всё-таки встать с пола, но Конан, ухмыляясь, бросает в меня бутылку. Неловко ловлю ее и вместе с ней падаю обратно на доски. Как же вкусно всё-таки пахнет. — Боюсь, что ее стрелы. Думал, не замечу? У тебя взгляд расфокусирован и руки не слушаются. Иди к Эдварду, когда он вернётся, хватит тянуть. Внутри все передёргивает от такой явной заботы. Идти к Эдварду — все равно что закрыться от смерти листом подорожника. — Не недооценивай это, стрелы, зелья — всего лишь творения человеческих рук, огонь же первозданное создание, если он захочет, меня не будет. Конан открывает рот, чтобы ответить, когда со двора доносится ледяной голос Кэтнисс: —Кто это? Конан выходит из дома, и я нехотя плетусь за ним, попутно поджигая исписанные корявым почерком листы бумаги, лежащие на столе. Бедный Кон-Кон, столько бумажной работы! На улице уже совсем темно, в воздухе стоит свежесть, чувствую ее пару секунд, прежде чем пространство вокруг меня нагревается, и сухой воздух вновь царапает горло. Участь огненных созданий. Из зарослей возле входа раздается птичий свист и смех, и вот уже видна русая голова Джульетты. — Нисса, поверь мне, однажды я проведу тебя, и ты не досчитаешься монет в своем кармане! Воровка улыбается, обнажая слишком острые для человека зубы, сколько же крови в ней намешано? — Не пытайся меня отвлечь, я вижу: в зарослях лежит человек, — голос Кэтнисс становится ниже, и она с силой сжимает край плаща, — мы гильдия героев, а не разбойники! Как Вы посмели напасть на него?! Джульетта цокает языком, и глаза ее по-кошачьи блестят в темноте. — Вот же зануда! Выдумала тоже, да он сюда сам приполз, а я всего лишь хотела взять плату за свою помощь, — девушка резко срывается с места и быстрым шагом идёт к одному из домиков, по пути притворно кланяясь Конану, — Эй, Мэл, просыпайся, там человек умирает! Глухой стук разносится в ночной тишине, и Конан тихо смеётся, когда из дома выползает заспанная Малявка, бурча что-то себе под нос. Кэтнисс с негодованием фыркает и участливо глядит на целительницу, получившую такое прозвище за свой маленький рост и хрупкое телосложение. — О, это же Фрэнки, —Джульетта пытается растянуть слоги моего имени, но лишь заходится в кашле, — там такое дельце было без тебя, столько золота. Подмигивает мне и глухо посмеивается. Я бы не пошел с ними, даже не приблизился бы к Джульетте, обман — ее второе имя, только и знает, что зубы скалить, а у самой в руке кинжал, уж молчу про то, что ее любовник мастерски метает ножи, ни разу, собака, не промахнулся. — Человек умирает! Да в такой час, пока я сплю, все, слышите, все жить обязаны! Ты вопишь, воровка, стучишь, а сама даже имя мое не можешь произнести правильно, какая я тебе... Кэтнисс подхватывает, выпавшую из рук Малявки корзину. — Я помогу, леди, нужно поскорей осмотреть того человека. Конан наконец отмирает и перестает искать что-то в листве, все равно ему до зрения Ниссы далеко. — Хорошо, — он сжимает меч покрепче, — пошлите посмотрим, что там. Джульетта хрипит что-то о недоверии, Малявка не прекращает верещать о здоровом сне. Их голоса смешиваются с шипением огня в моей голове, двоятся, разбиваются о черепную коробку, всё вокруг гудит, и, кажется, мир сошёлся в бешеной пляске с огненными пятнами. В горле что-то горит или уже даже тлеет, а грудную клетку разрывает бешеный пылающий зверь, похоже я и вправду в этот раз заигрался. Твердо шагаю по влажной земле, нельзя, чтобы кто-то почувствовал мою слабость. Впереди показывается тело, и Конан внезапно замирает с криками: — Стойте! Резко остановится у меня не выходит, и я прохожу ещё пару шагов. В нос бросается знакомый запах. Тело немеет. Ну, что же будешь делать, Кон-Кон? — Фрэнсис, —предостерегающе произносит он, и этим своим мягким лисьим голосом обращает к Малявке, — Леди, я боюсь, этому человеку Вы уже не поможете, пойдёмте. Он тянет девушку за хрупкую руку, и та, недоуменно глядя Мастеру в глаза, потерянно делает за ним пару шагов. —  Хорош, герой, — скептически произносит Джульетта. Ликорис Ликорис Ликорис — Но, Конан, он же ещё жив, подожди! —Кэтнисс дотрагивается до его плеча. Этот пьянящий запах пожара и смерти. Цвет лис, урагана, беды. Я знаю, что за ним. Что там прячется. Там гниль, она идет прямо к сердцу. Надо сейчас поджечь, потом будет поздно, потом это его не убьет. — Джульетта, скажи, ты же прикасалась к нему, он дышал? — тихо спрашивает Конан. Этот запах сводит с ума, заполняет собой все пространство, даже гарь, даже древесина с ним не сравнятся, огонь бурлит в моих жилах, отчего по телу идёт сладкая боль. Надо освободить его, сойтись с ним в танце смерти, пока этот несчастный не очнулся, пока черный цвет не поглотил его. Я знаю, я видел таких, как он. Ну же, быстрее. Перед глазами уже только красный цвет. — Ну, как я могу судить, Конан, вот пусть Мэл смотрит! Ничего не вижу. Сжечь. — Какая я тебе Мэл?! — Заткнись! Заткнись! Заткнись! — голос вырывается с рычанием пламени, — я сожгу и его, и Джульетту, и Ромео, и… Просто отойдите! Рядом с собой слышу звон железа, вероятно, Конан успел защитить меня от летевшего кинжала. — Ты, огненная сволочь, что несёшь! — грубый голос Ромео звучит откуда-то издалека. Я выпускаю пламя туда, где должно было лежать тело. Оно с радостью вырывается наружу, поглощая запах паучий лилии. Человек тот, что в огне, стонет, он то знает, что я его спасение. Горло отпускают невидимые цепи, руки вновь подвластны мне, а перед глазами ни с чем не сравнимая картина бушующего пламени.

***

— Уходим, — я буквально силой волоку за собой Кэтнисс и Малявку. Ромео и Джульетта следует за мной, напряженно переглядываясь, но я знаю: они не навредят мне, и я сделаю все, чтобы спасти их, лишь бы они ни касались того человека, лишь бы Фрэнки пришел в себя. — Боже, — шепчет Малявка, — огонь-то...не может быть... Кэтнисс выскальзывает из моих рук и останавливается. — Черный, —она неестественно спокойно глядит на пламя, и в глубине ледяных глаз сидит какое-то невиданное мной в ней ранее чувство. Джульетта прижимается к Ромео и натягивает свой платок поближе к глазам. Долго стоять нельзя, Фрэнсис забыл обо всем, ещё чуть-чуть и пламя совсем бесконтрольное пойдет на гильдию. От дыма будет нечем дышать. Ну же, дурак, вспомни, что теперь ты обязан думать о других! — Значит, тот человек был заражен гнилью, — голос Мэл дрожит, — а ведь он был ещё жив. — Гниль?— беспокойно повторяет Ромео, — та самая, которой будто бы больны псы Некромаса? — Видимо, уже не только псы, — тихо отвечает ему Джульетта. Чёрное пламя клубится, словно дым, и уходит в ночное небо, заслоняя собой звёзды, но больше не движется, не поглощает новые деревья. Кажется, Фрэнки немного пришел в себя, по крайней мере, мы не сгорим. Хорошая новость. — Джульетта, Ромео, скажите мне честно: вы прикасались к нему? Если да, я не стану преследовать вас, просто уходите, вы должны знать, что нежильцы, не заражайте других, прошу. — Мы не касались! — порывисто кричит Джульетта, — клянусь! — Мы не успели, — Ромео подозрительно смотрит мне в глаза. Кэтнисс обнимает Малявку за плечи, напевая под нос какую-то песню, будто пытаясь успокоить саму себя. — Я видела, Конан, они и правда не дотрагивались до того человека. Киваю головой, с тревогой глядя на Ниссу. Я ведь знаю, как ей тяжело видеть смерть, я знаю, что сейчас спокойная она будет рыдать всю ночь, вспоминая о том человеке в вихре темного пламени.