Терпеть его не могу!

Маленькая кухня рядом с комнатой Бэкхена в основном используется омегами и бетами, и это заметно. Аккуратно сложенные полотенчики и не скукоженная от времени губка. А еще у них есть короткие однотонные шторки и пара магнитиков на большом общем холодильнике, где каждая полка помечена номером комнаты. В нашем холодильнике хранить что-либо не рекомендуется, ибо сожрут и не извинятся. Так что я готовлю на раз - и то если готовлю, - и скоропортящихся вкусностей себе не покупаю. Столовка неплохо справляется, а для большего есть дом и папины формы для выпечки. Бэкхен уверенно копается среди посуды, выуживает что-то из холодильника, но вдруг запинается на пол пути и, прикусив губу и внимательно поизучав содержимое их с Кенсу полки, строчит сообщение по вполне понятному адресу. Через минуту обнимает за плечи сзади и, чмокнув в ухо, интересуется, насколько я доверяю его кулинарному таланту и что согласен съесть в качестве эксперимента. Как думаете, рановато говорить, что цианид и мышьяк, поданные его ласковой рукой на маленьком блюдце - можно даже в конфетную обертку не заворачивать, - будут поглощены мною беспрекословно? - Яичница с фаршем и помидорами, - предупреждает Бэкхен. Киваю и целую аккуратные пальчики, поймав ладошку. Я не умею так ловко мыть помидор и яйца. И не получается у меня так порхать кончиками пальцев между пакетиками с приправой. А у Бэкки даже это выходит залипательно сексуально. Не смотрите на меня так. Давно выяснили, что я необъективен. Когда дверь открывается, ожидаю увидеть Кенсу. А две омеги и бета явно ожидают увидеть кого угодно, но не меня. Они стопорят на пороге и растерянно приветствуют Бэкхена. Он демонстративно двигается, освобождая больше рабочей поверхности и продолжает нарезать помидорку. Три пары глаз любопытно изучают меня под всеми углами, перешептываются и дергаются, натыкаясь на мой взгляд. Альфу до этого не видели, что ли? Хотя я все понимаю, конечно: Бэкхен, я, завтрак на их кухне и запах, плотно осевший на коже омеги. И мысли Бэкки о его репутации не кажутся такими уж надуманными. Если меня мало беспокоит его прошлое - ну за исключением Чонина, и то до определенного периода жизни последнего, - то свора из омег и бет готова разорвать маленького омежку за каждый проступок. Они и сейчас смотрят на меня удивленно - мол, это правда его альфа? Нет, блять, игрушечный. Достают кусок мяса, кидают в кастрюлю и ставят на плиту. Втроем, да. И я считаю чудом, что мясо они ни с чем другим не перепутали, учитывая, как пристально следили за мной. А то варилась бы в соли и специях банка тушенки. Бэкхен взбивает яйца в высоком стакане и ставит греться сковороду. Ему неуютно, и эти трое любопытных никак не способствуют поддержанию настроения. Всего десять минут назад мое чудо улыбалось не переставая и с энтузиазмом планировано угостить меня вкуснятиной, а теперь понурые плечи и зажатость в движениях подсказывают, что от улыбки не осталось и следа. Омеги перешептываются между собой, и бета поддакивает так интенсивно, что того и гляди, как останется без головы. Бэкхен вздрагивает, когда я обнимаю со спины и нежно целую за ухом. По кухне постепенно распространяется умопомрачительный аромат разогретых на масле специй, а движения омеги становятся более уверенными. В две руки мы высыпаем остатки тушеного фарша и забрасываем кучку помидорами. Бэкхен забывает о присутствии посторонних, увлеченно наблюдая, как взбитые яйца заполняют сковородку. В тот момент, когда чудо заходится смехом, хватаясь за пощекоченный бок, компания поспешно скрывается за дверью. - Ты их выгнал, - шутливо упрекает Бэкхен, а сам тянется ко мне. - Веди себя прилично, - за секунду до поцелуя. Я прижимаю омежку к шкафчику, развернув к себе лицом, и зацеловываю каждый открытый участок любимого тела. Вот тончайшие ключицы под алебастровой кожей, вот шея, где сконцентрирован его аромат, а вот сгиб локтя, с нежной кожей и запахом моего геля для душа. Бэкхен отвечает с удовольствием, прикасается подушечками пальцев и считает позвонки, забравшись рукой под майку. Поцелуи нежные, почти невесомые, и помесь наших ароматов ненавязчиво парит в воздухе. Кенсу прикрывает дверь и негромко хмыкает. - Не буду извиняться, - просто сообщает омега и нажимает кнопку электрического чайника. - Не знаю, есть ли вообще время, когда вам обоим невозможно помешать. Бэкхен прячется за мной, вытирая полотенцем влажные губы и поправляя спущенную по плечу майку - обожаю эти безразмерные мешки! Пока Кенсу достает тарелки и несколько вилок, омега успевает поправить и мой вид: так же вытирает мои губы и кончиком полотенца проходится по мочке уха. Я еще чувствую прикосновение его языка, и мысли еще путаются. Крыша нерешительно стоит на пороге и все никак не решится вернуться домой. Кенсу вспоминает об остатках какого-то соуса, завалявшегося у задней стенки холодильника. И вскоре на столе оказываются остатки вчерашнего салата, приготовленного Кенсу в отсутствие соседа, гренки, соус и виртуозно нарезанный сыр, тающий на языке тончайшим ломтиком. Меня усаживают на табурет, ставят тарелку и накладывают приличного размера кусок получившейся яичницы. И я клянусь вам, что в жизни не ел ничего вкуснее. Да, пусть я необъективен, но это настолько вкусно, что я убежден в неповторимости этого блюда до конца завтрака. Бэкхен довольно улыбается, глядя, как я уминаю яичницу едва не вместе с тарелкой. А Кенсу прыскает, прикрывшись кружкой кофе. - Вы все-таки невыносимо милые. Я скребу вилкой по стремительно пустеющей тарелке и только вздыхаю - хочется еще. - Он тебя голодом морит, что ли? - уже не сдерживаясь, хохочет Кенсу. - Почти, - отвечаю я, подмигнув Бэкки. Ну не объяснять же, что гастрономическому оргазму предшествовал вполне себе реальный и что я готов расцеловать свое чудо с головы до ног прямо сейчас. - Шути, сколько влезет, но я теперь ем только тут. Бэкхен под столом гладит мою коленку и несильно сжимает пальцами - принял к сведению? - А как же мясное рагу в столовой? - щурится омежка под боком. Выпучиваю глаза и возмущенно откладываю вилку. - Какое такое рагу? В какой столовой? Кенсу давится кофе, а Бэкхен, опешив от такой наглости, хлопает ресничками. Наклоняюсь и чмокаю в нос. - Очень вкусно, спасибо. Рагу не сравнится. Где-то со стороны Кенсу доносится отчаянное "принесите лимон". Кенсу, бери два. Я собираюсь еще хорошенечко обнять твоего смущенного соседа.