nxt 2 u

Затишье перед бурей — именно так бы назвал Феликс свои нынешние отношения с Со Чанбином. Отношения. Абсолютно ни на что не похожие. Тот не слишком часто донимал младшего, поэтому Феликс считал, что интерес поубавился, но на самом деле он только возрос. Сам виноват — придумал какую-то нелепую игру, пьяными выходками разжег чужой азарт и не смог отвертеться, так как Чанбин ухватился мертвой хваткой, а знакомство с прилично подвыпившим Феликсом назвал верными шагами к полному доверию. Но он не собирался доверять хену, хоть и дружить с ним было совсем не трудно, в какой-то степени даже очень интересно. Ощущения были сравнимы с тем, будто ты находишься на неработающих американских горках, застреваешь на самой высшей точке, отдыхаешь и дышишь свежим воздухом, но никогда не знаешь, в какой момент вагонетка вновь поедет и сорвется вниз. Все знают, что без доверия крепкую дружбу не построить, но Феликс упрямо избегает этого, его нереально будоражит эта русская рулетка. Ты знаешь, что будет конец, обязательный результат, неопределенный, но все же конец. И на американских горках ведь тоже не прокатишься дольше отведенного времени. День рождения — очень веселая штука, особенно, когда просыпаешься в посторонней квартире и видишь перед собой пустую бутылку украденного подарочного виски. «Пожалуйста, скажите мне, что я не Ли Феликс и оказался в чужом теле». Но Феликс отлично знал, чьими ногами добрался сюда, чьими руками держал бокал со спиртным напитком, чьими глазами буквально испепелял рядом сидящего парня. Своими. И сколько глупостей он умудрился наговорить от того, что даже не помнил сколько выпил. Сколько? Сколько? Сколько… Теперь Феликс хотел бы знать, сколько сейчас времени, поэтому хлопает по карманам джинс, но, к большому сожалению, телефон там не обнаруживает. Окна зашторены, парень жутко дезориентирован, окруженный одним лишь психологически давящим полумраком. Феликс еще раз предпринимает попытки поиска своего телефона, чувствуя обязанность отправить старшим весточку о том, что он жив. «Ты где? Все в норме?» — и это только одно из множества сообщений от Хенджина, отправляемых на протяжении всего утра. Плюс восемь пропущенных. «Что мне сказать Чану, когда он проснется?» «Эй, Феликс, возьми трубку!!!» «Как проснешься — сразу позвони или напиши». «Чан-хен проснулся. Я сказал, что ты ушел по делам». «Он заметил, что нет бутылки виски. Я сказал, что убрал ее к себе. Расскажешь потом, где она на самом деле?» «Ли Феликс, возьми, бля, трубку». Только с трудом разодрав сонные глаза, младший в панике начинает печатать сообщение, как вдруг замечает, что уже отвечал на них: «Хен, все хорошо. Я у друга. Не волнуйся за меня». «Какого хрена?» — недоумевает он, так как уверен, что не просыпался два часа назад, чтобы ответить на хенджиновы сообщения. А время, к слову, перевалило уже за обед. — Ты наконец-то проснулся, — в комнату заходит совершенно спокойный, впрочем, как и всегда, хозяин комнаты, кидая скучающий взгляд на еле поднявшегося Феликса. — Угу, — лениво мычит он, прижав тыльную сторону ладони ко лбу. Голова не болела, но внутренние ощущения, обволакивающие все тело мерзким мандражом, были неприятны. — Нужно поесть. Пошли, — зовет Чанбин, удивляя своим более чем радушным приемом. Во время завтрака Феликса и скорее всего обеда Чанбина, над кухней нависает напряженная тишина. Старший приготовил очень вкусный омлет, но из-за плохого самочувствия распробовать должным образом все не удается, даже лук кажется каким-то безвкусным. Хорошо, что в рот вообще что-то лезет. Феликс исподлобья поглядывает на сидящего напротив парня, но не решается что-либо сказать. — Послушай, если хочешь поговорить об этом… — внезапно начинает Чанбин, но тот вяло прерывает: — Не хочу… Давай просто поедим. — Все нормально, если что. Тебе не о чем париться. — Это ты ответил на сообщение вместо меня? — делает догадку Феликс. — Да. За тебя, видимо, сильно беспокоились друзья. — Почему не разбудил? — Я хотел сначала, но ты даже не слышал звонки, поэтому решил, что тебе слишком хорошо спится. — А… Ну, тогда спасибо, что ответил. После Чанбин наливает зеленый чай, цветочный аромат которого отдает знакомой сладостью. — С чем он? — интересуется Феликс после того, как делает глоток. — С медом. От похмелья помогает. — Откуда ты знаешь? — Погуглил, пока ты спал. «Надо же, какой заботливый», — Феликсу, конечно, не претит такое отношение, но и без этого чувствуется смущение вперемешку со сломанной на время способностью здраво соображать. Поцелуй в щеку — ну точно бредовый сон, хоть и заставляющий жутко краснеть, но реальностью быть никак не может. Нет. Феликс бы этого так не оставил. И Чанбин же не совсем дурак. Это абсолютно точно неправда. Прощание проходит безмолвно — Чанбин стоит у дверей, пока младший с огромным усердием и сосредоточенностью завязывает шнурки кроссовок, будто делает это в первый раз, потом проверяет телефон, прикидываясь, что ему, конечно же, кто-то написал. Тут каждому понятно, что он просто пустыми действиями заполняет неловкие моменты. — Ну, еще увидимся, — но притворно избегать друг друга все же не получается, да и остаются у Феликса хоть какие-то рамки приличия. — Да, до скорого. Но трудно представить, какова будет их следующая встреча. Стоит сделать новый глоток воздуха, паузу, чтобы быть готовым вновь нырнуть в эту неизвестность, в тихий омут, где Чанбин самый главный черт. — Феликс! — кричит он за несколько секунд до того, как дверь лифта начинает закрываться. — Спасибо, что пришел! Знай, я не против повторить! Уголки рта невольно поднимаются вверх, создавая довольную ухмылку. — Не за что. Двери адского лифта захлопываются, оставляя парнишку в тесном душном пространстве, несут подальше от той обители, где он нашел в себе наглость бросить вызов самому Люциферу, который полностью уверен в том, что шах и мат всегда остается именно за ним. «ГГ ВП*?» — сомневается в продолжении Чанбин. Но Феликс понимает, что игра все еще далека от финала, осознает, что ночью были сделаны первые важные для партии ходы, и отбрасывает все смущение, так как достигает неимоверного куража. Он воодушевлен чужими действиями намного больше, чем стеснен, теперь все становится предельно серьезно, и отныне каждый шаг хена будет лишь забавлять младшего, а не вызывать неловкость… …Ведь Ли Феликс никогда не влюбится в Со Чанбина. «Мы только начали». Писать конспекты на неродном языке — чистое издевательство, да и препод, похоже, забыл, что рассказывает лекцию, а не соревнуется в рэп-батле. От сверхскоростной корейской недокаллиграфии Феликса отрывает вибрация в кармане толстовки, уведомляющая о новом сообщении и вызывающая радость от того, что можно передохнуть от пульсирующей боли в руке. Он почти на сто процентов уверен, что написал именно он. И интуиция действительно не подводит. Или же Феликс так сильно ждал этого с верой в то, что мысли материальны? «Пары — ебучая скука. Хочешь кое-куда сгонять?» Приглашение в неизвестное место от Со Чанбина — парня, который почти все свое время сычует сычом в родных четырех стенах — сильно интригует, и после нескольких часов мучений свалить с двух последних пар кажется не такой уж плохой идеей, особенно, когда намечается, возможно, весьма интересная авантюра. «Да, можно. Только куда?» «Есть у меня одна идейка. Думаю, тебе понравится». И через полчаса Феликс уже стоит перед входом в антикинотеатр, не имея ни малейшего понятия о том, что такое антикинотеатр вообще. — Мы типа фильм пришли посмотреть? — спрашивает младший, отталкиваясь от знакомого слова «кинотеатр». — Ну да. Тут можно выбрать любой фильм и смотреть со своей компанией в отдельном зале, а платить только за время, что ты здесь провел. Ни разу в подобных заведениях не был? — Чанбин останавливается, не заходит сразу, глядя на немного растерянного Феликса. — Не-а. А ты? — Нет. Тот хмурится. Старший рассказывал об этом так, что хоть нанимай пиар-менеджером, а на деле оказывается, что они с Феликсом плывут в одной лодке. — А откуда про него знаешь? — Вчера рекламу в интернете увидел. На этой неделе здесь проходит марафон фильмов ужасов. Это все объясняет. — То есть всю неделю крутят только ужастики? — Нет, просто, если пришел смотреть именно их, то тебе делают скидку тридцать процентов. А я считаю, что это очень выгодно для студентов-нищебродов, которым уже давно пора где-нибудь развеяться, — Чанбин полностью увлечен данной идеей. — Так можно же и дома посмотреть, — все еще пытается понять суть развлечения Феликс. — Смотреть на большом экране куда лучше, чем на компе или телеке, согласись. Или ты не хочешь? — Ладно, уговорил, — в итоге младший сам заражается чужим внезапным желанием. — Вы на марафон ужасов? — вежливо обращается молодой парень, как только они подходят к стойке администратора. — Да, — отвечает Чанбин, пока Феликс осматривает помещение, тусклое освещение которого придает необычайную атмосферность. Неплохое место для того, чтобы прогуливать нудные пары. — Назовите, пожалуйста, свои имена. Парни по очереди представляются, имя Феликса как всегда не осталось без внимания, но уже не привыкать. — Я поставил вас на счетчик. Когда будете уходить, я остановлю его и скажу, сколько нужно к оплате, — уведомляет тот, закончив свои манипуляции в программе. — Кстати, если посмотрите не один фильм, а два, то скидка будет не тридцать процентов, а пятьдесят. — Заманчиво, — Чанбин, похоже, задумался. — Что скажешь об этом? — интересуется он у Феликса. — Мы еще даже первый фильм не выбрали, а ты уже о втором. — Ну, тогда давай быстрее выбирать, часики то тикают. — Я как бы в этом не очень шарю… — Окей, о чем бы ты хотел посмотреть? Призраки, демоны, резня с кровищей или неубиваемые инопланетные ксеноморфы? — Точно не резня, — сразу же отметает вариант Феликс и высказывает свои предпочтения: — Последнее, наверное. Звучало прикольно. — Можем посмотреть «Чужого» Ридли Скотта, — решает Чанбин, а младшему только остается довериться его вкусу. — Классный выбор, люблю «Чужого». Только до второй части, дальше полная хрень, — встревает разговор сотрудник антикинотеатра, что мгновение назад был занят внесением их имен в программу. — Это точно, — тот поддерживает разговор, отвлекаясь на него на минуты две в обсуждении, по их словам, гениального космического хоррора. Феликс и сам не замечает, как начинает раздражаться не только от ожидания, но и от чувства того, что он третий лишний, наблюдая за тем, как живо Чанбин может болтать о вещах, которые его действительно интересуют, о тех, что приводят в неописуемый восторг. Не каждый способен разговорить настолько закрытого человека, и, кажется, в этот момент Феликс осознает, что на этой территории он теряет свое превосходство. Чанбин ведь его друг. Возможно, Феликс для него единственный. Значит, и ревность теперь вполне уместна? — Ну что, пошли? — старший все-таки вспоминает про него и, перестав тратить драгоценное время, указывает по направлению в зал. Феликсу, по правде сказать, глубоко наплевать, с кем его новый друг разговаривает и о чем, и именно поэтому он перед уходом кидает на незнакомого парня какой-то неоднозначный взгляд — мелкое презрение вперемешку с неким хвастовством в тот момент, когда он намеренно опирается о плечо Чанбина и играет бровями, чем вызывает чужое недоумение. Это же их игра, почему бы и не позабавиться? — Приятного просмотра, — напоследок натянуто произносит тот, будто бы Феликс заставил его думать, что они пришли сюда не фильм смотреть вовсе. Если бы Феликсу сказали, что это хоррор конца семидесятых годов прошлого века с жутко затянутым развитием сюжета, где пришелец появляется только ко второй половине фильма, а отважными бойцами по типу стражей галактики так и не пахнет, он бы, скорее всего, нахмурился и произнес: «Да ну этот ваш марафон ужастиков, давайте лучше «Мальчишник в Вегасе» посмотрим», но Чанбина этот зрелищный саспенс унес с головой уже в шестой, а может и в тридцать шестой раз, и тогда Феликс понял, что его друг реально пришел смотреть кино, а не воплощать коварный план по завоеванию младшего. По ходу просмотра Чанбин вставлял свои комментарии, разного рода факты, и Феликс, конечно же, делал заинтересованный вид, но на деле вообще мало что понимал. — Не боишься, мелкий? — с ноткой издевки обращается Чанбин. — Мелкий? — недоуменно переспрашивает тот. — Ну, пока не вижу тут ничего страшного. — А ты только на секунду представь, что ты остался один в космическом корабле с какой-то неубиваемой тварью без надежды на помощь. Разве не жутко? Знаешь, какой слоган у этого фильма? «В космосе никто не услышит твой крик». — Ну да, это страшно, — соглашается Феликс и тут же добавляет: — но сейчас я в маленьком темном зале, где даже Чанбин не услышит меня, потому что слишком увлечен историей спасения бесстрашной Рипли. — Это ведь шедевр кинематографа двадцатого века. Но если ты хочешь, чтобы я перевел внимание на тебя, то пожалуйста — я весь твой. — Ого, делаешь мне одолжение? Даже если я сделаю так, — неизвестно, какой черт дергает Феликса, но в одно мгновенье он удобно усаживается на коленях старшего, чуть ли не достигая самих бедер, и впивается в почти не дернувшееся лицо лукавым взглядом, — ты весь мой? — Играешь? — ухмыляется он, ехидно всматриваясь куда-то в солнечное сплетение. Фильм, что уже подходит к концу, служит лишь фоном, лишним шумом, на который Чанбин на удивление и правда перестает отвлекаться. Солнечные мальчики ломают гиков похлеще 2D девочек из аниме, хоть Феликс и сам думает, что в его системе произошел какой-то кардинальный глюк, заставивший его буквально запрыгнуть на другого парня. — Я вообще-то после фильма хотел сходить покурить, — и Чанбину совсем не чуждо смущение, которое он старательно пытается скрыть за типажом «цун», пока Феликс переводит его в «дере»*. Старший ерзает, слегка, и у того от малейших колебаний напряжение растет в геометрической прогрессии, а взгляд все блуждает по алым щекам, приоткрытым потерянным глазам и поджатым сухим губам в ожидании тлеющей сигареты, каких в полумраке не видно, но Феликс представляет, что Чанбин сейчас выглядит именно так. — Если ты покуришь, мне будет не так приятно тебя целовать. Дикое желание себя заткнуть перекрывает сумасшедшая близость Чанбина, что будто жжет напалмом, срывает рамки, забавляет Феликса. Он чувствует себя психом, которого заводят чужие слабости, когда сам стремится стать тем самым главным слабым местом, удар по которому стоит собственной гордости. Но тот не теряется. Он не любит проигрывать. Феликс сразу же осознает, чем знаменуется спонтанное приближение его губ к своим, но до последнего держится, не поддается панике, и даже не до конца верит, что оно так, оказывается, работает. — Тогда начни курить и узнаешь, что я готов тебя целовать, вероятно, всегда. Ощущение постороннего языка внутри своего рта сковывает настолько, что уже не понимаешь, как это случилось, когда и сколько уже длится, сколько раз Со Чанбин позволил себе разгонять там влажность, пускать волну, мягко обнимающую тело кайфом. — Пятнадцать поцелуев, — ради этой фразы он останавливает процесс, время, эмоциональный поток Феликса, да и весь мир словно подчиняется паузе лишь по одному повиновению Чанбина. — Если я не влюблюсь в тебя за пятнадцать поцелуев — ты проиграл. Внутри происходит такой выброс адреналина в кровь, что Феликса совершенно не приводит в замешательство тот факт, что старший откровенно намекает на продолжение. Подумаешь — какой-то Чанбин нагло лезет своим языком к нему в рот и утверждает, что это только один раз из целых пятнадцати. — Пф-ф-ф, мне хватит пяти, — самоуверенно заявляет младший, все еще удерживая чужие ноги между своими. Тот наконец неторопливо поднимает глаза и устремляет холодный взор прямо в феликсовы глаза, по-юношески наивные и горящие, если не от стыда, то от предвкушения. — А может это мне хватит пяти? — передразнивает, кладет ладони на поясницу и притягивает мальчишеское тело ближе к себе, не встречая никакого сопротивления. Холод, обжигающий все нутро. И здесь случается второй поцелуй, который теперь Феликс старается ощутить по-иному, осознанно… но какой к черту здравый ум, когда тебя целует едва знакомый парень — а «парень» тут выступает ключевым словом — в гребаном почти полностью темном зале антикинотеатра под звуки фильма ужасов про стремную инопланетную хреновину? Стеснения стало немного меньше, но смысла в этих действиях отнюдь не прибавилось, хотя ни одна подобная мысль не останавливала Феликса, пока он продолжал мять своими мягкими губами чужие, давая тем полную свободу в исследовании его влажного рта. — Уже чувствуешь вкус поражения? — издевается старший и вновь льнет, видимо, к весьма желанным губам. Феликс не против, Феликсу это нужно. Но вот он сам эти замечания колко воспринимает. Вкус Чанбина — еще не вкус поражения, но нельзя отрицать, что он притягивает не как приторная сладость, а как кислое вино. — Мне кажется, это ты проигрываешь. Слишком уж увлекся, — он размыкает поцелуй, второй из пятнадцати и понимает, что ему явно нужна тренировка контроля своего внутреннего и внешнего равновесия, так как оставаться бесстрастным и равнодушным или игривым и остроумным в такой ситуации, когда тебе двадцать лет и ты здоровый парень с бушующими гормонами — невозможно. — Кое-что твердое в твоих джинсах говорит об обратном, — и Чанбин как назло знает, чем подстегнуть, казалось бы, невозмутимого младшего. Через долю секунды над Чанбином больше никто не нависает, но все, на чем мог попасться Феликс, уже случилось. — Это нормально, я же не импотент. А вот насчет тебя я бы не был так уверен. — С чего это? — Ну, знаешь, я слышал курение вызывает много ужасных последствий, а импотенция это одно из них. Чанбин издает короткий смешок и демонстративно достает свои сигареты. — Реально волнуешься об этом? Сегодня мне досталась «мучительная смерть», — он указывает на устрашающую картинку, изображенную на пачке. — Ну да, лучше сдохнуть, чем жить с хуем, который не стоит. — Мне нравятся твои жизненные приоритеты. Ну, будем смотреть второй фильм? Но у Феликса, к сожалению, есть другие планы: — Вообще у меня скоро репетиция, так что… — Окей, в следующий раз. — С вас десять тысяч вон, — произносит администратор с той же вежливой, очевидно, притворной улыбкой. Феликс вспоминает, как умышленно прижимался к Чанбину у него на глазах, строя карикатурный образ стервозной сучки. Теперь от этого становится не так уж и смешно. — За двоих, — старший внезапно выступает аукционом невиданной щедрости и расплачивается своей карточкой. — Ты думаешь, что я пришел без денег? — Я же твой хен, который пригласил тебя на свидание. Чанбин, застигнув своей глупой шуткой младшего врасплох, ставит в неудобное положение и незнакомого парня. И если Феликс еще мог загнать это хоть в какие-то рамки, мол все, чтобы постебаться над ним и лишний раз засмущать, то администратор наверняка воспринял все всерьез. Неловко, но… весело. — Вау, это было мое лучшее свидание. Думаю, мы еще вернемся и повторим. Хорошего дня! — насмешливо бросает на прощание шокированному работнику антикинотеатра тот и сам не верит, что на это подписался. Чанбин одаривает его ликующей улыбкой. У Феликса нет никакого представления о том, насколько эта ложь была спасительна, и от кого или чего она спасала, но после долгого плавания по волнам он начал биться о камни, осознавая, что ни в коей мере не готов целоваться с этим чертовым манипулятором Со Чанбином тринадцать раз, ну или хотя бы еще три. Миссия невыполнима, да и Феликс далеко не Том Круз. В действительности до репетиции оставалось еще целых четыре с лишним часа, но присутствия Чанбина стало слишком много, до тесноты. Тесноты там, где совсем не ожидалось. Какая глупая затея. Хочется ли Феликсу, чтобы хен влюбился в него? Ведь он никогда не влюбится в Со Чанбина, которому нравятся занудные классические хорроры. В Со Чанбина, который, честно говоря, целуется чересчур умело для замкнутого задрота. Нет, никогда.

***

В гостях хорошо, а дома еще лучше, но лучше, чем с Джисоном, наверное, и не бывает. Хотя тот еще долго не мог побороть свою неловкость перед Минхо и вовсе не из-за того, что старший слишком любил целоваться — Джисон так-то сам не прочь с ним понежиться, — а из-за небольшого конфуза в виде утопленного в бассейне айфона. Минхо и по сей день выслушивал извинения, но, по правде говоря, это его совсем не заботило, к тому же младший отдал ему свой старый телефон, только вот без сим-карты в нем не было особого смысла. Теперь никто не мог связаться с Минхо, но именно сейчас он чувствовал себя нужным как никогда раньше. За эти три дня парни настолько привыкли друг к другу, что стало абсолютно все равно на всякие мелочи как не замазанные прыщи, лохматые волосы, глупые домашние футболки, разговоры Джисона во сне и ворчание Минхо как у старого деда. Никого из них нельзя было назвать человеком хозяйственным, но с приходом гостя младший стал намного опрятнее, да и тот старался помогать ему с домашними запарами. — Теперь я понимаю, почему ты не особо рад тут жить, — тяжко вздыхает Минхо, плюхаясь в кресло-мешок и кидая куда-то в сторону тряпку для пыли. — Почему? — спрашивает Джисон, заканчивая протирать окна. — Потому что тут хрен уберешься. Дом слишком огромен для тебя одного. — Хен, ты не обязан… — Ты прикалываешься? Я тут живу, можно сказать, за твой счет, так что молчи, — Минхо искренне возмущается, несмотря на то, что забота и гостеприимство младшего для него дорогого стоят. — Это же была моя идея… — Не выебывайся. Ты бы еще часа два убирался, если бы не я. Джисон перестает с ним спорить и начинает рассказывать, какая атмосфера царила в этом доме задолго до того, как родители решили съехать и оставить своего единственного сына в полном одиночестве. Истории о детстве оказались крайне забавными и милыми, в них чувствовалась нескрываемая привязанность младшего к семье, но отношения с отцом, к сожалению, оставляли желать лучшего. — Папа продаст этот дом, когда я закончу универ. Наверное, — после недолгой паузы произносит Джисон. — Он купил его, когда бизнес шел в гору, а сейчас что-то пошло не так, нужно оплатить какие-то кредиты и вообще решить до хрена проблем. В прошлом году отель лишился звезды и чуть не потерял право на дальнейшую работу. Так что вся эта роскошь, на которую он разбрасывал деньги и которой так кичился — не вечна, — жилище впервые за этот год было отдраено чуть ли не до блеска, но соответственно и энергии эта работа отняла немало, поэтому парнишка, ужасно сильно желающий передохнуть, примостился рядом с Минхо и положил, в данный момент казалось, нереально тяжелую голову к нему на плечо. — И где собираешься жить потом? С родителями в отеле? — старший нежно приобнял Джисона за ребра, зарылся носом в темных густых волосах. — Ни за что. Буду снимать какую-нибудь небольшую квартирку. — За батины деньги? — Нет, за твои, — он хихикает и лишь на мгновенье бегло чмокает в губы, по-детски широко улыбаясь. — Так, это что, предложение жить вместе? — лицо Минхо слегка восторженно, то ли от внезапного поцелуя, то ли от ранее сказанного или же от вида наимилейшего Хан Джисона. Скорее от всего и сразу. — А ты против? — Нет, но я планировал жить со своим богатым парнем, а теперь этот богатый парень стремится оказаться за чертой бедности и вымогать мои деньги, — шутит старший и тут же начинает пародировать театрально-наигранный женский голос героини типичной дорамы: — Марк, я что, не достойна всех звезд на небе? Ты больше не любишь меня?! Мы расстаемся! — Да, я бросаю тебя, Ча Ынсан, потому что ухожу к Ли Минхо, — подыгрывает тот и снова целует, но теперь по-настоящему глубоко и долго, чертит своим языком по чужому, наслаждаясь каждой секундой, каждым прикосновением, что всякий раз вызывает у Минхо привыкание. Он слишком быстро и сильно привязывается к людям и теперь понимает, что становится зависим от этих лучистых улыбок, крепких объятий, дурацких шуток, совместных походов по магазинам, готовки и уборки, забив на то, что они оба в этом не сильно преуспевают, но вместе, конечно, намного проще. И лучше. Лучше жить с ощущением заботы, которую дарят тебе, и ты можешь сполна на нее ответить. Джисону Минхо готов дать больше, чем получает. И сейчас, в самое счастливое для них время, совсем не хочется задумываться о том, что когда-нибудь они могут перестать делить одну постель, видеть друг друга сонными, но такими чертовски родными, думать не о предстоящем походе в университет, а о том, что снова встречаешь новый день с безумно любимым человеком, и неважно, какая за окном погода, война ли там или стихийное бедствие, главное — Джисон рядом. Маленький глупый мальчишка с большими мечтами и самым заразительный смехом, тот, кто никогда не скупится на упоительные, нежные в начале и страстные в конце поцелуи. — Знаешь, я даже рад, что папе еще много лет назад стало пофигу на меня, — признается Джисон, сплетая свои пальцы с пальцами хена. — Если бы он вбухал миллионы в мое престижное образование, а потом обанкротился, было бы очень хреново. Так что хорошо, что я выбрал не очень дорогой универ, потому что в крайнем случае смогу заработать и сам, если найду нормальное место. — Какой ты у меня самостоятельный, — с доброй насмешкой говорит Минхо, потрепав младшего по волосам. — Хочешь добиться всего без помощи отца, а камеру и всякие прибамбасы покупаешь за его деньги. — Раньше я это делал назло. Он перестал нормально меня, так скажем, спонсировать, потому что все деньги, что мне давали на жизнь, я тратил на оборудование, а когда оно ломалось или же кто-то отбирал, даже тот самый отец, я вообще не расстраивался и просто покупал новое, чтобы он увидел, какой я упрямый и что буду бороться с его запретами до конца. Поэтому никто никогда и не думал, что я из богатой семьи — я учился в обычных школах, носил дешевую одежду, ездил домой на общественном транспорте и питался покупной заварной лапшой. — Наверное, в твоем окружении были очень тупые люди, раз они не знали, какие расценки нынче на профессиональные камеры. — Их заботили только слухи о том, что я извращенец. Но это лучше, чем если бы они знали правду и дружили со мной только из-за того, что мой отец владелец четырехзвездочного отеля. Точнее уже трехзвездочного. — А ты думаешь я тут дружу с тобой по другой причине? — издевки Минхо уже не задевают Джисона, но тот не упустит случая миленько дуться на старшего. Такое поведение для младшего очень выгодно. — Хватит надувать щеки, ты похож на грызуна, — смеется он и отворачивается. — Эй! — негодует Джисон, но Минхо вновь возвращается к нему и незамедлительно целует в щеку. — Ладно, на очень милую белку. У меня аж рожа чуть не треснула. — У хена не рожа, а лицо. Причем очень красивое. — Еще и подлизывается, а. Кстати, я все хотел спросить… — старший немного тушуется, так как долгое время не хотел поднимать эту тему. — Как так получилось, что ты подружился с Чанбином? — Так и знал, что ты это спросишь, — спокойно отвечает Джисон, нисколько не растерявшись. — Я вообще не знаю, можно ли называть нас друзьями. Он просто случайно сломал одну из моих камер, а вместо денежной компенсации я попросил его подтянуть меня по некоторым предметам. — Случайно?! Это как? — серьезно сердится Минхо, но тот объясняет причину произошедшего: — На физре в школе он играл в волейбол, и мяч случайно прилетел в меня, а точнее в камеру, что висела на ремешке. На самом деле я реально хотел с ним подружиться, потому что я слышал о нем много разных слухов, и мне было очень интересно, правда ли это все. Из-за слухов у него совсем не было друзей, и мне казалось, что в этом мы очень похожи. Он с самого начала не особо стремился стать моим другом, но мне нравилось с ним общаться, потому что он шарил во многих прикольных вещах, он такой, знаешь… гикнутый до мозга костей. И рисует он очень круто. Несмотря на тяжелый характер в нем есть что-то такое… притягивающее. — Да. Я понимаю, — сознается Минхо. Теперь ему хочется обо всем рассказать, выговориться, чтобы избавиться от груза. — Чанбин, конечно, темная лошадка, но я никогда бы не подумал, что он может так подло с тобой поступить. Он говорил… вы как-то даже подрались. — Хочешь верь, хочешь нет, но в школьные годы меня считали хулиганом. Я часто ввязывался в драки, хотя сам никогда не устраивал их первым. Мой отец — полный говнюк. Когда еще жил с нами, он периодически бил меня и мать. Поэтому я был очень вспыльчивым ребенком, меня бесила любая несправедливость, с которой я сталкивался в школе, во мне было столько злобы, и я должен был куда-то ее девать. Я не мог отомстить отцу, поэтому отыгрывался на всяких придурках, которые любили издеваться над другими, но еще таким способом я заставлял окружающих думать, что свои побои я получил не дома, а в школьной драке. — Черт, я бы никогда не подумал, — Джисон действительно шокирован, — ведь у тебя такая маленькая аккуратная ручка… — мягким тоном произносит парень, поглаживая чужую ладонь. — Как ты мог ей кого-то ударить? — Обычно я бил ногами. И благодаря тому, что умел танцевать, я очень быстро двигался и уворачивался от ударов этих уродов. Потом на втором году средней школы я подружился с Сынмином и Хенджином, они немного остудили мой пыл, но от драк я до конца так и не отошел. До определенного момента, когда меня буквально чуть не убили, а Сынмин ринулся меня защищать. Из-за меня ему сильно досталось, я хотел отомстить, но он отговорил меня и признался, что знает про моего отца. Сынмин догадался из-за чего я занимаюсь этой всей херней, и из-за этого я поссорился с ним, потому что думал, что он и Хенджин дружат со мной только потому, что им меня жалко. В итоге я понял, что я полный идиот и что Сынмин прав, я лишь самоутверждаюсь, пытаюсь казаться всем сильным, когда на самом деле каждый раз рыдаю, когда отец снова поднимает руку на свою же семью. Я это рассказал к тому, что после школы я напрочь завязал с этим. Отец наконец-то ушел от нас, да и я повзрослел и понял, что насилие насилием не решить, но Чанбин вывел меня из себя, и я вспомнил старые… привычки. Мне снова захотелось выплеснуть накопившиеся негативные эмоции, — Минхо становится намного легче от того, что он поделился этим с кем-то, но прошлое до сих пор не хотело его так просто отпускать. — Знаешь, иногда у меня все же появляется дикое желание кому-нибудь врезать, особенно одному долбоебу из моей команды, но я пока вроде как держусь. — Жесть, до сих пор не могу представить, как ты кого-то бьешь. У тебя же личико смазливое, как у айдола, ты только не обижайся, — дразнит младший и чуть подается назад, — и не бей меня, пожалуйста. — Айщ, ну, как бы я не всегда так выглядел, я только где-то под конец старшей школы начал более-менее ухаживать за собой, похудел. — Девчонки, наверное, так и липли, — с ноткой ревности произносит Джисон, но Минхо вновь заключает парня в свои объятия. — Было дело, — не скрывает он. — Ну, я гулял пару раз с некоторыми, с кем-то просто за ручку походил, с кем-то целовался, кого-то полапать умудрился, но… ничего серьезного никогда не было. По сути у меня были отношения только один раз, и то только потому, что мне пришлось ей соврать из-за Чанбина. — Че? — недоумевает тот. — Расскажешь? — Ну… Это был день первокурсника, у меня закрутился роман с одной девушкой с моего факультета. Мы напились, в общем — классический сценарий, и я подумал, что пришел момент расстаться со своей девственностью, но у меня типа… ну… не встал, короче. Она разозлилась, свалила куда-то, а я пошел напиваться дальше, потому что такой фэйл очень ударил по моей мужской гордости. Потом произошла лютая дичь, потому что я пришел играть с другими симпатичными первокурсницами в игру с этой дурацкой передачей губами бумажкой, где оказался этот гребаный Со Чанбин, с которым я случайно поцеловался. Ненавижу эту тупую бумажку, она мне жизнь испортила. Так вот Чанбин зачем-то приперся ко мне в комнату, где я один, будучи пьяным, думал о своей тяжелой жизни и ловил вертолеты, а тот как давай осыпать меня комплиментами, а потом полез ко мне целоваться, причем так… так, что я возбудился нереально. Я был вдребезги пьян и даже не пытался его оттолкнуть, и, честно говоря, мне первый раз было так хорошо с кем-то. — То есть ты понял, что ты типа... пацанчик с голубоватым оттенком? — Да. Чанбин, как бы я не хотел сейчас этого признавать, вызвал во мне такие бурные чувства, которые я не испытывал ни с одной девушкой. Я от дрочки больше кайфа получал, чем от них всех, но с Чанбином… С ним было совсем по-другому. Наверное, я никогда его не любил на самом-то деле, я просто пошел на поводу у этих сильных и приятных ощущений, но из-за того, что никогда не влюблялся, я не мог понять, что именно я к нему чувствую, он… помог мне найти самого себя, что ли, помог признаться в том, что я пацанчик с голубоватым оттенком, как ты и сказал. Мне захотелось еще, и я уцепился за него, чуть ли не сталкерил за ним, но при этом прикрывался отношениями с Юной, потому что по универу уже поползли слухи о наших отношениях, все видели мои засосы от Чанбина, и пришлось врать, что это была ее работа. Понятия не имею, как я смог убедить ее в этом, но она реально влюбилась в меня, а я стремался ее бросить. Во время наших отношений я приходил к Чанбину, мы снова… целовались, но я чувствовал, что он не хочет этого. Совсем. Но я уже успел привязаться к нему, и ты сам говорил о том, что есть в нем что-то притягивающее, поэтому я так глупо пытался наладить с ним контакт, когда было давно понятно, что я ему не нужен. Но зато в итоге я нашел в себе силы, чтобы порвать с Юной, я пришел к ней, чтобы поговорить, мы нереально сильно посрались, и я в бешенстве ушел от нее без своего телефона, а она стерва знала от него пароль и принялась читать мои переписки, потому что наверняка подумала, что я замутил с какой-то другой бабой, но она совсем не ожидала, что там будет имя Со Чанбина. Мы переписывались совсем немного, но по сообщениям было понятно, что я к нему подкатываю и что именно он целовал меня в ту ночь, а не моя девушка. — Я слышал, что она разозлилась и слила переписку в интернет. — Угу, но самое стремное было вовсе не это. А то, что Чанбину было совершенно поебать. Тогда-то мы и подрались, и он рассказал, зачем вообще полез ко мне в тот день, а я естественно ахуел не по-детски и очень сильно возненавидел его. Так еще весь прикол в том, что теперь Юна встречается с лидером нашей хип-хоп команды и сто процентов поливает меня говном в своих рассказах. Потому что он вечно палит на меня, как на какого-то конченного мудака. Хотя, наверное, я такой и есть. — Минхо-я-я-я, ты не мудак, — протягивает Джисон, обнимая крепко-крепко. — Я так рад, что ты поделился со мной. Очень странно, что мы так поговорили только после трех дней совместной жизни. — Ну, я немного стеснялся разговаривать о личном. — Ага, а целоваться лезть значит не стеснялся вообще? — Да и ты сам был не против, — и вновь поцелуй, но теперь чем-то отличающийся от всех предыдущих, знаменующий более сильную близость, чем прежде, новое откровение и беспрекословное доверие. — Мы так часто сегодня целуемся. Не хочу тебя отпускать, — в перерыве говорит Джисон, движением пальца вырисовывая на чужой шее незамысловатые узоры. — Меня хоть и бесит Чанбин, но, если бы не он, то я бы вряд ли познакомился с тобой, Марк. — Да сам ты, Марк, заколебал! — Извини, Енкей. — Заткнись, — закрыть чужой рот своим очень действенный способ. И приятный. — Все, у меня язык устал, — Джисон отпрянул, а Минхо вздохнул и упал к нему на плечо. — Я не в праве просить тебя об этом, но не злись так сильно на Чанбина, он говорил мне, что не хотел, чтобы ты его возненавидел. Он просто… был не готов к тому, что в него кто-то влюбится. Он слишком странный даже для меня, будто живет в каком-то мирке, который создает сам, как и свои комиксы, не хочет признавать действительность. Но на деле он совсем не злой, но общаться с людьми точно не его конек. — Плевать на него уже, — отмахивается старший. — Я сначала подумал, что ты его новый парень, приревновал, и поэтому в мою пьяную голову пришла мысль прилюдно тебя поцеловать. А теперь мы реально целуемся, прячемся втайне ото всех, хотя, когда ты мне постоянно писал со своим неумелым пикапом, я думал, что это вы с Чанбином прикалываетесь надо мной. Жизнь слишком непредсказуемая штука. — Ну ты и дурак, конечно. Но мне кажется, я правда в тебя влюбился. — Тебе не кажется. Так и есть. И со мной происходит то же самое. Сегодня они и правда бьют все рекорды поцелуев. — Хен, ты не опаздываешь на репетицию? — удивленно спрашивает Джисон, перед тем как пойти в душ, наблюдая за лениво развалившимся Минхо. — Что-то мне сегодня никуда не хочется, — вяло тянет он, давно решив остаться сегодня дома. — Я все равно не в основном составе, и там никто не расстроится, если я не приду. — Неужели так трудно признать, что ты просто хочешь провести больше времени со своим донсэном? Минхо принимает это как вызов, подрывается с кресла и стремительно направляется к младшему, обхватывая со спины, утыкаясь носом в гладкую кожу на шее. — Хочу, но мне всегда будет мало, — он эфемерно проводит губами почти до самой щеки. Джисон ощутимо покрывается мурашками, прижимаясь к хену еще сильнее. — Может мне пойти с тобой, м? — игриво интересуется Минхо. — В смысле? В душ? Ты… ты шутишь? — младший жутко смущается и моментально краснеет. — А что? Надо переходить на новый уровень наших отношений, — тот совершенно не стесняется, желая зайти с Джисоном чуть дальше поцелуев и объятий. — Тебе стремно, Джисон-а? — Ого, ты назвал меня по имени, — подловил он и ухмыльнулся. — Тогда я подумаю об этом… — на несколько секунд парень так и зависает, все еще находясь в чужих объятиях. — А можно я… это… в трусах буду?.. — Какое же ты дите, — смеется старший и в итоге соглашается. Мыться в душе, не снимая нижнее белье, для Минхо в новинку, впрочем, делать это с парнем ему тоже никогда не приходилось. Джисон успел раскраснеться уже раз сто и от этого всячески старался избегать попытку взглянуть на практически голого хена, а тот наоборот уже осмотрел его с ног до головы. — Вода слишком холодная, — бурчит младший и зябко ежится. — Хен, настрой, пожалуйста, к тебе краны ближе. — Может лучше так? — Минхо не упускает момента и прижимает влажное худое тело к себе, что теперь спиной упирается керамическую ванную плитку. — Теплее? — Хен, ты мокрый и холодный, — честно отвечает Джисон, но не отталкивает его. В его взгляде читается растерянность вперемешку с острым возбуждением. — Но ты прав, так намного лучше, — он первым подается навстречу к губам хена, что уже успел завестись настолько, что не дает младшему разогнаться — поцелуй выходит неподдельно пылким, жадным, не дающим ни единой возможности перевести дыхание. Они будто тонут, захлебываются не водой, а друг другом, млеют от малейших соприкосновений голых влажных тел. Рука Минхо нагло тянется вниз, прямо к резинке боксеров младшего, и ловкие пальцы быстро поддевают ее, пока Джисон утробно урчит от предвкушения прямо в поцелуй. Старший сразу же накрывает всей ладонью чужой твердый член, когда у самого в низу живота тяжесть неимоверная, залитая жгучим свинцом. Но Джисон не такой уж глупый мальчик, как казалось, и далеко не скромный — Минхо не успевает сообразить, как посторонняя рука уже оказывается и под его бельем. Сейчас он не может вспомнить и посчитать, скольким девчачьим пальчикам было позволено вот так касаться его достоинства, но пальцы Джисона несомненно затмили их всех вместе взятых. Они начинают двигаться в одном ритме, оттягивая кожу, вызывая тяжелые вздохи, что выливаются в глубокие стоны в унисон. Свободную руку Минхо зарывает в чужих волосах на затылке, вновь притягивая к себе джисоново лицо, но он не целует, а, оставляя совсем маленькое расстояние между их губами, издает насыщенные удовольствием звуки. Джисон первым срывается, целует так страстно, что во время паузы образуется тянущаяся ниточка слюны, после язык младшего спускается к шее, оставляя свою багровую метку, что заставляет Минхо ускорить темп, который Джисон подхватывает вслед за ним. — Сейчас… кончу… — глухо отзывается хен, с большим усердием проговаривая слова. — Я тоже, — так же тяжело отвечает второй, продолжая ловить чистый кайф. — Давай сейчас… — Минхо кончает на долю секунды раньше Джисона. Необычайно приятная гармония. — Как хорошо, что не надо идти далеко, чтобы помыть руку, — после короткой одышки произносит он, довольно улыбаясь, как насытившийся кот. — Хен, ты дурак, — смеется тот, полностью снимая с себя боксеры. — Ого, это что такое? Не стесняемся больше? — Да какая теперь разница? Надо в стирку кинуть. И тебе тоже советую. Минхо чувствует себя ужасно вымотанным, но бодрящий теплый душ чуть ли не вплотную с голым Джисоном являются резонными основаниями для того, чтобы жить дальше. — Я выйду первым, а ты не пялься на меня, — дает установку Джисон, покидая душевую кабинку. — Да какая теперь разница, говорил он, — дурацким шепелявым голосом передразнивает тот, откровенно наплевав на то, что ему там сказали, но Джисон слишком быстро наматывает на себя полотенце. — А на меня пялиться можно, да? — Извращенца кусок. Я и не собирался, — ворчит младший. — Я тебя совсем не привлекаю?.. — наигранно обижается Минхо и ловит прилетевшее в него полотенце.  — У меня и так зрение минус двести двадцать восемь, а тут еще ты меня слепишь, прикройся. Ты, кстати, заметил, что первый раз, то есть первый раз с половиной, мы поцеловались в бассейне, а теперь… ну… в душе неплохо время провели? Ты сын Посейдона или что-то типа того?  — Ага, Перси Джексон на максималках. Жди продолжения на реке Хан. Кстати, а бассейн тоже тебе чистить приходится? — с нотками сочувствия интересуется Минхо, направляясь к выходу из ванной комнаты. — Да не дай Бог. Это мамин бассейн, она периодически клининговые услуги для этого заказывает. Я как бы его вообще не юзаю. Кстати говоря, о маме… — Здравствуйте, — единственное слово, что на автомате в силу воспитания вылетает у опешившего Минхо после выхода из ванны при виде впереди стоящей фигуристой женщины средних лет, которая, видимо, была ошарашена не меньше него. — Ты с ума сошел? С кем ты там болтаешь? — доносятся вопросы неосведомленного парнишки за спиной. — Джисон-а, — впервые подает голос внезапная гостья, и ее тон совсем никому не нравится, — сыночка, может ты объяснишь, что здесь происходит? Кажется, кто-то влип в большие неприятности. — Твою ж дивизию… *ГГ ВП (GG WP) — это аббревиатура из мира компьютерных игр, которая расшифровывается как «Good Game, Well Played», что в переводе на русский язык означает «Хорошая игра, неплохо сыграно». Эту аббревиатуру обычно пишут в конце игры. *Цундере — происходит слово от цунцун, что означает — отвращение, и дередере, что означает — влюбленность. Думаю, отаку и без меня поняли игру слов.