Терпеть его не могу!

В воскресенье 2 марта я встаю под отчаянное мяуканье Кренделя. Тот пытается донести до меня мысль, что если тренировка назначена на двенадцать, это не значит, что можно валяться под одеялом до последнего и игнорировать пустую миску кота. Голодный и несчастный, он тычет лапой меня в коленку и требует внимания. Кормлю и иду еще немного понежится в постели, но неугомонный хвост и здесь находит мне занятие. За секунды проглотив свою порцию колбасы, он бежит ко мне и запрыгивает на диван раньше, чем я сам успеваю на него лечь. Попытки скинуть наглеца оканчиваются провалом. Крендель хамовато растягивается посреди одеяла и подставляет пузико - гладь меня. Приходится подчиниться. А потом я ложусь отжиматься, потому что в постель мне вернуться никто не даст. В машине холодно, и я уже привычно заезжаю за стаканчиком кофе. Откопал рядом с домом сносную кофейню: выпечка у них восторга не вызывает, но кофе неплохой. Переключаю радио в поисках чего-нибудь нейтрального и остаюсь на волне, где гоняют старые песни - классика вечна. - Аномальные холода пришли в регион, - вещает ведущий после очередного трека. - Синоптики обещают нам морозный март. Вечером ожидается метель. Будьте осторожны, одевайтесь теплее и постарайтесь поменьше времени проводить на улице. Следом идет реклама популярных витаминов для укрепления иммунитета и средства от простуды. Кому витамины, а мне еду для кота купить надо. И не только ему. В прогнозах синоптиков есть несколько нюансов: либо они ошибаются с прогнозом, либо со временем. Снег падает с раннего утра. Еще в темноте окна я заметил мелькающие снежинки, но теперь непогода набирает обороты, и белоснежные мушки хаотично крутятся в воздухе. Я замечаю его макушку, повернув с проспекта в сторону универа и пристроившись за двумя автобусами. Те тормозят на остановке, и я уже собираюсь объехать, как в поле зрения попадает омега. Родная фигурка сходит со ступеней, поправляет тяжелую сумку, выскочивший наушник, и, гордо подняв голову, шагает от остановки. Дожидаюсь, когда автобусы тронутся, и медленно качу вдоль тротуара. И не спрашивайте, нахуя мне это надо. Он здесь, я его вижу. И эта возможность радует и пугает одновременно. Позвал из окна - никакой реакции. Маленький, в легкой куртке - и с каких это пор мы попку не бережем, а? - он плетется, то и дело подтягивая сползающую сумку. И меня это бесит. Слишком самостоятельный, иногда до смешного. Зову еще раз, но, видимо, музыка в наушниках играет громче меня. В ход идет последнее средство - протяжный сигнал автомобиля. Бэкхен испуганно отскакивает в сторону и ищет источник опасности, но, заметив мою машину, дергает сумку и продолжает путь. Да-да, я понял, что меня тут нет. Детский сад какой-то. Выхожу из машины и добегаю до него в пару секунд. - Садись. Он демонстративно фыркает. - Простынешь сейчас, - хватая за руку. Ледышка. Бэкхен пытается выдернуть руку и шипит: "Отпусти меня!" - но это ему мало помогает. - Сядь. Тут еще несколько кварталов пёхать. Не пинается, не избивает, только всячески пытается вытянуть пальцы из моей ладони. - Сам дойду, - кряхтит омега, упираясь. - Не сомневаюсь. От стоянки до комнаты и дойдешь. Несильный удар по руке. Но я не отпущу ее, даже не надейся. - Ну-ну, давай. И откуда ж ты такой упрямый, а? Бэкхен предпринимает очередную попытку освободиться, когда я резко притягиваю его к себе - ветер адский. Толкает в бок, но беспомощно укрывает голову под моим расстегнутым пальто. - Угомонись. Передо мной выебываться бесполезно. Нас заметает, но это чудо упорно топчет ногами и пытается вырваться, пока я веду его к машине. Сумку кидаю назад, не отпуская ледяной руки. Усаживаю омегу на пассажирское сиденье и сразу пристегиваю. Больше выпендривается, чем сопротивляется, надо сказать. Раздраженно сжимает зубы и старается, как когда-то, цапнуть ноготками, но выйти не пытается, хотя это не составило бы для него труда. Сажусь на свое место и всовываю в замерзшие руки стакан с кофе. Бэкхен молчит, отвернувшись к окну, но стакан держит. - Я не притрагивался, так что можешь выпить, - ровным голосом сообщаю я. А в ответ - тишина. Я тянусь к бардачку, а омега вжимается в кресло. Это больно. Так, что спазм под ребрами шевельнуться не дает. Я замираю, а Бэкхен делает медленный глоток. - Так лучше, - замечаю я. - У тебя пальтишко не по погоде. Он все так же молчит и только настороженно зыркает в мою сторону. Когда из недр бардачка появляется шарф - им же подаренный шарф, - Бэкхен вновь отворачивается к окну. - Молчанка? Договорились. И вплоть до стоянки я не произношу ни слова. Но шарф ему все-таки кидаю, и стучу пальцами по стаканчику, когда омега задумывается о чем-то и забывает о напитке. Не знаю, замечает ли он, как запах медленно проникает в салон. Как аромат кофе вновь смешивается с молоком и ванилью и едва заметной дымкой растворяется в воздухе. Мне тепло и больно. Несколько недель молчания между нами тревожили меня, но ничто не бередило эту огромную дыру в груди. А сейчас Бэкхен сидит и тычется носом в горячий стакан, отогревая щеки. Сидит в моей машине, в моем шарфе, на своем кресле, которое я так и не решился передвинуть. Мне хочется ликовать и кричать одновременно. Вот он, рядом, но мы словно вернулись на год назад. В то время, когда он давал мне по голове и никак не соглашался даже разговаривать со мной. Как мы дошли до этого? Встаю на свое место и честно жду, что мой пассажир выскочит, не успев отстегнуть ремень. Но нечто удерживает его на месте. Омега поправляет шарф, дважды накинутый на шею, и не расстается с кофе, хотя к самому напитку он едва притронулся. Сердце неприятно щемит от того, как привычно Бэкхен отстегивает ремень безопасности и неторопливо выбирается из машины. Я к тому времени обхожу автомобиль и достаю его сумку с заднего сиденья. Снег бросает из стороны в сторону, и Бэкхен вжимает голову в плечи, пытаясь согреться о стаканчик. Не говорит ни слова, и когда я укрываю его своим пальто, отставив стакан на капот, и когда поправляю болтающийся шарф и прижимаю к себе крепко-крепко. Сердце заходится, голова идет кругом, но я не согласен сейчас отодвинуться ни на миллиметр. Мой маленький и беззащитный, он жмется сильнее под порывом ветра, и по тому, как он копошится под пальто, понимаю, что хочет обнять, привычно нырнуть пальцами под теплую ткань и согреть руки прикосновением к коже. Дрожит, комкает свитер в руках и, кажется, даже дышит прерывисто, но почти осязаемо одергивает себя. И пока Бэкхен скучает по мне, я скучаю по нему, откровенно вдыхая аромат волос, ощущая любимый запах молока и ванили. Мы так и стоим: вцепившись друг в друга. И ненормальное сердце грохочет в эйфории, начисто забыв о том, что это секундное счастье приносит ему источник его же нескончаемой боли. Глупый мешок. Ему все равно. Его осчастливили на короткий миг, а он и рад. Снегопад берет перерыв, напоследок опрокинув стаканчик с кофе, а мы все стоим. И можно было бы оправдаться непогодой, но кто в это поверит? Я знаю, что он слышит, как стучит в груди, и знает, что я чувствую, как он дрожит в моих руках. Мы скучаем друг по другу. И мои чувства не вызывают сомнений, а Бэкхена выдает его тело, опять и опять. Маленький порыв, но такой нам необходимый. Кофе капает с капота на снег, и маленькие снежинки, оседая сверху, тут же тают. Бэкхен оглядывается, выныривая из-под моего пальто. И старается не встретиться со мной взглядом, но через секунду проваливает задание. Я ничего не говорю, только осторожно поправляю выбившуюся из-под шапки прядку. В темных глазах отражается что-то нечитаемое. Потихоньку он делает шаг назад и поправляет мое пальто. Тонкие пальцы в последний раз касаются грубой ткани, и Бэкхен расслабленно выдыхает. - Я бы сам дошел. - Это не упрек, просто констатация. Тихо и даже благодарно. Словно несколько минут что-то поменяли, устаканили. - В такую погоду? Того факта, что я твой альфа, никакие обстоятельства не отменяют. Нет в природе таких обстоятельств. По крайней мере пока я считаю тебя своим омегой. Бэкхен покорно кивает и хватается за чемодан. - Ладно, я пойду. Спасибо, что подвез. Мои ночью улетели... - И он не продолжает. Может, думает, что теперь это не важно. Глупое создание. Я молча забираю сумку. Бэкхен молча идет рядом до самого крыльца. - Как Крендель? - спрашивает омега, поставив ногу на первую ступеньку. Месяц многое изменил. Он теперь спокойно говорит со мной. И я начинаю думать, что у остановки он лишь пытался уберечь себя. Каждое прикосновение все еще имеет для него значение. И он до последнего сопротивляется этому. А методы сопротивления у Бэкхена всегда были весьма агрессивными. - Неплохо. Жует колбасу и консервы. Спит на моей подушке. Характер у него все такой же скверный. - И улыбаюсь. И Бэкхен убивает меня, потому что вдруг улыбается в ответ. - Это он в меня. - Ну я так и понял, - театрально заверяю я. А потом вдруг наступает пауза, неловкая и напряженная. Бэкхен не спешит подниматься, а я не спешу уходить. - До комнаты донести? - соображаю я. - Конечно, донести. Зачем спрашиваю? - уже поднимаясь по лестнице. Бэкхен идет следом и здоровается с вахтером, переступая порог. Глаза Кенсу иногда кажутся фантастически огромными. Вот как сейчас, когда я ставлю сумку на стул. Омега провожает меня взглядом, все норовя что-то сказать, но видимо теряется от происходящего и молчит. Только рот открывает иногда и тут же закрывает со стуком. Я прощаюсь с застывшим Кенсу, а Бэкхен идет закрыть за мной дверь. - Спасибо, - тихо благодарит он и оборачивается на шокированного соседа. А тот не подает никаких признаков активности. - Ничего, отойдет. - У тебя все хорошо? - решаю спросить я. Бэкхен еле заметно кивает: - А у тебя? - Пойдет. - Не хочу ему врать и разыгрывать безграничное счастье. Он и так понимает, как мне тяжело выносить все это. Бэкхен неловко мнется, а через секунду исчезает за дверью. Я опять оставляю кусок себя в его руках. Когда-нибудь я закончусь, а у Бэкхена будет увлекательный пазл.