nxt 2 u

Океан в эту ночь умиротворяюще безмятежно омывает полуметровыми неспешными волнами практически безлюдный берег. Непокорная стихия с первой секунды влюбляет в себя, идеально сочетая в своем естестве завораживающую красоту и непоколебимое величие. Минхо далек от шумного и современного Сеула, от высоких многоэтажек, многочасовых пробок и бурной суетливой жизни. Настолько непривычно, что даже хорошо. Удивительно спокойно в душе, впервые за долгое время. Вид перед ним необъятен, и Минхо тонет в этом пейзаже, глубоко вдыхая свежий морской аромат. — Хен, ты так увлекся, что даже не заметил меня? — спрашивает за спиной неизвестно как давно подошедший Джисон, держа в руках пакет с гремящими бутылками алкоголя и снэками, только что купленными в соседнем круглосуточном магазине. — Никогда океан, что ли, не видел? — по-доброму хмыкает он. — Видел, — мирно отвечает тот, все еще не отрывая взгляд от стихии, что раскинулась длиной на многие километры. Ни конца, ни края не видно. — Но сейчас все по-другому. Я никогда не был в таком прекрасном месте. «С тем, кто мне дорог», — добавляет про себя Минхо, наконец повернувшись к Джисону и так многозначительно осмотрев едва различимую в полумраке фигуру. Для Минхо сейчас много что в новинку — он никогда не был так далеко от родного дома, не летал на самолетах и уж точно не намеревался съезжать от семьи, желая начать новую жизнь с бойфрендом. Но предложение Джисона, признаться, было слишком заманчивым. Наверное, у каждого в жизни наступает момент, когда необходима смена обстановки. Мысленно Минхо благодарит Рюджин, Юнхо и Уена — всех ребят, которые, рискнув, помогли Джисону избавиться от гнета родителей и отправиться новоиспеченной парочке в этот райский уголок. На самом деле старшему сейчас очень стыдно, он чувствует себя конченым идиотом с того момента, как узнал полную картину происходящего, истинную причину, почему Джисон вдруг стал избегать парня, с которым только начал выстраивать серьезные отношения. Минхо даже как-то мимо ушей пропустил часть о том, что Хан-старший угрожал не только ему, но и его семье — голову полностью загромоздили гнусные воспоминания, как в один момент он по-настоящему поверил в то, что все это была игра по наитию Чанбина. И на фоне безосновательных доводов Минхо поддался захлестнувшим эмоциям, повел себя как мудак, разучившийся критически мыслить. Здесь не хватит и тысячи извинений. — Я рад, что тебе тут нравится, — произносит Джисон, присаживаясь на прохладный песок совсем около воды, что следы приближающихся волн почти касаются его кроссовок. — По-другому быть и не могло, — тот улыбается, признавая, что лучше места для побега и не придумаешь. Эта местность очаровывает с первой секунды, приводит разум в порядок, успокаивает. — Накупил тут всякой всячины, которая поможет нам расслабиться после долгой дороги. Присаживайся, — приглашает младший, доставая из пакета целых четыре бутылки соджу с одноразовыми рюмками и закуску. — Круто ты подготовился, — Минхо малость удивлен, ведь ему казалось, что после насыщенного дня, утомительных процедур в аэропорту и перелета, они скорее всего рухнут на кровать и моментально отключатся. Но непреодолимое желание прогуляться до свободного в столь позднее время пляжа пробудило в них второе дыхание. — Думаю, меня начнет вырубать уже после первой бутылки, — делает прогнозы Минхо, присев рядом и надеясь, что хрупкий мальчишка в таком случае донесет его уставшее тело до дома. — Лучше взять больше, чем меньше. Не сдавай позиции раньше времени, хен, ты же у нас непревзойденный алкомастер, — непонятно, восхищается он так или же подкалывает. — Ага, настолько непревзойденный, что бухой в говно полез целоваться ко всяким ноунеймам, — фыркает старший, вновь и вновь прокручивая в голове события из того самого рокового видео. Но если бы не это, то сидел бы сейчас Минхо здесь, в столь сказочном месте, в которое его увез не совсем принц, но очень милый и бесконечно влюбленный Хан Джисон? — То есть раньше ты по приколу мне всякие клички давал, чтобы не запоминать мое имя, а теперь я вдруг превратился в ноунейма, — хмурится парень, которого, судя по всему, задевает последняя фраза. — Да ладно, клички грубо звучит, будто я к тебе как к собачке какой-то относился, — отмахивается Минхо, хотя ему все-таки немного совестно за такое обращение. — Если честно, я запомнил твое имя еще до того, как мы познакомились. Я называл тебя именами всяких известных людей не только потому, что ты их реально напоминал, а потому, что не хотел, чтобы ты думал, что мне есть до тебя дело. Не хотел, чтобы ты привязывался ко мне. — Ну, тогда я тем более не ноунейм. И кому-то ты тут байки травишь? Сам же признался, что поцеловал меня, чтобы заставить Чанбин-хена ревновать, — хотел уже посмеяться Джисон, но вовремя осознал, что затрагивает больную тему. — Да, это в очередной раз доказывает, что я кретин, и мне лучше много не пить, — неловкая пауза совершенно не вписывается в их романтическую идиллию, поэтому Минхо ее тут же прерывает, дабы не подавать виду. — Так и быть, разрешаю тебе, пока мы только вдвоем, — с явным намеком произносит младший, наливая в обе рюмки немного соджу. — Не желаешь очистить разум от старых тараканов? — предлагает он, протягивая напиток. Минхо знает, что алкоголь — не панацея, но сейчас он выпивает не для того, чтобы убежать от проблем, а просто хочет отдохнуть, отлично провести время с человеком, ставшего за столь короткое время невероятно близким. — Тогда за что будет первый тост? — За новую жизнь, конечно же, — без раздумий отвечает Джисон, после чего оба парня поглощают первую рюмку, за которой вскоре следуют и вторая, и третья… Ночную тишину прерывает лишь шум прибоя и чужое размеренное дыхание. Младший аккуратно ложится на плечо Минхо, на несколько секунд прикрывая глаза. Тот засматривается на пушистые ресницы и мягкие не уложенные волосы оттенка платины. И даже тот факт, что их уже пора помыть, не портит всю красоту, которую воплощает в себе нетипично тихий Джисон. — Ты не замерз? — заботливо интересуется Минхо, когда берет холодную ладонь парня в свою. — Нет, — и, похоже, что вздрогнувший Джисон врет. — Подвинься ближе, согрею, — настаивает хен, не церемонясь обхватывает мальчишеское тело двумя руками, устраивая их где-то в области ребер, под которыми явно быстрее положенного бьется сердце Джисона. Благодаря тесному тактильному контакту и выпитому алкоголю становится ощутимо теплее, в какой-то степени даже жарче. — Вообще я мурашками покрылся из-за того, что ты так резко коснулся моей руки, — признается Джисон, пробубнив это куда-то в грудь парня, что усердно его укрывал. — Так перевозбудился? — незлобно усмехается Минхо, который сам себя уже с трудом контролирует. — Хен, — смущенно протягивает Джисон, — у тебя руки просто холодные, — оправдывается, ведь старший знает очевидную истину. Поэтому Минхо бесстыдно освобождает правую руку из хватки и слегка согнутыми пальцами касается его подбородка, заставляя поднять голову. Джисон больше не дрожит, лишь замирает в вожделенном взгляде, что обращены на желанные губы, которые мгновение спустя уже целуют его, упоенно и глубоко. Проникая игривым языком, Минхо наслаждается чужой, не менее страстной отдачей, и напрочь теряет счет времени. Преисполнившийся сил Джисон и не думает останавливаться, активно налегает, удерживает, рьяно присасываясь то к верхней, то к нижней губе, словно боится, что тот может в любую секунду прерваться и убежать. А убежать и правда хотелось, потому что в голове Минхо, и кое-где пониже, появилась мимолетная, но стойкая мысль трахнуть дерзкого мальчишку прямо здесь, на безлюдном, но все еще общественном пляже. Но нет, Джисон, хоть и сам не щадит партнера, прижимаясь всем телом, явно пытается доиграться. Минхо ни за что не станет бездумно поддаваться волне вожделения, чтобы накинуться на совсем неопытного парня. Теперь он не хочет торопиться, так как уже далеко не единожды загонял себя же в ловушку из бьющейся наружу похоти, после чего ужасно сильно жалел. Минхо настоящий любитель наступать на свои же грабли, пальцев не хватит, чтобы пересчитать, сколько раз он оступался, но Джисон не должен отождествляться с очередной ошибкой, с которой вновь придется мириться. Как хен, друг, партнер и возможно новый член семьи, Минхо обязан послужить примером, раскрыть лучшие стороны, которые столько лет скрывал ото всех, потеряв собственное «я» в глупых драках, алкоголе, местами аморальном поведении и лицемерии. Конечно, ему встречались люди намного хуже, но зачем искать изъяны в других и, смотря вниз, оправдывать свои недостатки, когда можно стремиться быть выше, заслужив уважение достойных людей? — Джисон-а, — наконец Минхо находит в себе силы, чтобы оторваться от ужасно манящего младшего, — ты меня такими темпами съешь. — А я и не против, — дразнит, произносит почти что в самые губы, не позволяя уменьшить расстояние между телами. — Ну не здесь же, — огорченно для самого же себя настаивает образумившийся парень, поджимая рот, чтобы вновь не поддаться провокациям этого чертового соблазнителя. Джисон, состроив вопросительную гримасу, бегает глазами по округе и, не обнаружив никого поблизости, выдает: — Хен, тут же только мы одни. С каких пор ты такой зануда? — недовольно ворчит он, а щеки красным огнем играют, что выдают уже достаточно пьяного мальчишку с головой. — Это не я зануда, это ты не можешь совладать со своей маленькой проблемой в штанах, — подкалывает Минхо, хотя и его проблема тоже нехило так зудит. — Ты щас типа намекнул на то, что у меня член маленький? — нетрезвый Джисон возмущенно повышает голос. Кажется, сегодня Минхо получит не поцелуй на ночь, а чапалах со скоростью света. — А если да? И что ты за это мне сделаешь? — забавляясь поведением Джисона, Минхо бесстрашно подливает масла в огонь, но не намеревается обидеть. Вдруг выпивший мальчишка потом вообще об этом забудет? Почему бы маленько не поиздеваться? — А ну иди сюда, ты… — видимо, Джисон действительно собирался как-то обозвать нахала, но не подобрал слов. — Ты! Хен, я тебя сейчас… И тут Минхо, в руку которого вцепился угрожающий расправой парень, резко подрывается, и даже не отряхнувшись от песка, убегает прочь от озлобленного Джисона. — Ага, удачи! — кричит Минхо, отрываясь все дальше. Джисону не угнаться за физически превосходящим по всем параметрам старшим, но все же Минхо, искренне восхищенный его рвением, в конце концов сдается, замедляя скорость, позволив ему себя поймать. — Быстро ты выдохся, больше выпендривался, — гордится собой Джисон, заключая свою цель в объятия и переводя сбившееся дыхание. — Ты сам запыхался, бедный, еле на ногах стоишь, — бросает Минхо, указывая на то, что парень практически виснет на нем. — Значит, нужно освежиться. Как думаешь, хен? — как-то подозрительно усмехнувшись, мальчишка почему-то начинает снимать кроссовки, даже не развязывая шнурки. — Что ты творишь? — Минхо удивленно наблюдает за тем, как тот уже начинает раздеваться. Догадаться нетрудно, что он собирается сделать, но верить до последнего не хочется. А Джисон кота за хвост не тянет, уже стоит в одних трусах, после чего удаляется к воде так быстро, что ошарашенный старший не успевает схватить его за руку. — Теперь ты лови меня, если осмелишься! — он заливается смехом, погружаясь почти по пояс. — Ты придурок! Мало того, что член мелкий, так теперь вообще отвалится нахрен! — ругается Минхо, ведь хоть на улице уже май, вода все еще не успела нагреться, что особенно остро ощущается ночью. — Так и признайся, что ссышь! — никак не угомонится Джисон, даже не думая вылезать оттуда. А Ли Минхо ненавидит воду, тем более, когда она холодная. — Ты, блядь, досмеешься, — угрожает он. Но не стоит брать Минхо на слабо. Принимая вызов, парень идет следом за своенравным Джисоном, избавляясь от верхней одежды, отчего противно ежится. Тот в свою очередь заходит еще глубже. Безумец. В прошлой жизни он сто процентов был каким-нибудь земноводным. — Твою мать, — только коснувшись воды ступнями, шипит Минхо. — Кто нас будет лечить, если мы оба заболеем?! — думает о последствиях он, но Джисон явно пропускает это мимо ушей. — Если ты сам не выйдешь, я тебя на руках оттуда вынесу! А младший, похоже, только этого и добивается, наблюдая за тем, как Минхо, борясь с неприятными ощущениями, мало-помалу приближается к нему. — Че там по водичке? Опять пососушки устроим? — Джисон с долей иронии напоминает о том, что эта стихия каким-то чудесным образом влияет на их отношения, провоцируя на самые горячие сцены. Удивительно. Ведь Ли Минхо не любит воду. А джисоновы неумелые заигрывания очень даже любит. — Я тебя, блин, утоплю здесь за такие выходки, — не скрывает недовольство Минхо, притягивая чужое тело, ставшее в воде еще более легковесным, к себе. — Я утащу тебя с собой. Как сирена, — игриво произносит Джисон, обвивая его шею руками. — Верю. Ты такой же коварный. — Ты слышал миф о том, как пираты поймали русалку, а один мужчина, влюбившись, отпустил ее на свободу, а потом добровольно отправился за ней на морское дно? — Джисон-а, какой миф? Это же в «Пиратах Карибского моря» было, — посмеивается Минхо, с ехидной улыбкой наблюдая за смущенным парнем. — Ну, может быть. И что? Зато как романтично, — отнекивается Джисон, нахмурившись. — Да ты безнадежен. — А может ты? — он не позволяет дальше над собой измываться, а делает это в ответ, вновь целуя. Стоит признаться, что это было неизбежно, так как Минхо почувствовал весь чужой напор, как только коснулся почти обнаженного влажного тела, сопротивление которому бесполезно. Разве в таких обстоятельствах вообще реально отказаться? Он не смог убежать на суше, а уплыть тем более не сможет. Ведь он утопает. Утопает в джисоновой милой улыбке и влюбленном взгляде, в романтических глупостях, о которых он так воодушевленно рассказывает, одновременно нежных и жарких прикосновениях и чувственных поцелуях, что выбивают Минхо из реальности. Джисон прямо-таки нагло напрашивается, трется нижней частью тела о пресс Минхо, одной рукой жестко хватается за волосы на затылке, а другой сжимает шею. Старший несдержанно рычит, на долю секунды прервав поцелуй, чтобы набраться воздуха. И терпения, которого стало катастрофически мало, по сравнению с избыточным желанием взять пылкого Джисона прямо здесь и сейчас. — Ты меня слишком заводишь, сбавь обороты, — чуть ли не приказывает Минхо прямо в его ухо, пока он своими зацелованными пухлыми губами гуляет по чужой шее, спускаясь к плечу. — Не вынуждай меня делать то, что я не могу, хен, — противится Джисон, нарочно оставляя засос. И Минхо, взбудораженному подобным поведением, больше ничего не остается. Он резко скидывает с себя возбужденное тело, что с головой окунается в воду. Ошарашенный Джисон всплывает сразу же, стряхивая с налипших мокрых волос стекающие капли и смотря в спину ретирующемуся парню, гневно кричит: — Ли Минхо-хен, какого хрена?! — Во-первых, я помогаю тебе протрезветь, а, во-вторых, если я еще хотя бы минуту проторчу в этой гребаной воде, то точно откинусь! Закаляться я не вызывался! — старший наконец выбегает на берег, занимаясь поиском своих джинсов. Джисон не отстает, начинает брызгаться, не давая Минхо и шанса на то, чтобы быстро обсохнуть. — Ах ты чертила! — выругавшись, он начинает делать то же самое, направляя на него брызги ногой. — Ну ты и слабак, хен! Да, ему точно не равняться с этим человеком-амфибией. — В следующий раз я точно тебя утоплю, если будешь снова меня так изводить! — Не забывай о том, что тебя ждет та же участь вслед за мной. Но Минхо, доверившись, уже канул за Джисоном в неизвестность. Тяжело проснувшись и кое-как раскрыв слипшиеся веки, Минхо обнаруживает за окном просто отвратительную дождливую погоду и отсутствие в постели Джисона. Из-за темных грозовых облаков совершенно непонятно, какой сейчас час. Откровенно говоря, есть ощущение, будто он проспал все на свете, а сон был настолько крепким, что он даже не почувствовал, как его покинул парень, который ранее отрубился с Минхо прямо в обнимочку. Вставать мучительно не охота, а ненастье на улице еще больше клонит в сон, но лениво разлеживаться в кровати не позволяют обыкновенные человеческие нужды. Для пробуждения время и правда оказалось достаточно поздним — шестой час, а где носит Джисона — неизвестно, ведь в доме нет никакой записки, а в телефоне звонка или сообщения. В слабо соображающую на данный момент голову Минхо стали лезть не очень позитивные мысли, но, к счастью, они лишились своего права на существование, как только шумно открылась входная дверь и объявился Джисон с большим и забитым до отказа пакетом с покупками в руке. — О, хен, ты уже проснулся, — со слегка виноватой улыбкой встречает он. — Чего тебя вечно в эту воду тянет? По кайфу в такую погоду где-то шляться? — интересуется Минхо, осуждающе рассматривая промокшего с ног до головы младшего. — А разве у меня был выбор? Еды то нет, плюс я зашел в аптеку купил всякие штуки от похмелья, чтоб ты чувствовал себя лучше после вчерашнего, — довольно произносит Джисон, пока разувается. — Пакет наверняка тяжелый, давай помогу. А ты вали в теплый душ, чтобы точно не заболеть, — предлагает свою помощь ответственный старший и тянется к покупкам, а тот неожиданно убирает пакет подальше от чужой хватки. — Я сам, хен, — кажется, Джисон чем-то взволнован. — Ладно, — пожимает плечами Минхо, наблюдая за весьма подозрительным парнем. — Почему не разбудил? — Ты так сладко спал, не хотел тебя тревожить. — Я волновался. — Рядом много магазинов, меня не было максимум двадцать минут. — Зато промокнуть ты умудрился насквозь, — хен снова хмурится, заметив, как с джисоновой одежды и волос стекают капли воды. Позволив мальчишке самому распаковать так яростно охраняемое им содержимое пакета, Минхо принимается в ускоренном режиме готовить рамен и вновь отправляет Джисона отогреться в душ, теперь более настойчиво. Тот как раз успевает к накрытому столу. Вдоволь насытившись, парни без сил падают прямиком на незаправленную с помятыми простынями кровать. Плевать совершенно, ведь хочется просто снова расслабиться. — Джисон-а, откуда столько денег? — спрашивает Минхо, который, начиная со вчерашнего дня, живет только за чужой счет. Да и здесь он оказался, не потратив ни одной своей воны. — Снял со сберегательных счетов, еще Рюджин помогла немного. Их не так уж и много, но, если будем экономить, то месяца на два-три вполне хватит. — Очень экономно ты закупился сегодня, — замечает он и в то же время стыдится, что по сути является каким-то нахлебником, будучи хеном. — Так это ж не на один день, — насупившись, отвечает Джисон. — Довольствуйся, пока можешь, — такой нужный в эту минуту совет подкрепляется мягким ненавязчивым кратким поцелуем. — А твои сующие везде нос родители не проверят твои последние операции по карте? — настороженный старший все же не хочет, чтобы их каникулы для влюбленных внезапно нарушили. — У них нет доступа к моим счетам, я же уже совершеннолетний. Поэтому теперь я от тебя никуда не убегу, — умиротворенный парень словно котенок ластится, утыкаясь носом в крепкую грудь Минхо, что приобнимает одной рукой за талию и забрасывает одну ногу на чужое бедро, как бы намекая: — А я тебя никуда и не отпущу, — и целует в макушку. — Злишься на отца? — и как бы все не выглядело идеально, не поднять эту тему не выходит. — Злюсь, скрывать не буду, но его можно понять, — вздыхая, признается Джисон, но в его голосе нет ни капли неприязни. — Я уже говорил, что я единственный ребенок в семье, да еще и сын, поэтому отец возлагал на меня большие надежды, хотел, чтобы я стал достойным мужчиной, его правой рукой, наследником. Я рассказывал, что в последние годы бизнес совсем плохо шел, да и конкуренция с чеболями в таких условиях только усугубила положение. Отец все ждал, когда я образумлюсь, пойму, каким трудом деньги зарабатываются, и вернусь к нему, чтобы, как говорится, отплатить сыновий долг. Но вместо этого я сбежал со своим парнем, чего точно никто не ожидал. Думаю, теперь он четко осознал, что я ни за что не пойду по той дороге, которую они с мамой мне пророчили. Единственное, что я не смогу ему простить — причастность к твоему отчислению, хоть и до последнего надеюсь, что все-таки он не стал опускаться до такой подлости. Он не имеет права вредить тебе и твоей семье. Минхо восхищен, что даже в такой ситуации, будучи прижатым самыми близкими людьми в угол, Джисон все равно остается спокойным, в нем нет ни капли ожидаемого гнева. Вместо того, чтобы обвинить, он находит в их действиях весомые причины, до конца остается понимающим. Его всепрощение удивительно, именно благодаря этому Минхо сейчас находится в крепких объятиях Джисона на одном из самых чудесных островов в мире. Правда самому себе Ли Минхо это никогда не простит. Он не столь снисходителен. — Я ненавидел своего отца всей своей душой. И сейчас ненавижу. Я был рад, когда он оставил семью в покое и ушел, но из-за этого маме пришлось много работать, чтобы содержать меня и сестру. Я уверен, что она его никогда не любила, ведь их свели мои бабушки, которые еще больше разозлились, узнав о разводе. Нас совсем оставили без поддержки, маму заклеймили разведенкой, спихнули на нее всю вину, что якобы не смогла уберечь брак. Такой бред. Браки по расчету полное дерьмо, если честно. Да и вообще разве нормально жениться без любви? — размышляет Минхо, что теперь чувствует еще большую ответственность за оставленных маму и сестру. В жизни наступил этап, когда он обязан встать на ноги, чтобы дать им то, что не мог дать тиран отец. — Ну, как человек, который сорвал свою же помолвку, соглашусь, — улыбается Джисон, утягивая немного загрузившегося парня в новый поцелуй, такой же нежный, но более глубокий и чувственный. — Но все же, несмотря на все эти невеселые события, в итоге я оказался рядом с тобой. И я надеюсь, что это надолго, — прервавшись, он с верой заглядывает в глаза хена, параллельно поглаживая его руку. — Может еще умрем в один день? — подшучивает Минхо, не уставая наслаждаться довольным и пленительно красивым лицом парня напротив. — Было бы неплохо. Готов быть со мной до самой смерти, хен? — Одно могу сказать точно — ты мне очень нравишься, Джисон-а, ты удивителен. Я никогда не встречал таких людей, как ты. Но для того, чтобы оставаться вместе и дальше, нам нужно искренне друг друга полюбить. Ливень, что только усилился, явно не располагал к романтической прогулке на пляж, как прошлой ночью, поэтому парни весь вечер увлеченно разговаривали обо всем на свете, громко смеялись и долго целовались. Вся неловкость отошла на «нет», стоило им прочувствовать единение душ, ведь с Джисоном неимоверно хорошо просто болтать, стать для него тем избранным человеком, который наконец даст непонятому и одинокому всю жизнь мальчишке выговориться. Минхо готов часами слушать его истории о поездке в Японию, где он чуть не скупил весь магазин с аниме-фигурками, за что отец дал ему нагоняй, вовремя остановив; о Малайзии, где неповоротливый маленький Джисон упал в реку и его чуть не съел крокодил, а также о свадьбе, на которой он подрабатывал фотографом, где внезапно выяснилось, что прекрасной невестой оказался мужик. Что-то Джисон рассказывает не в первый раз, но старшему это нисколько не надоедает. Минхо не подозревал, что люди бывают настолько открытыми и доверчивыми, поэтому с ним невероятно легко. Джисоном не хочется владеть, с ним хочется быть рядом, окунувшись с головой в омут его бесконечной доброты. Благодаря ему Минхо наконец обнаружил ту тонкую грань между искренней влюбленностью и мимолетным увлечением. — Ого, уже так поздно, — спохватившись, произносит Джисон после того, как проверяет свой телефон. — Сегодня я проспал до вечера, так что меня это не удивляет, — приподнимаясь на локтях, отвечает Минхо. Он сам не заметил, как быстро пролетело время. Ведь все знают, что влюбленные часов не наблюдают. — Если ты устал, ложись спать, — предлагает старший, выделив теплое местечко рядом с собой, но тот продолжает сидеть на краю кровати спиной к Минхо. — Я могу пойти в другую комнату, если я тебя стесняю… — робко начинает Джисон, не оборачиваясь, чем вгоняет его в ступор. Вот они несколько часов зажимаются, а теперь младший с чего-то вдруг решил, что мешает ему. — Что за бред ты напридумывал? Чем ты меня можешь стеснять? Если боишься, что начну приставать к тебе, то напрасно. Ты же помнишь, что за три дня, что мы ночевали вместе, я к тебе ни разу не притронулся. Ну, кроме одного раза в душе… — Минхо не позволит себе распускать руки, склоняя Джисона к тому, чего он не хочет. — В том-то и проблема, хен, — Джисон неспешно оборачивается, мнется, моментально краснея. — Вчера… ты оттолкнул меня, и я подумал, что… — Что я не хочу тебя? — договаривает за него Минхо. — Ну, типа того… — и попадает в точку. — Ох, Джисон-а, — старшего пробивает на тихий добродушный смешок, — все как раз-таки ровно наоборот. Но дело в том, что я не хотел торопиться и испортить все… — Прости меня за то, что скажу. Но ты же сделал это… с Чанбин-хеном. Минхо чудовищно стыдно, он корит себя за то, что позволил Джисону почувствовать себя нелюбимым, нежеланным. За то, что в затуманенном разуме предпочел отдаться кратковременным порывам в руки человека, для которого абсолютно ничего не значил. Человека, что тоже оказался потерянным, и вместо исправления ошибок вновь проявил слабость, безрассудно утешая себя. — Я думал, что никогда не признаюсь тебе в этом, но я больше не хочу прятаться от своих проблем и скрывать то, что уже не изменить. Я был не в себе. Я уже упоминал, что в ту ночь я… попробовал экстази. И Чанбин знал об этом. Мы совершили кошмарную тупость, о которой оба пожалели. Я не буду отрицать то, что я желал этого, но я не хочу, чтобы ты думал, что между мной и тобой существует только дебильное влечение, — в этот момент Минхо не разрешает себе прикоснуться к Джисону, но взгляд не отводит, готовый осознать всю вину. — Я, конечно, не собираюсь ругаться с тобой… Но какого черта ты в ту ночь употреблял наркотики? — в прошлый раз младший не стал никак комментировать этот факт. Видимо, чтобы не терять время на выяснение причинно-следственных связей прямо на людной улице. Размусолив больную тему, Минхо рисковал вообще в итоге никуда не поехать, закопав себя в собственных загонах. Чанбин все-таки не сдал его, но это уже не имеет абсолютно никакого значения. Как долго они бы смогли такое скрывать? Сколько еще протянет Чанбин, вынашивая столь отвратительный груз в душе? Или же его вовсе не терзают подобного рода вещи? Минхо трудно в этом признаться, но на самом деле сейчас он переживает за Чанбина не меньше своего. — Я убедил себя, что мне это нужно. Я не знал, как заполнить пустоту внутри, поэтому забил на все и позволил случиться тому, что было неправильно. — Ладно, хорошо, — вздохнув и выждав небольшую паузу, произносит растерянный Джисон, — ты сам сказал, что уже ничего не изменить. Так зачем снова цепляешься за прошлое, хен? — ему также тяжело переживать эти события, ведь содеянным Минхо причинил влюбленному парню боль. — Ты же знаешь, что я чувствую к тебе. Я не Чанбин-хен. Не сравнивай то, что было с ним и то, что происходит между нами. И правда, зачем Минхо отталкивает единственного человека, который ему по-настоящему нужен? — Тогда хочешь покажу, что чувствую к тебе я? — он вмиг отбрасывает все лишние мысли прочь, дав понять, что в данный момент для Минхо не существует никого, кроме Джисона, который от такой резкой перемены тут же краснеет. — Полностью, — произносит медленно, практически по слогам, накрывая его ладонь своей. — Хочу, — безоговорочно соглашается Джисон, шумно сглатывая. Нервничает. Минхо не прочь снять его напряжение, поэтому быстро, не тратя время на раздумья, хватает его запястье и приближает к себе, завлекая в невероятно страстный поцелуй. Такой, которого сегодня у них еще не было, яростный, не приемлющий сопротивления. Губы Джисона теплые, сладкие, но требовательные, неистово сминают в ответ. Под напором Минхо падает на подушку, пока младший удобно располагается на его бедрах. Пробудившийся темперамент все еще невинного Джисона невероятно заводит, создавая внизу живота приятную тяжесть. Минхо дает ему право проникать своим влажным, шершавым языком настолько глубоко, насколько это возможно до тех пор, пока не достигает пика. Теперь старший готов зайти с буквально умоляющим об этом Джисоном за черту, после которой уже не будет как прежде. Он возьмет на себя ответственность за то, что сделает с той необъятной любовью, переполняющей мальчишку. Но совсем не об ответственности Минхо думает, когда с легкостью захватывает инициативу, возвращая себе положение сверху. Он думает лишь о том, как бы побыстрее раздеть Джисона и заставить изнемогать от удовольствия. — Все в порядке? — заботливо интересуется старший, проводя ладонью по его голому бедру за задранными домашними шортами. — Еще как, хен, — Джисон с намеком прикусывает губу. Минхо хочет, чтобы ему было максимально комфортно, поэтому ждет ответа от чужого вплотную прижатого тела. И получает его, когда Джисон намеренно сгибает ноги в коленях, вынуждая подвинуться чуть ближе. Он тихо, но протяжно стонет, как только старший задевает чувствительную точку, где пульсация так и просится наружу. Услышав столь прекрасный звук, Минхо непременно желает увеличить его громкость. Он наконец стягивает свою футболку, Джисон повторяет вслед за ним, открывая взору безумно возбуждающее худое тело, чья необыкновенная хрупкость иногда реально заставляет усомниться в том, что перед Минхо уже весьма взрослый парень. Это лестно — чувствовать себя сильным, доминирующим, но старший заинтересован отнюдь не в демонстрации своего превосходства, а в том, чтобы Джисону было непередаваемо хорошо рядом с ним. Чтобы он навсегда запомнил эту ночь, мечтал пережить ее снова. Минхо льнет к его шее, касается губами почти невесомо, а потом приоткрывает рот, посасывает нежную кожу, оставляя влажный красный след. От Джисона вкусно пахнет кокосовым гелем для душа, отчего так и тянет распробовать. Ограничиваться сейчас лишь одной шеей — преступление, поэтому старший мокрой дорожкой спускается ниже, начиная от глубоких ямок над ключицами вплоть до груди, где добирается до затвердевшего соска, вокруг которого проводит языком и слегка прикусывает, после делая то же самое со вторым. Такие простые действия доводят Джисона до исступления, его тело нетерпеливо изгибается, пальцы зарываются в помятых волосах, настойчиво налегая, а из уст снова раздается стон, краткий, громче предыдущего, но все еще недостаточно. Поэтому Минхо продолжает свое путешествие губами по разгоряченному послушному телу, останавливаясь прямо у кромки шорт. Они короткие и тесные, обтягивают стройные бедра, а еще явно чертовски мешают. — Позволишь? — Минхо опускает взгляд ниже, где все сдавлено под тканью. Похоже, младший, чье тело почти полностью исцеловали, не может прийти к согласию со своими голосовыми связками, и поэтому утробно угукает, медленно моргает, согласный на все. Наконец Минхо дает свободу его нижней части тела, стягивает шорты и боксеры, обхватывает ладонью уже давно стоящий член, большим пальцем оглаживая влажную от предъякулянта головку. Но на этот раз работы одной рукой будет мало. Он наклоняется, проводя языком по всей длине, отчего ловит удивленный джисонов вдох. — Хен… — взбудоражено протягивает тот, млея от новых ощущений. — Тише. Сегодня у нас наслаждаешься ты, — расставляет приоритеты Минхо, который на самом деле уже давно намеревался проверить, насколько он хорош в минете. И как повезло, что впервые он сделает его парню, ради которого безумно хочется постараться, чтобы не облажаться. Он слизывает капельку естественной смазки, раз за разом проходится кончиком языка по уретре, а потом берет напряженный орган в рот, сначала наполовину, через пару мгновений уже до основания, параллельно скользит юрким языком по венкам, катает головку за щекой, размазывая вязкой обильной слюной, порой помогает рукой. Джисон всхлипывает, растерянно гуляет руками по постели, наблюдает за ненасытным старшим — Минхо чувствует этот пристальный взгляд на себе и убеждается, когда устанавливает зрительный контакт, и даже с занятым ртом делает подобие ухмылки, отчего тот краснеет пуще прежнего. Обмякший Джисон с приоткрытым ртом, застывшем в удовлетворенном вскрике, умопомрачительно красив. Когда Минхо ускоряется, младший достигает своего предела, вскидывает голову, с шумом втягивает воздух носом и издает яркий стон, что ласкает слух неимоверно и мотивирует продолжить, забив на периодически стопоривший рвотный рефлекс. Долю секунды передохнув, он уменьшает темп, заглатывает аккуратно, не задевая зубами, и пробует втянуть щеки, что заставляет грудь Джисона ходить ходуном, а по коже разгоняет табун мурашек. — Минхо-я, кажется, я сейчас… — забыв все формальности, скулит младший. И Минхо с дразнящим причмокиванием выпускает пульсирующий член из горячего влажного рта. Он все понимает, ведь у самого внутри тугим узлом что-то отчаянно ноет, да и не хочется, чтобы Джисон так быстро сдался. — Джисон-а, скажи мне, куда ты дел те резинки, из-за которых стеснялся отдать мне пакет? — тихим низким голосом из-за слегка саднящего горла интересуется старший, вытирая пальцами вспухшие мокрые губы и подбородок. — Так ты знал, — смущенно отвечает тот, приподнимается на локтях, немигающим взглядом смотрит на готового идти до конца парня напротив и, немного выждав, все-таки достает маленькую заветную упаковку и в дополнение тюбик смазки, чудесным образом оказавшиеся под подушкой. — Какой ты умный мальчик, — хвалит Минхо, приближаясь к его предвкушающему, но все еще взволнованному лицу с пылающими алыми щеками. Осознание того, что Джисон заранее подготовился, будоражит еще сильнее. Никто не любит в такие моменты впопыхах напрасно терять время. — Мог и не тратиться. Знаешь, сколько своего добра я привез с собой, — шепчет в самое ухо, по-прежнему сходя с ума от кокосового аромата. — Уверен, мы и твоим запасам найдем применение, — настолько уверенное заявление срывает все предохранители напрочь. Минхо отнюдь не Джинн из волшебной лампы, но джисоновы желания удовлетворит на полную, даже если их будет намного больше трех. Для Джисона это будет в первый раз — Минхо знает, поэтому нервничает, наверное, даже больше его самого. Старший хочет быть нежным, но он так голоден. Словами не описать, что Минхо испытывает, когда наблюдает за таким Джисоном: оробевшим, но податливым, всеми вибрациями своего обнаженного тела подающим сигналы, чтобы тот вновь и вновь касался его везде, ладонями, пальцами, губами — неважно. Важно, чтобы сейчас Минхо любил младшего во всех смыслах — высоких, светлых и тех самых грязных и низменных, для которых создана ночь, где они растворятся, ведь именно в темное время суток происходят те вещи и озвучиваются те слова, которые нельзя повторить с рассветом. Минхо бесчисленное количество раз представлял в голове этот момент, но когда он настал, джисонова отдача прошлась диким резонансом по всем клетками тела так, что под бельем все убийственной тяжестью подталкивало к неизбежному, теперь уж точно без мыслей об отступлении. — Расслабься, — мягко наставляет Минхо, который сам себе же покоя не находит, подхватывает легкого и покорного Джисона под бедра, пристраиваясь между ног, после чего наконец избавляется от своей последней сдерживающей нижней одежды. Облегчает. Но не до конца, ведь член колом стоит, кровью налитый, а под таким давлением даже голова гудеть начинает, невыносимо. Разум затуманен, руки двигаются инстинктивно, выдавливая на пальцы прохладную густую смазку и пристраивая их туда, где мышцы от безумного напряжения сжимаются. Джисону ужасно неловко, он жмурится и поджимает губы, трясется, словно олененок — и это объяснимо. Минхо понимает, что сейчас ему будет больно, очень. Нужно постараться смягчить мучительные ощущения, подготовить девственного парня к полноценному действу, что впоследствии принесет только удовольствие. Первые разы — они всегда такие, муторные, рваные и неприятные, поэтому проще всего пережить это, когда есть уверенность, что избранник обязательно позаботится о физическом и эмоциональном состоянии партнера. Выбор Джисона уже давно пал на Минхо, отчего тот чувствует себя счастливым и обремененным одновременно. — Ты же доверяешь мне, Джисон-а? — терпеть тяжко, но он до последнего ждет разрешения и, когда с губ младшего срывается томное негромкое согласие, Минхо пробует войти одним пальцем. Даже в более-менее расслабленном состоянии Джисон все равно жутко узкий. Это пронзает возбуждением так же сильно, как и пугающая мысль о том, каким, черт возьми, образом Минхо вообще туда пройдет. Сколько труда и выдержки потребуется им обоим, чтобы совершить то, что уже невозможно откладывать из-за необъяснимой тяги друг к другу, что с каждой секундой только усиливается? Стоит признаться, что самому Минхо на месте Джисона было куда проще. Не потому, что Чанбин обладал каким-то поразительным мастерством, а лишь потому, что тот держал дома одну занимательную игрушку — не дай Бог, мать или сестра ее обнаружат, — которой себя заранее растянул. Всего-то пару тройку раз, так, чисто для интереса, зато с каким успехом, принесшем в итоге ощутимое преимущество. Нет, конечно же, у Чанбина с его настоящим членом на первых порах возникали сложности, и Минхо изначально испытывал мерзкую боль, но все же он был полностью подготовлен принять партнера, да и многие неприятные моменты остались без внимания из-за наркотического воздействия, поэтому все это мелочи по сравнению с тем, через что сейчас придется пройти Джисону. Очевидно, у младшего нигде не завалялся резиновый член, поэтому придется брать всю тяжелую работу на себя. А может это хорошо, что он так упорно и долго ждал своего единственного, что не притронулся к посторонним вспомогательным предметам. Палец проходит до средней фаланги, отчего Джисон сдавленно постанывает, с трудом пропуская дальше, но Минхо идет до победного, осознавая, что это в любом случае нужно преодолеть. Давая привыкнуть пару мгновений, он более резко пускает в ход второй, и здесь Джисон уже не сдерживается, вскрикивает и дергается, пытаясь уйти от проникающих вглубь пальцев. У Минхо нервно дергается кадык, он не отпускает младшего, свободной рукой хватается за бедро, гладит и ласково целует внутреннюю сторону, успокаивая. — Я знаю, знаю, — приглушенно произносит Минхо, давая понять, что представляет, каково ему. — Потерпишь, ради меня? — и здесь просыпается эгоизм, так как если Джисон внезапно откажется, старшему придется ох как не сладко, ведь бороться с настолько непреодолимым желанием кошмарная мука. — Прости, хен. Я обещаю, что выдержу, — хрипло протягивает бедолага Джисон, смаргивая накопившуюся вокруг глаз влагу. В него поместили всего два пальца, а он уже дает какие-то предсмертные обещания. — Не извиняйся, — кратко отвечает Минхо, невольно улыбаясь. Все-таки мальчишка такой невинный, соблазн слишком велик. — Расслабься, — снова повторяет, мягко продолжая надавливать двумя пальцами на чувствительные стенки. — Хочешь, чтобы было не так больно? — предлагает он. Джисон кивает. Еще бы. — Тогда развернись, — приказывает, вытаскивая пальцы, отчего тот обращает на него озадаченный взгляд, но в конце концов подчиняется, старается не упасть, принимая коленно-локтевую позу. — Ну же, не нервничай ты так, парень с классной задницей, — разряжает обстановку Минхо, поглаживает чужую поясницу, изучая новые головокружительные виды сверху. — Хен! — недовольно бросает Джисон, спрятав смущенное лицо. Старший делает все заново, также неспешно, добавляет еще смазки, и теперь тело снизу легче принимает пальцы, позволяя им зайти по самое основание и нащупать простату. Джисон издает сладостный стон, глубоко и обрывисто дышит, пластично выгибается, пока Минхо продолжает осторожно массировать, через некоторое время добавляя третий палец. Кажется, младший, что протяжно мычит от растягивания и стойко удерживается на коленях, уже достаточно привык к наполненности внутри себя, поэтому настает время позволить ему ощутить это в полном объеме, пока он не кончил только лишь от пальцев, ловко поддевающих комочек нервов. Минхо вынимает их, заставляя Джисона еще раз глухо простонать, и больше не в силах сдерживаться рвет зубами упаковку презервативов, раскатывая резинку по пульсирующему члену, который так и жаждет своего выхода. Или, точнее сказать, входа. — Готов? — Минхо, одной рукой придерживая Джисона за тонкую талию, а другой приставляя головку к колечку мышц, все еще не решается начать без одобрения младшего. — Угу, — тот шумно сглатывает, волнуется, но пытается это скрыть. Дрожащее тело сдает с поличным. Старший входит не без усилий, ужасно медленно, тягуче, а узость отдает дикой давящей болью в половом органе. Джисону, что обеими руками крепко сжимает простынь и, сдерживаясь, вполголоса скулит, сейчас отнюдь не легче, но все-таки он, превозмогая эти временные трудности, пропускает Минхо дальше. — Черт, в тебе ебать как тесно, — шипит он, нервно закусывает губу, и вздыхая от нарастающей тяжести процесса. — Мне стоит извиниться? — явно забавляясь, произносит парень снизу, но в голосе отчетливо прослеживается беспокойство. — Это мне надо извиняться за то, что скорее всего завтра ты не сможешь сидеть, — старший плавно движется вперед, минует половину длины, попадает по простате, выбивая из Джисона гортанный стон, заглушающий стучащие звуки ливня за окном, настолько громкий, что Минхо аж трухнуло от неожиданности. — Живой? — решает удостовериться он, прежде чем продолжить. — Пока да, — на полувыдохе, набрав побольше воздуха, отвечает тот, чуть приподняв голову. «Пока», — прокручивает в голове парень, который сейчас сам уйдет на другой свет, чувствуя, как же внутри Джисона горячо и влажно. Минхо в том же темпе делает движение в обратную сторону, но не выходит, через несколько секунд на пробу толкается чуть быстрее, отчего младший подается вперед, шатнувшись, вновь пронзительно вскрикивая. Тот притягивает его к себе, обхватывая рукой поперек живота, насаживает все глубже и глубже, поступательно, в итоге впервые проникая до конца. Обмякнув от накатившей волны наслаждения, Минхо судорожно втягивает в сжавшиеся легкие кислород, со стоном отзывается на собравшуюся в низу живота обжигающую нервы спираль. Джисон перестает так крепко сдавливать член внутри себя, тает, свыкается с ранее неизведанными ощущениями, полностью вбирая в себя чужую твердую плоть. Похоже, поза и вправду оказалась более чем удачной. У него мокрая вспотевшая спина, Минхо и сам липкий, прижимается грудью, делая осторожные толчки, что с течением времени становятся стремительнее и размашистее. Когда старший уже натурально вбивается, сопровождая это низкими стонами вперемешку с утробным рычанием, Джисон, не переставая издавать звонкие возбуждающие звуки, буквально теряется, старается удержать равновесие, выгибается дугой, елозит взмокшим лбом по подушке, руки пытаются за что-то ухватиться, а простыни куда-то вбок. Минхо приходится придерживать его за талию, чтобы тот не дополз до стены и случайно не ударился головой. Вздохи переплетаются между собой, сладкие стоны раздаются в унисон, а разгоряченные влажные тела становятся одним целым, познавая друг в друге истинное блаженство. Порывистый ритм приближает Минхо к оргазму, член импульсивно содрогается на пределе, отчего из уст вылетают пару матерных слов. Джисон чуть ли не срывает голос, хрипит, кончая первым, пачкая вязкой жидкостью постельное белье, а теплые остатки стекают по члену. Старший обессиленно изливается вслед за ним, выходит из податливого тела, слыша пошлый хлюпающий от смазки звук, снимает использованный презерватив, небрежно кидая его куда-то на пол. Они изнуренно падают на кровать, в судороге оба трясутся, все еще глубоко и обрывисто дыша. Безумно жарко. — Пиздец ахуенно, — Минхо улыбается, переворачивается набок, чтобы наконец проверить, как чувствует себя парень, лишенный своей драгоценной девственности. — Честно, я думал, что откинусь, — Джисон, вытерпевший адскую боль, все же выглядит удовлетворенным. — Тебе разве не понравилось? — Сначала мне казалось, что ничего не получится, а потом… стало хорошо. Но сидеть я походу реально не смогу еще долго, — младший жмурится, акцентируя внимание на ноющих дискомфортных ощущениях. — В следующий раз будет легче, — приободряет Минхо, находит его руку, сплетая пальцы. — И с кайфом, — заигрывает, приближаясь к утомленному лицу напротив. — Я не буду с тобой целоваться, хен, — тот чуть отстраняется, раскрасневшись. — Ты же мне отсосал, — усмехается, беззлобно, будто теперь гордится этим. «Вот гад мелкий», — думает Минхо и тут же шлепает его по бедру, отчего младший непроизвольно дергается, громко айкнув. — Какие мы нежные, а. Лучше бы спасибо сказал. — Сердечно благодарю вас, Ли Минхо-щи, за ахуительный минет! — посмеивается Джисон, а тот демонстративно отворачивается. — Подлиза. — Так грязно… — Джисон ежится, когда щупает помятые и сползшие простыни, пока еще не остывшие, местами мокрые. — Надо в душ и убрать постель. Просыпаться в такой кровати с липкими телами будет мерзко — старший уже сталкивался с этим, впечатления далеко не из приятных, поэтому в моменте соглашается. — Специально для тебя тщательно почищу зубы и прополощу рот, чтобы целовать всю ночь напролет, — дразнит Минхо, вызывая у Джисона милый краткий смешок. — Ага. Прям таки всю ночь? Откуда столько энергии? — Поверь, у меня ее еще много. Будешь молиться, чтобы я не останавливался. — Выебываешься? — фыркает тот, не скрывая заинтересованную улыбку. — Ну, я не против того, чтобы ты это доказал. Но Минхо знает, что по факту ему не нужно ничего доказывать, изводить себя, целовать Джисона до посинения, в страхе дожидаться концовки сценария их любви, став зависимым от щекочущего чувства под ребрами. Впервые Минхо в чем-то на сто процентов уверен. Сегодня он кое-что понял. Умение прощать победило ненависть.

***

До тех пор, пока четко знаешь, чего хочешь — ты понимаешь собственное «я». У тебя есть путь, причина, по которой ты продолжаешь идти вперед. Но Хенджин потерял себя. Смотря в отражение, он перестал узнавать человека, коим являлся на протяжении всей жизни. «Кто ты, Хван Хенджин? Каким ты был раньше?» Он не помнит. Сбился и застрял в лабиринте воспоминаний и чувств. Хенджин с детства научился искусно притворно улыбаться, заставляя окружающих и самого себя верить в то, что все в порядке. Так он весь год проулыбался Сынмину, делая вид, что не помнит о том поцелуе, по правде говоря, не хило так встряхнувшем его внутренний мир. Всю жизнь Хенджин улыбался старшему брату, что как по лезвию ножа, обнажал горькую правду. И когда это стало невыносимым, от правды приходилось убегать, прятаться, запираться в собственной комнате. Когда плохо Минхо, об этом в курсе, наверное, весь мир, но Хенджин не такой. Он не привык показывать свои слабости, ему проще улыбнуться или же скрыться с чужих глаз. И только сейчас Хенджин осознает, что это и есть его самый большой изъян, приведший к тому, что теперь некого просить о помощи. Оба лучших друга Хенджина оказались на пороге чего-то нового, с колоссальными переменами пришла возможность начать жить по-другому, именно так, как они хотели. Минхо нашел своего человека, отпустил старую пагубную привязанность, уехал туда, где его больше не будут терзать призраки прошлого, в пух и прах уничтожившие репутацию. Сынмина вознаградили за старания, открыв те перспективы, о которых многие образцовые студенты Кореи даже не мечтали. За ребят стоит только порадоваться, если это и впрямь сделало их счастливее. — Хенджин, ты в порядке? — обеспокоенно спрашивает Сынмин, когда видит, как друг лениво плетется к выходу из аудитории, опустив голову и затерявшись где-то в нескончаемом потоке мыслей. Мыслей, что уже проели мозг до основания, раздербанили каждую извилину, напрочь перекрыв доступ к другой информации, действительно важной в этот момент. Именно поэтому сегодня Хенджин завалил экзамен. Как бы тут Сынмин не заволновался? — Да, — отмахивается тот. Подумаешь, экзамен какой-то, ну не сдал и не сдал, ничего страшного, с кем не бывает. — Все нормально. Да ни хрена все не нормально. Как же бесит. Почему это происходит? Почему Хенджин остался один, в итоге оказавшийся ненужным для двух самых близких людей? Минхо вновь потерял крышу от очередного бойфренда на горизонте, свалил, слепо поверив, что теперь все будет как в сказке. В любом случае, всяко лучше, чем дальше бессмысленно убиваться по нелюдимому Со Чанбину, терроризирующему его весь год. Похоже, Минхо нравятся парни с ебанцой. Хенджин даже не мог представить, что у них с Хан Джисоном и правда что-то выйдет, и не только из-за того, что у него конченая семья абьюзеров-консерваторов, но и потому, что с их сынишкой как-то с малых лет отношения не задались. Было немного стремно дружить с каким-то странным пацаном — в те года Хенджин считал его скорее кринжовым — только потому, что так велели родители. Да и о чем разговаривать с этим мальчишкой с фотокамерой а-ля «сам себе на уме», которому не хотелось рубиться с ним в «Мортал Комбат»? Хенджина в то время больше привлекала компания старшего брата. — А ты знал, что большая часть населения планеты никогда не видела снег? Только на фотографиях, — Джисон ни с того ни с сего делится увлекательным фактом, который несомненно пригодится в жизни. — Ну и? — безразлично отвечает Хенджин. — Не многое потеряли. Ненавижу, когда на улице холодно. — А мне нравится снег. Он красивый, — мечтательно протягивает тот, не отрывая глаз от кружащих вихрем зимних хлопьев за окном. — Рад за тебя. Начиная со школьной скамьи, много кто набивался Хенджину в друзья. Еще бы — симпатичный мальчик, с обаятельной улыбкой, к тому же далеко не тупой. По крайней мере, он сам так считал, ведь столько времени проводил со взрослым братом, который многому его научил, рассказывал те вещи, которые обычно детям знать не следует. Поэтому с ровесниками отношения не складывались, так как, если Хенджина что-то не устраивало, он мог превратиться в настоящую стерву, вечно всем недовольную. Ну а детям что? Им лишь бы по заброшкам полазить да камни куда-то или в кого-то пошвырять, а не разбираться с капризами вредного, зазнавшегося местного принца. А потом он повстречал Сынмина. Ну, как повстречал, их распределили в один класс, так что столкновение было неизбежным. Сначала Хенджин особо не обращал на него внимания, раздражался порой, завидуя чужим успехам. «Типичный зубрила, отличник-паинька. Может домашку пару раз даст списать». Но однажды после уроков в коридоре школы он расслышал едва различимое сердитое ворчание: — Ебаная геометрия, как же я тебя, блядь, ненавижу, — и оно принадлежало, как ни странно, Ким Сынмину, лучшему ученику их класса. Хенджин разглядел в нем то, чего другим не доводилось. Или они просто не хотели, как он сам когда-то. Но Сынмин тоже нуждался в друге, человеке, кто скрасит унылые будни. Они достаточно быстро сблизились, ведь их вкусы во многом совпадали, особенно в играх, фильмах и сериалах — так они убивали время после учебы, что значительно укрепило их дружбу. И кто ж знал, что в их совместном времяпровождении когда-то возникнут поцелуи, а потом и секс? Доукреплялись, как говорится. А что теперь укреплять, если все разрушилось, словно по щелчку пальцев? Бесит. Бесит, что в той жизни, новой и распрекрасной, которая уготована двум лучшим друзьям, для Хенджина нет места. И как бы все сложилось, если бы тогда он не услышал недовольное сынминово бормотание? Тогда бы судьба скорее всего не привела бы и к Минхо. Неужели Хенджин бы до сих пор был одинок? Но какая разница теперь, если в итоге они оба оставили его? «Нет, они не бросили меня. Просто так сложились обстоятельства», — остается лишь утешать себя подобными мыслями. — Ты никогда не останешься один, Хенджин-а. У тебя всегда буду я, — мерзким скрипом впиваются в память слова Хенвон-хена, высеченные на подкорке сознания, доведенные им до чуть ли не до категории мантры. Это проклятье, которому никому не под силу снять. Хенджин намеренно упал на самое дно в надежде на спасение, но никто в конечном счете не смог его поднять. Он навечно остался наедине в объятиях собственного угнетения, не позволяющего избавиться от оков страшного греха. — Ты мой, Хван Хенджин. И только мой. Сегодня Хенджин вновь не хочет быть самим собой. Вместе со всеми смеется над шутками Бан Чан-хена, хоть они, честно говоря, не сильно то и веселят. Но как-то не охота прослыть в отдыхающей компании студентов белой вороной. — Ну что ж, господа товарищи, первый тост, конечно же, за успешно закрытую сессию! — ликует Чан, поднимая вверх только открытую банку свежего пива. — И за тех, кто обязательно закроет ее после пересдач, — он обращает свой взор на друга, не особо разделяющего общий энтузиазм. Да, Хенджин позорно завалил два экзамена из четырех, ровно половину, в остальных дисциплинах у него набралось достаточно баллов за семестр, так что он особо не напрягался. О какой нормальной подготовке может идти речь, когда изнутри крошит тотальная эмоциональная мясорубка? Мотивация что-либо зубрить давно отошла на второй, а то и десятый план, уступив место поиску причины, по которой вообще захочется вставать по утрам, проживая еще один бессмысленный день. Подавленный парень не рвался на тусовку к Бан Чану, тем более резона праздновать то и нет, но хен в своей манере настоял, а Хенджин в итоге посчитал, что заглушить стрессовые ощущения алкоголем не такая уж плохая идея. С доброй частью собравшейся компании Хенджин не знаком, все они однокурсники Чана и Уджина. Феликс уехал на какой-то движ со своей танцевальной командой. И Сынмина соответственно здесь тоже нет. Это плюс и минус одновременно. Не хотелось, чтобы друг видел его таким, разбитым неудачником, ведь сил улыбаться с каждым разом все меньше, да и к тому же подобные актерские уловки уже давно на Сынмина не действуют. Он как обычно взял бы на себя вину за все хенджиновы страдания, и пришлось бы снова объяснять, что нет его заслуги в том, что Хван Хенджин зацикленный на своих проблемах мудак. На его месте Сынмин сто процентов искренне порадовался бы достижениям лучшего друга, пожелал удачи и отправил бы в путь дорогу навстречу успешному будущему. Но Хенджин смог лишь развести ненужную драму, вместо того, чтобы разделить с ним счастье, он утирал горькие сынминовы слезы. Он плакал, потому что знал, что Хенджин совсем не рад, что он проклинает эту чертову Америку, дурацкую программу для одаренных студентов, в которую тот попал по рекомендации гребаного старшего брата. Хенджин даже не знает, когда лучший друг улетает, ведь последние две недели они практически не общались, изредка пересекаясь на экзаменах. Но вот семестр подошел к концу, а спросить самому смелости не хватает, остается рассчитывать только на то, что Сынмин сам сообщит, если посчитает нужным. Прощания никто не любит, особенно на неопределенный срок. Да и вроде как они поставили точку в тот момент, когда поцеловались на фестивале, так жадно и горько, словно Сынмин уходит на войну. До сих пор трудно определиться — Хенджин так ненавидит себя за то, что все-таки ответил ему на чувства, или же за то, что слишком долго тупил. Проходит не так много времени, но алкоголь уже не лезет. Несмотря на это, Хенджин продолжает вливать в себя хмельной напиток в надежде, что этой ночью он моментально отключится, без назойливых тупых мыслей, благодаря которым он позабыл, что такое здоровый сон. Мать, прознав о бессоннице сына, посоветовала ему прекратить пить кофе и долго сидеть за компьютером, а потом и вовсе предложила обратиться к мозгоправу. А вот этого Хенджину точно не хватало. Что он расскажет ему? «Вы знаете, у нас со старшим братом были сексуальные отношения, которые я долгое время считал нормой. А потом я замутил с лучшим другом, который свалил от меня на другой континент хрен знает на сколько. Как будете меня лечить?» Так Хенджин себе это представлял, и поэтому наотрез отказался от маминой затеи. Лучше просто пойти спрыгнуть с ближайшего окна. Как жаль, что у Чана двухэтажный дом, с такой высоты максимум покалечишься, а к ментальным проблемам добавлять еще и физические Хенджин желанием не горел. И по факту ему бы не хватило уверенности покончить с собой, зная то, что это принесет ужасную боль родителям, друзьям, Сынмину. И Хенвон-хену. Не то, что бы Хенджина так беспокоит состояние брата, но все же данный способ отнюдь не решит все проблемы, скорее добавит новых. Чан-хен и еще пару человек выходят покурить, Хенджин направляется следом за ними, стрельнув у друга сигарету. Разговор он не поддерживает, молча стоит в сторонке, так как не понимает, о чем идет речь. Увлеченные беседой, парни докуривают медленнее его, но Хенджин все равно не возвращается в дом, решив подышать свежим воздухом. Вскоре они с Чаном остаются вдвоем. Наверное, тот его поджидал. — И давно ты у нас курить начал? — интересуется старший совершенно без упрека, скорее с любопытством. — Я не начинал, просто возникло спонтанное желание, — честно объясняет Хенджин. Не сказать, что внезапный порыв его удивил. — Понимаю, — пожимает плечами Чан, видимо хочет сказать что-то еще, но никак не решается. — Как ты? — в итоге все приводит к довольно ожидаемому и типичному вопросу. — В каком плане? — Ну, чувствуешь себя. Все-таки сессию завалил. Думаю, приятного мало. — Да пофиг на экзамены, пересдам как-нибудь, — отмахивается парень и нисколько не врет, ведь учеба сейчас волнует меньше всего. — Постарайся уж, — хмыкает тот и вновь повторяет вопрос: — А в целом как у тебя дела? Хенджину некомфортно от всех этих расспросов, врать хену не хочется, но и обнажать свои неопределенные чувства перед кем-то он в данный момент не готов. — Могло быть и хуже, — криво ухмыльнувшись, отвечает Хенджин, хотя на самом деле не представляет, куда еще хуже. — Так странно собраться не полным нашим составом, даже Феликс предатель, кинул нас, уехал в какой-то новомодный клуб со своими хип-хоперами, — замечает Чан, хоть на младшего брата очевидно не злится. Он, наверное, вовсе злиться не умеет, по крайней мере Хенджин не замечал точно. Ему бы столько выдержки. — Да ладно, пусть веселится. Зачем ему портить отношения с коллективом? — он произносит это с явным намеком, который тот сразу же распознает. — Хах, это верно. Интересно, как там Минхо? — вопрос риторический, но Хенджин все же вставляет свое слово: — Пока фотки в инстаграм выкладывает, значит все нормально. Правда в сети он стал появляться намного реже. — Уверен, ему есть, чем себя занять. Ох, Хенджин все прекрасно понимает, но старается лишний раз не думать об этом. — Хен, ты же Сынмина тоже приглашал, верно? — это должно было прозвучать как можно более равнодушно, обыденно, но, кажется, получилось ровно наоборот. — Ага, — кивает Чан, доставая из пачки вторую сигарету. — Жаль, что он сегодня улетает, так бы хоть последний раз вместе потусили. В тот же миг внутри Хенджина что-то резко обрывается, лопается натянутой струной, рассекая все остатки прежнего, столь дорогого спокойствия. — В смысле сегодня? — дрожащими губами спрашивает изумленный Хенджин. — Так ты не в курсе? — старший аж роняет сигарету, осознавая, что ему не следовало об этом говорить. — Черт, — выругавшись, он подтверждает, что конкретно проебался. — Ты не знаешь, во сколько у него вылет? — парень трезвеет и, словно обезумев, делает акцент только лишь на одном. Ему нужна информация прямо здесь и сейчас, и это важнее всего на свете. — Нет. Я честно не знаю, Хенджин. Может он уже улетел. Я не подозревал о том, что Сынмин тебе ничего не сказал. Прости, — Чан судорожно пытается подобрать слова, но Хенджину, что ни скажи, покоя он уже не найдет. — Я… Блядь, я должен поехать к нему, — тот, словно ужаленный, залетает обратно в дом, чтобы скорее собрать свои вещи. — Стой, Хенджин-а, не суетись. Позвони лучше сначала, — кричит вслед хен, и в следующую секунду тот уже набирает заветный номер. Гудки идут, значит самолет еще не вылетел. Но как назло Сынмин не поднимает трубку даже после нескольких повторных звонков. Полная безнадега. Хенджин только и делает, что страшно ругается про себя, дабы не привлекать внимание остальных, но, кажется, все уже догадались, что с парнем что-то не так. Чан-хен кратко просит их не беспокоиться и снова возвращается к жутко нервному другу, который так и продолжает безуспешно звонить. — Он походу не слышит, — делает догадку старший, только вот делу это не помогает. Становится тошно. «А может он специально игнорирует», — добивает себя мрачными мыслями Хенджин. Действительно, зачем Сынмину отвечать на звонок? Чтобы сказать «пока»? Но это отнюдь не останавливает решительного парня. — Хен, извини, но я при любом раскладе поеду к нему. Вдруг еще не поздно. — Не глупи. Может Сынмин не хочет, чтобы ты его провожал. — Да мне плевать, — едко бросает Хенджин, повысив голос, но резко приходит в себя, осознав, кому перечит: — Прости, хен, но… даже если он и правда не хочет, это не дает ему права решать за меня. — Ладно, в чем-то ты прав, но я боюсь, что ты впустую прокатаешься, — Чан глубоко вздыхает, до последнего борется со слетевшим с катушек младшим. — Поэтому мне лучше поспешить, — отрезает тот, уже вызывая такси. Благо от дома хена до квартиры Сынмина на машине ехать не более пятнадцати минут, если без пробок. — Будь осторожен. — Извините, а можно ехать немного побыстрее? — нетерпеливый Хенджин слишком много себе позволяет, уже в который раз неуважительно обращаясь к старшим. Но ситуация требует использовать всевозможные оставшиеся средства, так как телефон предательски разрядился после примерно двадцати не отвеченных звонков. Надежды все меньше. — Я б с радостью, молодой человек, — раздраженно отвечает водитель, кинув взгляд на стекло заднего вида, — но по правилам здесь нельзя ехать на скорости выше шестидесяти. Не думаю, что вы станете платить за меня огромный штраф. Вы куда-то сильно торопитесь? «Проклятье!» — Да, очень, — Хенджин нервно теребит заусенец на большом пальце и все время пялится в навигатор, проверяя, насколько сократился путь. — Через два километра можно будет разогнаться и до восьмидесяти, так что я надеюсь, вы успеете туда, куда вам нужно. — Спасибо. «Я тоже надеюсь». Многоэтажные здания в свете ночных огней проплывают мимо, напоминая Хенджину о том, как же он все-таки любит Сеул. Но зачем ему нужен этот огромный город с миллионами людей, если в нем не будет Сынмина? Водитель не соврал, ускорился и довез до пункта назначения чуть раньше заявленного. Код от домофона уже давно заучен наизусть, так что попасть внутрь дома не составляет труда. Хенджин понятия не имеет, что он предпримет, что скажет другу, если реально успеет увидеться с ним в последний раз. Времени задумываться о таких деталях нет совершенно, потому что Хенджин бежит настолько быстро, что, наверное, даже сам Усэйн Болт позавидовал. Лифт ждать слишком долго, поэтому парень поднимается по лестнице, перепрыгивая через одну-две ступеньки. Съемная квартира Сынмина находится на девятом этаже, достаточно высоко, но Хенджин плюет на усталость, настигнувшую где-то на пятом, не сбавляя темпа. И вот он здесь. Прямо перед его дверью. Сердце колотится бешено, воздуха катастрофически не хватает. Хенджин истощенно сгибается, опираясь на согнутые колени, пытается отдышаться и через пару мгновений наконец стучит. В ответ ничего. Только эхо от собственных ударов, разносящееся по всему коридору. — Сынмин, ты там?! Открой, это я! — кричит Хенджин, теперь бьет по двери реже, но мощнее, до горящих покраснений на руке. — Блядь! — выругавшись, делает два последних обессиленных удара и шипит от кипящей злости. «Неужели слишком поздно?» — промелькнувшая душащая мысль буквально опускает на колени. Сынмина здесь нет. «Нет. Нет. Нет». Хенджин задыхается. Слезы не текут. Почва уходит из-под ног. Гнетущая пустота обволакивает со всех сторон, заставляя в полной мере прочувствовать всю свою ничтожность. Глупая гордость, которую Хенджин так и не смог отбросить, стоила ему лучшего друга. Почему он не узнал раньше? Если бы Хенджин просто спросил… Даже думать невыносимо о том, как давно Сынмин покинул квартиру. Вдруг это случилось буквально несколько минут назад? «Почему? Почему? Твою мать!» Эта беспомощность как петля вокруг шеи, стягивает все крепче, отнимая все жизненные силы, и неоткуда ждать помощи, ведь время вспять не повернуть. Хочется вопить, колотить кулаками эту гребаную дверь что есть мочи, отказываться верить в такое несправедливое стечение обстоятельств, но Хенджин просто сидит на холодной грязной плитке, разглядывая дрожащие красные побитые костяшки. Чан-хен знал об отъезде, а значит, что Сынмин и вправду не хотел видеть лучшего друга. Боялся, что будет больно прощаться? Как эгоистично. Хенджину сейчас больнее в тысячу раз. — У вас все в порядке? — в реальность возвращает обеспокоенный голос поднявшейся на этаж женщины средних лет. Видимо соседка Сынмина. — Да, простите, что напугал, — сипло выдавливает из себя Хенджин, поднимаясь обратно на ноги. Неловко быть застигнутым в подобном положении. — Может вам нужна помощь? — Нет, нет, не переживайте, — он старается звучать убедительно, но понурый взгляд раскрывает явную фальшь. — А вы случайно не знаете, во сколько съехал парень, что ранее жил в этой квартире? — не перестает цепляться за безнадежные иллюзии. — Я только вернулась с работы, поэтому ничего не видела. Очевидно. Может стоит перестать гнаться за тем, кто по собственной воле отдалился на чрезмерно большое расстояние? — Тогда… я могу попросить вас вызвать мне такси? Мой телефон разряжен. Хенджин хочет покинуть это место. Немедленно. Родители пару дней назад уехали в отпуск, но в доме горит свет. На парковке стоит автомобиль старшего брата. Хенджин неверующий, но он знает, что находится в Аду. И демоны уже готовы станцевать с ним, сопровождая в пыточную камеру. — Какого черта ты тут забыл? — только зайдя за порог квартиры, злобно бросает он, наблюдая, как брат по-хозяйски восседает за обеденным столом, безмятежно попивая один из любимых папиных виски. — Твой номер недоступен, решил приехать проверить, как у тебя дела, — абсолютно спокойно отвечает Хенвон-хен, будто здесь его кто-то ждет. — Мог не утруждаться, я не ребенок, чтобы так сильно переживать за меня, — эта напускная забота лишь раздражает. — Для меня ты всегда будешь младшим братишкой, которого я должен беречь. — Да не сдалось мне это все! Убирайся отсюда! — срывается Хенджин, борется с желанием швырнуть в эту самодовольную рожу что-нибудь тяжелое. — Это и мой дом тоже. Как ты можешь меня прогонять? — у него даже бровь не дернулась. Похоже, к хенджиновым истерикам уже не привыкать. — Потому что я ненавижу тебя и не хочу видеть! — настоящее издевательство. Почему Хенвон приехал именно сегодня, почему не может его оставить в покое? Хенджин не переживет еще одну моральную встряску. Он, не одарив старшего брата ни единым взглядом, стремительным шагом направляется наверх в свою комнату, чтобы вновь закрыться от всего и всех, послать этот дурацкий мир нахрен. Но Хенвон резко со спины хватает его за руку, поворачивая к себе. — Что у тебя случилось? — твердо спрашивает он, не давая и шанса к отступлению. Не хватало еще изливать душу этой мрази. — Ничего! Отвали! — буйный Хенджин пытается вырваться, но тот держит крепко. Садист. — Хенджин-а, — тон хена смягчается, но не хватка, — перестань играть в кошки-мышки. Объясни, почему ты так ведешь себя? — Потому что это все ты виноват, — голос надломлен, к горлу подступает неприятный горький ком. — Я тебя ненавижу, — Хенджин с трудом проговаривает сказанное, без размаха бьет кулаком хенвонову грудь и наконец дает волю горячим слезам, застилающим все мутной пеленой. — Ненавижу, — повторяет, начиная утрачивать смысл этого слова. — Успокойся, — тихо произносит старший и прижимает к себе так, что влажное лицо Хенджина утыкается ему в плечо. — Все будет хорошо, — едва ощутимо, неторопливо гладит по волосам, приобнимая чуть выше талии. Младший не сопротивляется, плачет навзрыд, высвобождая всю накопившуюся боль. Он сам не ожидал, что ее будет так много, будто все это время вынашивал в себе настоящую вселенскую печаль. Не много человек видели, как льет слезы взрослый Хенджин. Среди них Хенвон-хен держит первенство, и, кажется, он должен этим наслаждаться, но нет. Брат снова, как губка впитывает хенджиновы страдания, являясь одновременно их причиной и единственным оставшимся утешением. — Не хочешь выпить?