Терпеть его не могу!

Цветы стоят в вазе, притом я у себя не то что такой, а в принципе вазы не припомню, ворох сладостей убран, а молоко и колбаса предоставлены в пользование Кренделя. Бэкхен сидит за столом и что-то читает, но я настроен решительно: один раз его от этого занятия оторвал и второй оторву. Потом в тетрадках покопается, а от такого фантастического наслаждения и ночи любви не отказываются! Омега поворачивается на стуле, осматривает шатающегося, но неуклонно приближающегося меня и шикает котенку, после чего тот, подобрав лапы и хвост и звякнув миской, шмыгает под соседскую кровать. Взгляд Бэкхена скользит по телу, на секунду задерживается на мокром полотенце и уходит в сторону - легкая улыбка не способна ускользнуть от моего взгляда. Он не смотрит, как я опускаюсь перед ним на колени, как целую ладони, как веду руками по бокам и как подталкиваю его подняться. Бэкхен смиренно поворачивается, наклоняется для легкого поцелуя и гладит по щеке. - Пойдем спать. Но я в этом состоянии непреклонен, а каждый его жест расцениваю, как эротическое приглашение. Нельзя так ласково заправлять мне мокрую прядь за ухо и не понимать, насколько соблазнительно он это делает. И я не в состоянии отступить. Руки с нажимом тянут вверх - Бэкхен встает. Я с трепетом оголодавшего фетишиста осматриваю чудо, подаренное мне, бестолковому. Маленький и беззащитный, он не может никуда деться от настойчивого альфы. Вполне мирно сопит в сторону, пока я веду ладонями по бедрам, задираю майку самую малость, трусь носом о мягкий живот и целую несколько раз. Спокойно стоит, когда ловлю обе изящные ладошки и нежно - хотя возможно и немного пошло - зачмокиваю каждый пальчик. Да, я получаю от этого неописуемое удовольствие. И пока он позволяет мне такие вольности, не воспользоваться было бы глупо. Так что я наглею и тянусь к поясу штанов - этот провокационный бантик сам напрашивается, чтоб его развязали. - Чанель, не надо, ты пьян, - пытается образумить омега, отводя мои руки в стороны. Но я уже ухватился за заветные петельки, представляя, как распадется узелок. Бэкхен повторяет попытку, но и она летит крахом. Омега тяжело вздыхает, снисходительно гладит по голове и, мягко улыбнувшись, отрицательно машет головой. И этот отказ подстегивает меня больше, чем любые попытки отстраниться. Я хочу его. Хочу до зуда, до дрожи в коленях. И эти попытки отстраниться были бы восприняты мной всерьез, если б действия Бэкхена совпадали с тем, что мне говорят его глаза и что еще красноречивее кричит мне его запах. Возбуждение невозможно замаскировать. По крайней мере я безошибочно распознаю эти нотки в мелодии любимого аромата. Уже настойчивее я фиксирую бедра омеги - стой и не дергайся. Я искренне хочу прикоснуться, хочу ощутить под руками шелк его кожи. И дело не в том, что я пьян. Я хочу этого круглосуточно, но умело торможу свои фантазии и держу себя в руках. Но когда алкоголь шандарахает по голове, нет и шанса сопротивляться желаниям. Словно лакмусовый клочок на школьном уроке химии - не остается ничего тайного ни среди желаний, ни среди намерений, ни среди чувств. Поэтому Бэкхен в очередной раз слушает высокопарную оду самому себе. И я наверняка повторяюсь, но у меня неубиваемая потребность сказать об этом еще разок. На несколько минут я оставляю в покое его завязочки и просто выкладываю все, что вертится на языке. И пусть я выгляжу глупо, и утром мне будет стыдно за мои пьяные душевные излияния, за сами слова мне не будет стыдно ни капли. Бэкхен гладит по голове, предлагает лечь спать, но я не оправдываю его надежд на собственное успокоение. Нет, это была прелюдия. Его аромат все еще со мной, и я знаю, что он хочет этого, хоть и не признается. Он останавливает мои руки вновь, но я не намерен больше ждать, ни секунды. Тихое "Чанель, не надо" сталкивается в напряженном воздухе с хриплым "Бэкхен, пожалуйста". Неужели ты не знаешь, что я бессилен перед тобой? Что устоять невозможно? Что этот сладкий аромат пропитал каждый мой день? С кем еще тебе будет так хорошо? Я смотрю на него в мольбе, сжимаю в руках, и он вдруг замолкает, словно читает все это в моих глазах. Смотрит внимательно и медленно кивает, поджав губы, потрясенный то ли моими мыслями, то ли собственными. Не знаю, что именно происходило в этот момент в его голове, но любое сопротивление было остановлено. Время тянется бесконечно медленно, пока изящные пальчики распутывают завязочки и спускают ткань по бедрам вместе с бельем. Под моим взглядом он садится обратно, сглатывает и ногой отбрасывает штаны в сторону. А под следующим - покорно раздвигает ноги и придвигается на край стула. У меня, видимо, на лице написано, что я задумал. Первые прикосновения достаются коленкам - омега ласково проводит по волосам. Улыбка постепенно возвращается к нему, теплая и ласковая улыбка. Та самая, от которой у меня сердце по утрам замирает. Я охотно улыбаюсь в ответ, и Бэкхен улыбается еще шире - мой драгоценный. Внутреннюю сторону бедра я целую уже с соответствующим настроением - глядя на него и прикасаясь к нежной коже губами. Бэкки в напряженном ожидании поудобнее берется за сиденье и закрывает глаза. И через секунду удивленно их распахивает, но на поцелуй отвечает более чем охотно. Аромат тихо стелется по комнате, опьяняя лучше любого виски. Омега топит меня в ощущениях, обнимая так крепко, как только может, и целуя с ошеломляющей нежностью. Он рисует звезды на моих плечах, разукрашивает спину завитками, одним легким прикосновением кончиков пальцев окрыляет меня, и я уверен, что это не пьяные галлюцинации. Это всеобъемлющая нежность, вихрем срывающая любые заслонки. Всего пара мягких прикосновений к коже, способных сделать меня почти непобедимым. Мое тело под влиянием крепкого может не слушаться, но любить чудо в любых формах этой любви - не функция тела. И то, что я делаю с ним, исходит не от члена, при всем к нему уважении. Бэкхен порождает во мне неведомые до селе порывы души. Тонкие пальчики чешут за ушком, а я шлю в баню собственную крышу. Дальше время летит стремительно и я действую, как в тумане. Бэкхен вскрикивает, когда я резко опускаюсь вниз, и повторно хватается за сидушку, раздвигая ноги еще шире. Быстрые движения языка и мои руки, завладевающие этим телом в один момент - омега сходит с ума. Я ласкаю уздечку, обсасываю головку и языком размазываю солоноватые капельки по всему стволу. Бэкхен стонет и весьма красноречиво ругается под нос. Не отрываясь от чуда, слегка балую собственный член и откидываю в сторону давно развязавшееся полотенце - каждый звук со стороны омеги возбуждает еще сильнее. Продолжаю с неописуемым удовольствием. И чем громче Бэкки шепчет мое имя, тем настойчивее я надавливаю языком. Обожаю это. Запах его наслаждения. Трясет так, что ножки стула хаотично стучат об пол. Сердцебиение зашкаливает у обоих. Я перепачкан в собственной смазке, в его, а Бэкки даже не замечает, как на пол падает первая капля. Он не замечает ничего, кроме ощущений внизу. Заламывает запястья, цепляясь за сидушку, и неконтролируемо мычит, кусая губы. Он почти кончает, еле справляясь с дыханием, когда я подхватываю его со стула и бросаю на кровать, забираясь сверху. Бэкхен жадно целует, почти не соображая, и переворачивается на живот. Трясущимися руками сам лезет за презервативом и трется задницей о мой член. Шепотом требует "Чанель" и прогибается в спине, вытягивая руки и обхватывая изголовье. И я целую его, целую, целую до одурения...