***
Ли Феликс никогда не ссорился с братом, учитывая то, что Бан Чан в принципе человек неконфликтный, поэтому предугадать его реакцию равнялось невозможному. Ни привычных подколов, ни возмущения, лишь одно пугающе надменное спокойствие. — Ты понимаешь, что Чанбин копает могилу, в которую тебя в итоге сбросит Минхо? — Если узнает. — Он узнает. Поверь мне. Я не скрываю, что я человек чересчур любопытный, но на этот раз я не буду лезть не в свое дело. Надеюсь, ты в полной мере осознаешь, что делаешь и, когда разберешься с этим дерьмом, я буду готов тебя услышать, — Чан нарочито грубо выражается, чтобы дать понять, насколько он серьезен, но Феликс не желает мириться с таким отношением. — Боже, не делай вид, что пытаешься понять мои намерения, — младший психует и демонстративно встает из-за кухонного стола, не доев свой завтрак. Утро у него сегодня явно началось не с кофе. — И не будь так уверен, что если ты мой старший брат, то в случае чего я сразу побегу к тебе за советом. — Возомнил себя взрослым? — усмехается Чан-хен, безо всякого беспокойства устремляя укоризненный взгляд на Феликса, пока тот наоборот чувствует себя не в своей тарелке, нервно мечется по сторонам. — Тогда будь добр — скрывайся лучше, чем ученик средней школы или же будь мужчиной и раскрой всю правду. Но на твоем месте я бы вспомнил все то, о чем тебя, да и не только тебя, предупреждали и сделал вывод, что любое взаимодействие с этим человеком ни к чему хорошему не приводит. — Я знаю его лучше, чем ты, поэтому сам буду решать, что мне делать и как. Отдельное спасибо за то, что не лезешь, и желаю тебе оставаться на той же позиции. Сколько бы желчи не прозвучало в адрес брата, Феликс уверен в нем. На сто процентов уверен в том, что он никому не расскажет. Бан Чан может быть в курсе всех сплетен их университета, но он не трепло, и уж тем более никогда не подставит ни друзей, ни тем более родного человека. Но, как бы сильно Феликс не хотел проигнорировать слова хена, все тайное становится явным. А случилось это намного раньше, чем он планировал. — Не думал, что ты придешь, — первое, что произносит Чанбин, впуская друга в свою квартиру. Без привета — как и всегда. — Я же знал, что ты проебешь пары. — Поэтому ты тоже решил на них не пойти? — Будешь отговаривать меня, поясняя, как это нехорошо? — Тоже мне, нашел нравоучителя. У тебя для этого есть брат. Феликс молча косится на старшего, останавливаясь перед входом в комнату. И этот тяжелый взгляд Чанбин быстро прочитывает. — Или то, что ты сейчас находишься здесь говорит об обратном? — догадывается он, но младший также не отвечает. — Поругался с ним? — Я бы не назвал это ссорой, — объективно оценивает Феликс, — но я никогда не видел хена таким. Он точно напряжен, просто старается не показывать, чтобы не ругаться. На самом деле я понятия не имею, как он выглядит, когда по-настоящему зол, но мне, честно говоря, было не по себе во время нашего разговора. — Я его понимаю, — Чанбин отвечает то, что выбивает колеи. — В плане?.. — Минхо — друг Чана, поэтому они прекрасно знают, что я за человек. Феликса посещает неприятное чувство, будто тот находится не на его стороне. — А, то есть ты хочешь сказать, что у моего брата больше прав утверждать, что он якобы тебя знает, чем у меня? — Ты не так понял, — наверняка оправдывается Чанбин, так как теперь Феликс не особо желает его слушать. — Это нормально, что он волнуется за тебя, особенно после всей той истории. — Я уже не маленький ребенок, чтобы за меня волноваться. — Для этого не обязательно быть ребенком. — Он все равно меня не понимает и не знает, что я хочу сделать. — А ты сам знаешь, чего ты хочешь? — слова Чанбина будто бьют Феликса по лицу. Сейчас он кажется таким чопорным, холодным, осуждающим младшего за что-то, чего тот сам не понимает. Несколько секунд Феликс молчит не в состоянии подобрать слова. Его бесит эта ситуация, бесит то, что человек, к которому он все это время пытался приблизиться, намеренно отталкивает без каких-либо угрызений совести. Словно то, что между ними было, не имеет абсолютно никакого значения. Но ведь Чанбин с самого начала предупреждал, что не будет вкладывать глубокий смысл в обыкновенное соприкосновение губами, не говоря уже о так называемой дружбе. Может Феликс до последнего надеялся, что тот просто слишком горд, чтобы признать очевидное? А готов ли он сам спрятать свою гордость? — Я? — переспрашивает Феликс, исподлобья наблюдая за невозмутимым старшим. — Для начала скажи, чего хочешь ты. Для чего все это было, хен? Для чего? — он тянется за тем самым скетчбуком, который Чанбин всегда держит на одном и том же месте, как бы провоцируя своего друга. Ему даже листать не приходится, они знают — то, о чем идет речь, до сих пор находится внутри. — Заметь, что все началось именно с тебя. Если бы не ты, я бы не стоял сейчас рядом с тобой и скорее всего никогда бы с тобой не заговорил, я бы не пытался найти некую правду, я бы думал, как все вокруг, что ты нездоровый на голову жестокий мудак. Ничего бы этого не было, хен, ты снова был бы один. Или же здесь был бы кто-то другой, потому что тебе видимо непринципиально, на кого тратить свое драгоценное время. У Чанбина наоборот ответ находится быстро: — Поверь мне, я тщательно выбираю свой круг общения, может не всегда удачно. И с чего ты вообще решил доказать себе, что я не мудак? Или же ты стараешься конкретно для кого-то? — чертов детектив ловко строит свои догадки. — Да, именно я первый проявил к тебе интерес, а ты в свою очередь только что признался в том, что никогда бы не подошел ко мне, но в итоге мы видим, что ты не проигнорировал такого неприятного человека, как я, то есть резонно утверждать, что это только тебе непринципиально, на кого тратить своё время. Поэтому не нужно рассказывать о своих благих намерениях или искать среди нас героев и злодеев. Я не хочу, чтобы ты вечно пытался что-то кому-то доказать. Феликс даже не в растерянности, он в чертовски сильном замешательстве. Его друг явно противоречит самому себе. Иначе как объяснить ту завуалированную игру, которую они сами начали и с таким усердием вели до сегодняшнего момента? — А не на этом строились наши отношения? Ты помнишь, что я сказал тебе? Если ты влюбишься в меня, то извинишься перед Минхо. Но тут уже нечего доказывать, я прекрасно понимаю, что в этой жизни ты ни за что этого не сделаешь. Только, хен, признайся мне честно — ты чувствовал хоть что-то подобное?.. — Феликс, я… — Чанбин, опешив, не может выдавить и слова, но младший внезапно решил продолжить свою мысль, дабы спасти старшего от неловкого положения. Или же его усугубить. — Прежде чем ты спросишь меня о том же самом, я отвечу сразу. Тогда ты сказал, что если я влюблюсь в тебя, то мне придется уйти. И знаешь, честно признаться, я уже начал испытывать к тебе некие чувства, что ни развлечением, ни дружбой не назовешь, но теперь я понимаю, что все это полнейшая хрень. Возможно ты прав, не стоило превращать наше общение в какую-то борьбу на выживание, в которой я запутал нас обоих, совершенно ничего не добился, еще и первым проиграл, — Феликс не знает, с чего вдруг стал таким красноречивым, но Чанбин тут же прерывает его признание. И отнюдь не словами. Чужие губы за долю секунды оказываются на феликсовых, сминают без всякого напора, будто уже давно готовы отпустить. Он не знает, как отвечать на этот поцелуй. Похоже, последний поцелуй. Сожаление здесь ни к чему, как и желание остаться, да и все проявления чувств кажутся сейчас ненужными. Но, если задуматься… Так ведь было всегда? — Семь, — произносит Чанбин, как только кончает касаться губ парня напротив. Парня, который уже не видит смысла в том, чтобы считать. — Я надеюсь, что твои следующие поцелуи достанутся тому самому человеку, которого не будет нужды обманывать, — искренне желает Феликс и начинает собираться обратно домой или в универ, а может просто хочет побыстрее покинуть компанию Со Чанбина. И больше никогда не вернуться в это место. — Ты решил уйти? — безэмоционально спрашивает тот, наблюдая за тем, как младший направляется к выходу из квартиры. — Да. — Тебе все равно? Он не совсем понимает, о чем говорит Чанбин, но теперь для Феликса все решит лишь один вопрос: — Собираешься меня остановить? — Нет. Какая глупость. — Тогда мне все равно. Но если все равно, то почему так больно?***
Хван Хенджина никогда не напрягали семейные ужины, если на них не было брата. Его присутствие влияло на все. И даже вкуснейшие мамины блюда попросту не лезли в рот. — Мам, тебе абсолютно не о чем волноваться. Хенджин — один из лучших студентов на курсе, — с какой-то поддельной ноткой в голосе произносит Хенвон-хен. «Ага, как же», — думает про себя Хенджин, стараясь никак не комментировать слова старшего. — За учебу нашего мальчика мы не переживаем. Он всегда был молодцом, — признается мать, скромно улыбаясь. В этом плане родители никогда сильно не давили на второго сына, что не могло не радовать. — Главное, чтобы он не связывался с плохой компанией, — внезапно отмечает отец, который до этого практически все время молчал. В этот вечер он выглядел особенно нервно. — Что ты имеешь в виду? — уточняет Хенджин, но в следующую секунду жалеет о том, что решает развить этот разговор. — Ну, мы все были студентами. Алкоголь, секс, наркотики. Эти слова, возникшие буквально на пустом месте, звучат чрезвычайно странно из уст главы семьи. Даже мать братьев явно не ожидала, что их уютные домашние посиделки превратятся в уроки взрослой жизни. — Боже, что за крайности? Лучший друг Хенджина — Сынмин, замечательный мальчик, очень ответственный, поэтому я не понимаю твоих опасений. — Сынмин ведь не единственный, с кем он общается. Как там, например, Ли Минхо поживает? Его ведь так зовут? Вы все еще дружите? «Например?..» — Хенджин недоумевает и слабо верит в то, что это имя было взято из воздуха. — У Минхо все в порядке. Дружим, но не часто видимся, — по сути он не врет, так как не считает нужным рассказывать о жизни друга своему отцу, которому скорее всего все равно на лишние подробности. Что уж там — ему откровенно плевать на Минхо, тут дело, кажется, в чем-то другом, и Хенджину это очень не нравится. — Он не доставляет никаких проблем? Я помню, раньше он был проблемным ребенком. Минхо никогда не переставал быть рассадником бед, но Хван-старший удивительно точно выбрал момент, когда завести об этом речь — именно тогда, когда друг вляпался в дерьмо по самое не хочу. Страшное совпадение. — Нет, он учится, занимается танцами, вроде как делает успехи, — каких бы целей не добивался отец, Хенджин ни за что не сделает подлость своему лучшему другому, несмотря на то, что его выходки нехило всех подзаебали. — А он когда-нибудь проявлял к тебе… нездоровый интерес? Логическая цепочка начинает медленно выстраиваться, отчего Хенджин максимально настораживается и теряется в ответе. — В каком смысле? — Ну, в наше время встречается всякое. И мальчики, оказывается, дружат не только с девочками. — Что за темы для разговора за столом? — не выдерживает мать, избавив младшего сына от надобности отвечать на столь провокационный вопрос. За это он ей несказанно благодарен. — Перестань расспрашивать подобный бред и меньше смотри телевизор, там ничего хорошего не показывают, только захламляют голову всякой ерундой, а ты в это веришь, потом еще другим пудришь мозги. — Я так, интересуюсь жизнью нынешней молодежи. Они нам ничего не рассказывают, поэтому и приходится верить в информацию на ТВ, — Хван-старший делает небольшую паузу и добавляет: — и в интернете. И это делает для Хенджина все предельно ясным. — Ты думаешь, папа знает? — с опасением интересуется Хенвон-хен. — О чем? — Хенджин делает вид, что не вникает в суть его вопроса. — То есть тебя не смутили его странные вопросы про твоего друга? Смутили еще как. Но почему брат внезапно так этим заинтересовался? И о чем же именно знает их отец, что, видимо, знает и сам Хенвон? — Говори прямо, — требует младший, так как разговоров с намеками на сегодняшний вечер было предостаточно. — Мне кажется, он видел то позорное видео с участием Минхо. — А ты откуда про него знаешь? — у Хенджина уже не было сил этому удивляться, но тот факт, что этот ролик, к которому он сам, по сути, непричастен, все еще продолжал всплывать в его жизни, очень удручал. — Ты считаешь, только студенты в курсе всего того, что происходит в университете? — Хочешь сказать, все преподы знают об этом? — Не все, некоторых подобное вовсе не интересует, но подавляющее большинство — да. — Пиздец, — теперь Хенджин точно в шоке. — Не выражайся. — А тут по-другому никак. Минхо — сплошной эффект бабочки. Вроде бы и совершил незначительную глупость под действием алкоголя, но проблемы, словно ураган, настигли людей, не имеющих к этому никакого отношения. — Я тебе верю, — соглашается с братом Хенджин, — но как-то слабо представляю то, что наш старик мог это как-то увидеть. Я вообще сомневаюсь, что он знает о существовании «Ютуба». — Зря ты так думаешь. Может он давно не молод и не общается с гаджетами на «ты», как ваше поколение, но он далеко не глуп, да и всякое в жизни бывает. Наверняка вы и подумать не могли, что это видео станет настолько популярным. Ужасная глупость... — Даже если отец и видел, то я все равно не вижу повода волноваться, потому что я здесь ни при чем. Да, студенты напиваются — и это не редкость, тем более он сам признался, что ни для кого это не секрет. Понятное дело, на пьянках постоянно случаются стремные ситуации, как эта, но меня, к большой радости, нет на этом видео, так что пусть родители спят спокойно. А у Минхо, хоть он и мой близкий друг, своя жизнь, и он вправе делать с ней, что захочет, — Хенджин полностью высказывает свое мнение на этот счет, чтобы поскорей уйти от подобных разговоров. Он не хочет из-за чужих косяков снова чувствовать себя подростком, чей каждый шаг контролируется взрослыми, что считают своим долгом научить тебя жить так, как, по их мнению, правильно. В словах младшего брата Хенвон не находит для себя успокоения, что видно по его острому взгляду и характерному постукиванию пальцев об компьютерный стол. Такая атмосфера ужасно напрягает Хенджина, и все навязчивые мысли сейчас совсем не о папиных замечаниях, а о том, что хен снова находится слишком близко к нему, своим присутствием вызывая отравленные воспоминания о грехах, совершенных в этой спальне. Хенджин больше не хочет, чтобы Хенвон был здесь, прикасался к его вещам, смотрел на него, помышлял о чем-либо, что младшему страшно проговаривать вслух. Как можно оставить позади прошлое, от которого невозможно сбежать? — Скажи мне, — Хенвон звучит более твердо, чем раньше, — у тебя что-то было с ним? — О чем ты? — принужденно отвечает младший, не желая больше вести этот диалог. Хенджин предпочел бы не понимать, но… все понимает. — С Минхо. У тебя было что-нибудь с ним? — нарочито медленно повторяет тот. Голос Хенвона не дрожит, но ощущается, будто он боится ответа. — Ты сдурел? — возмущается Хенджин, в следующую секунду думая о том, что нужно было назло соврать. Но осознает, что не смог бы этого сделать. — Подойди ко мне. — Зачем? — внезапное требование сбивает его с толку, но ноги сами несут вопреки желанию. Собственное тело подводит в этой вечной внутренней борьбе, и как бы Хенджин не пытался сопротивляться, Хенвон все равно слишком легко подчиняет хрупкого мальчишку себе. — Посмотри мне в глаза. Хенджин больше не может притворяться храбрым, но все еще твердо стоит на ногах прямо перед ним. Перед тем, кто отобрал у него веру в собственные силы. — Ты не доверяешь мне? — Доверяю. Просто хочу напомнить, — Хенвон делает небольшую паузу, накаляя воздух вокруг, и предельно властолюбиво шепчет: — что я не собираюсь тебя с кем-либо делить, — кончики чужих пальцев легкой рукой проводят по гладкой белой коже, едва касаясь линий вен на шее. Хенджин за долю секунды покрывается мурашками, зажмуривает глаза, но ничего не предпринимает, чтобы это прекратилось. Он слишком долго позволял этому продолжаться, а теперь не ведает пути спасения. — Почему ты боишься меня? Почему самый родной человек превратился в самый худший кошмар? — Потому что… я больше не хочу, хен, — Хенджин пытается звучать уверенно, но подавленное состояние сдает его с потрохами. — Чего ты не хочешь? — старший сжимает его ладонь в своей, от которой тот рвется освободиться. Хенджин молчит. Не игнорирует, просто не может связать слова. — Хенджин, скажи мне, — Хенвон произносит это осторожно, кротко, будто уже отговаривает от чего-то, — чего ты не хочешь? — Всего этого, — у оробевшего мальчишки словно застревает ком в горле, кажется, еще немного и его накроет настоящая истерика, — не хочу, чтобы это снова случилось, чтобы я хоть как-то зависел от тебя, не хочу так жить, — нервно тараторит Хенджин, но вдруг останавливается, дабы произнести самые главные слова: — Я не хочу тебя, хен. — Значит, у тебя все-таки кто-то есть, — с леденящим спокойствием делает вывод Хенвон. И попадает в точку. — И что ты теперь с этим сделаешь? — младший больше не хочет скрывать, ему нужно доказать, что теперь он не даст брату делать выбор за него самого. Хенвон все еще не выпускает руку Хенджина из своих тисков, но тот бросает попытки вырваться, ожидая, что в итоге хен сумеет даровать ему долгожданную свободу. — Кто? — но он продолжает цепляться за него, как за спасительную соломинку. — Не собираешься признаваться? — Я хочу сам решать, с кем мне быть. И уж тем более я не обязан об этом рассказывать. Даже тебе, — Хенджин смелеет, отвечает довольно резко и в кои-то веки чувствует, что поступает правильно. Так, как нужно было сделать еще давно. — Я хотел бы, чтобы ты сказал мне об этом лично, но если честно, я не особо нуждаюсь в твоем ответе, — несколько отдаленно начинает Хенвон. — Ведь я знаю тебя намного лучше, чем ты думаешь.***
Ким Сынмин никогда не жаловался на то, что учеба дается ему тяжело. Это его главный принцип, жизненное кредо, установка, которой студент строго придерживался на протяжении долгого времени. Но после поступления в университет в нем поселился страх нарушить свое главное правило, ведь поддерживать статус лучшего ученика из года в год становилось все сложнее и сложнее. Порой Сынмин страдал от чувства безысходности, от того, что обременил себя такой огромной ответственностью, но делать по-другому ему не позволяли ни совесть, ни воспитание. Ему и правда нравится познавать новое, изучать различные дисциплины. Только… окружающие свято уверены, что Сынмину, за что бы он ни взялся, все дается легко. Но это далеко не так. В глубине души он всегда завидовал тем, кто может где-то схитрить — списать, купить или же договориться, но некая гордость и уверенность в своих способностях вынудила упорного студента добиваться всего самостоятельно. Сынмин верил, что когда-нибудь его старания обязательно окупятся. И, похоже, что мысли действительно материальны. — Мне кажется, я сплю, — не может поверить своим глазам Сынмин, держа перед собой письмо, что десять минут назад достал из почтового ящика. — Оно пришло так внезапно, поэтому сначала я решил, что это вряд ли адресовано мне. — Я так счастлива, Сынмин-и, — искренне радуется мать на другом конце линии. — Ты же понимаешь, какая это огромная возможность проявить себя? Он знал, что родители будут совершенно не против, ведь они ужасно гордились своим сыном, подающим большие надежды. Скорее всего они мечтали об этом сильнее, чем сам Сынмин. — Мам, это очень затратно. Мы потянем такие расходы? — Даже не переживай об этом. Мы сделаем все для твоего образования, к тому же деньги у нас, слава Богу, имеются, — уверенно заявляет женщина. — Такой шанс может выпасть всего один раз в жизни и далеко не каждому, поэтому не вздумай отказываться. Ты меня понял? — Понял, — отвечает Сынмин, не собираясь с ней спорить, но делает это в довольно смешанных чувствах. Он до сих пор не осознает насколько реально то, что сейчас происходит, вертит в руках судьбоносное письмо, снова и снова рассматривая поле адреса получателя. В нем четко прописаны соответствующие данные, но при чтении буквы словно расплывались, отчего поначалу приходилось перепроверять по нескольку раз. — Мы с отцом бесконечно рады за тебя и очень-очень гордимся. Улыбка все никак не сходит с моего лица, вот-вот заплачу, — она становится излишне эмоциональной. — Завтра после университета зайди к нам, мы обсудим этот вопрос более подробно, хорошо? Но на лице Сынмина почему-то нет и тени улыбки. — Сразу приду, как только освобожусь, — примерный сын пытается изобразить нотки восторга в интонации, подводя телефонный разговор к концу. Незачем в такой момент волновать маму, провоцируя ее на лишние вопросы. Неизведанное безусловно пугало его больше, чем воодушевляло. Реакция вышла неоднозначной не потому, что он по каким-то причинам не хотел этого, а из-за того, что данное событие случилось именно сейчас, в определенный, можно сказать, переломный момент жизни. Ведь самое страшное состояло в том, что Сынмин понятия не имел, как рассказать Хенджину о том, что теперь он улетает в Америку.