Терпеть его не могу!

Во сне я всегда счастлив. Потому что во сне он точно меня любит, без сомнений, без страхов. Во сне он целует меня и ласково гладит по волосам. Но я не помню, что видел во сне теперь и снилось ли мне что-то вообще. Не помню, как уснул и как давно это было. Лицо Бэкхена - все, что есть в моей голове. Остальное словно стерто ластиком. Телефон надрывается в кармане. Мне не хочется реагировать на будильник, как не хочется отвечать на кучу сообщений, прилетающих, стоит отключить на телефоне авиа режим. С десяток сообщений от Криса и еще несколько от Исина в придачу. Они меня потеряли и не могли дозвониться. О Бэкхене ни слова. Кофе безвкусный: не горчит, не бодрит, не манит. Мне не хватает сил выбросить остатки сырных крекеров из шуршащего пакета, но и съесть хотя бы одну штуку я не в состоянии. Я пустой внутри. Я пытаюсь с этим бороться, но попытки мои тщетны. Я хочу к нему, хочу найти и обнять так крепко, как еще ни разу не обнимал, хотя это кажется невозможным. Я понимаю, что делать этого нельзя, но меня словно магнитом тянет в его сторону, и сопротивление дается мне нелегко. Все доводы рассудка тонут в заполнившей меня пустоте. И мне нечем ее заполнить. В такси пахнет сигаретами. Внезапно очень хочется покурить, но в нашей компании искать сигареты бесполезно, поэтому я прошу остановить машину у небольшого магазина. Руки начинают дрожать, пока я расплачиваюсь с водителем. Идти к корпусу не хочется. Хочется бежать в иную сторону, без оглядки, чтобы не идти по этим коридорам, никому ничего не объяснять. Я лениво бреду к крыльцу, а телефон в кармане оживает опять. - Не знаю, где тебя носит, но я жду тебя в столовой. Тренировку утром провел за тебя, - бросает Крис и отключается. В коридорах уже шумно, и толпы студентов снуют туда сюда. Мне должно быть стыдно, потому что на часах почти одиннадцать. Но мне будто наплевать. В столовой народу меньше. Крис с Исином, Чунменом и Чонином сидят за привычным столом. Я ничего не беру, просто сажусь на край скамьи рядом с Чунменом и смотрю на лицо друга. Крис сердится, и скрыть у него это не получается. - Жду объяснений. Я небрежно кладу на стол телефон и ничего не отвечаю. Мне настолько все равно, что я даже не способен выразить хоть какое-то сожаление. Я доиграю, и команда сделает все возможное, уверен, но мне это не принесет уже ни радости, ни удовлетворения. И я не знаю, как ему это объяснить. Неловкую паузу заполняет Чунмен. Он что-то рассказывал до моего прихода и, чтобы разрядить обстановку, решил продолжить. Крис недовольно стучит пальцами по столу. И этот стук я воспринимаю отчетливее, чем бубнеж омеги. Крис не сводит с меня глаз. Мне видно, как напряжено его лицо. Но я не в состоянии сейчас озвучивать что-либо. Проходит минут десять, в болтовне Чонина и Чунмена и редких комментариях Исина. Тот пытается что-то на ухо нашептать своему альфе, и Крис внимательно слушает, но смотреть на меня не перестает. Но это недовольство лучшего друга ничто по сравнению с Бэкхеном, зашедшим в столовую и принявшим полный поднос у Кенсу. Я горю изнутри, пытаюсь расплавить в груди кучу камней, тянущих вниз. Мысли о том, как я хочу обнять его и вернуть все назад, в опасной мере завладевают мной, и взгляд невольно следит за каждым его движением. Чунмен стучит по лавке, машет рукой и хмурится, когда от друга не поступает никакого ответа. Тот обходит наш столик стороной и вслед за Кенсу идет к окну. Чунмен недоуменно смотрит вслед. - Вы что, поругались вчера? Не хочу отвечать. Не уверен, что не сорвусь на крик прямо здесь и сейчас. А кричать хочется, непреодолимо. Я спиной его чувствую, будто он стоит позади и того и гляди обнимет своими худыми руками. - Бэкхен! - предпринимает еще одну попытку Чунмен, но, судя по его реакции, ничего не меняется. - А куда он? - Вот и ответ на твой вопрос, - произносит Чонин, и следом обращается ко мне: - Что не поделили? Крис хмыкает: - Тао? Не поднимая взгляда, я отрицательно машу головой. Просто не спрашивайте меня ни о чем. Я не могу произнести это вслух. - Так сильно поругались? Я все еще молчу. Чувствую, как они переглядываются между собой, пожимают плечами и бросают на меня обеспокоенные взгляды. Исин осторожно трогает за рукав толстовки. - Что, так сильно поругались? - делая акцент на слове "так", он повторяет вопрос. Да, так сильно, что теперь хочется сигануть с моста. Желательно, несколько раз. Периоды абсолютной апатии сменяются желанием разрыдаться и броситься к нему. Я не в состоянии адекватно мыслить. - Чанель, ну не могли же вы... - Чонин не успевает договорить, как я, не желая слышать конец предложения, натягиваю на голову капюшон и лбом утыкаюсь в столешницу. Не надо подводить для меня итоги, я лучше вас знаю, чего мне это стоило. Над столом повисает молчание. Над моей головой, стараясь быть бесшумными, они переглядываются и пытаются отдельными звуками что-то передать друг другу. Кто-то аккуратно кладет руку поверх капюшона, и я не хочу поднимать голову. Хочу оказаться в детстве, когда на ночь папа гладил меня по голове и желал спокойной ночи. А потом, когда я почти засыпал, заходил отец и с несвойственной ему нежностью гладил еще раз. Это был маленький секрет: краткий момент в конце дня, когда деловой и строгий отец, начитавшись газет и просмотрев все бумаги, приходил и на секунду смягчался. Всего несколько движений ладони, а я знал, что он любит меня. Мне нужно собраться с силами, нужно решиться и сказать это хотя бы самому себе. Потому что в подвешенном состоянии, словно приговоренный на эшафоте, я не смогу жить дальше. Не смогу понять, как продолжать без него. - Мы расстались вчера, - как можно спокойнее стараюсь произнести я. Рука тихо стягивает капюшон и ерошит волосы на затылке. Я слегка поворачиваю голову и натыкаюсь на взгляд Криса. Сердиться на меня у него уже не получается, он в принципе не умеет делать этого долго. - И что ему опять не понравилось? Я внимательно смотрю на Криса. Исин не в силах скрыть своего негодования и, отвернувшись, грызет трубочку от сока. - Это не он, это я. Чунмену не удается сдержать вздох удивления. Исин молча срывается с места, подхватив сумку с такой силой, что одна из ручек трещит у основания. Крис вздыхает и, похлопав меня по плечу, медленно выходит из столовой вслед за своим омегой. Иногда Исин бывает очень эмоциональным. - Быть не может. Мне казалось, у вас все наладилось уже, - рассуждает себе под нос Чонин. Автоматически он притягивает Чунмена ближе. - А можно мы помолчим об этом, а? - не выдерживаю я. Выходит, наверное, резче необходимого, поэтому я кратко извиняюсь и, подхватив сумку, встаю из-за стола. Все это время я четко осознаю, что он сидит метрах в десяти от меня, и это невыносимо. Я дожидаюсь игры в машине. В той самой, где Бэкхен сидел позавчера. Вот пассажирское сиденье, отрегулированное специально для него. Вот крекеры в бардачке и жвачка. А вот его запах, пропитавший все вокруг. Может, есть еще шанс вернуть все прямо сейчас? Если я подойду и попрошу его забыть вчерашний вечер, это сработает? Где-то внутри желание обнять Бэкхена прямо сейчас борется с осознанием того, что если я позволю себе эту секундную слабость, то ничего не поменяется. Мы опять встанем на одном месте. А я не хочу обнимать его только сейчас. Я хочу обнимать его до конца своих дней и даже больше. Вдохнуть его сейчас значит задохнуться потом. Крис стучит в окно, открывает дверь и, не дожидаясь разрешения, садится на пассажирское кресло. - Не трогай, - в ответ на попытку друга отодвинуть сиденье рявкаю я. Крис вздыхает и садится так, чтобы вытянуть ногу на улицу. - Так посидим или расскажешь? - Не хочу говорить, - признаюсь я. И я не вру. Мне не хочется говорить вообще: ни о Бэкхене, ни о чем другом. Крис вздыхает еще раз. Потом осматривает брошеную между сиденьями пачку сигарет, крутит в руках и бросает обратно. В иной день он бы уже проехался моим лицом по приборной панели и выбил из моей головы любую дурь. Но, видимо, понимает, что сейчас никакие воспитательные меры не возымеют действия. Правильно понимает. - Исин сказал, что вам обоим надо головы оторвать, хотя все мы понимаем, что не в тебе дело, - небрежно произносит Крис и растирает колено, выставленное на улицу. Понимают они. - И даже если я скажу, что все наладится, тебя это не утешит, - негромко рассуждает Крис. - Не знаю, что у вас произошло, но уверен, ты не хотел принимать это решение. - Я и сейчас не хочу. Будильник на телефоне напоминает об игре. Пора выдвигаться. Крис потихоньку выбирается из машины. Нога не позволяет ему передвигаться быстро, так что мы медленно плетемся в сторону корпуса. - Ты уверен, что это необходимо? - осторожно спрашивает Крис. Я ничего не отвечаю. - Просто мне смотреть на тебя страшно, - объясняет друг. - Ты летом таким не был, и даже осенью. - Крис, прости, я, правда, пока не готов говорить. Я даже думать не хочу об этом. Он кивает, и остаток пути мы проходим молча. Исин ждет на крыльце, встречает своего альфу посреди лестницы, целует и помогает подняться. На меня он смотрит настолько неопределенным взглядом, что я не в силах догадаться, о чем он думает. Самый вероятный вариант - проклинает меня за истраченные нервы Криса. Хотя кто его знает. О чем думает Исин на всем свете знает только один альфа, но и он ничего не скажет. Игра пролетает мимо меня. Я бегаю, пытаюсь мобилизовать команду, но делаю это автоматически, все время отвлекаясь на собственные мысли. Бэкхен занимает мою голову и не дает и шанса выбраться из этого. Во время перерывов Крис несколько раз повторяет мои невнятные команды и призывает всех сосредоточиться. К концу матча я стараюсь не выпадать из реальности, но судя по лицу бывшего капитана, выходит не очень успешно. - Я не могу выйти на площадку с костылем, - шипит он мне в лицо после финального свистка. - Ты или играешь, или не выходишь вообще. И в следующий раз свою драму оставляешь за дверью. Команда не влезает, хотя я к своему стыду отмечаю, что некоторые из них поджимают губы в знак молчаливого согласия. Крис костылем бьет по моему кроссовку и жестом отправляет команду переодеваться. - Я со своей ногой и то быстрее соображу. Не можешь играть, так и скажи. Я стою, склонив голову и кусая щеку. Крис недовольно фырчит и делает это так внезапно, что я дергаюсь и прикусываю щеку до крови. Заслужил. Бэкхен - только моя проблема. Команда не должна расплачиваться за мою провальную личную жизнь. Так что Крис еще мягко меня отчитывает. На долю секунды я допускаю мысль, что он слишком эгоистичен, забивая на мои переживания и беспокоясь только об игре, но эта мысль быстро растворяется в потоке иных. Он уверен, что подвел свою команду, встав на костыли, и теперь любой ценой он хочет привести их к победе. Его можно понять. В спорте нет места эмоциям. Ты либо приходишь играть, либо не приходишь вообще - иной расклад приведет к провалу. Голова должна быть чистой от посторонних мыслей: только стратегия и холодный рассчет. А мне, признаться, это дается невообразимо тяжело. Крис тормозит меня по пути в раздевалку и крепко сжимает плечо: - Хочешь отыграться, покажи этому сукину сыну, кто тут хозяин. Разгромишь его команду - я проставляюсь. - Сопьюсь, - нехотя шучу я. Крис ничего не говорит, и мы молча уходим с площадки. - Представь, что в твоей жизни не было бы Исина, - вдруг произношу я. - Никогда? - переспрашивает Крис и, не задумываясь, отвечает: - Тогда бы я очень упорно его искал. - А ты не знаешь, что он есть. - Не мели чепухи, - хмурится Крис и машет головой, будто действительно не может представить, что омеги не было с ним рядом. - Это невозможно. Он мой - и точка. - А если бы с кем-то другим тоже был шанс, как бы ты выбирал? Мы доходим до раздевалки как раз вовремя, чтобы Крис мог толкнуть меня в стену и, разозлившись, стукнуть костылем по полу. - Я понял, к чему ты клонишь! Но никто не смог бы стать Исину полноценной заменой. Вне зависимости от того, знал бы я его ранее или нет. Ты чувствуешь это, знаешь. Да, он подходил мне, - и ему не надо пояснять, кого он имеет ввиду. Я сам спровоцировал. - Но у меня не было ощущения, что это мое. И тут один вариант: либо ты знаешь, что это твой омега, либо это все херня какая-то. Я понимаю, что ты растерян и в личной жизни полный хаос, но не надо пытаться разуровновесить остальных! Я не поддамся на это. Исин и только Исин: для меня нет никаких иных вариантов. И я не хочу думать, как бы сложилось, если бы не он. Мой истинный омега - Исин. И это не обсуждается! Крис уходит, втолкнув меня в раздевалку и с силой захлопнув за мной дверь, а я остаюсь стоять на пороге, полный чувства собственной ничтожности. Словно дерьмом облили из шланга. В жизни не чувствовал себя после разговора с Крисом так дерьмово. А точнее, вообще никогда себя так рядом с ним не чувствовал. Кажется, я разрушаю все вокруг себя. Поздравляю, Чанель, ты бьешь собственные рекорды.