nxt 2 u

Хенджин несколько раз перепроверяет свое расписание, до последнего надеясь, что это какая-то ошибка, он смотрит не туда или начинает сходить с ума. Но ни один из вариантов не оказывается верным, поэтому студент все же вынужден пойти на лекцию по социологии. Вместо этого Хенджин предпочел бы умереть. — Ты в норме? — интересуется Сынмин, замечая изменение в настроении друга. — Да, — кратко отвечает Хенджин, что заставляет одногруппника насторожиться еще больше. — Честно говоря, ты как-то хреново выглядишь. Может домой пойдешь? Я же староста, скажу тебе стало плохо или что-то вроде того, — делает предложение Сынмин, но он решает отказаться: — Что за глупость, Сынмин-а? Если я пропущу эту пару, будет только хуже. Хотя хуже уже некуда. — Как знаешь. Мое дело предложить. Все в этой аудитории пронизано отвращением Хенджина, начиная от самого помещения, заканчивая им. Хван Хенвон. Один из самых молодых и обожаемых, в особенности девушками, мужчин в преподавательском составе университета. Единственный человек в жизни Хенджина, к которому он испытывает настоящую, ни с чем несравнимую ненависть, что уничтожает изнутри, и загнанный парень не может этому сопротивляться. Чем же заслужил обычный преподаватель социологии такую неприязнь? Он был к нему строг? Завалил на экзамене? Плохо преподавал свой предмет? Но начнем с того, что Хван Хенвон для Хенджина никогда не являлся просто преподом. Их связь намного сложнее, но причина неприязни до неприличия проста, и слово «неприличие» в данном случае используется во всех смыслах. Минхо бы тут точно вставил: «Инцест — дело семейное», поэтому если вы считаете такие шуточки верхушкой аморальности, то дальнейшее повествование вам отнюдь не понравится. А всех извращенцев прошу к столу — сегодня подают горячие пирожки, испеченные в духовке порочности двух братьев. — Мам, может Хенджин переедет жить ко мне? — предлагает старший брат. — Мой дом ближе к университету, и я бы мог подвозить его по утрам. Глаза Хенджина резко увеличиваются, он сглатывает, вспоминая ту злосчастную ночь. «Ублюдок». — Х-м-м… Неплохая идея. Когда-то же нужно начинать жить самостоятельно, — отвечает мать братьев. — Я не думаю, что это правильно, — пытаясь выглядеть непринужденно, произносит младший. — Я не хочу вмешиваться в личную жизнь Хенвон-хена. — И правда. Хенвон, тебе уже двадцать восемь лет. Неужели ты еще не думал о женитьбе? На работе нет хорошеньких девушек? Пора уже няньчить внуков. Я не молодею! — отрезает глава семьи, на что старший отвечает ухмылкой, будто бы говорит про себя: «Мне никто не нужен, мама. Я трахаю твоего сына». — Есть кое-кто, кто мне интересен, — начинает тот, разведя руками, — но, к огромному сожалению, мы не сможем пожениться. Хенджин чувствует взгляд брата на себе, и от этого хочется провалиться сквозь землю. Но куда ниже? Он уже словно на дне. «Заткнись. Заткнись. Заткнись». — Почему? — удивляется женщина. — Может познакомишь нас с ней? — Пока мне никто не нужен, мам. Я привязан лишь к одному человеку. «Свали. Свали. Свали». Находиться в его присутствии целую пару — наказание, мучение, девять кругов Ада. Хенджин судорожно достает наушники из кармана толстовки в надежде на то, что это спасет его, но Хван Хенвон не пропускает ни одного движения брата. Младший чувствует это и держится буквально в шаге от того, чтобы сбежать отсюда. — Хван Хенджин, на лекциях нужно слушать преподавателя, а не музыку, если вы не знали, — делает замечание преподаватель. «Да пошел ты». — Извини… — «хен». — Извините, сонсенним. — Тебе же нравится, Хенджини? — Хен… Хен… Пожалуйста, хен… К горлу подступает тошнота. Невозможно нормально реагировать на происходящее: на него, на влюбленные взгляды молодых студенток, которые души не чают в этом моральном уроде, на Сынмина, знающего то, чего ему не следовало бы знать вообще, на преподавательский стол, проклятый под грязными, до невозможности распутными телами.  — Я больше не могу так, Хенджин-а. Теперь мы видимся слишком часто и мне трудно терпеть, понимаешь? — произносит он, закрывая аудиторию на ключ. — Не подходи ко мне, — испуганным голосом выдавливает Хенджин, но понимает, что уже слишком поздно, он попался в ловушку, из которой ему не выбраться. Хенвон медленно подходит к младшему все ближе и ближе, пока тот отстраняется и в итоге упирается спиной в стол. Тяжело дышать, мысли путаются, Хенджин не знает, что ему делать, так как не понимает, чего хочет или же не хочет. Старший брат вплотную приближается к студенту, прильнув к его густым и мягким волосам, будто преданный пес, желающий ласки. У Хенджина мелькает мысль о том, что Хенвон точно не человек и ведет себя намного хуже животного. Он чудовище, от которого нужно бежать куда подальше, но Хенджин не может этого сделать, потому что непреодолимая демоническая сила старшего крепко держит его, делая рабом собственных низменных желаний. Парень дрожит, безуспешно пытаясь оттолкнуть хена, но тот слишком сильно прижимает его руки к столу, от чего младший прогибается в спине. На самом деле Хенвон ненамного крупнее своего брата, но похоже силы и воля к свободе Хенджина начинают покидать его. Тебе же нравится, Хенджин-и? «Свали из моей головы, ублюдок». — Хен… — чуть ли не скулит младший. — Это неправильно… Внезапно хенвоновы губы касаются губ младшего, после этого старший позволяет себе углубить поцелуй, проводя по чужому влажному языку своим, вызывая непроизвольные стоны. Хенджин пускает его, позволяет грязно хозяйничать у себя во рту, поддается как самый настоящий слабак. — Я не просто твой преподаватель и твой хен, — прервав поцелуй, тихо, но твердо произносит Хенвон, направив свой взгляд в глаза полные отчаяния, на беспомощного брата. — Ты родился, чтобы быть моим. Я чувствую, как у тебя стоит, и я думаю, что этот факт делает мое утверждение верным. Ты же знаешь, что хочешь этого, — кончиком языка лизнув ухо брата, продолжает провокационно шептать подобные вещи, и Хенджин по-настоящему сильно напрягается. «Знаю». — Ты не прав. Ты просто тупой урод и извращенец! — ругается младший, чье лицо стало больше походить на злобный оскал. — Ох, я бы не бросался такими громкими словами, ведь ты сам пришел ко мне домой тогда и признался, что не можешь кончить без меня. Хенвон сует руки под толстовку Хенджина, видимо, намереваясь вовсе снять ее, и в этот же момент надавливает ногой на пульсирующий в джинсах член брата. Младшего постоянно бросает в жар. Под телами мнутся лежащие на столе документы, падают книги и канцелярские принадлежности, но никто из них не придает этому значения. — Это ты виноват! — громко кричит Хенджин, ясно давая понять, что он больше не может с этим мириться и наконец отталкивает от себя ненавистного брата. — Это из-за тебя я, блядь, стал таким! То, что случилось тогда у тебя дома — ебучая ошибка, испортившая мне гребаную жизнь. Я хочу, чтобы ты отъебался от меня раз и навсегда! — Это не может быть ошибкой, Хенджин-и. Знаешь почему? — лицо старшего стало выглядеть раздраженно, а голос звучит жадно, напоминая младшему слова о том, что он только его игрушка. — Разве ты не помнишь, как я трахал тебя, а ты стонал подо мной, как просил двигаться быстрее, — «Хен, пожалуйста, быстрее…», — как бился в конвульсиях от оргазма, чуть не захлебнувшись в собственной слюне, — «Хен, еще…», — как постоянно кричал, называя меня хеном? — «Хен! Хен! Хен…». — Заткнись нахрен и выкинь это из головы! — чуть ли не рыдая, восклицает Хенджин. — Я ненавижу тебя и не хочу, чтобы такой чокнутый псих как ты был моим братом! Лучше нахуй исчезни из моей жизни! — В социологии тема дружбы рассматривается в относительно узких контекстах. Она прежде всего трактуется как неформальный социальный институт. Современные толковые словари определяют дружбу как близкие отношения, основанные на взаимном доверии, привязанности, общности интересов и так далее. Нравственные нормы и ценности дружбы таковы, что выделяют ее из всех остальных отношений. Например, известно, что каждый индивид имеет свое «личное пространство», вторжение в которое, включая обычную попытку прикосновения, воспринимается как агрессия, вызывая инстинктивный отпор. Однако для определенных личностей делается исключение, непосредственный телесный контакт с ними воспринимается как проявление близости. — А к этому относится дружеский секс? — доносится откуда-то из конца аудитории. Всех присутствующих ошарашила смелость этого парня, который, скорее всего, в шутку задал этот вопрос. «Что за идиотские приколы?» — закатывает глаза Хенджин и оборачивается назад, чтобы посмотреть на этого излишне любознательного студента. Преподаватель издает короткий смешок и, поправив очки на переносице, отвечает наглому парнишке: — Это довольно щекотливый вопрос для обсуждения в стенах высшего учебного заведения. На следующих занятиях мы затронем такие темы как социология молодежи, любви, еще позже семьи и брака. Сейчас же идет речь о дружбе, которая наиболее близка к такому явлению как братские узы. Хенджин чуть не ругнулся, услышав то, как Хенвон делает акцент на последней фразе. Он снова чувствует взгляд брата на себе и, подняв глаза, понимает, что оказался прав. — Этот урод издевается надо мной, — тихо, но четко, чтобы брат смог прочитать по губам, произносит Хенджин. — Что? — не понимает Сынмин. — Ты про Хван-сонсеннима? Хенджин смог лишь кивнуть в ответ. — В период с позднего детства до юности приоритет постепенно перемещается с проведением совместного времени, игр, досуга на разделение общих секретов, тайн, переживаний, поэтому увеличивается значимость доверия, — продолжает лекцию преподаватель. — Школа — это прежде всего обучение жизни в коллективе, это дружба, начальный этап социализации индивида. Я уверен, что у каждого из вас есть или хотя бы был один друг или даже несколько близких друзей, которым вы могли бы полностью или частично довериться. Ким Сынмин, — обращается он к другу младшего брата, — я знаю, что вы с Хван Хенджином друзья как раз со школьных времен. Наверное, вы делитесь друг с другом личными переживаниями, тайнами, — как-то коварно произносит последнее слово Хенвон, и это буквально возмущает Хенджина. — Я прав? «Вот черт!» — Возможно вы и правы, — абсолютно спокойно отвечает Сынмин, — но, извините за прямоту, сонсенним, вы не мой друг, поэтому я не буду отвечать на этот вопрос, так как вы сами и сказали, что это — личное. — Звучит очень по-гейски, — снова не стесняется в высказываниях парень в конце аудитории. Хенджин же на этот раз решает дать ему понять, как тот его бесит: — Может ты уже заткнешься? — У тебя какие-то проблемы?! — Так, молодые люди, — громким, но не резким тоном пытается остановить конфликт Хенвон, — не забывайте, где вы находитесь. Ким Сынмин абсолютно прав, так как сейчас я выступаю в роли вашего преподавателя. И я настоятельно прошу некоторых не забывать это, особенно тех, кто любит острить и ругаться на моей лекции. — Хван-сонсенним, я не против стать вашим другом, — кокетливо предлагает одна из студенток на первом ряду. Хенджина уже явно начинает чуть ли не трясти от своенравности некоторых студентов по отношению к его брату, да и сам Хенвон, спокойно реагирующий на это, заставляет младшего внутренне беситься. Впрочем, своего мнения он старается больше не высказывать, подслушивая чужие разговоры за спиной: — Фу, ведет себя, как шлюха, — не скрывает свое отвращение одна из девушек. — Небось отсосет ему за хорошую оценку на экзамене, — подначивает вторая. Хенджину становится мерзко. — Думаю, проще будет подружиться с кем-то из своего студенческого круга, потому что в пределах университета я всегда остаюсь для вас лишь преподавателем, — Хенвон с мягкой и очевидно фальшивой улыбкой на лице отшивает студентку, которая в силу своей наивности этого не сможет понять, — но, если что вы всегда можете обратиться ко мне за помощью. Преподаватель тоже в каком-то смысле является вашим другом, но я думаю уместнее здесь употребить слово советник. «...— Я не просто твой преподаватель и твой хен…» Чертов порочный круг. В следующие несколько часов для мира Хенджин перестает существовать. Он чувствует себя ужасно паршиво, подавленно и каждая мысль о брате образовывает ком в горле, от которого хочется плакать и биться головой о стену. Ощущения были такими, будто Хенджина изнасиловали. По крайней мере морально — точно, а вот физически он был лишь близок к этому. А самое ужасное то, что какая-то его часть хотела, чтобы это оказалось реальностью. Но, к счастью или же наоборот, в памяти было еще свежо воспоминание о том, что пришлось испытать Хенджину, однажды поддавшись животной похоти. Поэтому в этот раз здравый смысл спас его от глупого решения, как облив холодной водой, когда дело начало близиться к завязке. Нет, Хенджин не любил своего брата, если его еще можно так называть, он люто ненавидел, презирал его, Хенджину хотелось так думать, но вся проблема заключалась в том, что тело младшего зависело от Хенвона и отчаянно молило о его прикосновениях. Хенджин считал старшего брата своим персональным демоном, пока не осознал то, что благодаря Хенвону он узнал сколько демонов кроется в нем самом и как далеко во тьму они могут его завести. Хенджин лежит на кровати, бессмысленно уставившись в потолок, что уводит его из реальности настолько, что теряется счет времени. В общей сложности он так и пролежал в этом положении где-то два часа, пока сообщение от Сынмина не вернуло его в эту угнетающую действительность. «Ты помнишь, что мы собираемся у меня сегодня в восемь?» Сначала парень хотел отказаться от каких-либо контактов с людьми на сегодняшний день, но решил, что напиться в компании друзей лучше, чем шокировать родителей своим внезапным алкоголизмом прямо в родном доме. «Помню». «Ты же придешь?» «Да». «Тогда захвати пару бутылок пива пожалуйста. Помимо Минхо придут Бан Чан-хен с Ким Уджин-хеном». «Думаю, помимо пива я принесу еще что-нибудь покрепче». «Ого, что же заставило Хенджина захотеть реально бухнуть? В тебе проснулся дух тусовщика или алкаша? Прошу, не мороси и не снеси мне хату». «Просто хочется забыться». «У тебя что-то случилось?» Хенджину во второй раз в своей жизни дико хочется напиться до беспамятства, так как мысли о брате и о том, что случилось не давали ему покоя, так еще и Сынмин оказался чертовски проницателен. Парень не может нормально соображать и не знает, как ответить на последнее сообщение, поэтому решает, что отключить разум посредством алкоголя в данной ситуации намного проще, чем просто переключиться на другие мысли. К сожалению, у Хенджина не получается думать ни о чем ином, что весьма ограничивает диапазон его желаний, начиная от «хочу набухаться» до «хочу сдохнуть». Где-то в серединке можно обнаружить «убить Хенвона», но, разумеется, Хенджин не способен так поступить, то ли действительно срабатывали братские узы, то ли подобие Стокгольмского синдрома. На самом деле он и мухи не обидит, к тому же пока, да и в дальнейшем, не собирается садиться в тюрьму и расстраивать маму с папой, открыв для них ужасную правду. Он вообще не готов кому-то об этом рассказать, даже лучшему другу, который, казалось бы, знает про него все, включая любимые жанры порно. Но в последнее время Хенджин не может даже думать о сексе и обо всем, что с ним связано. Тут опять-таки отдельное спасибо брату: браво, молодец, мужик, нихуево так подпортил жизнь молодому парню, ничего не скажешь. — Человеческая индивидуальность, по немецкому социологу и философу Зиммелю, создается прежде всего наличием некоей тайны, составляющей исключительное достояние личности. По его мнению, на ранних стадиях социального развития индивид имел очень мало своего и поэтому не испытывал потребности в самораскрытии. Потребность в интимной дружбе возникает у человека лишь в античности. Но «по мере растущей дифференциации людей такое полное самораскрытие должно было становиться все труднее. Современный человек, возможно, должен слишком многое скрывать, и это не позволяет ему поддерживать дружбу в античном смысле». Индивид с более сложным внутренним миром не может полностью раскрыться кому-либо одному. И ведь правду говорят — ничто так не сплачивает людей, как общая тайна. — Я думаю, Минхо на сегодня уже хватит, — произносит Чан, медленно подвигая ладонью рюмку парня, который успел буквально за полчаса напиться в зюзю. — Он у вас походу не очень с алкоголем дружит. — Я и бухло — лучшие друзья навек, — слегка пошатываясь, отвечает Минхо, после чего хватает недопитую бутылку соджу, намереваясь начать пить его прям так. — Сейчас мы как засосемся! — губы пьяного парня приближаются к горлу бутылки, но Сынмин как самый настоящий друг останавливает его, с легкостью забрав алкогольный напиток прямо из рук Минхо. — Да какого черта? — хмурится тот. — Мы тут что в лото собрались играть или смотреть футбол по телеку? — Я не против посмотреть футбол, — вставляет Уджин. — Да никто не сомневался, но нахрена было столько бухла закупать? Че вы такие скучные все? — Может реально чем-то займемся, пока этот алкаш все запасы не выжрал? — Хорошо, предлагайте, — соглашается Сынмин. — Только давайте без шума, а то соседи вызовут копов. — «Я никогда не...?» — предлагает Чан. — И что это за игра? — интересуется Минхо, тянущий руки к соджу, которое Сынмин старается от него убрать. — Ты говоришь, что алкоголь твой лучший друг и никогда не играл в эту игру? Все просто: кто-то говорит, к примеру… «я никогда не смотрел хентай». Если смотрел, то пьешь, а если нет — не пьешь. — Мой мозг сейчас не способен запомнить такие сложные правила, — Минхо шатает из стороны в сторону, поэтому приходится упираться о стену, чтобы не свалиться. — Нафига ты вообще встал? Сядь обратно, идиот, — приказывает Сынмин, насильно усаживая друга обратно на пол. — Хорошо, объясню еще раз. Ничего сложного тут нет, — вздыхает Чан. — Ты смотрел хентай? — Да, а что? И что это вообще за вопрос, хен? — недоумевает Минхо. — Я говорю: «я никогда не смотрел хентай». Ты пьешь, потому что смотрел, а если бы не смотрел, то не пил бы. И так с другими предложениями аналогично, понятно? — медленно проговаривает старший, надеясь, что в этот раз этот тугодум все поймет. — А-а-а, — рот Минхо растягивается в довольной улыбке. — Понял, — но через несколько секунд она пропадает. — Стоп, так это значит вы теперь узнаете, что я еще смотрел и все такое? — А тебе есть что скрывать? — А я что, по-твоему, книжка открытая? — уже еле проговаривая слова, возмущается парень, демонстративно ударив кулаком по паркету. — Я же могу и соврать. — Обычно люди в твоей стадии опьянения всегда говорят правду. Но тебе даже говорить не нужно, только пить. И я думаю ты не против такого расклада. — Сынмин же сказал придумать занятие, не вызывающее лишний шум, а этому уже прилично алкоголь по башке ебнул, — замечает Уджин. — Его это не касается, — отвечает Сынмин, отмахнувшись. — Это еще почему? — снова возмущается Минхо, будто бы наигранно изображая удивление. — Алкашей не жалко. Их всегда первыми сливают. — Какой ты язвительный кусок дерьма. — И это говорит мне Ли Минхо. — Я вообще-то самый добрый человек на свете. Сегодня утром из рая звонили и сказали, что у них ангел сбежал, а я сразу понял, что они про меня говорят. — Так, ребят, если Минхо начал говорить кринжовыми шутками из интернета, значит скоро начнется его самая стремная фаза опьянения. — И что же, нам отправить его в изолятор? — шутит Уджин, ударив того по плечу. — Вы че несете? Себя отправьте в изолятор, придурки. Мы играть будем или нет? — не перестает ругаться буйный от алкоголя Минхо. — Хорошо, давайте поиграем, чтобы еще несколько литров соджу отправили его от греха подальше, — вздыхая соглашается Сынмин, который, скорее всего, уже жалеет о том, что пошел на это. — Ты хочешь, чтобы я помер?! — жалобно восклицает тот. — Я имел в виду «отправили спать», тупая твоя голова, — поясняет Сынмин и наконец обращает внимание на подозрительно тихого Хенджина: — Хенджин, ты с нами? Ты чего-то молчаливый сегодня. — Я просто немного устал, — отмахивается тот, пытаясь наиболее правдоподобно изобразить вялый голос. В итоге получается какой-то удручающе мрачный. Алкоголь уже дает о себе знать, но Хенджин этого и добивался. Никто и не догадывается, насколько пьян сейчас был их друг, потому что нетрезвый Хенджин намного отличается от такого же Минхо, захватившего все внимание парней. — Я буду играть. — Тогда я начну! — Минхо прямо загорелся азартом. — Я никогда не был самым красивым парнем в мире. Сынмин закатывает глаза, в то время как Уджин и Чан делают фейспалм. — Минхо, то, что ты сейчас сказал было как-то слишком субъективно, — признается Чан. — И целью игры является напоить не себя, а других. — Так я и жду, когда Хенджин начнет пить. — Очень приятно, конечно, — отвечает тот, — но только у тебя здесь есть мания величия. — Вы решили сегодня все меня унижать? — обижается Минхо, нахмурив брови. — Тогда сами придумывайте. Так игра продолжалась примерно десять минут. Минхо умудрялся вливать в себя соджу больше всех, даже когда этого делать не нужно. Либо алкоголь его уже конкретно отуплял, либо он делал это специально. Все решили, что первое больше похоже на правду, потому что, как предвещал Сынмин, близилась «самая стремная фаза опьянения», которая заключалась в том, что сам по себе разговорчивый Минхо начинает говорить в три раза больше. И самое странное то, что он не запинается, не бубнит, как несколькими минутами ранее, а четко и громко проговаривает все слова, и даже скороговорка в такой момент для него не станет препятствием. — Я никогда не спал с девушкой, — произносит Чан, и на удивление выпивают только они с Уджином. — Вы че, серьезно? — Хен, ты же сам говорил, что смысл игры напоить других, а не себя, — напоминает ему Сынмин, которого уже начинает подташнивать от алкоголя. — Да, но я не думал, что все вы трое девственники, — Чан недоуменно смотрит на каждого из них. — Минхо, у тебя же есть девушка. Ты че своим хозяйством пользоваться не умеешь или пить заебался? — Пацаны, — неожиданно серьезным тоном произносит Минхо, совсем не походя на пьяного, и в комнате вмиг нависает тишина, — я должен вам кое в чем признаться. — Понеслась, — под нос проговаривает Сынмин, скрестив руки на груди. — Вы все видели меня пьяным в говно, — продолжает герой этого вечера, — поэтому мы теперь мы друг для друга больше, чем друзья, мы почти братья. Я ваш Хан Соло, а вы мои Чубакки. — Блин, братан, — прерывает его Чан, — это лучшее сравнение из всех, что я слышал в своей жизни. — Теперь вы понимаете, что я чувствую к вам. И я готов вам рассказать свою тайну, потому что это тяжело так долго держать в себе, — на несколько секунд Минхо затихает, но потом внезапно выдает: — Я, блядь, гребаный гей. Сказать, что все ахренели — ничего не сказать. Даже Хенджин, в этот вечер скупой на проявление эмоций, испытывает настоящий шок. — Ты долбоеб, а не гей, — первым высказывается Сынмин. — Зачем ты тогда с Юной встречаешься? — Я сам не знаю, как так получилось, честно. Мне пришлось с ней встречаться, а теперь я не знаю, как ее бросить, потому что она по уши влюбилась в меня, бегает за мной постоянно, звонит, шлет сообщения, заставляет водить ее в этот дурацкий «Старбакс». Я на этом ебанном кофе уже так разорился, мне бы на год вперед на пожрать хватило. Но вот такой я слабохарактерный мудила, который еще и пидором оказался. — Ладно, брат, мы же в двадцать первом веке живем. Толерантность, все дела… Но может ты расскажешь, с чего ты решил, что ты… гей? — деликатно интересуется Чан. Минхо же, все еще находясь под сильным действием алкоголя, был готов выложить все свои карты на стол, не страшась осуждения со стороны окружающих. — Хенджин и Сынмин должны помнить момент на вечеринке посвящения первокурсников, когда я и Юна куда-то пропали. Я был пьян тогда и думал, что смогу переспать с ней, но в самым ответственный момент мой друг подвел меня. У меня не встал, понимаете? Все как-то сочувственно взглянули на парня, воспринимая все как некую исповедь. Активно жестикулируя Минхо продолжил: — Она тогда тоже была немного пьяна и готова сделать это. Но я остановил ее, и она потребовала объяснений. А я не знал, что сказать. Типа как я могу пояснить девчонке, что у меня хуй не стоит. Юна обиделась на меня, решив, что я считаю ее стремной и все такое. Ну вы же знаете этих баб — любят навыдумывать всякую фигню и сами создавать себе проблемы. Я пытался сказать, что это не так, ведь я сам ни черта не понимал, что это было. Но она отказалась меня слушать, разозлилась и свалила, оставив меня одного. Я тогда испугался, что вдруг я стал импотентом и подумал, что жестко проебался. Я вернулся обратно в самый разгар праздника, но Юны там уже не было. Поэтому я забил на нее и решил еще больше напиться. Когда я уже прилично так нажрался меня позвали поиграть в дебильную игру, где надо губами передавать бумажку соседу. Уверен, вы знаете как девочки обожают эту хрень. И я согласился, тогда еще не понимая на что подписался. И как бы любой парень согласился бы на моем месте, учитывая сколько хорошеньких первокурсниц там было, но вся проблема в том, что слева меня сидела девушка, а справа парень, блядь. — Дай угадаю, у тебя или у него слетела бумажка, и вы поцеловались? — прерывает Сынмин. — Да заткнись ты и слушай дальше, — рявкает Минхо. — Это только середина. Так вот был я уже пьян настолько, что было поебать на то, что придется практически целовать парня. И как назло я его реально поцеловал, потому что эту бумажку хрен удержишь вообще, особенно будучи бухим. А девочки давай смеяться мол «яой, яой, как неловко, мальчики, вы такие милые», и я подумал, что сейчас меня вырвет, но нет — мне было абсолютно норм. Ну все, думал я, пришел пиздец, подкрался так незаметно, и я больше не стал с ними играть. Дальше я был не в состоянии уже даже сидеть нормально и отправился обратно в ту комнату, где до этого был с Юной. Там никого не оказалось, что было очень странно, но я был доволен, потому что мог полежать в одиночестве, пока ловлю вертолеты. Но не тут-то было. Приперся тот пацан, которого я чуть не засосал. Продолжения захотел, что ли, подумал я тогда и уже начал придумывать, как красиво съебаться. Но я даже бля встать был тогда не в состоянии. Этот пацан начал представляться и сказал, что его мол Чанбин зовут, учится на первом курсе факультета изобразительного искусства. Я на самом деле тогда нихуя ни его имя, ни факультет не запомнил, только потом по связям сам разузнал. Мы болтали о какой-то фигне, как вдруг он начал говорить, что я очень красивый, что у меня тело великолепное, лицо такое харизматичное, поэтому я для чего-то там идеально подхожу. — Ты запомнил только то, как тебе делали комплименты? — смеется Сынмин. — Как это на тебя похоже, Аполлон чертов. — Он реально так и сказал? — не верит Уджин. — А ты не преувеличиваешь случаем? — Мамой клянусь, пацаны, что он так и говорил, — Минхо резко схватил Хенджина за руку, от чего тот инстинктивно дернулся. — Хенджин, ну ты то должен мне поверить. — Это реально звучит… странно, — отвечает парень, отводя взгляд. — Я понимаю, — соглашается Минхо, — мне самому от этого стало не по себе. Но знаете в чем самый пиздец, ребята? Все затаили дыхание. — У меня, блядь, встал. Сынмин, Уджин и Чан засмеялись. Лишь один Хенджин чувствовал себя напряженно, потому что к нему неожиданно пришло осознание того, что он пиздецки понимал, что переживал Минхо и скорее всего ему нелегко бы дался этот рассказ, не будь он пьяным. До этого момента Хенджин никогда не думал, что они могут быть настолько похожи. Хоть Минхо и говорил в довольно оживленной манере, Хенджин нервничал и порой его нехило потряхивало. — Хули вы ржете, придурки?! Я вам тут душу изливаю! Вы стали свидетелями первого в мире корейца, совершившего каминг-аут! — Это у тебя фишка такая называть себя везде лучшим и первым? — все еще смеется Сынмин, но очень скоро успокаивается. — Ладно, извини. Так твой фееричный рассказ заканчивается тем, что у тебя встал? — Ну, дальше мы вроде как поцеловались… Только я очень смутно это помню, но, по-моему, мне даже… понравилось… — И с чего такая уверенность, что это не были твои пьяные гейские фантазии? — Ну, во-первых, у меня на шее были засосы, а во-вторых, я приходил к нему домой, и он рассказал обо всем, что между нами было. Чан чуть не давится пивом, восклицая: — Когда ты уже успел навидаться к нему домой? — Он умудряется крутить роман одновременно с двумя людьми, да еще и разного пола. Этот парень может все, — приходит к умозаключению Уджин. — Везде первый и лучший Минхо, — чеканит Сынмин, показывая большой палец. — Я еще не закончил, блядь, — бурчит раздраженный рассказчик, и все снова принимаются его внимательно слушать. — Утром я просыпаюсь от того, что меня будит мой одногруппник и начинает говорить мол какой я красавчик и мужик. Я сначала вообще не понял, что я такого сделал, потому что почти ничего не помнил и думал в тот момент только о том, какой же жесткий у меня сушняк. Этот хрен, который очень подозрительно себя вел, принес мне бутылку воды, и, пока я пил, ко мне медленно возвращались воспоминания, и я точно помню, что сильно тогда подавился, когда вспомнил, что у меня на парня встал. Я давай его расспрашивать, что он знает. А он отвечает, что в курсе, чем с Юной мы тут всю ночь занимались. И хуй пойми откуда он взял эту инфу, но тогда я облегченно вздохнул. Когда я пришел в универ уже почти все говорили о том, как я трахнул Юну, в каких позах и сколько времени я держался и так далее. Только мы с ней ничего не знали и были, честно говоря, в ахуе. Она вообще подумала, что я был с какой-то другой девушкой, от которой у меня остались эти засосы. И лучше бы я реально сказал, что переспал с другой, но нет, я, блядь, придумал такую просто ахуейнейшую историю, что эти засосы поставила мне она в порыве страсти, но из-за того, что была пьяна забыла, а я вообще дал обещание, что не буду заниматься сексом до свадьбы и поэтому ночью отказал ей. Она там так растрогалась, приняла меня за какого-то пиздец романтика, смотрела на меня чуть ли не как на Ди Каприо из «Титаника» и сказала, что таких хороших парней, как я осталось так мало, что по пальцам можно пересчитать. Ну, с ней по этому поводу спорить я, конечно же, не стал… А надо было, блядь! Вот как-то так мы начали встречаться… — Идиотизм какой-то, — все еще афигевает от происходящего Сынмин. А остальные, похоже, просто уже не знают, как это прокомментировать. — Если вам еще интересно о том, как я попал в дом того Чанбина, то я сделаю это финалом своей истории. Короче, я прекрасно понимал, что Юна меня не удовлетворяет ни в каком плане, хотя у нас далеко так и не заходило, потому что я для нее девственник до нашей, так сказать, будущей свадьбы. Я захотел разобраться с этим дерьмом и поговорить с Чанбином, но как оказалось в универе он появлялся нечасто, и его хрен там найдешь. Мы пересекались пару раз и, смотря на него, я вспоминал ту ночь и понимал, что чертов гей. Я так и не смог подойти к нему и поговорить, поэтому решил раздобыть его номер и договориться о встрече наедине. Но эта сволочь игнорировала мои сообщения. Я уже испугался, что номер неверный, но он позже сам признался, что типа не знал, что мне ответить. Поэтому я решил идти напролом и узнал адрес его дома. К счастью, он живет один. Он пустил меня, хотя сначала что-то там пиздел, мол, зачем я его преследую. Я попросил его подробнее рассказать о том, что было в ту ночь, и он сделал это, что меня мать вашу… возбудило. Я уже не помню каким образом, но мы снова поцеловались, и на этот раз я был абсолютно трезв и уверен в том, что мне, черт возьми, нравится. А он знаете че сказал? Ладно, не пропадать же добру. Я до сих пор не понял, что это значит, но это неважно, так как-то, что было дальше подвергнет вас в шок — я ему чуть не отсосал. Вы понимаете, я никогда не был по-настоящему ни в кого влюблен, а тут чуть не сделал гребаный минет парню! — Настоящий романтик, — снова вставляет свое слово Сынмин, анализируя каждый поступок Минхо, что порой заставляет чувствовать стыд за друга. — Я так этого и не сделал, так что расслабьтесь. Он меня остановил в итоге, не осознал походу, какой шанс упускает. В общем, вы поняли, что за пиздец творится в моей жизни последние два месяца. Мне кажется я реально влюбился в этого Чанбина, но он избегает меня. Я чувствую себя, как Сакура без Саске… — Ты тогда Наруто скорее, — Уджин издает короткий смешок. — Боже, ну ты можешь без своих гиковских и отаку-сравнений? — закатывает глаза Сынмин. — Сравнения Минхо — это лучшее, что я слышал в своей жизни, — Чан и правда растрогался, дав всем понять, что и этому товарищу тоже пора прекращать пить. — Я разузнал о Чанбине практически все, даже заявился к нему домой, как гребаный сталкер или сасэн-фанат, чуть не отсосал ему. Кажется, это любовь, пацаны, — Минхо издает вздох, который знаменует конец истории. Все молчат, ведь никто и не подозревал, что «самая стремная фаза опьянения» обернется именно таким образом. — Давайте не будем больше играть в эту игру, — предлагает Уджин. Спорить, конечно, бессмысленно. — Хенджин?! — внезапно восклицает Сынмин. — Ты что, плачешь? По щеке парня и правда катилась слеза, что ошеломило всех даже больше, чем душераздирающий рассказ Минхо. — Вот черт, Хенджин-и, прости, — уже с запинками произносит Минхо. — Кто ж знал, что история моей первой гейской любви доведет кого-то до слез? Алкогольное опьянение Хенджина достигает своего пика, и становится невыносимо тяжело держать все в себе. Минхо, а точнее его признание, толкает парня на мысль о том, что может лучше высказаться кому-то сейчас, потому что в здравом уме Хенджин точно не найдет в себе сил, чтобы рассказать о своей проблеме. Его мало волнует то, что потом он пожалеет об этом, так как в данный момент этот груз в душе давит на него с еще более страшной силой. А молчание равняется убийству себя изнутри. — В жизни Минхо пиздец происходит два месяца. В моей уже четыре года… — робко начинает он. — Ты че, тоже гей? — уже не находит сил удивляться Чан. — Нет, — отвечает Хенджин, на несколько секунд прикрыв лицо руками, — не знаю… Я не считаю, что целоваться с другим парнем — это плохо… Только если он не твой брат. Этот вечер не перестает быть интересным.